Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 43 страница

Исходя из этого учения, Косьма приходит к дуалистическому пониманию всего сущего. Вселенная разделяется на два мира — земной и небесный, а история человечества на два периода: один — начинающийся с Адама, другой — с Христа. Это как бы символизирует проявление двух состояний во времени: с Христа начинается второе состояние, предсказанное в пророчествах 20. Два состояния проявляются и в пространстве, что находит выражение в строении вселенной. Человек должен, стремясь к совершенству, провести первое состояние в низшем пространстве, и если он окажется достойным, то может подняться и выше. Победа Христа над смертью создает для человечества гарантию достижения вечного блаженства 21.

Антропология Косьмы представляет собой несколько упрощенную антропологию Феодора Мопсуэстийского. Но в основных положениях обе теории очень близки друг другу. Косьма определяет человека как «живое существо, часть природы... состоящее из разумного и неразумного, сверхчувственного и чувственного, видимого и невидимого начал». Он видит в нем связь всего, созданного творцом, залог всеобщего единства и любви 22.

Однако Феодор Мопсуэстийский признавал изначально бессмертную природу человека, утерянную им в результате первородного греха. В от-{471}личие от него Косьма не рассматривает смерть как проявление «божественного гнева», обрушившегося в виде кары на бессмертие человека, он считает природу человека с самого акта творения смертной. При этом он рассматривает ее как естественное и неизбежное проявление первого, «низшего» состояния всего сущего.

Это первое состояние как для Косьмы, так и для Феодора является инструментом прогресса человека, полезной школой совершенствования всего человечества 23. Второе состояние — это результат реализации, потенций, заложенных в человеке, и ведущих его к совершенству. Через человека проявляется связь двух состояний — низшего и высшего. Человек для Косьмы — синтез материи и духа и вместе с тем центр вселенной.

Антропология Косьмы органически вписывается в его космогонию, связана с толкованием пророчеств и христологией 24. В христологических спорах, развернувшихся в его время, Косьма выступает как приверженец диофиситов-несториан и ярый противник большинства египетского монашества, защищавшего идеи монофиситства. «Человечность» Христа для Косьмы реальность постоянная и непоколебимая. Но он не сомневается и в божественной его природе 25. Христология Косьмы служит главной цели: подкрепить основную богословско-философскую идею о том, что во время акта творения бог разделил вселенную на два мира, соответствующих двум состояниям. Предназначением человечества является переход из земного состояния в небесное. Эти две фундаментальные идеи — заранее установленная форма вселенной и предназначение человечества — определяют для Косьмы деяния и личность Христа в такой же степени, в какой деяния и личность Христа подтверждают данную форму вселенной и предназначение человечества 26. В V книгу своего труда Косьма вводит «Трактат о двух состояниях», где связывает два пространства и два состояния с деяниями Христа, создателя второго состояния. В таком видении мира и в подобном толковании христологической проблемы отражаются с очевидностью несторианские взгляды Косьмы 27. {472}

 

Косьма Индикоплов.

Миниатюра из русского списка «Христианской топографии»

XV в.

Влияние несторианской теологии проявилось и в полемической заостренности сочинения Косьмы. В своих космологических построениях он спорит не только с представителями античной языческой науки, но главным образом с ее христианскими последователями в Александрии.

Александрия в этот период еще оставалась городом, в котором живы были астрономические традиции Птолемея, она являлась центром изучения Аристотеля, здесь признавали теологию Кирилла Александрийского, враждебную восточным диафиситам. Косьма рассказывает о существовании трех идеологических течений в Александрии его времени — «истинных» христиан (несториан), христиан «ложных» (монофиситов) и язычников. Косьма солидаризируется с первыми, сражается со вторыми и враждебен третьим. Главным своим противником он считает христиан, воспринявших ложные учения греков 28. Он упрекает их за то, что они, познав Христа, чванятся своими научными знаниями, приверженностью к греческой науке и философии. Хотя Косьма не называет имен своих противников, но, очевидно, первое место среди них занимал александрийский философ, современник Косьмы — Иоанн Филопон 29. Ведь именно Иоанн Филопон возглавлял в Александрии то течение, которое выражало идею союза монофиситской христианской теологии с наследием античной науки. Именно Филопон отстаивал античные взгляды на вселенную, восходящие еще к Аристотелю.

Острая, хотя и анонимная, полемика между Косьмой и Филопоном отражала во многом философско-богословскую борьбу в Александрии VI в.

Иоанн Филопон был главным инициатором христианизации Александрийской высшей школы, одной из последних цитаделей языческой науки. Перу этого мыслителя, кроме его известных комментариев к «Физике» Аристотеля, принадлежат еще сочинения по космогонии и космографии — опровержение системы Прокла («De Aeternitate Mundi contra Proclum») и труд о происхождении мира («De Opificio Mundi»). В первом из этих сочинений он отвергает учение Прокла и считает ошибочной его интерпретацию платоновской концепции создания мира. Этим сочинением Филопона Александрия окончательно отмежевалась от языческих Афин. В ней быстро идет процесс христианизации, и благодаря этому Александрийская школа смогла просуществовать вплоть до арабского завоевания.

Труд Филопона «De Opificio Mundi» является трактатом об акте творения мира, описанном в первой Книге Бытия. Труд этот полемичен: по содержанию это опровержение учения Феодора Мопсуэстийского, по форме он отмечен влиянием античных образцов и резко контрастирует с «Христианской топографией» Косьмы. Полемика между Косьмой и Филопоном велась по многим космологическим вопросам 30, хотя и тот {474} и другой в своем вдении мира исходили из библейской концепции. Однако речь шла о двух полярно противоположных образах мира: у Филопона сохранилось античное представление о сферической форме вселенной, Косьма представлял вселенную в виде куба 31.

Принципиальный интерес эта полемика вызывает еще и потому, что проливает новый свет на наличие в Александрии двух христианских идейных течений, одно из которых опиралось на греческую физику и астрономию, другое — на учение Феодора Мопсуэстийского.

В своей борьбе против античной науки Косьма все же не всегда был достаточно последователен. В «Христианской топографии» он неоднократно использовал идеи древних греков, его источником были не только высказывания философов ионийской школы — отдельные положения своей книги он заимствовал у Аристотеля, а также из платоновской и стоической философии 32.

Оба идейных течения в христианской космографии и космогонии в известной мере определили будущие направления развития средневековой науки. Учение Филопона было воспринято сирийцами и затем перешло к арабам. Через них астрономические идеи Аристотеля распространились на Запад и занимали там видное место вплоть до открытий Коперника и Галилея.

Система мироздания Косьмы Индикоплова нашла свое признание в Византийской империи. В греческом мире она была столь популярной, что стерла из памяти средневековых людей представления о сферичности мира вплоть до возрождения классической образованности во времена Фотия и Пселла. Мало-помалу сочинение Косьмы проникло на Запад и в Древнюю Русь. В Древнерусском государстве «Христианская топография» Косьмы стала любимым чтением широких слоев образованных людей и пользовалась популярностью вплоть до XVII в. Популярности «Христианской топографии» во многом способствовали причудливые, экзотические, порой высокохудожественные иллюстрации — миниатюры и рисунки, украшавшие ее. Особенно знамениты миниатюры ватиканской рукописи Косьмы IX в. 33

До сих пор остается спорным, какие рисунки находились в оригинале «Христианской топографии» и делал ли их сам Косьма или какой-либо другой художник. В тексте своего сочинения Косьма не только часто упоминает, но и объясняет рисунки. Кажется вероятным, что изображение носорога, статуй во дворце царя Аксума и некоторые другие рисунки принадлежали самому Косьме. Рисунки, связанные с космографией, возможно, заимствованы у Мар-Абы. Во всяком случае, в рисунках Косьмы (или другого художника) чувствуется влияние лучших образцов художественной школы Александрии — мозаик, фресок, статуй. Миниа-{475}тюры и рисунки «Христианской топографии» Косьмы занимают видное место в византийском искусстве VI в. 34

По своему стилю и художественным особенностям «Христианская топография» Косьмы производит двойственное впечатление. Она как бы распадается на неравноценные части. В описании дальних путешествий и опасных приключений автор — талантливый рассказчик, язык его повествований яркий, сочный, народный; в философско-богословских рассуждениях, напротив, писатель теряет свой блеск, язык его становится туманным, сухим и порою даже малопонятным 35. В сочинении Косьмы отсутствует ясный план, композиция его расплывчата, встречаются утомительные повторения.

Полемика против языческой науки, цитаты из Библии, теологические рассуждения, астрономические теории перемешаны с историческими сюжетами, географическими наблюдениями, увлекательными легендами. И подчас трудно проследите внутреннюю связь между отдельными частями этого труда.

Произведение Косьмы Индикоплова носит печать двойственности и противоречивости мировоззрения его автора. Эта противоречивость проявляется прежде всего в соединении, казалось бы, несоединимых элементов: точных, естественнонаучных и географических данных, почерпнутых из личного опыта писателя, и наивно-спиритуалистических, порою даже фантастических, оторванных от реальной действительности библейских представлений о природе вещей и строении вселенной. В «Христианской топографии» Косьмы сочетаются трезвый прагматизм расчетливого купца и любознательного путешественника со слепым провиденциализмом и преклонением перед авторитетом Священного писания монаха-христианина, безоговорочно принявшего библейскую концепцию мироздания. Стихийный эмпиризм в описании неведомых стран и народов как бы окутан спиритуалистической завесой библейских сказаний, а жизненно-правдивые наблюдения переплетаются с книжными, иногда весьма туманными философскими рассуждениями в несторианском духе.

Второе противоречие, которое бросается в глаза при изучении «Христианской топографии» Косьмы Индикоплова,— это сохранение некоторых элементов античных знаний и античных философских идей, в частности идей Аристотеля, в труде, казалось бы, предназначенном для ниспровержения всей языческой и потому ненавистной благочестивому автору античной философии и космогонии. Выступая против языческой эллинской науки, Косьма невольно сам обращается к этому источнику знаний и черпает оттуда аргументы в пользу своих теоретических построений.

Впрочем, в этом отношении он не одинок — почти все византийские писатели, современники Косьмы, в той или иной степени в своих произведениях опирались на античную культуру. Косьму скорее отличает от них ярко выраженный христианский прозелитизм, искреннее благочестие и непримиримость к язычникам. {476}

«Христианская топография», несмотря на заимствования из эллинской науки, отнюдь не была детищем античного миросозерцания, а скорее знамением рождения новой средневековой христианской литературы, хотя и не свободной от родимых пятен античности 36. Кроме того, «Христианская топография» была создана в Египте и во многом под воздействием идей, порожденных персидско-несторианской культурной средой и привнесенных в империю с Востока.

Этот восточный колорит отличает ее от многих других памятников византийской литературы того времени.

Космографические представления Косьмы, ставившего своей целью на основании изложенной им системы мироздания доказать истинность Священного писания и христианского вероучения, бесспорно были шагом назад по сравнению с системой Птолемея и принесли вред развитию науки о вселенной. «Христианская топография» Косьмы во многом затормозила прогресс науки о мироздании в средние века. Противоречия же в «Христианской топографии» Косьмы Индикоплова, естественно, были порождены той противоречивой переходной эпохой, в которую жил автор,— эпохой гибели античной цивилизации и становления новой культуры средневекового общества. {477}

Школы и образование

В изантийцы унаследовали от эллинистического периода классическую систему образования 1, ибо школа, как показывает ее история, будучи одним из самых стабильных учреждений общества, долго сохраняет сложившиеся традиции.

В основу античной образовательной системы, выработанной в течение ряда столетий непрерывного существования школ, были положены семь свободных искусств. Правда, последние не представляли школьной или классной системы, а являлись только общей нормой знания. Само образование признавалось подлинной собственностью человека. По мнению древних греков, оно придавало внутреннюю устойчивость и равновесие и сообщало бодрость духу. Это было добровольное занятие. Школы имели светский характер, в них принимали всех, кто желал и мог учиться 2.

Византийцы, как и античные греки, с глубоким уважением относились к знанию. Они признавали особую ценность «эллинского» образования, полезного как народу, так и императорам, рассматривая его как жизненную необходимость. Император Констанций подчеркивал значимость классического образования для своих подданных и считал его величайшей добродетелью, отличительным знаком. Люди, овладевшие «свободными искусствами», по его словам, заслуживают всяческого почета и достойны первого места среди граждан империи ромеев (CTh, XIV, 1, 1). Григорий Богослов в эпитафии на смерть Василия Великого называл античное образование высшим благом — выше всего того, чем владели христиане (PG, t. 36, col. 493—605).

Василий Великий (PG, t. 31, col. 564—589), Сократ Схоластик (PG, t. 67, col. 417—424) и другие виднейшие раннехристианские писатели IV—V вв. также указывали на необходимость получения христианами светского образования. По их мнению, оно заключало в себе много ценного: подтверждало основные положения христианства и способствовало лучшему пониманию Писания и истолкованию его с помощью приемов и средств античной образованности. Знание античной культуры давало возможность пересмотреть и оценить ее полезность для церкви. {478} Изучение языческих, авторов, особенно философов, во многом предвосхитивших христианство и подготовивших умы к его восприятию, подкрепляло религиозные догмы, снабжало материалом для опровержения «ошибок» и «заблуждений» язычников и еретиков.

Византийские теологи признавали важность знания грамматики и риторики. Без этого, по их словам, невозможно было постичь Писание, приобрести навыки ведения диспутов с язычниками и еретиками, а тем более создавать собственные произведения духовной литературы. Христианские авторы в своих работах использовали классическую лексику и стиль. Агиограф Кирилл Скифопольский (VI в.) в составленном им «Житии Евфимия» выражает сожаление по поводу недостатков своего воспитания, и прежде всего отсутствия у него классического образования, без которого, по его мнению, трудно что-либо написать (PG, t. 114, col. 596).

В трактате «К юношам о том, как с пользой читать языческих писателей» Василий Великий, хотя и призывает с осторожностью относиться к чтению классиков, строго отбирать писателей, предназначенных для обучения детей христиан, и толковать их в свете евангельской морали, тем не менее считает языческую литературу полезной: чтение ее облагораживает душу и учит уважать добро, ибо вся поэзия Гомера, а также труды других представителей «внешней мудрости», указанных им (впрочем, он называет довольно узкий круг писателей),— похвала добродетели и доблести, скрытой в истории (PG, t. 31, col. 564—589).

В Византии за светским обучением признавалась и практическая ценность. Получение классического образования открывало дорогу к служебной карьере, к изменению социального статуса, к богатству. Не только светская, но и церковная администраци я, как правило, набиралась из тех, кто окончил школу. Поэтому многие родители отдавали своих детей в школы в надежде улучшить их социальное и материальное положение. Выпускники школ, даже дети простых людей, могли стать чиновниками императорской или церковной канцелярии, податными сборщиками, судьями, секретарями, адвокатами, офицерами, переписчиками — каллиграфами и т. п. Автор «Жития Даниила Столпника» (V в.) (Anal. Boll., XXXII, р. 149) и Иоанн Златоуст в энкомии Филогонию, епископу Антиохийскому (IV в.) (PG, t. 48, col. 747, 751) рассказывают об учениках правовых школ, усвоивших латинскую мудрость и ставших судебными ораторами. Чаще всего окончившие светские школы становились преподавателями, которые либо вели занятия в общественных учебных заведениях, либо давали частные уроки. Хотя материальное положение их было нередко незавидным, однако только таким путем дети бедняков имели возможность обеспечить себе более почетное занятие, зарабатывать на жизнь и избавиться от нищеты 3.

Несмотря на положительное отношение к знаниям, получение образования в Византии было сопряжено с большими трудностями, в стране было много неграмотных. Однако по сравнению с жителями средневеко-{479}вой Западной Европы византийцы были, несомненно, более образованными. Школу посещали дети не только знатных и богатых родителей, но и ремесленников, и даже крестьян, всех тех, кто был в состоянии платить за обучение. Ходил в сельскую школу Феодор Сикеот (VI — начало VII в.), сын гетеры из галатийской деревни Сикеи. Отец Симеона Столпника Дивногорца (VI в.), «ремесленник, составлявший и продававший благовония», по вечерам читал книги религиозного содержания (PG, t. 86, col. 2993). Раб африканского откупщика, по данным «Жития Иоанна Милостивого» (VI—VII вв.), был обучен грамоте и служил нотарием.

Признание полезности классического образования для христиан церковными деятелями предопределило судьбу эллинистической школы. Она продолжала существовать и после победы христианства и превращения его в государственную религи ю. Христианство, будучи религией, где чтению «священных» книг было отведено большое место, не могло обходиться без минимума письменной культуры. Хотя церковь нуждалась в грамотных людях, которые смогли бы обеспечить обучение ее адептов и простое исполнение культа, тем не менее победившее христианство не создало на греческом Востоке своего собственного учебного заведения.

Школьное и университетское преподавание остается таким же, каким оно было в эпоху эллинизма. Античная традиция образования не испытала здесь перерыва. Христианство, приняв меры предосторожности, приспосабливается к языческому образованию. По свидетельству Сократа Схоластика, христиане продолжали изучать культуру эллинов, хотя она была пропитана духом политеизма, а вера в богов и богинь Древней Греции была уже запрещена. Для объяснения столь парадоксального явления Сократ Схоластик ссылается на авторитет Евангелия, в котором, по его словам, не содержалось «ни одобрения, ни осуждения эллинской культуры» (PG, t. 67, col. 417—424).

В Византии система обучения строилась на началах, выработанных еще в эллинистический период. Образование, которое получал юный житель империи IV—VI вв., почти не отличалось от образования его сверстника II в. Тетради школьников-христиан из Египта IV в. во многом совпадают с учебниками предыдущих веков. Ученики византийских школ продолжали переписывать те же списки имен мифологических героев и деятелей древней Греции, те же сентенции, те же занимательные истории. Только иногда в тетрадях школьников IV—V вв., помимо обычных упражнений в письме, встречаются стихи из Псалтири. Единственным отличием тетрадей христиан является обращение к богу в начале первого листа и тщательно вычерченный крест в начале каждой страницы 4.

Одной из самых характерных черт интеллектуального развития Византийской империи является отделение и противопоставление светской науки, унаследованной от языческой античности, науке «священной». Школьный материал содержал чисто светское знание. Лишь со временем в светское образование были включены элементы церковного обучения, но они были ограничены религиозно-этической сферой. Тем не менее изу-{480}чению богословия в Византии уделялось большое внимание. Образованным человеком считали не только сведущего в светских дисциплинах, но и в теологии. За первыми византийские церковные деятели признавали лишь пропедевтическое значение, их рассматривали как подготовительный этап и никогда не ставили их на одном уровне со вторыми. Истинным знанием, по их мнению, являлось лишь то, которое было передано Писанием, светская же наука была служанкой божественной мудрости 5.

Однако, несмотря на религиозность византийского общества и отрицательное отношение церкви к античной литературе как источнику «ошибок и заблуждений», именно произведения языческих писателей были положены в основу образования, покоившегося, как и раньше, на семи свободных искусствах. Даже в Константинопольском университете, основанном Феодосием II в 425 г., т. е. спустя почти столетие после признания христианства государственной религией, богословия как особой дисциплины не было среди предметов преподавания. Знаменательно, что постановление Феодосия II об учреждении университета было помещено в разделе Кодекса, озаглавленном De studiis liberalibus urbis Romae et Constantinopolitanae, т. е. об изучении именно светских наук (CTh, XIV, 9, 3; CJ, XI, 19, 1).

В школах Византии читали, заучивали наизусть, комментировали литературные памятники античной Греции. Знание их считалось существенным и было нормой в византийском обществе. Большим почетом среди византийцев пользовался человек, который знал и понимал сочинения Гомера, Гесиода, Пиндара, Геродота, Фукидида, Исократа, Демосфена, Лисия, Платона, Аристотеля, Зенона и др. Язык, на котором вели занятия в византийских школах, был греческим. Он широко распространяется на Востоке империи. Даже в школах Сирии, где преобладал сирийский язык, говорили и писали по-гречески. На нем не только учились и говорили, но и вели богословские дискуссии, издавали законодательные постановления, совершали церковные службы. К VII в. он приобрел господствующее положение в византийском обществе 6.

В качестве учебников в школах ранней Византии использовались труды языческих писателей, а не памятники христианской письменности. Программа обучения была рассчитана на приобретение общего светского образования, или, как его называют источники, «эллинского» знания. Евсевий Эмесский, по словам Сократа Схоластика, получил «эллинское» образование (PG, t. 67, col. 197—200). Аналогичное сообщение находим в синаксарном рассказе о преподобном Флоре. Вообще многие деятели культуры и церкви учились в прославленных школах Александрии, Афин и Константинополя, сохранивших приверженность античной педагогике.

Полный курс школьного преподавания в Византии слагался из изучения орфографии, грамматики, риторики, философии, математических дисциплин и юриспруденции 7. Им енно эти предметы упоминает коммента-{481}тор Григория Богослова (PG, t. 36, col. 914 С). О Феодорите Киррском известно, что он приобрел глубокие познания в антиохийских школах по грамматике, риторике, философии, был знаком с астрономией, геометрией, медициной. Максим Исповедник (VII в.), по словам его биографа, занимался в школе грамматикой, риторикой, философией (PG, t. 90, col. 69).

Как и в древности, обучение начиналось в элементарной школе, предназначенной, по-видимому, для довольно широких кругов населения. Когда ребенку исполнялось шесть-восемь лет, его отдавали в школу «грамматиста» по месту жительства, где он изучал «наиважнейшую науку» — орфографию, т. е. его обучали чтению и письму. Преподавание орфографии имело большое значение в образовании, поскольку наблюдались значительные расхождения между произношением и начертанием слов. Дети знакомились с литературными произведениями, написанными на аттическом диалекте, отличном от разговорного языка византийцев, и усваивали классическое произношение, существенно отличавшееся от общепринятого. Цель первичного обучения заключалась в эллинизации речи учащихся. Кроме чтения и письма, школьников учили считать и петь, а также сообщали самые элементарные сведения по мифологии, светской и библейской истории. В отличие от древнегреческой в программу византийской школы не были включены занятия по физической подготовке.

Первоначально материалом для обучения чтению и письму служили главным образом произведения Гомера и Эзопа. С течением времени преподаватели стали обращаться к изучению Писания, и прежде всего Книги псалмов Давида, которые учащиеся должны были учить наизусть. Деятели церкви рекомендовали составлять списки имен на основании евангельских генеалогий Христа и запоминать их. Однако в ранневизантийских школах, несмотря на строгие предписания Василия Великого и других «отцов церкви»: составлять и изучать перечни, содержащие имена библейских персонажей, и заучивать наизусть тексты Библии,— продолжали читать произведения языческих авторов.

Учителей начальной школы, как и в предшествующие периоды, называли либо дидаскалами, либо грамматистами, либо педагогами.

Первичное обучение продолжалось около трех лет. Большинство жителей империи на этом и завершало свое образование. Для тех же, кто хотел продолжать учиться, элементарная школа была лишь ступенью для дальнейшего образования 8.

Желающие и имеющие возможность продолжать обучение после окончания элементарной школы поступали в школу грамматика. Здесь они в течение шести-семи лет штудировали грамматику, считавшуюся началом всякого образования, основанием и матерью всех искусств. Преподаватели стремились достичь «полной эллинизации ума и речи учащихся» с тем, чтобы защитить классический греческий от посягательства народного языка. Знание аттического диалекта и умение говорить на нем византийцы высоко ценили. Особую хвалу у них вызывали те, кто овла-{482}девал данным искусством. Поэтому педагоги ставили целью научить школяров правильно говорить и писать, а также понимать и толковать античных и христианских авторов. В школе грамматика, по свидетельству Георгия Хировоска, ученики должны были усвоить правила фонетики и морфологии, включая учение о придыхании и ударении, синтаксис и стилистику, чтобы избежать варварского способа выражать свои мысли и не писать с ошибками» 9.

Для лучшего понимания содержания древних книг учащимся сообщали сведения по античной литературе, истории, мифологии, географии, метрике. Чтение классиков начинали с поэтов, затем переходили к логографам, ораторам, историкам и только после этого к другим писателям. На первом месте среди поэтов стоял Гомер, его ежедневно читали и заучивали наизусть. В школьные программы были также включены произведения Гесиода, Пиндара, Эпихарма, Оппиана, Феокрита, басни Эзопа, избранные места из лирических и дидактических авторов, трагедии Эсхила, Софокла, Еврипида (по три работы каждого), комедии Аристофана, изречения, извлечения из ораторов, исторические сочинения Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Плутарха. С течением времени стали изучать и памятники христианской литературы: библейские книги, разнообразные комментарии к ним, молитвы, стихотворные труды «отцов церкви», прежде всего Григория Богослова. Методика обучения в школе грамматика мало чем отличалась от методики элементарной школы: материал тщательно штудировали, заучивали наизусть и комментировали слово за словом.

В качестве учебных пособий использовались труды александрийских ученых: Дионисия Фракийского (II в. до н. э.), Аполлония Дискола (II в. н. э.) и его сына Элия Геродиана (II в. н. э.). В византийское время их работы были дополнены многочисленными толкованиями, схолиями и оригинальными произведениями. Наиболее известным среди византийских авторов был Феодосий Александрийский (начало V в.), «Каноны» которого наряду с «Грамматикой» Дионисия Фракийского вплоть до позднего времени являлись элементарным учебником по языку для греков во всем мире. Правила склонений и спряжений Феодосия были прокомментированы Иоанном Хараксом, Георгием Хировоском и др. Произведение Феодосия Александрийского с толкованиями двух последних наиболее широко использовалось в византийских школах в течение столетий. В VI в. были созданы основанные на труде Геродиана школьные учебники по орфографии Иоанном Филопоном, Иоанном Хараксом, Аркадием и Георгием Хировоском. Самыми значительными были сочинения Иоанна Филопона и Георгия Хировоска. Иоанну Филопону принадлежат также трактат об ударениях, перечень слов, изменяющих значение в зависимости от постановки ударения, и историко-грамматические схолии к Библии. Многократно упоминаемое в византийских грамматических трудах произведение Георгия Хировоска 10 об орфографии сохранилось до нас только в извлечениях. Они показывают, что материалом {483} для обобщений и выводов Георгию Хировоску служила Псалтирь. Им были написаны также трактаты о просодии, склонении, ударениях, комментарии к «Грамматике» Дионисия Фракийского, к работам Геродиана и Аполлония Дискола и уже указанные толкования к Канонам Феодосия Александрийского.

Кроме учебников, в школах ранней Византии использовались самые разнообразные лексиконы: собрания аттических и устаревших слов, этимологические глоссарии, словари синонимов, греко-латинские разговорники и т. п. Потребность в словарях в Византии была велика. Существование расхождений между книжным и разговорным языком требовало пособий, которые могли бы сделать доступными учащимся и начинающим писателям слова и обороты речи аттических авторов.