Этого мы не знаем, — ответил Нечестивец

Ребята, хватит! — рявкнула я.

Она права, — сказал Хэвен и обернулся к Джозефу. — Сейчас мы этого не решим, так что иди. Пойди скажи своему прайду, что ты их всех подставил. Скажи, что даем сроку до завтра.

А что будет завтра? — спросил Джозеф.

И снова Хэвен улыбнулся неприятно:

Как что? Мы с тобой выясним, повезет тебе снова — или везенье у тебя кончилось.

Ты его сделаешь вашим Рексом, Рексом Жан-Клода, — сказал Джозеф и посмотрел на второго льва. — И ты готов делать то, что делают Ульфрик и Нимир-Радж?

Что именно?

Спать с ее мастером. С Жан-Клодом.

Вот есть такие слухи, которые не умирают, сколько ни пытайся ты их убить. Но я не успела ничего сказать, как ответил Хэвен:

Ты каждому слуху веришь?

То, что правда, то уже не слухи.

Ты думал, что я сплю с твоими молодыми львами, а я этого не делаю.

Так ты говоришь.

Уберите его отсюда, — сказал Хэвен.

Вампиры посмотрели на меня, я кивнула. Они повели его к двери.

Ты меня обрекаешь на смерть, Анита, — бросил он через плечо.

Я не знала, что на это ответить, поэтому не сказала ничего. Невозможно спасти всех, и нельзя позволить себе иметь союзника, который не на сто процентов с тобой. Дело тут не только в сексе — в его прайде нет ни одного льва, пригодного в телохранители. Ни одного. А нельзя быть таким слабым — и выжить.

Нечестивец что-то сказал Джозефу — тихо и с нажимом. Даже издали было видно, как крепко он держит льва за локоть. Не знаю, что он сказал, но тут же прекратились все протесты, и Джозеф безропотно вышел.

Что ты ему сказал, Нечестивец? — спросила я.

Сказал, что этот лев гарантировал ему безопасность до завтра, но если он будет продолжать хаять наших мастеров, я займусь им еще сегодня.

Это моя драка, — возразил Хэвен.

Я ж сказал, что займусь им, а не убью. После того, что он тут наговорил, думаю, изнасилование его достаточно напугает, чтобы он убрался.

Ты не любишь мужчин.

Ты не знаешь, что я люблю и чего нет — и очень стараешься не знать. Мою гордость это ранит, но я совладаю с ней. А Джозеф поверит, что люди Жан-Клода способны на все, даже на изнасилование мужчиной мужчины.

Значит, действительно ходит слух, что никто не вступает в поцелуй Жан-Клода, если не трахается с ним? — спросила я.

Или с тобой, — ответил Истина.

А это, кстати, очень большое для меня разочарование, — ухмыльнулся Нечестивец.

Для меня тоже, — вставил Грэхем.

Я посмотрела на них так, как они того заслуживали.

Я бы не хотел, — сказал Истина.

Это почему? — глянул на него Грэхем.

Потому что я и так зависим от Аниты. Если бы я с ней лежал, то был бы вряд ли больше того раба, к которому сейчас приравнял нас Джозеф.

Ребята, поверьте, вы мою привлекательность сильно преувеличиваете, — сказала я.

Про это я не знаю, — сказал Хэвен. Он расправил мою руку у себя на ладони, трогая пальцами другой руки. — Какие у тебя ручки маленькие.

Хрупкая и опасная, — заметил Нечестивец.

Хэвен заговорил, будто сам с собой:

Я мужик простой, и я это знаю. Не дурак, но не семи пядей во лбу, и это я тоже знаю. Мне нравится быть мужиком, и силовиком тоже нравится. Нравится бить морды, ничего не имею против убивать. Работу свою люблю. Люблю с мужиками выпить, в покер поиграть, люблю стрип-клубы и трахаться. Отличная была жизнь.

Говоришь так, будто она кончилась, — сказала я.

Я тогда вернулся в Чикаго, к прежней жизни, но она перестала получаться. По-прежнему любил бить морды, но начал переживать, а не будешь ли ты меня ненавидеть за то, что делаем мы с Огги. Все вертелась мысль: «А что она подумает?» И вот эта мысль стала мешать работе. Огги заметил.

Я тебя отправила домой, Хэвен, и не заставляла обо мне думать.

Я попыталась отнять руку, но он держал ее длинными своими пальцами, и я не стала ее вырывать.

Заставила. Может быть, не нарочно, но заставила. Сперва это мешало работе, потом стало мешать развлекаться. Я стал поглядывать на друзей, на то, что мы делаем, и думать: «Ей бы не понравилось. Она бы сказала, что это глупо». — Он помотал головой. — Черт побери, никогда ни одной бабе не позволял так в душу влезать.

— Хэвен, я…

Дай договорить.