Средник. «Молитва Богородице блаженной Ксении»

 

КСЕНИЯ. Беззвестныя чистая Богородице Дево, выше еси всех ангел, архангел, всех тварей, едина верным предстательница и покрове от бед и скорбей, честнейше помощница еси обидимых, исцеляющейся надеяние, убогих одеяние, больных исцеление, грешных спасение, христиан всех поможение и заступление. Спаси, Господи, и помилуй рабов Божиих ризою твоею честною, защити, умоли, Госпоже, Тебе бессеменнаго воплатившагося Христа Бога нашего. Да препояшет нас силою свыше невидимые враги наша. О всемилостивейшая чистая Богородице Дево, воздвигни нас из глубины греховныя, избави нас от глада, губительства, от труса и потопа, от огня и меча, от нахождения иноплеменных, и междуусобной брани, от напрасной смерти, от нападения вражея, от тлетворных ветров и смертельныя язвы, от злой порчи, от духов нечистых, от всякого зла. И все наши болезни и страсти исцели, и лютые обстоянии всех избави, иже на тя упование. Подаждь, Господи, мир и здравие рабам твоим, просвети ум и очи сердечные и души нашии спаси божественными молитвами своими, еже ко спасению сподоби царствия Сына Твоего Христа Бога нашего, яко держава Его непоколебимая, благословенная и препрославленная, со единоначальным Его Отцем, со Пресвятым, Благим и животворящим Его Духом, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

 

Клеймо «Мёртвый Поэт».

Набережная.

Не парапете, глядя на темную воду, стоит человек.

Он покачивается, как от ветру. Кажется, он вот-вот сорвется.

Ксения бросается к нему, оттаскивает от парапета.

ПОЭТ. А?! Что?! Ты что?!!

КСЕНИЯ. А ты что?...

ПОЭТ. Что я?.. Ты кто? Чего тебе?! Чего надо?!

КСЕНИЯ. Чего ты там… стоял?..

П а у з а.

ПОЭТ. Стоял?.. Ну что с того?... Тебе-то что?!... Иди отсель.

КСЕНИЯ. Ты, можа, задумал зло какое над собой сотворить?

П а у з а.

ПОЭТ. Что есмь зло, а что – добро? Ты – ведаешь?! Одному одно – добро есть, а другого для то же – зелое зло!

КСЕНИЯ. Что ж ты себя жизни решить жадешь?

П а у з а.

ПОЭТ. Я стою тут и мстится, что сей брег – Сенский, а позадь – Элисейски поля, и волна, текуща, убегающа от моих стоп, впадает в окиян, посеред коего – лежит Остров Любви… И хочу кинуться во власть волны, ати отнесла мя к тоему Острову, иде ни зимня несть, ни летнего зноя, одно токмо блаженство, ангелы во флейдузы гудят, и сладок покой...

КСЕНИЯ. Что с тобой? Булавка в голове бродит?

ПОЭТ. Подойди, человече… Худо мне… Плохо мне… Поди, поговори со мной, человече… Скучно мне в ёдну играть!

КСЕНИЯ. Отчего тебе худо?

ПОЭТ. Вот иду я с кружечного двора…

КСЕНИЯ. Тогда не мудрено.

ПОЭТ. Это ничего, что я на развезях! Всего-то косушку раздавил… И курица пьет!.. А я, знаешь, кто?

КСЕНИЯ. Сущий в животе.

ПОЭТ. Да, правда… Токмо еще знаешь ли кто я есть… то есть кто я был?.. Кто я…

КСЕНИЯ. Бог тебя знает.

ПОЭТ. Аз есмь персть!.. Гладен и хладен… и нет у меня ни былочки, ни поживочки. Беден, как Ир! Мякитное брюхо, соломенная душа!

КСЕНИЯ. По ком беда не ходила.

ПОЭТ. Да… И то верно… А знаешь ли, кем был я?.. А был я… прославленный пиит!.. да!..

«Зря, пришедший, гроб недавный,

Зришь раскаяний вид славный.

Кто, по совести своей,

Быть не должен в жизни сей,

На себя так и взирает;

Тот здесь дважды умирает…»

КСЕНИЯ. Складно.

ПОЭТ. Был я первым из россиян, возмогшем стать академиком!.. как латинския, так и российския элоквенции!.. И, знаешь ли, друже мой, как меня чествовали! Плесканьем рук приветствовали!.. Славу рокотали!.. Это теперь все равно! Это теперь… Жил – без выгреба, ни выти, ни уёму не ведал!.. Ни перед кем выю не гнул!.. (Чуть помолчав.) Хотя, нет, гнул… Гнул!.. Но были красные денечки, да!..

КСЕНИЯ. Что же с тобой сталось?

ПОЭТ. Укатали сивку крутые горки… (Невесело усмехается.) «Так проходит мирская слава»!.. Недруги, тщеславцы-завистники… Ломоносов с Сумароковым – лжи за правду давцы, на меня клевретстововали… А как императрикс Анна преставилась, сице и мне финита настала… Из академиков – под зад!.. Синод лучшие поэмы мои да «Псалтырь» мой за «сумнительность» осудил… Одолели, сломили… Лакеи вельможные злобразные – Волынский и с иже с ним… Кинут написать самую краткую материю, и с которой должно мне сочинить приличные стихи к маскераду… и измышлял скоропостижные вирши, не то битым быти… Ухватил горячего!.. «Не кажи больше моей днесь памяти слабкой»… Теперь я ни в городе Богдан, ни в селе Селифан… С куска на кусок перемогаюсь. А хуже нет, чем куски выглядывать...

КСЕНИЯ. И Христос милостыней жил. И безгунный не без савана.

ПОЭТ. И я тож размышлял тако о моем напрасном безчестии: ако мои дни пробегут без шума, «простачком и старичком приду ко гробу» весел, всю светскую злобу на свете оставивши… Но не то, не так! Тяжко мне! Один я! Кругом – один!.. Ровно божедом на скуделице. Остави меня все… бросили, забыли… Забыли! (Помолчав.) «Все проходит», - рече Екклесиаст!.. Али как Барков сгибну – тот пьян напился до анчутков и в нужнике утоп!.. Погибоша, аки обре!.. (Пауза.) Одна у меня дорога теперь – не нынче – завтре… задеру лытки и свезут меня в скудельный дом. Я уже и сам жду, не дождусь – когда приидет час меня в домовину обрядить… Бог отступился от меня, отринул меня, как и все, отвернулся от меня. Почто?!

КСЕНИЯ. Не Бог тебя оставил, а ты его забыл.

ПОЭТ. Или вон мыслю иной раз, что, может, стоит пресечь живот свой… Кинуться вон в Неву. И кончить свой век горемычный! Потому – мочи нет боле!..

КСЕНИЯ. Грех это!

ПОЭТ. И страшно мне…

КСЕНИЯ. Это ничего. И Христу страшно было.

П а у з а.

ПОЭТ. Я ведь помер уже… Дышу еще, гляжу… слова устами изрекаю, а все одно – мертв. Сам себя пережил. «Стыд, смятение в презоре»… Иной раз, как увижу – покойника несут, думаю: не меня ли волокут в могилу… Еже писах – писах!..

Поэт падает на землю.

 

ПОЭТ. Ну, вот!.. Все!.. Умру под забором, аки тать… без человеческого воспоможения… Почто сие?.. (Пауза.) Подожди! Не бросай мя изнемогшаго, не уходи! Вонми! Страшно мне!.. Помолись! Вопию стеня! Помолись за меня!.. Помолись за раба Божия Василья Кирилловича Тредияковского… За душу мою грешную! (Затихает.)

П а у з а.

Ксения. Умре… раб Божий… Прими, Господи, душу Василья Кирилловича Тредияковского. Упокой с миром…