Первые исторические формы социально-психологического знания

Эти взаимные устремления реализова­лись в середине XIX в. и дали жизнь пер­вым формам собственно социально-пси­хологического знания. Прежде чем при­ступить к их характеристике, необходимо сказать о той обшей атмосфере развития научного знания, в которой эти первые теории родились. Они еще не могли базироваться на какой бы то ни было исследовательской практике, но, напротив, весьма походили на конструкции универсальных энциклопедических схем, свойственных социальной философии той эпохи. Концепции эти неиз­бежно создавались в канонах философского знания, были спекулятив­ны, умозрительны, и социальная психология приобрела в этом виде характер крайне описательной дисциплины. Из всего многообразия пер­вых социально-психологических теорий обычно выделяют три, наибо­лее значительные: психологию народов, психологию масс и теорию ин­стинктов социального поведения. Принципом, или критерием, их раз­личения является способ анализа взаимоотношения личности и общества. При решении этой проблемы принципиально возможны два подхода: признание примата личности или примата общества. Тогда примером первого решения явятся психология масс и теория инстинктов социаль­ного поведения, а примером второго решения ― психология народов. Оба эти решения найдут свое продолжение в истории социальной пси­хологии на последующих этапах ее развития, и потому нужно особен­но внимательно рассмотреть, как обе эти тенденции формировались.

Психология народов как одна из первых форм социально-психоло­гических теорий сложилась в середине XIX в. в Германии. С точки зре­ния выделенного нами критерия психология народов предлагала «коллективистическое» решение вопроса о соотношении личности и общества: в ней допускалось субстанциональное существование «сверхин­дивидуальной души», подчиненной «сверхиндивидуальной целостнос­ти», каковой является народ (нация). Процесс образования наций, ко­торый осуществлялся в это время в Европе, приобретал в Германии специфическую форму в связи с необходимостью объединения раздроб­ленных феодальных земель. Эта специфика получила отражение в ряде теоретических построений немецкого обществоведения той эпохи. Оп­ределенное влияние она оказала и на психологию народов. Теоретичес­кими источниками ее послужили: философское учение Гегеля о «на­родном духе» и идеалистическая психология Гербарта, которая, по вы­ражению М. Г. Ярошевского, явилась «гибридом лейбницевской монадологии и английского ассоцианизма» [Ярошевский, 1976. С. 238]. Психология народов попыталась соединить эти два подхода.

Непосредственными создателями психологии народов выступили философ М. Лацарус (1824-1903) и языковед Г. Штейнталь (1823-1893). В 1859 г. был основан журнал «Психология народов и языкозна­ние», где была опубликована их статья «Вводные рассуждения о психологии народов». В ней сформулирована опирающаяся на филосо­фию истории Гегеля мысль о том, что главная сила истории ― народ, или «дух целого» (Allgeist), который выражает себя в искусстве, рели­гии, языке, мифах, обычаях и т.д. Индивидуальное же сознание есть лишь его продукт, звено некоторой психической связи. Задача социаль­ной психологии ― «познать психологически сущность духа народа, от­крыть законы, по которым протекает духовная деятельность народа».

В дальнейшем идеи психологии народов получили развитие во взгля­дах В. Вундта (1832―1920). Впервые свою позицию Вундт сформулиро­вал в 1863 г. в «Лекциях о душе человека и животных». Основное же развитие идея получила в 1900 г. в первом томе десятитомной «Психо­логии народов». Уже в «Лекциях» на основании курса, прочитанного в Гейдельберге, Вундт изложил мысль о том, что психология должна состоять из двух частей: физиологической психологии и психологии наро­дов. Соответственно каждой части Вундтом были написаны фунда­ментальные работы, и вот именно вторая часть была изложена в «Пси­хологии народов». С точки зрения Вундта, физиологическая психоло­гия является экспериментальной дисциплиной, но эксперимент не пригоден для исследования высших психических процессов ― речи и мышления. Поэтому именно с этого «пункта» и начинается психоло­гия народов. В ней должны применяться иные методы, а именно ана­лиз продуктов культуры: языка, мифов, обычаев, искусства.

Вундт отказался от неопределенного понятия «дух целого» и при­дал психологии народов несколько более реалистический вид, что позволило ему даже предложить программу эмпирических исследова­ний для изучения языка, мифов и обычаев. Психология народов в его варианте закреплялась как описательная дисциплина, которая не пре­тендует на открытие законов. В России идеи психологии народов раз­вивались в учении известного лингвиста А. А. Потебни. Несмотря на различия в подходах Лацаруса, Штейнталя, Вундта и Потебни, ос­новная идея концепции является общей: психология сталкивается с феноменами, коренящимися не в индивидуальном сознании, а в со­знании народа, и поэтому должен существовать как минимум специ­альный раздел этой науки, который и будет заниматься названными проблемами, применяя особые, отличные от обычной психологии, методы. Несмотря на известные упрощения, эта концепция поставила принципиальный вопрос о том, что существует нечто, кроме индиви­дуального сознания, характеризующее психологию группы, и инди­видуальное сознание в определенной степени задается ею.

Психология масс представляет собой другую форму первых соци­ально-психологических теорий, ибо она, по предложенному выше критерию, дает решение вопроса о взаимоотношении личности и об­щества с «индивидуалистических» позиций. Эта теория родилась во Франции во второй половине XIX в. Истоки ее были заложены в кон­цепции подражания Г. Тарда (1843―1904). С точки зрения Тарда, социальное поведение не имеет другого объяснения, кроме как при по­мощи идеи подражания. Официальная, интеллектуалистически ори­ентированная академическая психология, пренебрегающая в своих объяснениях аффективными элементами, терпит неуспех. Идея же под­ражания учитывает иррациональные моменты в социальном поведе­нии, поэтому и оказывается более продуктивной. Именно эти две идеи Тарда ― роль иррациональных моментов в социальном поведении и роль подражания ― были усвоены непосредственными создателями психологии масс. Это были итальянский юрист С. Сигеле (1868-1913) и французский социолог Г. Лебон (1841―1931). Сигеле в основном опи­рался на изучение уголовных дел, в которых его привлекала роль аф­фективных моментов. Лебон, будучи социологом, преимущественное внимание уделял проблеме противопоставления масс и элит обще­ства. В 1895 г. появилась его основная работа «Психология народов и масс», в которой и изложена суть концепции.

С точки зрения Лебона, всякое скопление людей представляет со­бой «массу», главной чертой которой является утрата способности к наблюдению. Типичными чертами поведения человека в массе являют­ся: обезличивание (что приводит к господству импульсивных, инстин­ктивных реакций), резкое преобладание роли чувств над интеллектом (что приводит к подверженности различным влияниям), вообще утрата интеллекта (что приводит к отказу от логики), утрата личной ответ­ственности (что приводит к отсутствию контроля над страстями) [Ле­бон, 1995]. Вывод, который следует из описания этой картины поведе­ния человека в массе, состоит в том, что масса всегда по своей природе неупорядоченна, хаотична, поэтому ей нужен «вождь», роль которого может выполнять «элита». Выводы эти были сделаны на основании рас­смотрения единичных случаев проявления массы, а именно проявле­ния ее в ситуации паники. Никаких других эмпирических подтвержде­ний не приводилось, вследствие чего паника оказалась единственной наблюдаемой формой действий массы, хотя в дальнейшем эти наблю­дения были экстраполированы на любые другие массовые действия.

В психологии масс ярко проявляется определенная социальная окраска. Конец XIX в., ознаменованный многочисленными массовы­ми выступлениями, заставлял официальную идеологию искать сред­ства обоснования различных акций, направленных против этих мас­совых выступлений. Большое распространение получает утверждение о том, что конец XIX ― начало XX в. ― это «эра толпы», когда чело­век теряет свою индивидуальность, подчиняется импульсам, прими­тивным инстинктам, поэтому легко поддается различным иррацио­нальным действиям. Психология масс оказалась в русле этих идей, что позволило Лебону выступить против революционных движений, ин­терпретируя и их как иррациональное движение масс.

Что же касается чисто теоретического значения психологии масс, то оно оказалось двойственным: с одной стороны, здесь было предложено определенное объяснение взаимоотношений личности и обще­ства, но, с другой стороны, это объяснение не было обосновано. Фор­мально признавался известный примат индивида над обществом, но само общество произвольно сводилось к толпе и даже на этом «матери­але» выглядело весьма односторонне, поскольку сама «толпа», или «мас­са», была описана лишь в одной-единственной ситуации ее поведения, ситуации паники. Хотя серьезного значения для дальнейших судеб со­циальной психологии концепция психологии масс не имела, тем не менее проблематика, разработанная в рамках этой концепции, пред­ставляет большой интерес, в том числе и для настоящего времени.

Третьей концепцией, которая стоит в ряду первых самостоятель­ных социально-психологических построений, является теория инстин­ктов социального поведения английского психолога В. Макдугалла (1871―1938), переехавшего в 1920 г. в США и в дальнейшем работав­шего там. Работа Макдугалла «Введение в социальную психологию» вышла в 1908 г., и этот год считается годом окончательного утвержде­ния социальной психологии в самостоятельном существовании (в этом же году в США вышла книга социолога Э. Росса «Социальная психо­логия», и, таким образом, очень символично, что и психолог и соци­олог в один и тот же год издали первый систематический курс по одной и той же дисциплине). Год этот, однако, лишь весьма условно может считаться началом новой эры в социальной психологии, по­скольку еще в 1897 г. Дж. Болдуин опубликовал «Исследования по социальной психологии», которые могли бы претендовать тоже на первое систематическое руководство.

Основной тезис теории Макдугалла заключается в том, что причи­ной социального поведения признаются врожденные инстинкты. Эта идея есть реализация более общего принципа, принимаемого Макду-галлом, а именно стремления к цели, которое свойственно и живот­ным, и человеку. Именно этот принцип особенно значим в концепции Макдугалла; в противовес бихевиоризму (трактующему поведение как простую реакцию на внешний стимул) он называл созданную им пси­хологию «целевой» или «гормической» (от греческого слова «гормэ» ― стремление, желание, порыв). Гормэ и выступает как движущая сила интуитивного характера, объясняющая социальное поведение и реали­зующаяся в качестве инстинктов (или позднее «склонностей»).

Репертуар инстинктов у каждого человека возникает в результате определенного психофизического предрасположения ― наличия наслед­ственно закрепленных каналов для разрядки нервной энергии. Инстин­кты включают аффективную (рецептивную), центральную (эмоциональ­ную) и афферентную (двигательную) части. Таким образом, все, что происходит в области сознания, находится в прямой зависимости от бессознательного начала. Внутренним выражением инстинктов являют­ся главным образом эмоции. Связь между инстинктами и эмоциями но­сит систематический и определенный характер. Макдугалл перечислил несколько пар связанных между собой инстинктов и эмоций: инстинкт борьбы и соответствующие ему гнев, страх; инстинкт бегства и чувство самосохранения; инстинкт воспроизведения рода и ревность, женская робость; инстинкт приобретения и чувство собственности; инстинкт строительства и чувство созидания; стадный инстинкт и чувство при­надлежности. Из инстинктов выводятся и все социальные учреждения: семья, торговля, различные общественные процессы, в первую очередь война. Отчасти именно из-за этого упоминания в теории Макдугалла склонны были видеть реализацию дарвиновского подхода, хотя, как известно, будучи перенесен механически на общественные явления, этот подход утрачивал какое бы то ни было научное значение.

Несмотря на огромную популярность идей Макдугалла, они сыг­рали в истории науки отрицательную роль: интерпретация социаль­ного поведения с точки зрения некоего спонтанного стремления к цели узаконивала значение иррациональных, бессознательных влече­ний в качестве движущей силы не только индивида, но и человече­ства. Поэтому, как и в общей психологии, преодоление идей теории инстинктов послужило в дальнейшем важной вехой становления на­учной социальной психологии.

Таким образом, можно подытожить, с каким же теоретическим багажом осталась социальная психология после того, как были выст­роены эти ее первые концепции. Прежде всего положительное значе­ние их заключается в том, что были выделены и четко поставлены действительно важные вопросы, подлежащие разрешению: о соотно­шении сознания индивида и сознания группы, о движущих силах со­циального поведения и т.д. Интересно также и то, что в первых соци­ально-психологических теориях с самого начала пытались найти под­ходы к решению поставленных проблем как бы с двух сторон: со стороны психологии и со стороны социологии. В первом случае неиз­бежно получалось, что все решения предлагаются с точки зрения ин­дивида, его психики, переход к психологии группы не прорабатывал­ся сколько-нибудь точно. Во втором случае формально пытались идти «от общества», но тогда само «общество» растворялось в психологии, что приводило к психологизации общественных отношений. Это оз­начает, что сами по себе ни «психологический», ни «социологичес­кий» подходы не дают правильных решений, если они не связаны между собой. Наконец, первые социально-психологические концеп­ции оказались слабыми еще и потому, что они не опирались на ка­кую-либо исследовательскую практику, они вообще не базировались на исследованиях, но в духе старых философских построений были лишь «рассуждениями» по поводу социально-психологических проблем. Однако важное дело было сделано, и социальная психология была заявлена как самостоятельная дисциплина, имеющая право на суще­ствование. Теперь она нуждалась в подведении под нее эксперимен­тальной базы, поскольку в целом в психологии к этому времени уже был накоплен достаточный опыт в использовании эксперименталь­ного метода. Следующий этап становления социальной психологии как дисциплины мог стать только экспериментальным этапом в ее развитии.

Однако, прежде чем перейти к характеристике этого следующего этапа, надо сказать и о зарождении совершенно новой традиции в развитии теоретических основ социальной психологии. Речь идет о создании предпосылок социально-психологического знания внутри марксизма.

Предпосылки социально-психологического знания в системе марксизма. Середина XIX в. была ознаменована со-зданием марксистского мировоззрения,и обществоведение оказалось включен-ным в полемику между новой, оформившейся идеологией и традиционными буржуазными теориями общественного развития. В социологии эта по­лемика с марксизмом немедленно приняла открытый характер. Не­сколько по-иному складывалась ситуация в социальной психологии. Поскольку она в меньшей степени, чем социология, находилась под влиянием идеологии, непосредственная дискуссия с марксизмом здесь не имела места, хотя «встреча» социальной психологии с марксиз­мом, конечно, была неизбежной. В 1913 г. Дж. Болдуин назвал «Капи­тал» К. Маркса в числе тех работ, под воздействием которых произо­шел коренной переворот во взглядах на соотношение индивидуаль­ного и общественного сознания. Однако переворот этот не привел к восприятию идей марксизма профессиональной социальной психо­логией, либо встретившей марксистские идеи равнодушно, либо во­обще не отреагировавшей на них. Таким образом сложились две само­стоятельные традиции в развитии социально-психологического зна­ния: одна, продолжающая линию выделения этой дисциплины из общей системы наук, и другая, формулирующая принципы социаль­но-психологического знания внутри марксизма.

Развитие марксистской традиции в системе социально-психоло­гического знания обладает рядом специфических черт. Поскольку в определенных отношениях социальная психология выступает как об­щественная наука, постольку это означает возможность непосредствен­ного принятия ею фундаментальных теоретических положений марк­сизма относительно сущности общественных явлений, природы че­ловека и общества. Марксистская традиция в данном случае может быть прослежена на том, как эти положения воплощаются в конкрет­ное изучение отдельных социально-психологических феноменов. В дру­гих отношениях социальная психология, подобно естественным на­укам, может принимать лишь общефилософские принципы марксиз­ма. Проследить развитие влияния марксистской теории здесь ― значит исследовать лишь методологический арсенал социальной психологии, выявить, насколько сами принципы организации научного знания, предлагаемые марксизмом, реализуются в исследовательской практике.

Несомненно, что некоторые теоретические основания социаль­но-психологического знания могут быть найдены в работах Маркса и его многочисленных последователей. Речь идет здесь в основном об изложении общей концепции общественного развития как исходного принципа для социальной психологии. Анализ социально-психологи­ческих явлений в системе марксизма осуществлялся на основе мате­риалистического понимания истории. Это означало прежде всего, что сама социальная жизнь рассматривалась как обоснованная материаль­ными условиями. Такой подход коренным образом отличался от ин­терпретаций влияния социальных факторов на развитие психики в других версиях социально-психологического подхода, хотя в принци­пе не противоречил основной направленности некоторых из них. Так, со стороны социологии предложения о признании примата социаль­ного в отношениях индивида и общества исходили, например, из концепции Э. Дюркгейма. Однако в этом варианте «социальность» не была связана с идеей первичности материальных условий жизни об­щества, как это имело место в марксизме.

Что касается психологической стороны общественных явлений в системе отношений общества, то она ни в коем случае не отрицалась (Г. В. Плеханов отметил даже, что «для Маркса проблема истории была также психологической проблемой»), подчеркивался лишь факт де­терминации этой психологической стороны более глубокими процес­сами материальной жизни людей.

Именно на этих принципах были описаны некоторые конкретные закономерности социально-психологических явлений. Основной упор был сделан прежде всего на выявление места общественной психологии классов и других социальных групп в системе общественного созна­ния. Общественная психология была проинтерпретирована как опре­деленный (низший по сравнению с идеологией) уровень обществен­ного сознания, который, однако, играет большую роль в обществен­ном развитии. На основании этого определения была проанализирована общественная психология различных классов капиталистического об­щества. Вместе с тем изучалась структура массовых побуждений людей, таких, как общественные настроения, иллюзии, заблуждения. Это было важно в связи с анализом подлинных движущих сил исторического процесса, особенно в период больших исторических сдвигов.

Как видно из этого краткого перечня, преимущественное разви­тие в марксизме получили социально-психологические проблемы, непосредственно включенные в разработку теории революционного процесса. Постановка этих проблем была вплетена в общую ткань со­циальной теории марксизма и не выступала в виде готовых положе­ний социальной психологии как особой научной дисциплины. Но само включение анализа психологической стороны социальных процессов в контекст общесоциологической теории могло быть использовано в социальной психологии как определенный методологический норма­тив. По существу это была попытка отыскать, включить «социальный контекст» в систему социально-психологического знания.

Такие же принципиальные решения были найдены и для других разделов социальной психологии, связанных с изучением личности, микросреды ее формирования (того, что впоследствии стало имено­ваться проблемой малой группы), способов общения, механизмов социально-психологического воздействия. И в этих случаях речь, ра­зумеется, шла не о конструировании специальных социально-психо­логических теорий или разработке конкретных методов исследования, а лишь о формулировании философских оснований социально-психо­логического знания, которые могли быть использованы в качестве общей методологии социально-психологического исследования.

Естественно, что освоение конкретной наукой способов анализа, заданных философской программой, ― дело добровольного выбора каждого исследователя, так же как усвоение профессиональными со­циальными психологами определенного философского мировоззре­ния. В этом смысле право на выбор марксистской философской ори­ентации в социальной психологии не может быть оспорено. Хорошо известно, что и в западной традиции многие исследователи апеллиру­ют к ряду положений Маркса при анализе социально-психологичес­ких явлений. Другое дело ― принудительный диктат науке следовать одной и только одной идеологической доктрине, что произошло с социальной психологией в нашей стране (как, впрочем, и с другими науками). Еще болезненнее проблема прямого вплетения в ткань от­дельного научного исследования положений, непосредственно разра­ботанных в социально-политической системе марксизма. В каждом кон­кретном случае необходимо разграничение права социального психо­лога обращаться к любой, в том числе марксистской, философской ориентации при разработке собственного исследовательского подхо­да и навязывания ему идеологических (или политических) нормати­вов. При соблюдении этого условия нет необходимости отрицать воз­можность марксистской ориентации в социальной психологии.

 

Экспериментальный период развития социальной психологии. В целом же экспериментальная практика складывалась в рамках традиционной социальной психологии. Начало XX в. и особенно в конце XIX ― начале XX в.время, наступившее после Первой ми­ровой войны, считается началом превращения социальной психоло­гии в экспериментальную науку. Официальной вехой послужила про­грамма, предложенная в Европе В. Мёде и в США Ф. Олпортом, в которой были сформулированы требования превращения социальной психологии в экспериментальную дисциплину. Основное развитие в этом ее варианте социальная психология получает в США, где бурное становление капиталистических форм в экономике стимулировало практику прикладных исследований и заставило социальных психоло­гов повернуться лицом к актуальной социально-политической тема­тике. Особое значение такая практика приобретала в условиях развер­нувшегося экономического кризиса. Беспомощность старой социальной психологии перед лицом новых задач стала очевидной: в 1930-х годах было создано Общество психологических исследований социальных про­блем; ряд важных практически ориентированных исследований был вы­полнен в 1940-х годах в связи с начавшейся Второй мировой войной.

В теоретическом плане преодоление старой традиции приняло форму критики концепции Макдугалла, которая в наибольшей сте­пени отражала слабости социальной психологии предшествующего периода. Особый упор был сделан на бихевиористский подход, что соответствовало идеалу построения строго экспериментальной дис­циплины и соответствовало общей установке американской культуры на индивидуализм. С точки зрения объектов исследования главное вни­мание начинает уделяться малой группе. В определенной степени этому способствует увлечение экспериментальными методиками: применение их прежде всего возможно лишь при исследовании процессов, проте­кающих в малых группах. Сам по себе акцент на развитие эксперимен­тального метода означал несомненный прогресс в развитии социаль­но-психологического знания. Однако в тех конкретных условиях, в которых эта тенденция развивалась в США, такое увлечение привело к одностороннему развитию социальной психологии: она не только утратила всякий интерес к теории, но вообще сама идея теоретичес­кой социальной психологии оказалась скомпрометированной.

По свидетельству ряда американских авторов, вкус отдельных уче­ных к теоретическим работам грозил утратой веры в их научную ком­петентность, вызывал сожаление, а порой и презрение. Подобно тому как это почти одновременно происходило и в американской социоло­гии, очень сильно стало звучать противопоставление исследования как оптимальной формы организации научного процесса спекуляции как простому рассуждению по поводу предмета. Само по себе рациональное требование ― рассматривать исследование в качестве основной формы организации научного знания ― обернулось отлучением от ранга иссле­дований теоретических работ, они стали отождествляться со «спекуля­цией». Поэтому экспериментальный период в развитии социальной пси­хологии, в частности в ее американском варианте (а именно этот вари­ант стал на долгое время доминирующим на Западе), очень быстро стал обрастать целым рядом достаточно острых противоречий.

С одной стороны, именно в рамках этого периода социальная пси­хология набрала силу как научная дисциплина, были проведены мно­гочисленные исследования в области малых групп, разработаны ме­тодики, которые позднее вошли во все учебники в качестве классических, был накоплен большой опыт в проведении прикладных ис­следований и т.д. С другой стороны, чрезмерное увлечение малыми группами превратило их в своеобразный «флюс» социальной психоло­гии, так что проблематика, связанная с особенностями массовых про­цессов, их психологической стороны, оказалась практически исклю­ченной из анализа. Вместе с критикой примитивной формы анализа этих явлений в первых социально-психологических концепциях были сняты и сами проблемы. Социальная психология дорого заплатила за эти противоречия. Весь пафос экспериментальной ориентации заклю­чался в том, чтобы дать достоверное знание о реальных проблемах общества, а вместе с тем конкретное воплощение этой ориентации окончательно выхолостило какое бы то ни было социальное содержа­ние из весьма искусно проводимых лабораторных исследований.

Все это привело к тому, что начиная с 1950-х годов XX в. резко стали возрастать критические тенденции в социальной психологии. Од­ним из выражений кризисного состояния дисциплины (а констатации именно такого ее состояния в литературе появилось более чем доста­точно) явилось оживление интереса к теоретическому знанию. Нельзя сказать, что в период 30-х годов, т.е. во время наибольшего бума экспе­риментальных исследований, теоретические исследования вообще ис­чезли. Они были непопулярны, малочисленны, но продолжали суще­ствовать. Позже интерес к ним явно возрастает. В литературе 60-х годов названы четыре основные теоретические ориентации, в рамках которых группируются исследования: бихевиоризм, психоанализ, так называемые когнитивистские теории и интеракционизм [Андреева, Богомолова, Пет­ровская, 2001; Шихирев, 2000]. Из четырех названных направлений три представляют собой социально-психологические варианты основных те­чений психологической мысли, а четвертое направление ― интеракцио­низм ― представляет социологический источник.

Бихевиоризм в социальной психологии использует преимуществен­но те варианты этого общепсихологического течения, которые связа­ны с необихевиоризмом. Как известно, в нем выделяются два направ­ления, отождествляемые с именами К. Халла (введение идеи проме­жуточных переменных) и Б. Скиннера (сохранение наиболее ортодоксальных форм классического бихевиоризма). В рамках подхода Халла в социальной психологии разработан ряд теорий, прежде всего теория фрустрации ― агрессии Н. Миллера и Д. Долларда, предложе­ны многочисленные модели диадического взаимодействия (например, в работах Дж. Тибо и Г. Келли, использовавших, в частности, аппарат математической теории игр). Особняком стоят в социально-психоло­гическом необихевиоризме идеи так называемого социального обме­на, развиваемые в работах Дж. Хоманса. Во всех названных теориях присутствует весь арсенал бихевиористских идей, причем централь­ной идеей является идея подкрепления (в вариантах классического или оперантного обусловливания).

Необихевиоризм в социальной психологии (так же как и в психо­логии вообще) претендует на создание стандарта подлинно научного исследования, с хорошо развитым лабораторным экспериментом, техникой измерения. Основной методологический упрек, который обычно делается бихевиоризму и состоит в том, что большинство ра­бот выполнено на животных, социальные психологи этого направле­ния пытаются преодолеть (А. Бандура, например, выполнил большин­ство исследований, в которых испытуемыми были люди). Однако сама стратегия исследования несет на себе черты принципиальной пози­ции бихевиоризма (в частности, почти исключается анализ группо­вых процессов, а сами группы в лучшем случае рассматриваются как диады). Поэтому именно в рамках этого течения меньше всего улавли­вается «социальный контекст» и социальная психология имеет наи­менее «социальный» вид.

Психоанализ не получил столь широкого распространения в соци­альной психологии, как бихевиоризм. Однако и здесь есть ряд попыток построения социально-психологических теорий. Обычно в этих случаях называют неофрейдизм и, в частности, работы Э. Фромма и Дж. Салли-вана. Вместе с тем существует и другой ряд теорий, более непосред­ственно включающих в орбиту социальной психологии идеи классичес­кого фрейдизма. Примерами таких теорий являются все теории группо­вых процессов: динамическая теория функционирования группы В. Байона, теория развития группы В. Бенниса и Г. Шеппарда, трехмер­ная теория интерперсонального поведения В. Шутца. В отличие от бихе­виоризма здесь предпринимается попытка уйти от только диадического взаимодействия и рассмотреть ряд процессов в более многочисленной группе. Именно в рамках этого течения зародилась практика создания так называемых Т-групп (т.е. групп тренинга), где используются соци­ально-психологические механизмы воздействия людей друг на друга.

В целом же названные теории нельзя считать системно реализую­щими основные идеи психоанализа: скорее всего они представляют собой так называемый «рассеянный психоанализ», т.е. содержат вкрап­ление его отдельных положений в исследовательскую практику. Яр­ким примером этого является работа под руководством Т. Адорно «Ав­торитарная личность», где идея фрейдизма о фатальной предопреде­ленности личности взрослого опытом детства использована для выявления психологических предпосылок появления фашизма. Пси­хоанализ дал толчок и сравнительно новому психологическому тече­нию гуманистической психологии (А. Маслоу, К. Роджерс), которая в значительной степени опирается на теорию и практику групп тренин­га и строит на этой основе свою, достаточно разветвленную пробле­матику. В настоящее время гуманистическая психология претендует на одно из ведущих мест по своей популярности.

Когнитивизм ведет свое начало от гештальтпсихологии и теории поля К. Левина. Исходным принципом здесь является рассмотрение социального поведения с точки зрения познавательных (когнитив­ных) процессов индивида. Бурное развитие когнитивистской ориен­тации в социальной психологии связано с общим ростом когнитив­ных идей в психологии, в частности со становлением особой отрасли психологического знания, «когнитивной психологии». Особое место в когнитивистской социальной психологии имеют так называемые те­ории когнитивного соответствия, исходящие из положения о том, что главным мотивирующим фактором поведения индивида является по­требность в установлении соответствия, сбалансированности его ког­нитивной структуры. К этим теориям относятся: теория сбалансиро­ванных структур Ф. Хайдера, теория коммуникативных актов Т. Нью-кома, теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера и теория конгруэнтности Ч. Осгуда и П. Танненбаума. Кроме того, в общем ключе когнитивизма работают такие известные американские исследовате­ли, как Д. Креч, Р. Крачфилд и С. Аш. Специфика основной объясни­тельной модели ― положение о том, что все поступки и действия совершаются ради построения связанной, непротиворечивой карти­ны мира в сознании человека, ― делает эту модель уязвимой: абст­рактное «соответствие», достичь которого стремится индивид, прак­тически не связано с противоречиями реального мира; поэтому под­линно человеческие проблемы как проблемы общественного, активно действующего человека здесь не поставлены.

Вместе с тем когнитивистская ориентация в настоящее время по­лучает все более широкое распространение. Это объясняется тем, что в отличие от бихевиористски ориентированной социальной психоло­гии она подчеркивает с особой силой роль и значение «менталист-ских» образований в объяснении социального поведения человека. Это внимание к рациональному поведению человека, к роли знания для объяснения окружающего мира делают когнитивистскую ориентацию чрезвычайно популярной и богатой на исследования фундаменталь­ных проблем социальной психологии. Когнитивистское направление дало жизнь новой области современной социальной психологии ― «психологии социального познания», в рамках которой специально исследуются проблемы познания социальных явлений рядовым чело­веком [Андреева, 2000].

Интеракционизм как единственная социологическая по происхож­дению теоретическая ориентация имеет своим источником теорию символического интеракционизма Г. Мида. Однако сегодня интерак­ционизм включает не только развитие идей Мида (что осуществляет­ся в двух школах: чикагской ― Г. Блумером и айовской ― М. Куном), но и ряд других теорий, объединенных под этим же именем, а именно теорию ролей (Т. Сарбин) и теорию референтных групп (Г. Хаймен, Р. Мертон). В русле интеракционизма развиваются идеи социальной драматургии И. Гоффмана и этнометодологии Г. Гарфинкеля, концеп­ции, пограничные для социальной психологии и социологии.

В интеракционизме в большей мере, чем в других теоретических ориентациях, сделана попытка установить именно социальные детер­минанты человеческого поведения. Для этого вводится в качестве клю­чевого понятие «взаимодействие» (откуда и название ориентации), в ходе которого и осуществляется формирование личности. Однако кон­статацией «взаимодействия» и ограничивается анализ социальных де­терминант поведения. Широкий спектр подлинно социальных причин оказывается исключенным из анализа: индивид и здесь по существу не включен в систему общественных отношений, в социальную струк­туру общества. Поэтому «социологичность» интеракционистской ори­ентации оказывается в значительной степени внешней, коренные методологические проблемы включения «социального контекста» в исследования остаются решенными не до конца.

Хотя выделенные здесь четыре основные теоретические ориента­ции и имеют различные источники, границы между ними не являются слишком жесткими. Сегодня весьма характерным для американской со­циальной психологии является теоретический эклектизм, который осо­бенно очевиден в практике экспериментальных исследований, когда зачастую в одном и том же исследовании переплетаются различные те­оретические ориентации. И это обстоятельство, а также тот факт, что многие экспериментальные работы по-прежнему полностью игнориру­ют теорию, свидетельствуют лишний раз о явлениях глубокого кризи­са, который переживает социальная психология.

Важной чертой социальной психологии на Западе во второй поло­вине XX в. стало развитие критических тенденций по отношению к тому «образу» дисциплины, который сложился на американской по­чве со свойственной американской общественной мысли ориентаци­ей на философию позитивизма. Эти критические тенденции возникли как среди ряда американских исследователей, так и особенно среди их коллег в странах Западной Европы [Шихирев, 1999]. Особое значе­ние при этом приобретают усилия европейских социальных психоло­гов, объединенных в Европейскую ассоциацию экспериментальной социальной психологии (ЕАЭСП). Именно для этого научного сооб­щества характерна идея необходимости большей ориентации соци­альной психологии на реальные социальные проблемы и тем самым обеспечение «социального контекста» исследований [Андреева, Бо­гомолова, Петровская, 2001]. Ключевые идеи разработаны в трудах таких видных европейских социальных психологов, как А. Тэшфел (Великобритания), С. Московиси (Франция) и др. Тэшфел видит вы­ход из кризиса для социальной психологии на путях введения в ее

проблематику психологии межгрупповых отношений. Ее основой яв­ляется разработанная Тэшфелом теория социальной идентичности, в рамках которой и рассматривается вопрос о социальной обусловлен­ности осознания человеком себя и своего поведения в социальном мире, в частности в условиях его изменения. Московиси является гла­вой французской школы социальной психологии, автором теории «со­циальных представлений» [Донцов, Емельянова, 1987]. Как общий анализ состояния социальной психологии (в частности, американс­кой), предпринятый Московиси, так и разработка теории «социальных представлений» служат все той же, настойчиво проводимой идее: со­циальная психология может достичь успеха только на путях ее боль­шей «социологизации», т.е. отступления от канонов индивидуальной психологии и усиления меры и степени ее «социальности» ― вплете­ния в ткань реальных проблем общества.

Еще более поздняя версия построения новой социальной психо­логии XXI в. предложена в современном социальном конструщионизме К. Гергена. Исходная посылка Гергена связана с популярной сегодня в общественных науках идеей постмодернизма, в частности, с требова­ниями создать новую стратегию социальной психологии, обусловлен­ную глобальными изменениями, произошедшими в мире в конце XX столетия [см. подробнее: Андреева, 2000]. Так, необходимо выйти за пределы традиции, сложившейся в узком контексте западной культу­ры, учитывая факт глобализации мира и выхода на авансцену исто­рии и других культур. Это требование сопрягается с другим принци­пиальным тезисом, выдвигаемым Гергеном, ― необходимостью ос­мысления такого явления, как социальный конструкционизм. Этим термином обозначается стратегия познания социального мира рядо­вым человеком, когда он не просто «фотографирует» наблюдаемые явления, но конструирует их, раскрывает их смысл, строит для себя их образы. Понятно, что эти образы реального мира будут различаться в разных культурах, что и должно быть исследовано в социальной психологии. Сам статус дисциплины в этой связи претерпит серьез­ные изменения ― она должна не просто предлагать рядовому челове­ку некоторую систему знаний о мире, но помогать ему разрабатывать новые образцы поведения в изменяющемся сложном мире.

 

Литература

Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000.

Андреева Г. М., Богомолова Η. Η., Петровская Л. А. Зарубежная соци­альная психология XX столетия. М., 2001.

Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1982.

Донцов А. И., Емельянова Т. П. Концепция социальных представлений в современной французской психологии. М., 1987.

Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971.

Смелзер Н. Социология / Пер. с англ. М., 1994.

Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М., 1984.

Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892.

Хьюстон М., Штребе В., Стефенсон Дж. Перспективы социальной пси­хологии / Пер. с англ. М., 2001 (Гл. 1).

Шибутани Т. Социальная психология /Пер. с англ. Ростов-на-Дону, 1999.

Шихирев Л. Н, Современная социальная психология. М., 1999.

Ярошевский М. Г. Психология в XX столетии. М., 1974.

 

Глава 3