По одной жертве на ордер, но если я буду медлить с выполнением, то этот неведомый убийца — не станет ли убивать еще, чтобы заставить меня действовать?
Возможно.
Возможно, — повторила я.
Oui.
Ты знаешь, это очень быстро может стать невыносимо.
В прошлом ты использовала свою свободу действий, чтобы отменять ордера. Ты спасла нашего Эвери.
Он не «наш» Эвери.
Он был бы твой, если ты ему позволила.
В его голосе слышался едва-едва заметный интонационный подтекст.
Ты ревнуешь к Эвери Сибруку? Он же всего только два года как мертв.
Не ревную в том смысле, который ты имеешь в виду.
А в каком?
Это мою кровь он пил, когда приносил мне клятву, ma petite, но не на меня он смотрит. Я считаюсь его мастером, но если бы мы отдали ему противоположные приказы, не уверен, что выиграл бы это соревнование.
Ты хочешь сказать, что я его держу сильнее, чем ты?
Я хочу сказать, что такая возможность есть.
Настал мой черед помолчать. Я — некромант, не просто аниматор зомби, но настоящий, истинный некромант. И могу я гораздо больше, чем просто управлять зомби. Мы еще только пытаемся выяснить, насколько больше.
Малькольм сказал, что уже не знает, кто из нас с тобой чья жертва.
У него бывают дурацкие идеи, но это не значит, что он дурак.
Кажется, я это понимаю.
Тогда я буду говорить прямо. Езжай на свое свидание с Натэниелом, празднуйте вашу почти-годовщину. Это не наша война — пока что. Может быть, и не будет нашей. Не сделай ее нашей, иначе это может быть гибель всех, кого мы любим.
Ну, спасибо! После этого жизнерадостного напутствия мне как нечего делать будет сидеть в кино и радоваться картине.
Честно говоря, у меня вообще была какая-то дурацкая неловкость по поводу этого свидания. Натэниел хотел отпраздновать нашу годовщину. Беда была в том, что мы не могли договориться, когда именно наши отношения сменились с дружеских на более чем дружеские. Поэтому мы просто выбрали дату и назвали ее почти-годовщиной. Если бы я не так смущалась, я бы выбрала датой годовщину первого нашего сношения. Но я просто не могла придумать, как объяснить эту дату друзьям.
Жан-Клод вздохнул, и на этот раз без всякой сексуальности, просто с досадой, как мне показалось.
Я хотел, чтобы эта ваша почти-годовщина прошла хорошо, ma petite. Не только ради тебя и Натэниела, но раз он сумел преодолеть твою неприязнь к романтике, быть может, и остальным тоже выпал бы шанс отметить с тобой памятные даты.
И какую же дату выбрал бы ты для нас? — спросила я полным язвительности голосом.
Первую ночь нашей любви, потому что тогда ты по-настоящему позволила себе меня любить.
Черт побери, ты заранее придумал.
Почему тебя так раздражают сантименты, ma petite?
Хотела бы я ему ответить, но не могла. Честно говоря, даже и не знала.
Не знаю, и извини, что от меня такой геморрой. И прости, что не даю тебе и другим ребятам выполнять все романтические жесты, которые вам хочется. Прости, что так тяжело меня любить.
Вот теперь ты к себе слишком сурова.
Я злюсь, мне страшно, мне обломили кайф, и я не хочу с тобой ругаться, потому что твоей вины в этом нет. Но сейчас после твоих слов я чувствую, что не могу отменить сегодня свидание с Натэниелом. — Я сама услышала свои слова и поняла их. — Ах ты сукин ты сын, ты же нарочно! Ты меня подтолкнул к тому, чтобы я свидание не отменяла!
Возможно, но ты его первая настоящая подруга, а ему двадцать. Для него это очень важно — сегодняшнее свидание.
Оно у него со мной, а не с тобой.
Oui, но если мужчины твоей жизни счастливы, то сама ты тоже счастливее, а это облегчает мне жизнь.
Ах ты гад ползучий! — Я не могла не засмеяться.
И я не лгал, ma petite. Я был бы очень рад вместе с тобой отмечать раз в год ту ночь, когда ты пришла ко мне. Если твоя первая попытка скромно отметить памятную дату не удастся, то более серьезные романтические жесты тоже не пойдут. А я хочу, чтобы они были.
Я вздохнула, прислонилась головой к телефонной трубке. Слышно было, как он переспрашивает:
