Глава 4. Триумф и трагедия 1996 года

 

ИНГУШЕТИЯ: «ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ»

 

В соответствии с распоряжением командующего войсками СКВО, для замены частей и подразделений, входящих в состав Объединенной группировки федеральных сил, 20 февраля 1996 года из Владикавказа в Чечню выдвинулись два мотострелковых батальона. Один — в направлении станицы Ассиновская, другой — в направлении чеченского населенного пункта Бамут (он расположен на административной границе с Ингушетией).

21 февраля один из батальонов сосредоточился недалеко от селений Галашки и Аршты. Из-за резкого ухудшения погоды пришлось остановиться на ночной привал.

Основные события развернулись утром следующего дня. Привожу их в хронологии буквально по часам и минутам.

22 февраля

 

 

8.20

На меня вышел генерал-майор В. Приземлин (командир 19-й мотострелковой дивизии), находившийся непосредственно в колонне подразделения. Он сообщил, что на маршруте выдвижения бандиты атаковали его батальон, завязался бой. Есть потери. Попросил срочную помощь авиацией.

 

 

8.30

Я связался со штабом группировки в Ханкале. Подробно объяснил ситуацию. Пообещали помочь вертолетами огневой поддержки. Но из-за плотного тумана не было возможности вылететь.

 

 

10.20

Звонит вице-президент Ингушетии Борис Агапов:

— Геннадий Николаевич, части вашей армии находятся на территории нашей республики в районе Галашек и Аршты. Люди обеспокоены. Прошу вас на территории Ингушетии боевые действия не вести!

— Борис Николаевич, — стараюсь говорить как можно сдержаннее, — несколько часов назад на территории Ингушетии (а не Чечни!) боевики обстреляли колонну нашего батальона, и до сих пор идет ожесточенный бой. Как это понимать? Выходит, что в Ингушетии свободно передвигаются и позволяют себе воевать не просто одиночки, а целые банды боевиков?!

— Я знаю, что к нам просачиваются боевики, однако мы их вылавливаем. Но я вас, Геннадий Николаевич, официально предупредил, — сказал Агапов…

Каждые два часа со мной связывался генерал Приземлин. Докладывал обстановку. Я приказал ему в сложившейся ситуации закрепиться на выгодных рубежах, занять круговую оборону, готовиться к ночным действиям.

В это время президент Ингушетии Р. Аушев, находившийся в Москве, совершенно по-другому интерпретировал события в республике. Он сообщил журналистам, что 21 февраля — в первый день священного для всех мусульман праздника Рамадан — без согласования с ним в республику были введены российские войска, которые блокировали расположение вблизи чеченского селения Бамут ингушские села Аршты, Даттых, Галашки и Алхасты. По его сведениям, эту военную операцию осуществляют подразделения 58-й армии, штаб которой дислоцирован во Владикавказе. В районе блокированных войсками сел находятся до сорока бэтээров, десятки грузовиков с солдатами. И будто бы жители Аршты обратились к руководству республики с посланием, в котором предупреждают, что если правительство Ингушетии не может их защитить, то они будут защищаться сами (до чего договорился!).

22 февраля Аушев огласил в Совете Федерации заявление руководства республики, в котором выражался протест против ввода войск и блокирования ряда приграничных с Чечней населенных пунктов.

Такая обостренная реакция двух генералов — президента (Р. Аушева) и вице-президента (Б. Агапова) Республики Ингушетия — заставляла задуматься об объективности оценок политика и военного человека. Любому событию политик должен давать политическую оценку, а военный — военную. Другой разговор, насколько они объективно совместимы. Но здесь был особый случай. Бывший военачальник генерал Р. Аушев стал политиком. И, как представлялось мне, теперь должен давать оценки происходящему с точки зрения интересов российского государства, членом Совета Федерации которого он, к слову сказать, тогда являлся. Между тем, чуть ли не ультимативно, Руслан Султанович требует «избавить территорию Ингушетии от присутствия российских войск». Как будто его республика не субъект Российской Федерации. Более того, в то время ее территория была «зоной повышенного внимания и ответственности Северо-Кавказского военного округа», что предполагало тесное взаимодействие местной власти и военных, проявление государственной заботы о защитниках нашего единого Отечества. На мой взгляд, как политик Аушев повел себя неадекватно ситуации. При всем вполне объяснимом и естественном желании оградить население от бед и превратностей войны он, понимая сложность происходящих на Северном Кавказе процессов, обладая определенной властью над республиканскими силовыми структурами (МВД, ФСБ), наконец, используя знания, полученные в Военной академии имени Фрунзе, и опыт боев в Афганистане, — мог бы обеспечить беспроблемное продвижение федеральных войск по территории своей республики. Как военный человек, должен был предвидеть возможность вооруженных провокаций в приграничных с Чечней районах и упредить такое развитие ситуации. Увы, ничего подобного сделано не было. Зато, едва раздались первые выстрелы у селения Аршты и наш мотострелковый батальон начал отражение провокационного нападения боевиков, тут же посыпались обвинения в адрес российского военного и политического руководства и даже угрозы предъявить судебный иск Министерству обороны за ущерб, якобы нанесенный пребыванием на территории республики подразделений 58-й армии.

Тяжело об этом вспоминать еще и потому, что все эти политические разборки происходили в те дни (и даже часы!), когда мотострелки вели бой с бандитами, численность которых доходила до трехсот человек!

В этой смертельной схватке, продолжавшейся почти двое суток, военнослужащие проявили стойкость, настоящее мужество. Ни один солдат не покинул поле сражения.

Меня в свое время часто спрашивали: почему так долго длился этот бой? И тогда говорил, и теперь отвечу.

Представьте себе дорогу в горах, на высоте почти 700 метров. По ней и обычная техника не пройдет. Прибавьте к этому моросящий дождь, густой туман. И вот военную колонну стали обстреливать с близлежащих высот, с заранее подготовленных позиций. Нельзя повернуться ни вправо, ни влево, ни отойти назад. Наши ребята без окопов, без подготовленной обороны. Из-за непогоды мотострелков не могли поддержать ни авиация, ни артиллерия… Конечно, батальон понес потери: было убито 12 и ранено 32 военнослужащих. Погиб и командир батальона майор Э. Теникашвили, который, чтобы сохранить жизнь своих солдат, приказал им отходить, а сам остался прикрывать их отход под шквальным огнем наседавших бандитов…

Боевикам был нанесен ощутимый урон: 20 человек бандиты оставили убитыми, несколько взято в плен. Уничтожено 4 расчета АГС-17 (автоматический гранатомет), минометный расчет, белая «Нива», приспособленная для перевозки миномета, ряд мощных огневых точек…

Мотострелки тогда наткнулись на хорошо оборудованный в инженерном плане и тщательно замаскированный опорный пункт боевиков. Бандиты вели огонь из всех видов стрелкового оружия, минометов, огнеметов, применяли даже артиллерию.

Они, как оказалось, продумали все до мелочей — от путей подхода подкрепления до мест эвакуации. Так, в частности, по свидетельству очевидцев, в ингушских селениях Галашки и Мужичи в местных больницах был организован прием раненых. В полной готовности находились санитарные машины и медперсонал. Многие факты подтвердили, что бандиты получали поддержку и с территории Ингушетии. На это же указывали и радиоперехваты переговоров боевиков, которыми руководил Аслан Масхадов.

И это в «мирной» республике! Мало того, федералов тут же обвиняют в захвате якобы «чужих земель», убийстве мирных граждан, попытке втянуть Ингушетию в войну! И кто? Высшие руководители республики (всецело входящей в Российскую Федерацию), люди, большую часть своей жизни посвятившие армейской службе. Вот и думай что хочешь. Более того, абсурдно-обвинительный тон этих заявлений поддержали в своих публикациях некоторые наши средства массовой информации. Словно их редакции и не в Москве вовсе, а где-нибудь в Брюсселе или Исламабаде.

А что же сама государственная власть? Почему промолчали российское правительство, парламент, администрация президента? Или, может быть, нападение на колонну федеральных сил на российской территории — это не государственная проблема?

24 февраля я был приглашен на экстренное заседание Совета безопасности Республики Ингушетия. Проходило оно, прямо скажу, в накаленной обстановке. Руслан Аушев стал обвинять военных во всех тяжких грехах: мол, спровоцировали конфликт, подорвали этим авторитет самого Президента России… Его поддержал Борис Агапов. Я понял, что вступать в полемику бесполезно, и ограничился несколькими конкретными вопросами:

— Вы, Руслан Султанович и Борис Николаевич, оба генералы и, думаю, должны разбираться в военных вопросах. Как могли подразделения батальона блокировать села, если находились от них на удалении нескольких километров, да и располагались к тому же на горной дороге?.. Мы ни одного выстрела не произвели по селам, а вы говорите об имеющихся якобы убитых жителях. Почему бы вам не показать их журналистам, в том числе и иностранным, которые собрались там, внизу, у входа в здание. Я хоть сейчас могу показать тела убитых — комбата и солдат. Это во-первых. Во-вторых, на вашей территории свободно передвигаются большие группы боевиков. И не просто передвигаются, а оборудуют укрепленные опорные пункты. Как это понимать?..

Не удержался и от упрека:

— Не надо прикрываться сомнительными лозунгами и втягивать нас, военных, в политические игры! Мы выполняем приказ и действуем на своей территории. Или, уважаемый господин президент, Ингушетия уже не является территорией России?

Четких и вразумительных ответов от Аушева я так и не получил. Однако в конце заседания Совета безопасности все же удалось прийти к компромиссу. Я сказал, что отведу батальон и он будет двигаться по другому маршруту. Но сделаю это исключительно потому, что не хочу напрасной гибели людей.

Во время переговоров при закрытых дверях мы условились пока не давать никакой информации для прессы. Увы, Аушев тут же, первым, нарушил договоренность. Когда я вернулся во Владикавказ, то уже через пару часов увидел его выступление по телевидению. И опять Аушев говорил о вторжении российских войск на территорию Ингушетии, о гибели мирных жителей. Все это меня неприятно поразило: не по-мужски, не по-офицерски как-то…

В тот же вечер подполковник Г. Алехин (в то время редактор газеты 58-й армии «Защитник России») в прямом эфире программы «Время» подробно рассказал о том, что на самом деле произошло у ингушского селения Аршты. Продемонстрировал конкретные доказательства нападения, документы, убитых боевиков, оружие, боеприпасы, береты с символикой «черных волков» (именно так назывался отряд, напавший на колонну). Преодолевая мое внутреннее сопротивление и раздражение, Алехин настойчиво убеждал меня провести свою пресс-конференцию и публично ответить на обвинения Аушева.

Я долго сопротивлялся, поскольку на том этапе старался избегать общения с прессой, как и многие другие генералы, настороженно относился к так называемой четвертой власти. Раздражало болезненное стремление некоторых журналистов публично «поизгаляться» над военными, а то и просто поскандалить. Ведь в то время общий тон публикаций в российских СМИ (не говоря уж о зарубежных) был откровенно антиармейским. Многие газеты и телеканалы с нескрываемой симпатией вели речь о сепаратистах, представляя их эдакими «борцами за независимость», а нас унижали.

Алехин меня убеждал: такая ситуация в информационном мире от того, что боевики открыты для прессы, а мы молчим даже там, где нужно трубить во все трубы, делаем военную тайну из любой мелочи. В общем, убедил меня. И на следующий день, 25 февраля, мы во Владикавказе такую пресс-конференцию провели. Народу была тьма. Я подробно ответил на все вопросы журналистов. Присутствовали на ней и непосредственные участники боя генерал-майор Приземлин и полковник Еремеев. Нам, судя по последствиям, удалось избежать худшего, а общество узнало правду о событиях в Ингушетии.