В первой половине III–го в. настали более благоприятные условия для возникновения христианской науки, чем в предшествующие века: гносису нанесены были глубокие раны, накопился запас духовных сил. Но в это же время не прекращались нападки на христиан со стороны языческих философов, особенно неоплатоников. Ввиду этих нападок и христианские писатели должны были воспользоваться орудиями науки и облечь свою веру в формы, соответствующие научным взглядам современного им общества. Научное течение в христианстве зародилось, таким образом, не без соприкосновения с языческой наукой и зародилось оно там, где в то время процветали классические науки, т.е. в Александрии, а затем в Антиохии.
Под руководством выдающихся христианских ученых Александрийская и Антиохийская школы обратились в своеобразные христианские академии, где Священное Писание было главным предметом изучения. Но эти школы значительно отличались по методу исследования священного текста.
Получив образование в одной из таких школ, последующие христианские писатели развивали эти основы в своих сочинениях, сохраняя усвоенные ранее методы и начала богословствования.
Образовались, таким образом, различные направления христианского богословия, известные под именем Александрийского и Антиохийского.
Александрийская школа, существовавшая, по свидетельству Евсевия, «с древнейших времен» как училище для подготовки оглашенных к крещению, достигает развития уже в III–м в., когда руководителями ее были Климент и Ориген. Сначала Ориген занимался исследованием Священного Писания, но затем ввиду притока образованных людей поставил дело шире и ввел обучение светским наукам, которые обыкновенно преподавались в высших языческих училищах.
Отличительными признаками направления в богословии этой школы были: широко применяемый в толковании Священного Писания аллегорический метод, отчасти заимствованный у Филона; стремление раскрыть философскую сторону христианского учения и представить его в виде всеобъемлющей системы. На богословствование александрийцев оказывала влияние философия Платона (427–347 гг. до Р. Хр.) и неоплатоников (в особенности Плотина — 205–270 гг.).
В представлении александрийцев истинное бытие принадлежит только духовному миру. Материальный же мир не имеет особой субстанции, т.к. материя близка к небытию. Поэтому тело человека некоторые александрийцы считали темницей души, которая является носителем образа Божия. Отсюда основная задача человека — это обеспечение духу господства над телом. Созерцательной любви они отдавали предпочтение перед деятельной и в учении о спасении преимущественное значение приписывали благодати Божией. Говоря о познании, они считали основой знания веру, рассудку же отводили подчиненное положение. Высшую форму богопознания александрийцы видели в экстазе — мистическом озарении, созерцании Бога.
Антиохийская школа получает известность несколько позднее. Ее развитие и определение основного направления в богословии связывается с именем ее руководителя — антиохийского пресвитера Лукиана, мученически скончавшегося в 311 г. Лукиан был известен своим научным анализом самого текста Свящ. Писания («Лукианова рецензия»).
Признаками Антиохийского направления следует считать, в отличие от александрийского, филологический анализ текста Свящ. Писания, историческое его истолкование с более практическими, имеющими большое применение в жизни выводами, чем умозрительные заключения александрийцев. Философской основой Антиохийской школы являлась реалистическая система Аристотеля (384–322 гг. до Р. Хр.).
В учении о мире антиохийцы не считали материю злом, ибо Бог есть Творец и мира духовного, и мира материального. Человек — образ Божий, и тело его не является темницей души. В нравственном плане они отдавали предпочтение деятельной любви. В учении о спасении они выдвигали, прежде всего, деятельную сторону — требовали активных усилий со стороны человека в осуществлении христианского идеала. В решении богословских вопросов антиохийцы придавали большое значение рассудочному познанию.
Оба направления христианского богословия имели выдающихся представителей. Александрийское — Климента, Оригена, св. Афанасия, «великих Каппадокийцев» свв. Василия и двух Григориев (Богослова и Нисского), Кирилла Александрийского и многих других. Антиохийское — Диодора Тарсийского, Феодора Мопсуетского, св. Кирилла Иерусалимского, св. Иоанна Златоустого, бл. Феодорита Кирского и др.
Но в то же время эти направления при одностороннем развитии были доведены до уклонения от чистоты Православия. С Александрийским направлением, помимо ошибок Оригена, связывается происхождение монофизитства, а с Антиохийским — происхождение арианства и несторианства.
Рядом со школами стали возникать и библиотеки. Еп. Александр основал большую библиотеку в Иерусалиме. Еще больше собрал книг Памфил в Кесарии Палестинской.
Все это — появление школ и библиотек — говорит о развитии научных интересов и об умножении средств, необходимых для процветания христианской науки.
Б. АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА
ПАНТЕН
Училище для подготовки оглашенных при Александрийской кафедре, основанное вскоре после начала проповеди христианства в Александрии, получает известность уже во второй половине II–го в. под руководством Пантена. Пантен был учителем Климента и учеником «пресвитеров», которые видели апостолов. От стоицизма он обратился к христианству и ревность свою проявил в миссионерском путешествии в «Индию», вероятно, в Южную Аравию, где нашел Евангелие ап. Матфея на еврейском языке, принесенное туда ап. Варфоломеем. О Пантене дал высокий отзыв его ученик и преемник по руководству училищем Климент: «Был он поистине Сицилийской пчелой. С пророческого и апостольского луга сладость собирая, напечатлевал он в душах слушателей мудрость некоторую чистую и святую» (Строматы, I, 1). Имеются сведения, что Пантен не только учил, но и писал, хотя сочинения его не сохранились.
КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ
Сведений о жизни Тита Флавия Климента сохранилось немного. Родился он ок. 150–го г., возможно, в Афинах; получил хорошее образование. Для этого предпринял особые путешествия, чтобы слушать различных учителей философии. По‑видимому, был посвящен в какие‑то языческие мистерии. Естественно, что он мог узнать и христианское учение и, действительно, обратился через знакомство с Пантеном, которого встретил в Александрии, куда он прибыл в поисках учителя возвышенной философии.
Климент имел сан пресвитера и заменил Пантена после его ухода на проповедь. Во время гонения Септимия Севера Климент удалился из Александрии к своим ученикам (еп. Александру Каппадокийскому и др.). Скончался в 216–м или 217–м г. вне Александрии.
Как писатель Климент обладал огромной эрудицией: в его сочинениях имеются ссылки на все священные книги Ветхого Завета, кроме Песни Песней и книги Руфи, а из Нового Завета — кроме послания Иакова, 2–го послания Петра и послания к Филимону; имеются ссылки и цитаты из «Дидахи», «Пастыря» Ерма, посланий Варнавы и св. Климента Римского и из отдельных апокрифов. Что касается его знакомства с языческими авторами, то одно их перечисление в издании XVII в. Фабриция занимает свыше 10–ти страниц.
Собственно значение Климента заключается в том, что он первый предпринял решительные шаги к научной постановке богословия и сделал это во всеоружии эллинского образования.
СОЧИНЕНИЯ КЛИМЕНТА — полностью не сохранились. Им была задумана целая серия сочинений, содержащих последовательно углубляющееся изложение христианского учения. Однако система Климента не столько догматическая, сколько нравственная. Это — сама жизнь, как путь совершенствования, процесс, возрастание «от силы в силу». Именно так была задумана его трилогия — «Протрептик» (лат. «Когортацио ад гэнтэс» — Cogortatio ad gentes — «Увещание к эллинам»), «Педагог» и «Дидаскалос». Вся трилогия должна была изобразить весь путь нравственной жизни человека от состояния падения до состояния совершенства. Особенность этих сочинений состоит в том, что Климент говорит в них не от своего лица, а от Лица Логоса.
Содержание. «Протрептик» (12 глав) напоминает апологии II–го в. 1–7 глл. посвящены критике язычества, 8–12 глл. — призыву ко Христу. Написан он, однако, с обилием цитат и доказательств, чего апологеты II–го в. не делали.
В «Протрептике» Климент обращается от лица Логоса к язычникам. Задача сочинения чисто миссионерская: имеет в виду обнаружить пред язычником всю несостоятельность его религиозных верований, и, доказав ему преимущества христианства, приобрести его для Церкви. Соответственно этой цели Климент подвергает критике оракулы, мистерии, мифологию, жертвы, религиозные доктрины философов и поэтов. В философии, по его учению, только часть истины, полная же истина открыта пророками, через которых говорил Дух Святой. После же явления на землю Самого Логоса, чтобы искупить падшего человека и сообщить нам истину, нигде не надо искать истины, как у Него, ибо Он — Слово Истины. С этого времени «Божественная Сила наполнила вселенную семенами спасения».
Слушайте вы, стоящие вдалеке, и вы, стоящие близко, Слово не скрыто ни от кого. Оно есть общий свет. Оно сияет на всех, и нет тьмы в мире. «Поспешим же ко спасению и возрождению» (гл. 9). Нужно избрать суд или милость, жизнь или разрушение. Веруй в Бога и человека, и душа твоя покажет жизнь.
Этим призывом к вере заканчивается первая книга Климента.
В конце Сам Логос выводится говорящим к эллинам и варварам и увещающим их последовать Мудрости Божией.
В «Педагоге» Логос уже выступает с другой задачей — перевоспитать к новой жизни обратившегося язычника и тем подготовить его к следующей ступени духовного развития и постижения духовного гносиса. «Педагог» состоит из 3‑х книг. В первой книге говорится о Самом Воспитателе — Логосе, о воспитываемых Им чадах и о средствах воспитания. Во второй и третьей книгах даются наставления Логоса о христианской жизни, причем, параллельно рисуется картина распущенности высшего общества, бичуются его пороки. Климент особенно вооружается против невоздержания и показывает образ идеального поведения, сообразно с требованиями Логоса.
Здесь также во всем оказывает помощь Христос: «Весь человеческий род нуждается в Иисусе: больные во враче, странствующие в путеводителе, слепцы в Едином, приводящем к свету, жаждущие в источнике воды живой, мертвые в жизни, овцы в пастыре, дети в учителе».
«Спасение человека есть самое великое и царское дело Божие».
Для человека, оставившего языческие заблуждения и путем строгой дисциплины освободившегося от пороков, возможна еще высшая степень совершенства. Высшие истины религии доступны лишь чистому сердцем. Если человек очистится под воспитательным водительством Логоса от всего, оскверняющего душу и ум, то он становится достоин посвящения в сокровеннейшие тайны религии, усвояемые верой только поверхностно. После того, как Логос был Увещателем и Воспитателем верующего, Он становится его Учителем. Соответственно этому Климент имел намерение составить третье сочинение под заглавием «Дидаскалос», в котором от лица Логоса он хотел изложить догматические истины христианства в их высшем, духовном понимании для наиболее зрелых членов Церкви. Но он не успел выполнить этого плана.
До нас дошло третье большое сочинение Климента — «Строматы». Но этот труд не есть обещанное им завершение общего плана. Из «Стромат» видно, что «Дидаскалос» должен был содержать раскрытие учения о Боге, мире, душе, Свящ. Писании и воскресении — более высокое понимание христианства. «Строматы» не содержат систематического раскрытия учения об этих предметах. Полагают, что «Строматы» должны были служить введением к «Дидаскалосу».
«Строматы» — значит «ковры», «ткань» — так назывались собрания отдельных мыслей, не приведенные автором в цельную систему (см. «Строматы», кн. IV, гл. 2).
Все сочинение состоит из 7‑ми книг и по объему является самым большим из сочинений Климента. В нем нет порядка в изложении мыслей и планомерности. Нет в нем и полного изложения системы христианского гносиса: большая часть «Стромат» посвящена решению предуготовительных вопросов. Полностью изложить содержание «Стромат» при массе отступлений п побочных подробностей не представляется возможным.
В первых двух книгах Климент говорит об отношении классической философии и науки к христианству и доказывает их пользу и необходимость для христианина. Но основа всякого религиозного знания, по мысли Климента, есть вера в Откровение.
В 3 – 4‑ой книгах Климент обстоятельно раскрывает отличие церковного гносиса с практической стороны от еретического; оно выражается в соблюдении телесной чистоты в браке и безбрачии и в любви к Богу, запечатлеваемой подвигом мученичества.
Указавши свойства истинного гносиса, Климент в 5‑й книге снова возвращается к вопросу веры и знания. Для постижения Бога необходимо отрешиться от мира и мирских вещей, но и при этом условии Бог ограниченным разумом человеческим не может быть постигнут, поэтому познание Его является исходящим от Него даром. В конце 6‑й главы он изображает истинного гностика в его жизни, как воплощение христианского нравственного идеала (см. также кн. IV, гл. 21–23, 26; кн. VI, гл. 9; кн. VII, гл. 3, 10 –14).
В 6‑й книге Климент приходит к выводу, что философам ведома была религиозная истина и что истинный гностик может пользоваться и философией, хотя и несовершенной в сравнении с Евангелием, но все же исходящей от Бога. Истинный гностик — один из всех людей достигает совершенства в собственном смысле слова и в будущей жизни будет удостоен высших почестей. В этой жизни истинному гностику доступно понимание таинственного смысла Писания, доступна и философия.
В 7‑й книге доказывается, что только христианский гностик является истинным почитателем Бога. Он знает Бога и в своем бесстрастии всеми силами старается уподобиться Ему и Его Сыну. В жизни своей гностик обнаруживает совершенства: он настолько правдив, что не имеет нужды прибегать к клятве; примером своим постоянно назидает других и путем постепенных очищений достигает высшего совершенства — созерцания Бога. Он мужественно переносит несчастья и даже смерть, раз на то воля Божия; благотворит всем, соблюдает воздержание, презирает суету мирскую, прощает все оскорбления и обиды.
В Кодексе флорентийском вслед за 7‑й книгой следует 8‑я (есть она и в русском переводе). Но она не имеет с предшествующими книгами никакой связи. Поэтому большинство ученых отказываются считать ее за продолжение «Стромат». Полагают, что этот отрывок из недошедших до нас «Ипотипоз» Климента.
Так как в «Протрептике» язычники призываются к истинной вере и разъясняется причина превосходства христианства над язычеством, в «Педагоге» даются общие катехизические познания о вере вновь обращенным, а в «Строматах» указываются пути истинной христианской жизни и благочестия, то данную трилогию можно считать курсом преподавания Закона Божия.
«Кто из богатых спасется» (42 гл.). Единственная сохранившаяся гомилия Климента посвящена вопросу о богатстве и бедности. Она представляет собой толкование евангельского рассказа о богатом юноше (Мф. 19, 16–30), в частности, слов: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» В гомилии выясняются условия, под какими богатый может спастись.
Богатство само по себе безразлично — ни добро, ни зло, а становится таковым от такого или иного употребления его.
Слова Господа об отречении от богатства нужно понимать в таком же смысле, как и слова Его об отречении от отца, матери и т.п. Здесь Господь не ненависть заповедует по отношению к родным, ибо Он велел любить даже врагов наших, а отречение от них в том случае, если они во имя родственных связей будут отвлекать от Христа и приучать нечестию.
Впавшие в страсти не должны отчаиваться — дорога покаяния всегда для них открыта. Как пример силы покаяния под благодатным воздействием руководителяа, Климент раскрывает трогательную повесть (сказание) об одном юноше, обращенном ап. Иоанном ко Христу, но потом ставшем разбойником: его Апостол нашел в горах и своей любовью привел к покаянию и сделал достойным спасения (см. гл. 42).
Сохранились в отрывках «Ипотипозы» — очерки или схолии на отдельные места Свящ. Писания, позволяющие заключить о методе истолкования, принятом Климентом.
Остальные сочинения Климента утеряны.
Что касается стиля, то Климент пишет гладко, с ораторским подъемом и довольно чистым языком. «Что же до меня касается, — пишет Климент, — то я единственной поставил себе целью — это жить согласно с заповедями Логоса и проникать в дух Его учения; — никогда не заботиться о красноречии, а довольствоваться лишь выяснением для других того, до уразумения чего сам достиг… Поставить на путь спасения души, жаждущие спасения, и содействовать их спасению — вот наипрекраснейшее в моих глазах дело, а не мелочный подбор слов с целью надевать на речь как бы какие мелкие женские наряды… Слог — это одежда, а излагаемый предмет из себя представляет как бы мясо и нервы тела. Не следует об одежде больше заботиться, нежели о здоровье тела… Не то кушанье хорошо приготовлено, в котором больше приправ, чем питательных веществ: подобно этому и речь не та должна быть считаема за приятную и тонко сложенную, которая заботится больше о доставлении удовольствия своим слушателям, нежели пользы» (Стром. I, 10).
ВОЗЗРЕНИЯ КЛИМЕНТА
Воззрения Климента представляют собой смесь разнородных элементов, церковных и философских.
Источниками христианского вероучения он признает Свящ. Писание и Предание. Но строго нормативного значения для него они не имеют. Он понимает их в духе своих философских воззрений, а, главное, — слишком расширяет их объем.
Расширяя объем канона, Климент еще более расширял содержание Свящ. Писания, допуская, вслед за Филоном, аллегорическое истолкование его.
Отношение к философии. Важность философского мировоззрения Климента заключается в его попытке философски обосновать христианство, в попытке выработать христианский гносис и доказать, что философия есть один из истинных путей ко Христу. В этом он подходит к св. Иустину. Но взгляды Климента на философию несколько отличались от современных. Для Климента всякое учение, в котором проповедуется благочестие и нравственность, будет философией. Быть философом — это значит вести аскетический образ жизни. И философы для эллинов были тем, чем были пророки для иудеев. Отсюда он Евангелие считает единой истинной философией, а христиан — философами, Ветхий Завет — философией евреев. Христианские аскеты и мученики тоже философы, а упражнения в добродетели — истинное любомудрие.
Климент, таким образом, имеет необыкновенно широкий взгляд на философию и готов ставить ее под одну рубрику со Свящ. Писанием. Но во время Климента многие правоверные смотрели на философию, как на дело диавола и всячески чуждались ее. Поэтому Клименту в интересах защиты своей философской системы необходимо было доказать божественное происхождение философии, что он и делает.
Философия, по мнению Климента, приготовляла греков ко Христу, как Закон — иудеев. Она была делом Божественного Промысла, даром Божиим грекам.
Как школьные науки подготавливают к пониманию философии, так философия есть пособница к приобретению истинной мудрости. Но значение философии не ограничивается областью пропедевтики и педагогики. Она необходима и для христиан даже и тогда, когда они просвещены светом веры: она помогает уяснять содержание веры, очищает человека от страстей, ставит его выше чувственности и, таким образом, приводит к нравственному совершенству.
Одним словом, философия углубляет веру, возвышает ее к гносису, т.е. на степень науки. Но при всем том она является только служанкой богословия.
Вера и гносис. Вопрос об отношении веры и гносиса был самым спорным в то время. Гностики пренебрежительно смотрели на веру, считая ее достоянием психиков. С другой стороны, правоверные христиане отрицали всякий гносис, как заблуждение, чуждались науки и считали излишним всякие доказательства своей веры. В противоположность этим крайним мнениям, Климент старается примирить веру и знание. Этой задаче он, главным образом, и посвящает свои «Строматы» и разрешает ее, в общем, настолько удовлетворительно, что его теория отношения веры и гносиса сохранила значение и в последующее время, а вполне была усвоена великими отцами IV в.
Против гностиков Климент защищает необходимость веры. В жизни вера, которая есть «некоторое внутреннее благо, даруемое от Бога», является как бы предвосхищением полного знания, есть его начало и необходимо ему предшествует. Всякая наука исходит из основных положений, которые ничем не доказываются, а принимаются на веру. В особенности же это имеет место в философии и религиозном познании: человек сам своими слабыми силами не может познать Бога, ибо рожденное не может приблизиться к нерожденному. Познание Бога может быть сообщено ему только через веру. (См. «Строматы», кн. II, гл. 4 — «Польза веры: она основа всего знания»).
Но вера по существу своему вытекает не из простого и неразумного доверия к внешнему авторитету, а из внутреннего чувства, мистической силы, прирожденной человеку. Последний, по самой богоподобной природе своей, имеет влечение к божественному и потому, как бы по естественному стремлению, убеждается в истинности божественного откровения, когда оно подается ему Богом.
Вопреки отрицательному отношению правоверных кафоликов к гносису, Климент защищает и необходимость гносиса для достижения нашего совершенства. Вера не может остановиться в своем развитии. Она должна расти и совершенствоваться, восходить от веры в веру. Без этого она не будет твердой и прочной, не будет надежно ограждена от всяких нападок и заблуждений. Совершенство придает вере гносис. Вера и гносис относятся, как фундамент здания и здание, как слово внутреннее и слово выраженное.
Таким образом, Климент признает две ступени духовной жизни христианина — ступень веры и ступень гносиса.
Различие между верой и гносисом касается как интеллектуальной, так и моральной стороны. Первое отличие знания гносиса от знания веры касается его глубины: верующий живет внешней стороной религии, а гностик (христианин, достигший нравственного совершенства) — внутренней; верующий довольствуется знанием самых необходимых истоков вероучения и притом в самом сокращенном виде — гностик достигает познания о Боге и вещах божественных, о человеке, его природе, о добродетели, о высшем благе, о мире; словом, создает себе стройную систему миросозерцания.
В такой же степени, как и знание, отличаются друг от друга мораль гностика и мораль веры. Побуждением к нравственной деятельности у верующего служит страх перед наказанием и надежда награды. То и другое вытекает у него из веры в правосудие Божие. У гностика побуждением является бескорыстная любовь к добродетели, стремление к добру ради добра. Верующий является, таким образом, рабом, а гностик — свободным сыном Божиим.
Принципом деятельности у верующего служит «согласие с природой», соблюдение естественной умеренности в удовлетворении потребностей. Человек должен есть, чтобы жить, а не жить, для того, чтобы есть. Принципом же деятельности у гностика является аскетическое возвышение над потребностями природы ради любви к Богу. Дух гностика всецело устремлен к Богу. Его жизнь — непрестанная молитва, мысленный разговор с Богом, постоянное памятование о Нем. Гностик уже здесь, на земле, достигает некоторого богоподобия и путем совершенной любви соединяется с Богом. Высокая нравственность поэтому служит характерным признаком истинного гносиса (см. «Строматы», IV, 21–23).
Несмотря на различие веры и гносиса, по существу они однородны. Содержание их одно и то же, и различаются они лишь в формальном отношении, по степени разработанности и развития. Гносис есть та же вера, только научно обработанная, это — верующее знание. Вера — основа гносиса; она его источник, ибо дает ему содержание, она его критерий; она настолько необходима для гностика, как дыхание воздухом. Кратко это соотношение веры и гносиса выражается в такой формуле: «Нет познания, которое не имело бы связи с верой, равно как нет и веры, которая не зависела бы от познания» (Стром. V, 1).
Установление правильного взгляда на веру и знание и их взаимоотношение составляет важную заслугу Климента в догматико‑историческом отношении.
БОГОСЛОВИЕ КЛИМЕНТА
Учение о Боге. Учение о Святой Троице у Климента выражено очень ясно: «Один Отец всего, Один и Логос всего и Дух Святой».
Основным учением в системе Климента является учение о Боге. Климент преимущественно развивает абстрактно‑философское платоновское понятие о Боге, как первоначал всего. Это и есть то понятие, которое имеет истинный гностик.
Бог «по ту сторону мыслимого», выше всяких определений и недоступен по Своей Сущности ограниченному познанию человека. Мы знаем, что Бог существует, а не то, что Он есть по Своей природе. Бог — вне пространства, вне времени, не вид, не число, не подвержен страстям и т.д. Этот метод отрицания в Боге всего ограниченного («апофатический» метод богословствования) освобождает человека от всех чувственных представлений о Боге. В соответствии с этим Климент, как и св. отцы, понимает антропоморфизмы Ветхого Завета (выражения: «очи», «уши», «руки» Божии или «гнев», «ревность» и др.), как символы действий Божиих.
Некоторое положительное знание о Боге человек может получить из Самооткровения Божия. Отсюда можно постичь, что Бог — «Отец всего», что Он бесконечно благ. «Не безвольно, как огонь согревающий, но по воле Своей раздающий блага». (См. «Строматы» V, 12; II, 2).
Учение о Логосе. В учении о Логосе Климент во многом следует Филону. Подобно ему, он понимает Логоса то в платоновском смысле, как совокупность Божественных идей и первообраз всех вещей, пребывающий в Боге, то в стоическом смысле, как имманентную миру силу, проникающую все бытие и оживляющую все его части.
Логос — нераздельная, но отличная от Отца сила; «Он — средоточие всех сил, посему именуется Альфой и Омегой».
Признавая совечность Сына Отцу, Климент отчетливо учит о Его Божестве: «Тот и Другой суть едино, оба существа Божественные» (Пед., I, 8).
Логос имеет особое отношение к миру. Проф. Попов так формулирует это отношение: «Логос по лестнице небесных и земных существ нисходит до самых последних глубин, до самого ничтожного творения. Все разумные существа образуют обширную и постепенно нисходящую иерархию, подобную железной цепи, в которой каждое звено, будучи поддерживаемо высшим, в свою очередь поддерживает низшее» (Конспект лекций…, с. 103–104).
Учение о творении мира Климент излагает, в основном, правильно: он отрицает вечность материи и предсуществование душ. Логос — Творец и Промыслитель мира. Но библейский рассказ о шестидневном творении Климент понимает аллегорически, как указывающий на логический, а не временный порядок возникновения мира — мир создан в одно мгновение. Логос — Свет мира — не только создает мир, но всегда промышляет о мире.
Учение о человеке. В учении о человеке Климент первый вводит вполне определенно платоновскую трихтологию, различая плоть, душу и дух человека. Он признает две души — плотскую или чувственную и духовно‑разумную, владычественную. Первая является источником органической жизни человека и низших пожеланий и стремлений; вторая есть носительница разума и свободы и имеет руководящее значение в жизни человека.
Зло и добро не заключаются в плоти и духе человека. Это дело его свободы. Сущность падения Климент признает в злоупотреблении свободой и в уклонении к чувственности.
Христология и сотериология. Христос есть воплощенный Логос. В понимании Климентом воплощения проф. Попов находит «тонкий докетизм», т. к. Климент утверждает, что Христос был чужд всех человеческих страстей: удовольствия, печали, волнения, что тело Его не нуждалось в принятии пищи и т. д.
Несмотря на этот слабый докетизм, Климент мыслил Христа как Богочеловека.
Дело Христа понимается преимущественно как откровение истины. Христос есть, прежде всего, Педагог и Учитель. После Его явления нет нужды посещать Афины или Элладу в поисках истины. Но Христос есть также и Искупитель. Он стал «путем восстановления человека» к прежнему состоянию. Логос сделался человеком, «чтобы и ты теперь от человека научение принял, как человек мог бы стать богом» (Прот. I). Он воплотился, чтобы нас избавить от грехов, и является искуплением за нас через Свою Кровь. Принесши спасение, Христос всех призывает к Себе. Дело свободы человека — последовать этому призыву, послушаться учения Христа, освободиться от греховных страстей, осуществить в своей жизни божественные заповеди и достигнуть первоначальной простоты, собранности — бесстрастия. Стимулом такого движения вначале может быть страх наказания или желания награды, у «гностиков» же — стремление души к Богу, истине и красоте, к познанию Бога.
Для христианской этики, или Нравственного богословия, учение Климента важно тем, что спасение показано как нравственный процесс, совершаемый не вне, а внутри самого человека.
Учение о Церкви и таинствах. Климент мало касается вопросов о церковном устройстве, иерархии, таинствах, да и там, где касается, большей частью впадает в символизм.
Церковь он понимает как духовный храм, созидаемый Самим Логосом, как Деву и Мать, питающую нас духовным молоком, кровью Логоса. К ней должен приходить всякий, желающий спасения, ибо она — собрание избранных.
Особенное положение принадлежит людям, стоящим на ступени христианского гносиса. Гностики образуют тело Христа, другие — только Его плоть.
Церковь «древняя кафолическая», в противоположность ересям, едина по единству веры и сохраняет истину — апостольское предание.
Членом Церкви человек становится через Крещение. Крещению Климент придает важное значение. Оно есть возрождение, делающее нас детьми Божиими; мистическое просвещение, сообщающее душе свет богопознания; духовное омовение, дающее залог бессмертия.
Так как человек согрешает и по Крещении, то допустимо для очищения его второе покаяние, т.е. Покаяние после Крещения. Но, вслед за Ермом, Климент допускает только одно Покаяние.
Об Евхаристии Климент пишет: «Логос предлагает нам Свою Плоть и изливает в нас Свою Кровь, способствуя чрез то росту Своих чад. О дивное таинство! Оно повелевает нам оставить прежние плотские увлечения, равно как и прежнюю потачку им, следовать же другому, Его, Христа, образу жизни — оным, насколько то возможно, внутренно проникаясь, оный в себе самих воспроизводя, Спасителя в груди нося, дабы чрез то могли мы обуздать пожелания своей плоти» (Пед. I, 6).
Характерен взгляд Климента на брак. В противоположность гностикам — энкратиатам, отвергающим брак, Климент защищает его, а безбрачие не рекомендует.
Эсхатология. Климент отрицал хилиазм, чувственный огонь и вечность мучений грешников. Все наказания имеют исправительное или очистительное значение, все души за гробом должны пройти известный период очищения чрез стыд, раскаяние и т.д. Таким образом, у Климента даются зачатки учения об апокатастасисе и временности адских мучений, которое вполне развито у Оригена.
Будущее блаженство будет иметь свои степени. Но высшим блаженством будут наслаждаться гностики, которые войдут в обитель Божию, чтобы созерцать Его в вечном и несказанном свете.
В учении Климента проявляется влияние Филона, стоической философии и гностицизма. Ряд его положений впоследствии был отвергнут. Но все же, как заключает проф. Карсавин, Климент больше христианин, чем философ, потому что исходил не из теории, а из жизни.
Климент, как учитель Оригена, естественно, оказал на него значительное влияние.
ОРИГЕН
«Ориген, — говорит проф. прот. П. Гнедич, — был одним из немногих древне‑христианских писателей, оказавших такое большое влияние на развитие христианского богословия и вокруг имени которого возникло столько споров».
Ориген первый из церковных писателей, о жизни которого сохранилось достаточно сведений.
Родился он в 185‑м г. в христианской семье и был христианином с детства. Отец его — Леонид, учитель грамматики, скончавшийся мученически в гонение 202‑го — 203‑го гг., и мать — еврейка, обратившаяся в христианство, были первыми наставниками сына. Затем Ориген учился в катехизическом училище у Климента.
Оставшись без средств, после смерти отца и конфискации имущества, Ориген, не желая пользоваться помощью посторонних, зарабатывает на содержание себя и семьи частными уроками. После же отъезда из Александрии Климента, в возрасте 21‑го — 22‑х лет, заменил его в качестве руководителя училища оглашенных.
Обучая других, Ориген продолжал учиться сам: он изучал у раввинов еврейский язык, у неоплатонического философа Аммония Саккаса — философию, совершал путешествия со специальной целью слушать лекции известных философов.
Особенно много Ориген изучал Священное Писание и очень скоро приобрел большую известность как христианский учитель.
С юности Ориген жил аскетически. Днем он занимался с учениками, ночью изучал Свящ. Писание, спал на голой земле, ел лишь столько, сколько необходимо для поддержания жизни, не носил обуви, не имел второй перемены платья. Ревность свою к исполнению евангельских требований Ориген довел до того, что, понимая буквально слова Христа Спасителя о скопцах, «которые сделали сами себя для Царства Небесного» (Мф. 19,12), оскопил себя и этим избавился от возможной клеветы, т.к. ему приходилось заниматься и с женщинами. Но нужно заметить, что этот поступок отдельные его биографы отрицают.
Ввиду увеличения числа желающих слушать Оригена, он поручил преподавание оглашенным своему ученику Ираклу, а сам ограничился чтением лекций слушателям более подготовленным.
Ориген иногда оставлял Александрию: ездил в Аравию к ее правителю, пожелавшему его слушать и просившему об этом еп. Димитрия; ездил в Рим, «чтобы знать наиболее древнюю Церковь римлян», где познакомился и подружился с будущим Римским епископом св. Ипполитом, а в 216‑м г. во время репрессий, наложенных на Александрию императором Каракаллой, удалился в Кесарию Палестинскую, где по просьбе своих учеников епископов Феоктиста Кесарийского и Александра Иерусалимского много проповедовал за богослужением.
После возвращения в Александрию особенно увеличивается деятельность Оригена как писателя. Его ученик Амвросий предоставил в распоряжение Оригена целый штат стенографов и переписчиков, которым он диктовал свои сочинения. Это оказало, несомненно, большую помощь Оригену, но и в то же время послужило причиной, что записанные на слух сочинения были недостаточно обработаны и проверены самим автором.
В Антиохии Ориген беседовал о Христе с матерью императора Александра Севера и обратил ее в христианство. Кроме того, в 230‑е годы он посетил Грецию, а по пути через Палестину был посвящен во пресвитера епископом Феоктистом. Кесарийский епископ хотел предоставить Оригену большую возможность проповедовать за богослужением. Но Александрийский епископ, без ведома которого состоялось посвящение, увидел в этом деянии посягательство на свои права, почему не признал посвящения и осудил Оригена. Осуждение было признано Африкой и Римом, но отвергнуто Востоком. Потрясенный осуждением, Ориген остался в Кесарии и там продолжил свои ученые труды.
В гонение Декия Ориген был арестован, заключен в тюрьму, подвергнут пыткам, от последствий которых умер в 253‑м или 254‑м г. Перед смертью произошло примирение его с Александрийским епископом.
