Я улыбнулась и обняла его

Просто задумалась, достаточно ли я уделяю тебе внимания.

Он обнял меня в ответ, но будто не от всей души, чуть отодвинул от себя, чтобы заглянуть в лицо.

А почему ты об этом задумалась?

Наконец я себе позволила посмотреть ему в глаза. Сегодня он меня так отвлекает, что я избегала его взгляда, будто он — вампир, а я — туристка какая-нибудь. Глаза у него — истинный и настоящий цвет сирени. Но дело даже не в цвете: они огромные, красивые и придают его лицу ту законченность, от которой сердце замирает. Слишком красивый. Просто он слишком красивый.

Он коснулся моего лица:

Анита, в чем дело?

Я покачала головой:

Не знаю.

Я и в самом деле не знала. Меня тянуло к Натэниелу, но избыточно как-то. Я отвернулась, чтобы не смотреть ему прямо в лицо. Да что за фигня сегодня со мной творится?

Он попытался притянуть меня в поцелуе, и я отодвинулась. От поцелуя я сейчас просто расклеюсь.

Он опустил руки, и в его голосе появились первые нотки злости. Чтобы Натэниел разозлился — это многое нужно.

Это всего лишь кино, Анита. Я даже секса не просил, только в кино сходить.

Я подняла к нему взгляд:

Я бы предпочла домой — и секс.

Отчего я и просил кино.

Что? — наморщила я лоб, не понимая.

Тебя смущает, что тебя видят со мной?

Нет. — Я позволила себе выразить неприятное недоумение по поводу того, что он задал подобный вопрос.

А лицо у него было серьезное, уязвленное — вот-вот он рассердится.

Так в чем же дело? Ты меня даже не поцеловала.

Я попыталась объяснить:

Я на минуту забыла обо всем, кроме тебя.

Он улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла.

И это так плохо?

В моей профессии — да.

Я смотрела, как он пытается понять. Он красив, но я могла сейчас смотреть на него без идиотской мины. Придвинулась поближе, ощутила запах нового кожаного пальто. И обняла Натэниела, а он после секундной паузы обнял меня в ответ, и я зарылась лицом в кожу пальто и в него. Сладкий, чистый аромат — а под ним угадывается запах ванили. Я теперь знала, что это не только он, что частично этот сладкий запах создается шампунями и одеколоном, но эти ароматы никогда не ощущались такой соблазнительной ванилью на чьей-нибудь другой коже. Таинственный фокус кожной химии, изменяющей аромат по-настоящему хороших духов.

Нужно пойти сесть, — шепнул он мне в волосы.

Я отодвинулась, снова хмурясь, встряхнула головой. Мысли прояснились, но не совсем. Тогда я полезла в карман пальто за бархатной сумочкой, открыла ее и вытащила, покопавшись, крестик. Он себе лежал на ладони, серебряный и спокойный. Я наполовину ждала, что он засветится, покажет, что какой-то вампир на меня хочет воздействовать. Но он лежал без малейших признаков жизни.

Что случилось, Анита? — Теперь у Натэниела был встревоженный вид.

Кажется, кто-то на меня воздействует.

Крест не показывает.

Натэниел, ты неотразим, но настолько забываться на людях — совсем не в моем характере.

Ты думаешь, это опять Дорогая Мамочка?

Так я прозвала главу совета вампиров, создательницу всей вампирской культуры. В прошлый раз, когда она на меня обратила внимание, крест мне прожег ладонь, и вынимать его пришлось доктору. На ладони навечно остался шрам. До сих пор крест у меня в сумочке или под кроватью не давал ей приблизиться.

Не знаю, быть может.

Не так уж много есть вампиров, которые могут пройти через твои парапсихические щиты, — напомнил он.

Я надела цепочку на шею — серебро блеснуло на шелковом свитере.

Ты уверена, что между тобой и серебром достаточно ткани?

Нет, но я не думаю, что это Мамуля.

Он вздохнул и попытался убрать с лица хмурую озабоченность.

Ты думаешь, в кино лучше не ходить?

Нет, Жан-Клод сказал, что сегодня нам ничего не грозит.

О’кей, — согласился Натэниел, — только мне не нравится, как ты это сказала. Объясни, что сейчас происходит?

Пойдем сядем, и я тебе расскажу, что знаю. Хотя это и немного.

Мы нашли два места в заднем ряду, так что за спиной у меня была стена, и мне был виден весь кинотеатр. Это не потому, что я вдруг стала параноидально осторожна — нет, не больше обычного. Я всегда, если есть возможность, сажусь в заднем ряду.