Социология индустриального развития (50—60-е годы)

Мы должны научиться мыслить по-новому.

Б. Рассел - А. Эйнштейн

На рубеже 30—40 гг. появились первые со­мнения в плодотворности эмпиризма, в его правомерности представлять всю со­циологию как науку. Дело в том, что акцентирование роли методики исследований сопровождалось теоретической неопределенностью: понятия малой группы, человеческих отношений, общественного мнения, роли и т. д., будучи нужными для изуче­ния локальных областей социальной жизни, не образуют взаимосвязанного целого, составляющего «теорию общества». Поэтому накопление огромно­го эмпирического материала без кодификации «по­висает в воздухе» и грозит потерей контроля над ним. Обнаружилась неудовлетворенность исследо­ваниями сугубо прикладного характера, замкнуты­ми на прагматических ориентациях. Собирание фактов, тривиальное их сопоставление, отыскание простейших зависимостей между переменными свидетельствовало о содержательной бедности эмпи­рической социологии. Стало очевидным, что в возможности ее ограничены, а эмпиризм не является целостным научным познанием.

Узость теоретических возможностей, сосредото­чение внимания на сюжетах повседневной жизни, автономном функционировании отдельных социаль­ных явлений (безработица, эмигранты, реклама и т. п.) привело к тому, что представители эмпири­ческой социологии не могли связать отношение части и целого. Ведь социальные явления можно адекватно интерпретировать лишь как проявления общественной жизни в целом. Отсюда возникал вопрос — способна ли социология быть средством для решения больших практических социальных проблем в рамках совершенствования жизни об­щества?

Если наука — это теоретически осмысленное и концептуально выраженное знание, то очевидна не­обходимость поиска «научно точной» методологии и методики социологического познания. Для этого надо было «выманить» социологов на теоретичес­кую почву и ликвидировать образовавшийся раз­рыв между эмпирическим и теоретическим уровня­ми научного познания. При этом возникали вопросы: как понимать и толковать социальный мир? с помощью каких методов раскрывать его смысл? какой должна быть научная социология?

Исходя из признания доминации общества в рам­ках трихотомии «общество - малая группа - ин­дивид», новая социология возвратилась к изуче­нию общих социальных проблем. Поскольку закономерности природы человека рассматривались в ней как универсальные (неизменные), то и макросоциальные закономерности представлялись еди­ными для всех времен и народов. Одновременно указывалось на ограниченность психологических изысканий в малых группах и попыток через груп­повую психологию выйти на умозаключения в социетальных системах. В результате произошло раз­граничение социологии и социальной психологии, наметился поворот к возрождению теоретической (академической) социологии. В ней фундаменталь­ными социальными проблемами теперь занимают­ся в университетской среде теоретики-аналитики (преподаватели-исследователи). Для них характе­рен приоритет целостного видения предмета изуче­ния и ориентации на общесоциологическую тео­рию. Возращение к «большой теории», в свою очередь, вызвало экспансию социологии (пансоциологизм—социологический редукционизм), заклю­чающуюся в стремлении обрести доминирующий статус в социальной науке и культуре, сблизить социологию с культурологической социальной фи­лософией, рассматривающей социум как громад­ную сферу социокультурных явлений.

Переход к новому этапу развития социологии после второй мировой войны обусловлен рядом факторов. Во-первых, научно-технический прогресс привел к внедрению в социологию кибернетики, что способствовало техническому переоснащению, математизации методов измерения и анализа, обо­гащению представлений о зависимостях «перемен­ных», расширению понятийного аппарата. Кибер­нетика как наука об управлении сложными динамическими системами стимулировала развитие таких научных дисциплин, как теория систем, ин­формации, управления и др. Социальная киберне­тика ориентировалась на вариантность решений в познании и описании процессов, происходящих в обществе, и использовала новые методы математи­ческого моделирования, которые делали доступной для непосредственного исследования социетальную проблематику. Кроме того, опора на системно-ки­бернетические начала и математический язык ис­пользовалась как важнейший аргумент в очищении социологии от идеологической инфицированности — внеценностное объективное изучение социальных явлений.

Во-вторых, в 1948 г. институт Гэллапа постиг­ла неудача по поводу прогноза президентских выборов, когда была допущена ошибка — 5% отклонения от действительного результата. Это по­служило дополнительным аргументом уже сущес­твовавшей антипатии к статистике и репрезента­тивным опросам. Неприязнь к статистической сфере базировалась на негативном отношении к толпе — большинству, в котором негативные моменты уве­личиваются, выборочному методу с его аноним­ностью, игнорирующей индивидуальность. Чувство протеста по отношению к статистике выражалось в заключении, что ложь бывает трех видов: просто ложь, наглая ложь и статистика, которая может доказать все. Антипатия к выборочному опросу ос­новывалась на отношении к нему как «трюкам фокусника». Кроме того, сомнение в эффективнос­ти опросов вызвал и тот факт, что они дают недо­статочные (часто ошибочные) сведения о мотивах поведения. Ведь социолог имеет дело не с факта­ми, а с мнениями о них, т. е. это субъективная информация («респондент врет как очевидец»), которая складывается из мнений респондентов. В результате были поставлены под сомнение эмпири­ческие методы исследования, а «очищение» от них вело к абсолютизации в социологии системно-ки­бернетических начал и математического языка, за­креплению разрыва между эмпирическим и теоре­тическим уровнями социологического познания. Произошел поворот к построению прогностических моделей социальных процессов с соответствующи­ми программами и перспективным планировани­ем, что расширило возможности служебного и уп­равленческого характера социологии. При этом программы (в отличие от «плановой экономики» социализма) во всех точках — от замысла до во­площения — постоянно формируют и ориентируют поток усилий их исполнителей на требования рын­ка, реальных людей и их нужды и потребности. Расширение диапазона социологических иссле­дований способствовало включению новых сфер жизнедеятельности общества в содержание социо­логии и быстрому наращиванию объема социологической информации, необходимой для эффективно­го управления. Это обусловливало конституирование авторитета социолога в качестве эксперта (кон­сультанта, советника) в разработке и принятии общественно значимых решений1. Консультативный характер услуг социолога означал приспособление социологической информации применительно к потребностям социальных организаций и их руко­водителей, определяющих социальную политику, экономическую и политическую стратегию, делая их решения более информативными, определенны­ми и адекватными социальной действительности.