Золотой век доосевых времен и Космическая Симфония жизни

 

Наиболее наглядно трансформация сознания прослеживается в архаической практике шаманизма, который еще недавно был широко распространен в Сибири, Северной и Южной Америке, в Индонезии, Юго-Восточной Азии и на Тибете.

Следы шаманизма обнаруживаются даже в философии Древней Греции, как отметил Э. Р. Доддс. Орфико-пифагорейские воззрения Доддс связывает с тем, что греки вступали в контакты с народами Скифии и Фракии. А это регионы, на которые шаманская культура оказывала существенное влияние. Так, как пишет Доддс, с севера пришел Абарид, умевший летать верхом на стреле (в Сибири подобные верования были весьма распространены). Абарид мог почти совсем обходиться без человеческой пищи, предсказывал землетрясения, был не подвержен эпидемиям и учил поклоняться своему северному богу, которого греки назвали «гиперборейским Аполлоном».

Следы шаманизма и целые архетипические «блоки», корнями уходящие в шаманизм, до сих пор присутствуют в мировых религиях – в буддизме, христианстве, исламе. Традиционные формы шаманизма постепенно уступают место новым синкретическим религиозным образованиям. Наиболее ярко такой процесс наблюдался в Новом Свете: Эклектический Культ Высшего нисходящего Света Учения Санто-Дайме или Учителя Иринью, Церковь Коренных Американцев, афрохристианский гаитянский культ вудуизма (vaudou, voudoo); макумба, магическая религия, сходная с вуду и сочетающая в себе верования туземцев, африканцев и некоторые аспекты христианства. В настоящее время растет интерес к неошаманизму, который так или иначе связан с движением Нового Века (New Age)[110]и Движением за Развитие Человеческого Потенциала.

 

В наши дни архаика и первобытная религиозность иногда искаженно толкуются как нечто «устаревшее», «вышедшее из употребления». Однако само происхождение слов «архаика» и «первобытный» указывает на «старшинство», «главенство», «ведущее положение», «первенство». И это не случайно. Архаика дала жизнь всем без исключения традиционным мировым и локальным религиям. Без мифов, легенд и архетипов древности не было бы никакой поздней «философской рефлексии». Некоторые мыслители, намекая на незрелость архаической личности, любят порассуждать о «детстве человечества» и «предсознательном» состоянии ума. Но пожалуй, самый популярный тезис, прочертивший межу между древним и современным мировосприятием, был сформулирован Карлом Ясперсом. Идея о существовании во времени некой оси, выдвинутая некогда этим философом, была неверно проинтерпретирована и в последующем превратилась в удобную метафору для оправдания отхода от целостности бытия.

Но что на самом деле представляет собой понятие оси времени?

Это понятие ввел немецкий философ Карл Ясперс (1883—1969) в начале ХХ века. Ясперс считал, что это особый период в истории человечества, длившийся около 600 лет, примерно с 800 по 200 год до н. э. В это время в разных регионах планеты появляются выдающиеся личности, которые на столетия вперед определят духовную жизнь человечества.

В Китае – Конфуций (основатель конфуцианства) и Лао-цзы (основатель даосизма).

В Индии – авторы Упанишад, которые в дальнейшем станут фундаментом ортодоксальных школ индуизма, и Сиддхартха Гаутама (основатель буддизма).

В Иране – Заратустра, реформатор маздеизма.

В Израиле – пророки Илия, Иеремия, Исаия.

В Греции – поэт Гомер и философы Парменид, Гераклит, Платон.

В данный период на смену мифологическому восприятию мира приходит рациональное осмысление действительности, закладываются основы философского, систематического мышления. Появляются индивидуальные религии (религии, обращенные непосредственно к индивидууму, к конкретной личности) с тщательно разработанной морально-этической конструкцией. Формируются абстрактные понятия «добра» и «зла», а также идентифицируются их источники и носители.

До осевого времени, как полагал Ясперс, личность еще не выделяется из общинной массы, не осознает своей индивидуальности, обособленности от окружающего мира (мир для такого сознания не может быть «окружающим») и исключительности. Эту доосевую эпоху Карл Ясперс называет мифологической, а религии этой эпохи – общинными.

На языке мозга деление на доосевое и осевое время можно выразить следующим образом. Доосевые (шаманские) времена – это времена доминирования правостороннего мышления – мифологического и интуитивного по своей сути. Это вовсе не означает, что правостороннее мышление более примитивно и менее достоверно. Просто оно другое. В начале осевых времен наметился рост активности левого полушария головного мозга. В какой-то момент левостороннее и правостороннее мышления пришли к состоянию баланса – и это было время единства и гармонии мировосприятия. Сокровищница древней мудрости получала в это время рациональное осмысление. Это было время рефлексии богатого наследия предков. Это были очень плодотворные времена. Однако в последующем баланс сместился в сторону левостороннего мышления, достигнув своего пика в эпоху новоевропейского рационализма. В это время ценности мифологического мышления высмеивались, пока и вовсе не были преданы забвению. Архаическая целостность уступила место механистическо-атомарной раздробленности.

Современный мыслитель Фритьоф Капра истолковал тенденцию к столь неустойчивому положению мировосприятия в терминах древнекитайской философии: «ЯН, достигнув пика своего развития, отступает перед лицом ИНЬ».

В настоящее время со всей очевидностью наблюдается подъем интереса к архаической духовности (даже более отчетливый, чем в эпоху Возрождения). То есть диктат левостороннего мышления ослабевает, открывая путь к холистическому мышлению. «Поворотный пункт» 60-х годов ХХ века в западном обществе задал новый вектор миропонимания. Мы снова приближаемся к балансу лево– и правостороннего мышления. Этот новый расцвет гармонического миросозерцания можно назвать новым осевым временем, или неоархаикой.

 

* * *

 

Итак, в общинных религиях человек не делал различия между собственно человеческим и природным. Он не выделял себя из среды обитания, ощущая себя частью мироздания. Такое мироощущение французский философ Люсьен Леви-Брюль назвал «мистическим соучастием». Вся природа для такого сознания воспринимается обладающей сознанием, одушевленной (анимизм) и живой (нет деления на живую органическую материю и не живую – неорганическую).

Восприятие добра и зла для архаического человека имеет исключительно космический или «структурный» контекст. В осевые времена древнегреческие философы сформулировали архаические представления об этике.

Зло для древнего человека не выступало как самосущее начало. Зло – лишь искажение благих эйдосов, причин, вносящих порядок в хаос, придающих материи телесность, оформленность.

Космический динамический порядок – Истина, Благо и Красота, реализуемые в формах сущего. Этот порядок – некий паттерн, структура, модель, закон, Логос, которым творится и поддерживается космос.

Порядок, вызвавший к жизни космос из безвидного Хаоса, дарован самими богами. В ряде религиозно-философских школ древности представлялось, что Порядок является неотъемлемой сутью всего сущего, включая и природу богов.

Так, в случае признания Порядка как дара богов ритуалы должны были служить утверждению этой Космической Структуры, поскольку забвение ритуала, который в свой сути воспроизводил творение космоса (космогенез), неизбежно вызывало распад, растворение космоса в изначальном Хаосе.

Если же Порядок понимался как исконная суть, природа всего (Дао), в таком случае главной задачей было следовать этому Порядку, этому Первопринципу (принцип в переводе с латинского – «начало», «источник»), отказываясь от деяний, которые противоречат природе, «не гладя ее против шерсти».

На языке людей Знания Центральной Америки, которым до наших дней удалось донести древнюю архаическую мудрость, такой Порядок носит название «Тональ».

Тональ – это тоннель реальности (понятие из квантовой психологии Роберта Антона Уилсона), условная реальность одного или многих существ (в последнем случае эту реальность также можно назвать «договорной», «коллективно обусловленной» или «порожденной кармически»). Это тоннель реальности, выстраиваемой разумом. Существуют разные тоннели реальности: сайентологический, христианский, капиталистический, коммунистический, шаманский, кастанедовский и так далее. Каждый из них борется за выживание – ведь это целый космос, целая Вселенная, программа восприятия.

На основании отношения к благому порядку часто разделяются и представители «сакрального мира». Те, что стоят на стороне вселенского порядка, блага (авест. аша, вед. рта), – ашаваны, а нарушители порядка, вносящие диссонанс в гармонический аккорд космоса – другванты (приверженцы лжи – авест. друг). Вселенский порядок и есть Истина, Благо и Красота.

В природе не существует каких-то изначально или бесконечно злых личностей, источников добра и зла (изначально доброго Бога и противостоящего ему коварного Дьявола). Понятия блага и зла, не имея философской определенности, переживаются древними людьми интуитивно, закрепляясь в ритуале и мифологических космоустроительных преданиях.

В зависимости от тех или иных обстоятельств некоторые персонажи архаических мифов могут выступать и в качестве союзников, приносящих пользу, и в качестве противников (вредоносных существ). Мудрые люди стараются окружить себя как можно большим количеством союзников и как можно меньше нажить себе врагов. А для этого они производят соответствующие ритуалы умиротворения. Если вы, например, срубили дерево или вспахали поле, то необходимо умилостивить потревоженных духов данной местности, хозяев этих деревьев и этой земли. В данном контексте жертвоприношения являются восстановлением естественного, природного порядка, устоя, нарушенного деятельностью человека (землепашество, постройка плотин и т. д.). Правильная жертва и ритуал восстанавливают «энергетику» потревоженного места и умилостивляют духов этого места (Джон Рейнольдс «Древнее учение бонпо и наги»). Порядок – это основа счастливой жизни. Поэтому никто не должен нарушать установленного порядка, будь то нарушение договора или нарушение клятвы. Добро реализуется тем, кто сопричастен деятельности благих богов, кто становится их соратником и вместе с ними управляет всеобщим космосом.

В целом же добро для сознания древнего человека – совокупность сил, которые поддерживают космический закон, божественный порядок. Приоритет имеет именно животворящий, БЛАГОЙ Порядок, Дао, Путь богов (то, что в Японии именуют термином Синто). Соответственно зло – это силы, которые такой порядок пытаются разрушить, противопоставляя ему злой мир.

На уровне данных современной науки мы понимаем, что вибрации с высокими и низкими частотами, светлые и темные тона, все они – составляющие полного спектра космического многообразия и не могут быть «плохими» или «хорошими». Краски нельзя разложить на «нужные» и «ненужные», будь они «яркими» или «тусклыми», «белыми», «серыми» или «черными». Такова радуга жизни, ее цветовой спектр, гамма ее звуков. Все они составляют великолепный узор бытия.

Однако, несмотря на то что элементы спектра (будь это акустический или оптический спектр) не могут быть «плохими» или «хорошими», «нужными» или «лишними», все мы знаем, что использовать одни и те же звуки, одни и те же краски можно совершенно по-разному. В одних случаях мы восторгаемся прекрасной симфонией или шедевром живописи, а в других – морщимся от скрежета отвратительной какафонии или смеемся над нелепой мазней. Из одних и тех же элементов, в зависимости от их пропорций (пространственных и количественных соотношений), можно получить эликсир жизни или смертоносный яд. Именно на понимании этого принципа базировалась когда-то алхимическая наука. Алхимическая трансмутация в сути своей и есть изменение пространственного и количественного состава материи, что ведет к радикальной перемене ее свойств, ее качеств. Так, из «неблагородных» металлов путем сублимации и трансмутации алхимики получали «благородные» металлы. Считалось, что сублимация – это проникновение духа в материю, а трансмутация – духовное преобразование этой материи. На современном языке мы назвали бы этот процесс перепрограммированием.[111]

В любом случае мы имеем дело с неким неуловимым понятием «благого порядка». Недаром корень «благо» является составной частью множества слов: благо родный, благо звучие, благо образие и т. д.

Благо не является каким-то из элементов системы. Однако о системе в целом мы можем сказать – гармонична она или нет. Структура элементов, несущая смысл, идею, никогда не тождественна самим этим элементам, задействованным в структурообразовании. Обнаружить смысл целого через анализ, через дробление целого на части, разложение его на элементарные составляющие – все равно что, как некогда выразился писатель и философ Алан Уотс, пытаться понять книгу, растворив ее в кислоте и проанализировав химические свойства полученного раствора.

Гармонию мы можем ощущать как эстетическое чувство Прекрасного. И это неуловимое Прекрасное – также необнаружимо вне восприятия целого, целого, которое качественно отличается от суммы составляющих его частей. Таким Благим и Прекрасным Целым архаического сознания выступает космос. Космос во всем его холистическом блеске и величии был предметом восхищения древних мудрецов и многих античных философов.

Понятно, что не все «порядки» (структуры-миры) тождественны друг другу. «Земные», «райские» или «адские» миры, по свидетельству визионеров различных культур разных времен, переживаются неодинаково. Степень присутствия блага или его отсутствия (иначе определяемого как зло) в различных системах, собственно, и делает эти миры «райскими» или «адскими». Поэтому, несмотря на отсутствие изначально злых и добрых персон, мудрость оказывается сущностно необходимым ключом к обретению благо получия.

Идея гармоничного космоса нашла отражение в таком восточном понятии, как «Благие Земли». Так, для даосизма характерна вера в «счастливые земли» (фу ди) и «пещерные Небеса» (дун тянь). Такие Земли вполне согласуются с буддийской концепцией «полей Будды» (буддха кшетра). Согласно буддийским текстам, некоторые из этих миров были как бы «очищены», «гармонизированы» трудами Будд и бодхисаттв, став своего рода райскими землями, населенными только святыми, бодхисаттвами и Буддами. К «полям Будды» относятся также некие миры, магически созданные Буддами. «Полей Будды» чрезвычайно много, но только одно из них имеет совершенно особое значение в силу специфики обетов создавшего это «поле» Будды. Таким Полем является «Земля Блаженства» Сукхавати Будды Амитабхи.

Этот «Западный Рай» был создан Буддой Амитабхой (в иной ипостаси – Будда Амитаюс (Будда Бесконечной Жизни)) из величайшего сострадания и любви к живым существам.

Вера в возможность переродиться в Чистой Земле стала основой для возникновения целого учения («Школа Чистой Земли»). Для этого направления буддизма характерна вера в то, что повторение мантры «Наму Амито-фо» («Поклонение Будде Амитабхе», яп. «Наму Амида-буцу») с чистым сердцем и искренной преданностью Будде Амитабхе способно после смерти перенести сознание практикующего в Чистую Землю Сукхавати, в которой созданы все условия для реализации Пробуждения. Как отмечает Е. А. Торчинов, аналогичная практика хорошо известна и в других религиях: джапа (повторение имен Бога) в индуизме, рецитация имен Бога в исламе, Иисусова молитва в восточном христианстве. В свете современных научных данных об эффекте сонастройки и резонанса такие практики выглядят более чем убедительно.

 

В настоящее время в науке рассматриваются два способа восприятия мира. С одной стороны, мир – это совокупность структурно упорядоченных частиц-элементов (корпускул), а с другой (на субатомном уровне) – мир соткан из невообразимого многообразия вибраций, фотонов, квантов света. Дискретным мир выглядит как состоящий из отдельных независимых частей лишь потому, что наше восприятие весьма избирательно. Действительный спектр значительно длиннее воспринимаемого, и нашим органам чувств недоступны многие лучи и волны, кроме «центральных» (центральные они лишь условно – только для человеческих органов восприятия). Ультрафиолетовые и инфракрасные волны недоступны для нашего глаза. Самый низкий тон (звук), доступный человеческому уху (подразумевается средний человек с хорошим слухом), – 20 Гц (колебаний в секунду) при длине волны 16,78 метра. Самый высокий слышимый тон – около 20 000 Гц при длине волны 17 сантиметров.

Однако за границами воспринимаемого человеком мира открывается умопомрачительная бесконечность «незримой вселенной». Оказывается, что элементы картины, которые доступны нам и которые мы можем проанализировать, оказываются не самостоятельными элементами, а фрагментами «неощущаемой» целостности.

Все в мире – вибрации: не только воздушные звуки, но также и самые плотные и твердые вещества вроде металлов и даже алмазов. Все сущее сияет и звучит, имея свой неповторимый голос. Каждое тело имеет свою частоту колебаний. В зависимости от характера волны (ее длины и частоты) и способа восприятия (типов сознания и органов восприятия) колебания ощущаются либо как свет, либо как звук. Но суть и света и звука едина – вибрация. В кашмирском шиваизме (см. главу «КТО и КУДА? Ответы Востока») вибрационный принцип Вселенной и самого Абсолюта называется «спанда» – пульсация, поток, движение бесконечной, безмерной лучезарной радости абсолютного Сознания[112]. Спанда – проявление шакти (творческая энергия Абсолюта). Данные мистических прозрений древних мудрецов оказываются весьма созвучными данным современной науки. Так, согласно открытиям квантовой теории, незримый субатомный мир непосредственно связан с нашим мышлением, с нашим сознанием. Изречение Вернера Гейзенберга о взаимодействии наблюдателя и наблюдаемой им «квантовой картины» стало уже воистину сакраментальным. Мы не затрагиваем тему рассмотрения «элементарных частиц» в свете теории относительности. Заметим лишь, что в терминах пространства-времени элементы из объектов превращаются в процессы.

Итак, все в мире вовлечено в «квантовые взаимосвязи», а «материя» оказывается не мертвым независимым материалом в руках живого мастера, а скорее тканью самой мысли, ее выражением. Мысль (информация), энергия и материя образуют единое целое.

Для нервной системы светозвуковая конфигурация – это сигналы, передаваемые от одного объекта к другому, сигналы, передающие определенную информацию, преобразуемую разумом в смысловое содержание (идеи и постулаты) и чувственно воспринимаемую развернутую «энергоматериальную» картину. Эффект резонанса? Вспомним здесь идею Карла Прибрама о «музыкальной» функции нервных клеток, о которой мы говорили в главе «Отфильтрованная реальность».

Алан Уотс задается вопросом: «Физический мир – это вибрации, кванты, но вибрации чего? Для глаза это вибрации формы и цвета, для уха – звука, для носа – запаха, для пальцев – прикосновения. Однако все это различные языки для выражения одного и того же, различные качества чувствительности, различные измерения сознания».

С древних времен человек знал, что в особом состоянии сознания можно услышать музыку планет и светил, Космическую Симфонию.

Автор знаменитой книги «Дао физики» Фритьеф Капра описывает переживание Космического Пульса следующим образом:

«Однажды летом я сидел на берегу океана и, прислушиваясь к ритму своего дыхания, смотрел, как волны набегают на берег и отступают назад, и внезапно мне открылось, что все, что окружает меня, участвует в грандиозном космическом танце. Будучи физиком, я знал, что песок, камни, вода и воздух вокруг меня состоят из вибрирующих молекул и атомов, а последние – из частиц, при взаимодействии которых появляются и исчезают другие частицы. Кроме того, я знал, что атмосферу Земли постоянно бомбардируют потоки космических лучей-частиц с высокой энергией, претерпевающих многочисленные превращения при прохождении через воздух. Все это было известно мне благодаря моим исследованиям в области физики высоких энергий, но до этого момента я воспринимал эту информацию только в виде графиков, диаграмм и математических теорий. Когда я сидел на берегу, в моем сознании всплыли ранее приобретенные знания; я „увидел“ каскады энергии из открытого космоса, в которых с ритмической пульсацией возникали и исчезали частицы; „увидел“, как атомы различных элементов и моего собственного тела участвуют в космическом танце энергии; я почувствовал ритм этого танца и „услышал“ его звучание, и в этот момент я УЗНАЛ, что это и есть танец Шивы – Владыки Танца, почитаемого индуистами.

<…>

В начале своего пути я благодаря использованию растений силы узнал, как выглядит свободное течение потока сознания, как духовные прозрения приходят сами по себе, без всяких усилий с нашей стороны поднимаясь из глубин сознания».

И здесь мы также обнаруживаем наличие, незримое присутствие «блага» и «зла».

Организм, или систему любого порядка, можно уподобить слаженному оркестру.

Больной орган – как музыкант в оркестре, сбившийся с общего ритма организма. Его «неправильные» вибрации могут передаться другим органам, и тогда болезнь усугубится.

Тот же принцип распространим и на космические масштабы. Отдельный человек или группы людей также могут превратиться в «больной орган». Характерный симптом такого заболевания – галлюцинации, в которых больной, находясь в «оркестровой яме», воображает себя самостоятельным и самодостаточным музыкантом, не нуждающимся в едином «дирижере». Играя свое собственное творение, он лишь вызывает недоумение у других участников «музыкального коллектива». Такая эгоцентрическая болезнь и есть «зло», разрушающее космическую гармонию. И как раз против такого «зла» выступали мудрецы древности, называя это зло искусственностью:

«Пока кони жили на просторе, они щипали траву и пили воду. Радуясь, сплетались шеями и ласкались, сердясь, поворачивались друг к другу задом и лягались. Только в этом и состояли их знания. Но когда на коней надели ярмо, украсили им морду[113]луны, они научились коситься и выгибать шею, упираться и брыкаться, ломать ярмо и рвать поводья. Поэтому в том, что кони приобрели[114]знания и научились разбойничьим повадкам, виноват Радующийся Мастерству» (Чжуан-цзы).

Одни вибрации очищают и исцеляют нас, другие – разрушают и даже могут убить.

Здоровье живых организмов тесно связано с определенными колебаниями. Специфическая последовательность естественных гармоник[115], подчиненная строгим математическим соотношениям, способна вызвать эффект резонанса и сонастройки органов тела, повлиять на самочувствие и эмоциональное состояние.

Подобные благо творные музыкальные инструменты, источники естественных гармоник, можно понимать и как метафору – как мудрых священников и целителей, которые помогают сбившимся с общего божественного ритма вернуться в гармоничное состояние и таким образом восстановить здоровье и природную целостность.

В подобных картинах мы видим, что понятия «благо» и «зло» применимы лишь к органу целого организма, части в составе некой системы, некоего целого. «Благо» (добро) и «зло» вне конкретной целостности, конкретного космоса не имеют абсолютного значения. В уравнении жизни это икс и игрек с переменными значениями.

С архаическим «космизмом» тесно связано понятие древних, известное в философии под термином монофизитизм. Монофизитизм – это вера во всеприсутствие божественной природы, одухотворенного первовещества и духовной субстанции, а также первосилы: боги, люди, животные и другие существа обладают одной и той же природой. Все сущее представляет собой манифестацию единой энергии, пищи, сока, жизненной силы Вселенной (ци, прана, мана и т. д.), на уровне физического тела обычно отождествляемого с кровью (например, чулель у майя). Фюзис древних греков – это суть вещей, их природа. Материя – это вовсе не мертвые «строительные кирпичики» (набор элементарных частиц – атомов) и не глина, из которой горшечник лепит причудливые горшки-формы.

Космос в представлениях древних рождается из хаоса. Однако хаос не следует путать с беспорядком. В переводе с древнегреческого хаос означает «зев», «чрево», «зияние». Хаос – это нутро, в котором вынашивается мироздание. Хаос – родитель космоса и его обитель, в которую однажды возвращается все сущее. Распространенная метафора Хаоса – вода, Океан. Отголоски таких представлений можно встретить даже в древнееврейской Книге Бытия.

В философско-религиозной рефлексии «осевого времени» образ Хаоса трансформируется в представления об апофатически постигаемом[116]пра-начале, о подлинной божественной сущности – от египетского Амона до Единого неоплатоников и Дао-Пути даосов.

Ранние философские школы античности (Милетская школа: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен) стремились выразить понятие, которое соответствовало бы сущностным качествам первоматерии, из которой произошло все многообразие чувственно воспринимаемого мира. Фалес называл это первовещество водой, Анаксимандр – апейроном, Анаксимен – воздухом. Единичные вещи, считали первые философы, проистекают из этой первосубстанции и в нее возвращаются в положенный срок. Самостоятельность и независимость вещей – лишь видимость, поскольку эти вещи – в разной степени «сгущение» первоначала. Гераклит Эфесский представлял началом всего сущего сознательный, разумный огонь, закономерно переходящий в свою противоположность воду и обратно, тем самым порождающий видимый космос и его разрушающий. Противоположности всегда сосуществуют вместе, полагал Гераклит, образуя единое динамическое целое, пребывающее в состоянии вечного становления (процесс перехода из одного состояния в другое) и текучести.

Изначально древнегреческие философы видели материю живой – так называемый гилозоизм (от греч. hylo – материя, zoe – жизнь). Правда, начавшаяся с пифагорейской школы (Пифагор, Архит, Филолай, Диокл и др.) общая тенденция сепарирования Первоначала, разделения материальной причины и причины, которая порождает все многообразие сущего, на многие века искусственно «разлучила» дух и материю, душу и тело.

Ответственность за множественность была возложена на Число, которое определяло количественные показатели (величина, степень, интенсивность и т. п.). Все более увлекаемые умозрительной стороной космогенеза, пифагорейцы отдалялись от «презренного» чувственного мира, решив, что тело (Soma) является могилой (Sema) души.

В конце концов, заслуживающим внимания стало считаться лишь то, что относилось к логике, рассудку и ИДЕЕ, а всю чувственно воспринимаемую сторону бытия было решено игнорировать как недостоверную. Таким был вектор «постосевых» времен.

 

Но так ли уж оправданна идея разобщения чувственного и идеального мира? Идеи (смыслы) выражаются разными способами – через определенный набор звуков, через специфическую комбинацию запахов, графических знаков, цветов и форм, а также через их сочетания. До сих пор ведутся споры: условно ли обозначение идеи (присваиваются ли им знаки произвольно, на договорной основе) или же существует строгая комбинация (комбинации таких элементов, как звуки, ритмы, цвета, формы, запахи, жесты, вкусовые параметры) средств выражения идей? А может быть, существует степень, градация способности выражения мира идей? Тогда одни комбинации элементов и миры, образующие совокупность этих комбинаций, будут бледными тенями на стене пещеры, а другие – чистыми божественными землями.

И почему за аксиому берется утверждение, что идеи бесплотны? А что, если вне своих носителей они не существуют? Возвращаясь к компьютерным метафорам, добавим, что у нас нет оснований сепарировать программы и их материальные носители. Из опыта известно, что, подобно огню, программы переносятся с одного носителя на другой (включая и самый совершенный земной носитель – мозг), но отдельно от него существовать не могут.

Допустимо также, что имеются такие способы выражения смыслов, которые и вовсе незнакомы человеческим существам в обычных состояниях сознания. Что, если в мистическом опыте открываются такие новые средства? А потом, по возвращении в земной мир, человек должен сосредоточенно переводить эти смыслы с одного неведомого языка на другой – известный или неизвестный обитателям дольнего мира?

Вселенная – как знаковая система, система сигналов для передачи смыслов, для объективации (овеществления) мира идей в чувственно воспринимаемые объекты. Одна из функций мозга (который сам является сложной комбинацией огромного числа элементов – нейронов) в этой системе – функция модема – устройства для преобразования сигналов мира идей.

В таком контексте чувственно воспринимаемый мир оказывается закрытой книгой… или лишь слегка приоткрытой книгой. Немногие способны читать эту книгу, постигая смысл ее таинственных образов-иероглифов. Например, к расшифровке генетической кодовой системы человечество пришло совсем недавно. А сколько еще таит в себе секретов чувственная Природа?

Ясно, по крайней мере, одно: явленный мир нельзя считать иллюзией недостоверных ощущений, презренной эмпирией, априори искажающей восприятие идеальных воздушных замков. Ошибки кроются не в самих ощущениях, а в их интерпретации, то есть в выводах относительно видимых явлений, в представлениях об ощущаемой реальности.

Как справедливо указывает Алан Уотс, может показаться, что «инертная» материя требует внешней и разумной энергии, чтобы придать ей форму. Однако теперь мы знаем, что материя не инертна. Будь она органической или неорганической, мы учимся видеть в ней структуры энергии – причем не структуры, сделанные из энергии, будто энергия является своеобразным веществом, а энергетические структуры, движущийся порядок, активный разум.

«Размежевание» духовного и физического, начатое в орфико-пифагорейских школах, было окончательно закреплено на территории эллинистической ойкумены, когда идеи античного «эскапизма» встретились с восточным, семитским по духу[117], учением о двух природах сущего. Согласно этому учению, одна природа – это природа бога-творца, а вторая – соответственно природа тварного мира. Между этими природами непреодолимая пропасть. Творец и тварь – различны по сути[118]. И как бы близко ни приближалась тварь к своему создателю, как бы она ни «обожалась», тварь неизбежно останется тварью, пусть даже в качестве «обоженного» приемного чада божьего (поскольку по природе она никогда не была и не будет единосущной своему создателю). Учение о двух природах превратилось в фундаментальный догмат трех библейских религий – иудаизма, христианства и ислама. Попытки устранить эту грань между природами в мистическом опыте, преодолеть пропасть, разделяющую творца и тварь, предпринимались в эзотерических направлениях этих религий (каббале, суфизме и в ряде христианских учений, не признанных ортодоксией). Однако все подобные попытки объявлялись ересью, и мистическим учениям библейской парадигмы ничего не оставалось, как смириться перед строго утвержденным догматом. Только в христианстве после многочисленных богословских дебатов был найден относительный «компромисс» – обладающим двумя природами – нетварной-божественной и тварной-человеческой – был признан Иисус Христос.

Религиозно-философские представления о гармонии и холистическом природном единстве, которые были характерны для интеллектуального, возвышенного эллинского духа, столкнулись с агрессивной, нетерпимой к иномыслию, слепой верой в раздробленность природ – природы творящей и природы тварной.

Некоторые христианские богословы, апологеты абсурда («верую, ибо абсурдно») со свойственной для них высокомерной позиции «обладателей истины в последней инстанции» заявляли: «Эллинская философия, заняв верховную позицию монотеизма, очутилась пред антиномической загадкой: откуда же и как рядом с абсолютным единством явилось относительное множество, разнообразие, вся пестрота космоса? Как, чем, каким мостом перекрылась эта непереходимая логическая пропасть? Это крест для ума эллинской философии. Она его разрешила для себя на грубых и аляповатых путях пластического мышления, вернее, фантастических иллюзий. Это иллюзии пантеизма. „Все из воды“, „все из огня“, „все из вечного спора стихий“ и т. п., т. е. весь мир ткется из материи того же абсолютного бытия».[119]

Так переворачивая здравый смысл с ног на голову, некоторые христианские богословы не смогли понять тонко прочувствованных представлений античности о единстве природы абсолютной и природы относительной. Подвергнув «рассечению» единую природу, Европа[120]придет, в конце концов, к логическому итогу теории «двух природ». Только теперь уже с обратной стороны. Но на этот раз это будет другая нелепая крайность – атеизм. «Тварь», восставшая против «творца» и заявившая о низвержении «небесной тирании».

Однако не все культуры пошли по пути размежевания духовного и физического. К примеру, в даосской рефлексии архаической шаманской мудрости двойственный характер Единого Первоначала был отражен в учении о «двух Дао»: одно («безымянное», умин) рождает Небо и Землю, т. е. порождает космос, другое («именуемое», юмин) создает, взращивает конкретные вещи. Последнее и есть Дэ – Благая Сила, Благодать Великого Пути (Дао).

Таким образом, даосское учение ясно продемонстрировало, что проблема не в том, что мы имеем дело с разными природами, а в том, что одну и ту же природу можно воспринимать и рассматривать разными способами и с разных точек зрения (различными способами видения).

Для общинных религий также характерны:

– тотемизм (вера в мифического предка-покровителя общины),

– политеизм (многобожие),

– магия.

В целом можно сказать, что архаическое сознание было жизнеутверждающим, не спасающим от мира, а учащим ориентироваться в нем и восхищаться его красотой, учиться у него с помощью разнообразных экстатических практик. Мастерами техник экстаза были арийские риши, жрецы Шумера и Египта, друиды и шаманы. Они были хранителями мудрости, полноправными обитателями двух миров – сакрального и профанного, а также посредниками между миром людей и потусторонним миром, Верхним и Нижним. Бубен шамана и «небесная ладья Инанны» движутся одновременно в двух мирах – в земном и небесном. Мифы хранят память о Золотом Веке, времени, когда все было единым, «голографичным», не разделенным непреодолимыми границами. Это время не осталось где-то там – на расстоянии неисчислимых времен – и не ожидает нас в далеком будущем (ведь далеко и давно – это разные вещи, и если давно, это не значит – далеко). Это реальность, которую перестали воспринимать обитатели плоского профанного мира, но в которую шаманы и йогины проникают по велению богов и собственному желанию.

Буддизм, индуизм, даосизм, раннее христианство и многие другие религии в исторической ретроспективе – ветви могучего древа архаики (недаром «древность» и «древо» – однокоренные слова). Не понимая первостепенной важности «первобытной культуры», многие современники вешают на древние культуры ярлык «язычество». Увы, но это в самом прямом смысле – проявление неуважительного отношения к своим родителям, тому, что вскормило нас. Пусть эти родители порой выглядят нелепо и даже смешно (и пусть они совершали ошибки, во всяком случае с нашей точки зрения), но именно они оберегали нас, пока мы были детьми. К чести большинства религий Востока, архаика ими не отрицалась, а органически включалась в новое, осевое миросозерцание. Древние боги не изгонялись, а обращались в новую веру. Древние представления очищались от «кровожадности», наполняясь духом любви и сострадания к живым существам.

Вообще, очень сложно провести четкую грань между архаическим, осевым и постосевым временем. Существуют различные схемы эволюции сознания («детство– юность–зрелость–старость» и «пред(до)сознательное– сознательное–постсознательное»). Однако при более детальном рассмотрении оказывается, что подобные схемы во многом условны, неоднозначны и упускают существенные факторы, редуцирующие реальность в угоду красивых и стройных схем.

Так, в доосевые времена в Древнем Китае человек еще не знал принципа Дао. В эпоху Чжоу высшим началом считался дух Ди, или Шанди, владыки всех природных явлений (дождя, солнца) и зависящих от них урожаев. В конце III века до н. э. его сменяет Хуан-ди – «Желтый император», легендарный предок китайского народа, правитель Поднебесной. Однако с приходом Лао-цзы (осевое время) высшим началом воспринимается уже не божественная личность, а безымянное «нечто», невыразимое в словах и знаках и лишь условно обозначаемое понятием Дао. Таким образом, внешний ритуал замещается ритуалом внутренним, внутренним деланием. Устанавливаются непосредственные отношения со священным предвечным основанием и истоком бытия. Человек сам без посредников в виде шаманов и жрецов оказывается в преддверии мира, где все «кажущееся» (сравни с «миром сновидений» австралийских аборигенов). «Кажущееся» – это мотив иррационального, ирреального, который, безусловно, связан с экстатическими шаманскими состояниями.

Подобная тенденция прослеживается в разных культурах, от древнеегипетской до древнеиндийской (эволюция «риши»–«брахманы»–«араньяки»–«упанишады»).

Вероятно, существовала следующая последовательность трансформации представлений людей о первооснове бытия. Первоначально человек получал непосредственный опыт общения с растениями богов (индоарийская Сома-Хаома, мезоамериканский Пейот и Теонанакатль, протодаосские и даосские курительницы-реторты[121]и т. д.). В дальнейшем его отношение с открывшимся священным измерением получало выражение во внешнем действии (ритуальных актах). Затем наступал черед соизмерения внешних средств достижения экстатических состояний (психоактивных веществ) и внутренних возможностей (психопрактики, медитации и йогическое подвижничество). И наконец, завершающей стадией была вербальная рефлексия (осмысление полученного опыта). После чего «рефлексии» древних мудрецов консервировались, превращались в непререкаемый канон, и уже на основе этих авторитетных изъяснений возникали многочисленные интерпретаторские традиции (богословские и религиозно-философские школы).

Выражением архаической духовности с незапамятных времен, безусловно, был шаманизм. Распространенный практически повсеместно, шаманизм играл ведущую роль в формировании древней культуры. Но шаманизм – это не только экстатическое общение с духами Верхних и Нижних миров. Шаманизм – это, прежде всего, ЛЮБОВЬ и УВАЖЕНИЕ к ПРИРОДЕ и ее СВЯЩЕННЫМ ДАРАМ. Лишь любовь и почтительное отношение к природе (горам, лесам, морям, озерам, рекам, источникам и их зримым и незримым обитателям) может стать отправной точкой для открытия мистической тропы к тайнам и волшебству целостного бытия.

Понимая и храня тот драгоценный дар, который дала нам Природа, мы учимся жить в целостном мире. Шаманизм – это путь знания природы и обретения силы. Само слово «шаман», взятое из тунгусо-маньчжурских языков, связано с глаголом са – «знать». Путешествуя в Места Силы и встречаясь с людьми Знания, соприкасаясь, впитывая древнюю Мудрость, мы получаем шанс выбраться из того отчаянного положения, в котором оказался современный человек города.

Бесконечные сухие абстракции, безжизненное нагромождение схем и моделей бытия, захламление книжных полок ментально-информационным мусором – удел жителей городов, бледных «сине-зеленых теней», заложивших свои души в обмен на сомнительные блага цивилизации. Современное мышление зажато, с одной стороны, в тиски фанатического догматизма и схоластики, а с другой – вседозволяющего релятивизма, постмодернизма и софистики. Если добавить к этому такие «завоевания» общества потребителей, как фастфуд, консерванты и прочие «пищевые добавки», вызывающие онкологические заболевания и ожирение, а также добавить СПИД, алкоголизм и наркоманию, средства массовой информации, которые оказываются средством массовой деградации, и разрушение экосистемы планеты, то мы получаем диагноз нынешней глобальной цивилизации, победившей «первобытное варварство», «темные века» и «язычество».

Однако ошибочно утверждать, что душу убивает комфорт. Смертельна лишь та цена, которую мы должны заплатить за этот комфорт. А эта цена – жизнь в гармонии со всей Вселенной, с Духом космоса. Комфорт в обмен на полноценную жизнь в единстве с Природой, самоизоляция и самоисторжение из единой семьи всего сущего на Земле и за ее пределами. Что с нами станет, когда мы в совершенстве разовьем технологии передачи информации (Интернет, мобильную связь и т. д.), но вот самой ценной информации (а не информационного мусора-спама) уже не будет? Товар в обмен на Дар. Слишком дорогая цена!

В современном мире демократия считается самой передовой и перспективной общественно-политической системой. Но настоящая демократия должна защищать не только сиюминутные интересы человеческого племени. Пока мы не уясним, что на этой планете обитают и другие виды живых существ, нынешняя демократия будет мало отличаться от «демократии» древнегреческой с заплывающим жиром меньшинством, живущим за счет рабского труда большинства.

Гуманизм – безусловно, важное достижение человеческого сознания, но теперь мы должны задуматься о другом «изме», связанном со всей живой природой, а не только с человеком (хомо).

Затевая «справедливые войны», люди не считают потерь среди мирной флоры и фауны. Но и в «мирное время», когда одна часть голых приматов семейства мартышкообразных (Cercopithecidae) вида Homo sapiens в силу своей глупости и неспособности жить в гармонии с природой превращается в наркоманов, другая часть приматов в форме стражей порядка начинает бесцеремонно и самозабвенно уничтожать ни в чем не повинные растения – мак, коноплю, коку и т. д.

Пока мы не научимся учитывать интересы ВСЕХ обитателей планеты, мы не можем рассчитывать на счастливое будущее нас самих и тем более наших потомков. Природа – не наш враг, которого мы должны покорять и обращать в рабство. Природа – наш лучший союзник и Учитель!

Человек Природы – клетка органического тела Земли, согласующего свою деятельность с естественными ритмами космоса.

Человек эгоцентрической цивилизации (включая и «демократические» империи) – паразит на теле Земли. Пока есть силы поддерживать иммунитет, Земля исторгает паразитов и сохраняет лишь здоровые клетки. Но надолго ли хватит иммунных сил планеты?

В любом случае те, кому недосуг понять, что они часть природы, а не ее хозяева, подвергают угрозе жизнь на целой планете. Невозможно возвыситься над природой и подчинить ее себе. Иллюзия всевластия человека, уверовавшего в могущество цивилизации, рассеивается при первом же настоящем столкновении со Стихиями.

Хочется верить, что экологические катаклизмы, вызванные деятельностью человека, – не проявление его «злой породы», а некий «кризис роста». Хочется верить, что цивилизация будущего станет органической составляющей единой экосистемы, а не раковой опухолью Земли.

 

«Смотрите на безыскусственную чистоту и обнимите первозданную простоту.

Умеряйте себялюбие, искореняйте страсти.

 

Пусть государство будет маленьким и редким население.

Орудия в нем, даже если есть, пусть не используются вовсе.

Пусть люди в нем относятся серьезно к смерти и не уходят далеко от дома.

Пусть там даже есть лодки или колесницы, но ездить в них не надо.

Пусть даже есть оружие и латы – не надо содержать их в порядке и готовности.

Пусть люди вновь начинают завязывать узелки и применять их вместо письмен.

Пусть будет для людей сладка их пища, и пусть одежда будет их красива. Пусть мирными жилища будут их, и пусть они найдут усладу в своих обычаях и нравах.

Соседние страны пусть рядом глядят друг на друга и слушают крик петухов и лай псов у соседей, но люди пусть до самой старости не ходят друг к другу туда-сюда».

Дао Дэ Цзин

 

Современный антиглобализм – это, в сущности, отчаянный ответ здравомыслящего человечества на распространение новой «мировой» империи, пожирающей естественные культуры планеты и разрушающей ее экосистему.

Хорошей иллюстрацией тому может служить нашумевший недавно фильм-притча Мела Гибсона «Apocalypto». Увы, далеко не все поняли его смысл (к сожалению, включая и старейшин общин современных майя). Одни обвиняли режиссера в искажении исторической действительности, а другие даже усмотрели в замысле автора некий «религиозный фанатизм» и «расовую нетерпимость»: мол, Гибсон хотел сказать, что Центральноамериканская империя с ее кровавыми человеческими жертвоприношениями не ведала Бога, а потому и пала от карающей десницы Всевышнего в виде испанских завоевателей. Однако при внимательном просмотре картины становится ясна главная идея фильма, и состоит она в том, что АБСОЛЮТНО ЛЮБАЯ ИМПЕРИЯ (в том числе мезоамериканская и испанская) – это путь к самоубийству, путь к самоуничтожению. И недаром в заключительной сцене, когда жена главного героя, Лапы Ягуара, задает ему вопрос: «Мы пойдем к ним?» (имея в виду испанцев, носителей «христианской веры») – тот отвечает: «Нет, мы пойдем в лес. Будем искать новую жизнь». Тем самым Гибсон недвусмысленно заявляет: нет правды в империи – будь то мексиканская, тольтекская, ацтекская или же испанская, британская и, конечно, новая глобальная империя – Соединенные Штаты Америки.

 

«Когда правление беспомощно и слабо, народ прост и добродушен.

Когда правление активно и всевластно, народ испытывает нужду и недостаток».

Дао Дэ Цзин

 

Так говорит вождь племени в фильме Гибсона:

«И Человек сел поодаль, погрузившись в уныние. И звери собрались вокруг него и молвили: „Не хотим видеть тебя в печали. Проси нас, о чем хочешь – и обретешь это“. И сказал Человек: „Хочу, чтобы у меня было острое зрение“. Гриф ответил: „У тебя будет мое“. Человек сказал: „Хочу быть сильным“. Ягуар ответил: „Ты станешь сильным, как я“. Тогда человек сказал: „Хочу познать все тайны земли“. Змей ответил: „Я покажу тебе их“. И все звери согласились помочь ему. А когда человек получил от них все дары… он ушел.

И тогда Сова сказала другим животным: „Теперь Человек знает многое и способен на многое. Мне вдруг стало страшно“. Олень ответил: „У человека есть все, что ему нужно. Он не будет больше грустить“. Но ответила Сова: „Нет. Я увидела дыру внутри Человека. Глубокую, как голод, который ему не утолить. Вот почему он грустит и так многого хочет. Он будет брать и брать… Пока однажды мир не скажет ему: «Меня больше нет, и мне больше нечего дать тебе»“».

 

Жадность, эгоизм, неспособность признать Право на существование ВСЕХ живых существ, ВСЕХ форм жизни, составляющих единый организм Земли, непонимание принципа естественного обмена (когда, кроме понятия «брать», существует и обратное ему понятие – «давать») – вот корень, из которого растет Империя Зла. Империя, которая приходит на Землю как раковая опухоль в разных обличьях и под разными именами. И которая неизбежно обречена.

Конечно, идиллическая жизнь в маленьких государствах, не нуждающихся в общении с соседями, – это утопия. Да и жизнь в лесу – это тоже во многом лишь метафора единения человека с Природой. Если не произойдет глобальной катастрофы, возврата к миниатюрным поселениям и городам-государствам не будет. Однажды мегаполисы, которые кажутся нам теперь гигантами, уступят место одному-единственному городу – Городу Земли. И этот Город сможет благоденствовать лишь тогда, когда его глобальные парки, такие, например, как амазонская сельва, индийские и африканские джунгли, будут защищены от главной болезни человечества – эгоизма. Понимание ПРИНЦИПА РАЗУМНОГО СОСУЩЕСТВОВАНИЯ ВСЕХ БИОЛОГИЧЕСКИХ ВИДОВ, которые в равной мере участвуют в едином оркестре планеты, – жизненно необходимое условие для будущего человечества как вида.

Наивно полагать, что мы в век высоких технологий сможем реставрировать архаическое сознание. Бессмысленно также отказываться от достижений современной науки, призывая вернуться в «лоно природы» в роли «дикарей» каменного века. Попытки воплощений в жизнь подобных утопий известны. Известны также печальные итоги подобных экспериментов (достаточно взглянуть на коммуны хиппи). Однако обернуться назад или приглядеться к нашим соседям, племенам, которым удалось сохранить древнее миросозерцание, мы можем вполне. Пересмотрев вслед за выдающимися этнографами ХХ века наше отношение к «дикарям», мы можем извлечь ценные уроки и сформировать новое мировоззрение, которое интегрирует достижения прошлого и настоящего, правостороннего и левостороннего мышления. Тогда нам не придется противопоставлять Град Земной и Град Небесный.

 

* * *

 

Можно предположить, что у архаического человека в силу значительно большей открытости областей бессознательного, не придавленного еще толстым слоем цивилизационных норм, навыков и стереотипов и не испытывавшего еще такого давления со стороны сознания, его проявления, в том числе и в виде трансперсональных переживаний, были значительно более частыми, интенсивными и достаточно обыкновенными. По своей психической организации архаический «дикарь» был не грубее, а значительно тоньше и чувствительнее, чем современный «цивилизованный» человек.

Далее эти переживания выражались уже в формах мифологического мышления и категориях примитивной культуры, и там, где человек утонченной религиозно-философской традиции увидел бы свидетельство единения своего духа с духом всего сущего, обретение единотелесности с универсумом или память о предыдущих жизнях, о предсуществовании души, «дикарь» видел населенность всего злыми и добрыми духами, тотемистическое родство человека и животного и влияние воли своих покойных предков. И кто знает, не являются ли «культурные» интерпретации по сравнению с истинным положением дел столь же дикими, сколь дики по сравнению с ними тотемистические истолкования первобытного человека?

 

Переимпринтирование и «архаические техники экстаза»

 

Шаманизм использовал весь возможный для своего времени арсенал средств воздействия на мозг.

Активно применялось, например, «музыкальное сопровождение». Во всех случаях ритуального использования «музыкальных инструментов» (бубен, погремушка, колокольчик; струнные инструменты, как, например, «поющий лук» у лебелинских татар и некоторых алтайцев; гонг, ракушка (особенно на Цейлоне, в Южной Азии и Китае), трещотка (Австралия) и т. д.) мы имеем дело с инструментом, который помогает, тем или иным способом, установить контакт с «миром духов» (боги, духи, демоны, души предков, умерших, мистических животных). Как подчеркивает М. Элиаде, «этот контакт со сверхчувственным миром обязательно предполагает предварительную концентрацию, которую облегчает шаману или магу его церемониальный наряд и ускоряет ритуальная музыка».

Чтобы войти в транс, члены «Религии Танцующих Духов», большого мистического объединения в Северной Америке, которое возникло еще в начале XIX века и представляло собой по существу коллективный шаманизм[122], для переживания мистического света долго смотрели на небо и непрерывно трясли руками. В результате они входили в транс и восходили на Небо. Другой практикой «Религии Танцующих Духов» были танцы у костра. Танцы продолжались четыре или пять дней подряд, причем даже без аккомпанемента бубна.

Как мы уже отмечали выше, в архаической практике активно использовались психоактивные вещества. В особенности их использование характерно для Мексики и Южной Америки. Например, индейцы яки, живущие в Северной Мексике, в ритуальных целях курят цветы желтого дрока (Genista canariensis), содержащие цитизин, а индейцы уичоли даже совершают специальные «паломничества» за пейотом (см. выше). Индейцы тараумара, живущие в Чиуауа, иногда добавляют в ферментированный кукурузный напиток tesguino дурман безвредный (Datura inoxia). А масатеки, чинантеки, сапотеки и миштеки (мексиканские индейцы, живущие на территории федерального округа Оахака) в своей религиозной практике употребляют священные грибы (см. выше). В качестве психоделиков используются тропические растения. В лесах Верхней Амазонки распространено употребление лианы Banisteriopsis. Эту же лиану используют хиваро, живущие в Эквадоре, шипибо-конибо, кампа, ширанауа и кашинауа, живущие на востоке Перу, а также индейцы сиони, населяющие восточную часть Колумбии. Эдуардо Кальдерон, знаменитый перуанский художник и шаман, употреблял психоделический кактус Сан-Педро. Этот кактус известен перуанским шаманам уже как минимум три тысячи лет.[123]

 

Очевидное переимпринтирующее воздействие наблюдается в практике шаманского посвящения. Центральная тема посвящения в шаманы представляет собой все ту же трехчастную структуру:

– Отделение. Часто кандидат находится в изоляции в мире духов (в «духовном измерении») до трех и более лет, в этом мире местом изоляции может быть ветка ели, где кандидат оставляется для дозревания, отдельный дом или яйцо в гнезде на ветвях мирового древа. В физическом мире кандидат во время «болезни-призвания» может убежать в лес, где он будет бродить в одиночестве несколько дней.

– Мистическая смерть. Расчленение тела неофита. В физическом измерении кандидат выглядит мертвым, находится в бессознательном состоянии, в своеобразном летаргическом сне. В это время в мире духов тело неофита раздирается, как правило, духами болезней, которые в дальнейшем научат исцелению от тех недугов, причиной которых они являются.

– Воскресение. Обновление плоти, замена старых органов новыми, мистическими. В некоторых случаях, например у австралийских аборигенов, на этой стадии в тело неофита помещаются особые магические кристаллы. А иногда, например в Южной Америке, в тело помещается магическая сила, не имеющая определенной зримой формы[124]. В результате чего посвящаемый получает от духов различные магические способности.

Как мы уже отмечали выше, для того, чтобы мозг был наиболее податлив для перепрограммирования, необходимы отделение от привычной среды обитания, а также шок и стресс. В архаическом инициационном посвящении, осознанно или нет, использовались все необходимые для переимпринтирования техники. Например, неофит помещался в уединенном, пустынном месте, которое должно было символизировать потусторонний мир; на кандидата накладывались запреты, которые делали его наиболее схожим с покойником (умерший не может есть некоторых блюд, не может пользоваться пальцами и т. п.); использовалось вымазывание лица и тела пеплом или некоторыми известковыми веществами для того, чтобы достичь бледности призраков; надевались погребальные маски; происходило символическое погребение в храме или в доме фетишей; производились испытания: бичевание, приближение стоп к огню с целью нанесения ожогов, подвешивание в воздухе и даже отрезание пальцев[125]. «Смерть», а проще говоря, состояние, в котором отключаются биовыживательные программы, может быть достигнута разными способами: крайнее утомление, пытки, пост, побои и т. д. Чтобы стать шаманом, молодой хиваро, найдя учителя и заплатив ему, ведет крайне аскетический образ жизни: целыми днями не притрагивается к пище, пьет наркотические напитки, в особенности табачный сок. Когда же наконец дух Пасука появляется перед кандидатом в облике воина, мастер начинает бить неофита, пока тот не упадет на землю без сознания. Таким образом достигается у хиваро ритуальная смерть[126]. Карибские шаманы во время посвящения также доводят себя до отключения обычного режима мозга: все время курят сигары, жуют листья табака и пьют табачный сок, а также изнуряют себя ночными танцами.[127]

О том, что в процессе инициации важную роль играет именно мозг, свидетельствуют, например, следующие данные.

У эскимосов посвящение включало передачу наставником «блеска», «озарения» (ангакок, кауманек) ученику, который ощущался последним как таинственный свет в самой сердцевине мозга[128]. Из наблюдений Рамуссена мы знаем, что, получая свое «озарение», некий шаман Ауа чувствовал в своем теле и мозге небесный свет, как бы исходящий из всего его существа; он стал незаметен для людей, однако виден всем духам земли, неба и моря. «Мой первый дух-помощник был моим тезкой, маленьким ауа. Когда он прибыл ко мне, это было так, как будто вдруг улетела крыша дома, и я почувствовал такую силу видения, что видел через стены, землю и далеко в небе[129]; это как раз мой маленький ауа принес мне этот внутренний свет, летая надо мной, когда я пел».[130]

А у тамангов из Непала, практикующих шаманизм, который существовал еще до появления индуизма и буддизма, а потом впитал в себя их элементы, шаманы-бомбо умеют активизировать духовный свет, локализованный между глазами, причем это является необходимым условием магических полетов.[131]

Интересно также отметить процесс трансформации сознания во время посвящения у ибанов, которые голодают, спят возле могилы или поднимаются на горную вершину, где дух данной местности может наделить их магической силой. Когда же являются духи, они вскрывают неофиту голову, «извлекают оттуда мозги, промывают их и помещают обратно, чтобы дать ему ясный ум, способный проникать в тайны злых духов и в сложности болезней».[132]

Аналогичные описания можно встретить даже в рассказах наследника древнекитайских шаманских традиций племени У, мастера школы «Чжун Юань Цигун» Сюи Минтана, который сегодня распространяет одно из восточных учений в России[133]. Сюи Минтан рассказывает об истории, которая приключилась с ним в Америке. Обладая шаманскими способностями, он помог индейцам одного племени (которые погибли в результате катастрофы много лет назад) выбраться из нижнего мира. В благодарность за это они произвели в мозге Сюи Минтана специфическую «операцию»:

«Так как они не смогли меня разбудить, то чем-то похожим на нож (я очень четко это ощущал и видел) они вскрыли, разрезав, мне кожу на голове, потом раскрыли кости черепа, поковырялись у меня в мозге и вложили туда что-то, похожее на оболочку мозга. Они надели это на мой мозг, как маленькую шапочку, и снова все это закрыли.

У меня было такое впечатление, что они положили внутрь кровоточащий кусочек ткани – я видел этот красный, кровавый цвет кожицы, которым мне накрыли мозг. Они сразу не могли раскрыть весь череп, поэтому сначала открыли одну часть, как лепесток, и вложили туда часть красной оболочки, потом открыли, как лепесток, другую часть и снова туда вложили часть оболочки, потом третью часть и т. д. Я был в состоянии сна и не хотел открывать глаза, но в то же время я видел их, видел их действия и все чувствовал.

На следующее утро, как только я проснулся, то первым делом ощупал рукой голову, чтобы проверить, что там. Затем посмотрел на подушку, нет ли там крови, но все было чисто. Окончательно проснувшись, я сказал Эрнсту, что опять мне не дали поспать, и рассказал ему, что произошло.

От него я узнал, что это – один из обрядов американских индейцев. В их истории известен такой метод – говорят, что его используют при определенных религиозных ритуалах, – просверливают череп или делают небольшое отверстие в голове и туда, в мозг или в кости черепа, что-то вкладывают. Я точно этого не знаю, но это так описывают.

В системе „Чжун Юань Цигун“ известно, что в нашем мозге 9 слоев. Создалось впечатление, что таким вот способом они помогли мне заменить один из девяти слоев моего мозга. Это значит, что теперь в моем мозге есть нечто такое же, как и у индейцев, единое с ними. Таким образом, между нами установилась духовная связь».

 

Основная задача шамана – способность перемещаться в мир духов, в божественный мир. Духи же не являются представителями обычной человеческой реальности. Поэтому шаману, чтобы поддерживать отношения с духами и покойниками, самому надо стать в некотором смысле мертвым. Именно в момент «смерти» в этом мире шаман оживает для того мира. Поэтому каждый шаманский сеанс включает в себя отключение программ земного животного. Начиная с момента посвящения шаман учится преодолевать обычное человеческое состояние, т. е. образ жизни непосвященного, и становиться подобным «духам», т. е. мертвецом для мира живых. С шаманом происходит перемена онтологического характера. В противном случае, если шаман не стал бы «духом», не прошел бы трансформации через «смерть– воскресение», он не смог бы преодолевать все испытания, которым он подвергается во время транса (например, переход через непрерывно открывающееся и закрывающееся пространство или по узкому как волос мосту; вход в запретные места, охраняемые мифическими стражами, такими как адская собака, и т. д.).[134]

Стоит особо подчеркнуть, что шаманский транс всегда имел место в определенных границах соответствующей традиции. Для любого шамана было необходимым знание топографии Верхнего и Нижнего миров, которые кодировались в терминах и образах мифологии племени. Шаман не отправлялся в иные измерения просто наобум. Но пожалуй, самое главное – поиск сакрального хотя и мог осуществляться человеком, но избрание всегда осуществлялось Свыше. Шаманизм, независимо от типа отбора шамана (будь то наследственная передача, призвание, назначение родом или личное решение), всегда являлся даром богов или духов; по существу наследственный шаманизм представляет собой внешнюю форму избрания кандидата сакральными силами. Именно божества обучают будущего шамана через сны и видения (даже в случае наследственной передачи). Старый шаман может передать знание, обучить технике, но лишь сами духи и божества принимают и утверждают кандидата в шаманы. Серьезное обучение, когда кандидат осваивает генеалогию и традиции рода, мифологию, шаманскую лексику, начинается только после первого экстатического переживания. Решающее значение всегда имеет именно сообщение с духами, божествами, сакральными силами.

Поэтому особо подчеркнем, что любые воздействия на мозг, включая и воздействие с помощью растений силы, являются лишь частью целостного ритуала, в котором осуществляется осознанная настройка мозга на новую «волну», на особую программу (парадигму, мировосприятие). Без специальных ритуалов, т. е. программирования и перепрограммирования (переимпринтирования, настройки), эффект воздействия на мозг может оказаться непредсказуемым. К слову сказать, что именно поэтому между религиозным использованием растительных психоделиков и их употреблением ради «кайфа» и развлечения нет ничего общего. Как отмечает Невилл Друри, с древнейших времен человек отправлялся в сакральные психоделические путешествия не для того, чтобы «сбежать» в мир «фантазий», но чтобы увидеть и познать тайны бытия, скрытые от непосвященных. И, заметим, каждое такое путешествие, как считали шаманы, было «санкционировано» Свыше.