Непротивление злу насилием 4 страница

¹ "Исповедь", с. 49--50.

² "В чем моя вера", с. 169.

³ "О веротерпимости", с. 10.

(запрещая переводы Библии),-- пришло время, и свет этот через так называемых сектантов, даже через вольнодумцев мира, проник в народ, и неверность учения церкви стала очевидна людям, и они стали изменять свою прежнюю, оправданную церковью жизнь на основании этого помимо церкви дошедшего до них учения Христа. Так, сами люди, помимо церкви, уничтожили рабство, оправдываемое церковью, религиозные казни, уничто-жили освященную церковью власть императоров, пап и теперь начали стоящее на очереди уничтожение собственности и государства. И церковь ничего не отстаивала и теперь не может отстаивать, потому что уничтожение этих неправд жизни происходило и происходит на основании того самого христианского учения, которое проповедывала и проповедует церковь, хотя и стараясь извратить его.

Учение о жизни людей эмансипировалось от церкви и установилось независимо от нее. У церкви остались объяснения, но объяснения чего? Метафизическое объяснение учения имеет значение, когда есть то учение жизни, которое оно объясняет. Но у церкви не осталось никакого учения о жизни. У ней есть только объяснение той жизни, которую она когда-то учреждала и которой уже нет. Если остались еще у церкви объяснения той жизни, которая была когда-то прежде, как объяснения катехизиса о том, что по должности должно убивать, то никто уже не верит в это. И у церкви ничего не осталось, кроме храмов, икон, парчи и слов¹. Все живое -- независимо от церкви².

 

 

 

Церковь утверждает, что ее учение зиждется на учении Божественном.

Доводы из Деяний и Посланий неправильно приводятся в этом случае, ибо апостолы были первые люди, выставившие начало церкви, той самой, истинность которой требуется доказать, и потому их учение так же мало, как и учение позднейшее, может подтвердить то, что оно основано на учении Христа. Как бы близки они ни были по времени, к Христу, по учению церкви: они -- люди, Он -- Бог. Все, что Он сказал, истинно; все, что они сказали, подлежит доказательству и опровержению. Церкви чувствовали это и потому поспешили на апостольское учение наложить печать непогрешимости Святого Духа. Но, отстраняя эту уловку и приступая к самому учению Христа, нельзя не быть пораженным той смелой дерзостью, с которой учители церкви хотят основать свое учение на учении Иисуса Христа, отрицающем то, что они хотят утвердить ³. Нигде, ни

¹ "В чем моя вера", с. 169--170.

² Там же, с. 171.

3 "Критика догматического богословия", с. 224--225.

по чему, кроме как по утверждению церквей, не видно, чтобы Бог или Христос основывали что-либо подобное тому, что церковники разумеют под церковью¹. Слово "экклезия" (греч.: ecclesia), не имеющее никакого другого значения, как "собрание", только два раза употреблено в Евангелиях, у Матфея:, "на тебе, на верном ученике, как на камне, я утвержу Мое соединение людей" -- раз, и в другой раз -- в том смысле, что если брат твой тебя не послушает, то скажи при собрании людей, потому что, что вы развяжете здесь (разумея свою злобу, досаду), то развяжется на небе, т. е. в Боге.

Что же делают из этого попы?

Явившись на земле,-- говорит церковь,-- чтобы совершить великое дело нашего искупления, Спаситель сначала только одному Себе усвоял право учить людей истинной вере, полученное Им от Отца. "Дух Господень на Мне, говорит Он, Его же ради помаза Мя благовестити нищим, посла Мя исцелити сокрушенные сердцем: проповедати плененным отпущение и слепым прозрение: отпустити сокрушенные в отраду: проповедати дето Господне приятно", и, проходя грады и веси с проповедью Евангелия, присовокуплял: "Аз на сие родихся и на сие приидох в мир... Аз на сие послан есмъ", заповедуя в то же время народам и ученикам: "вы же не нарицайтеся учители: един бо есть вам учитель Христос... ниже нарицайтеся наставницы: един бо есть вам наставник Христос". Потом Он передал Свое божественное право учительства Своим ученикам, двенадцати и семидесяти, которых Сам нарочито избрал к этому великому служению из среды всех Своих слушателей, передал сперва на время, еще во дни Своей земной жизни, когда посылал их проповедывать Евангелие царствия только овцам погибшим дому Израилева, а затем и навсегда, по воскресении Своем, когда, совершив Сам все дело Свое на земле и отходя на небо, сказал им: "якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы; шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа"; и, с другой стороны, весьма ясно и с страшными угрозами, обязал всех людей и будущих христиан принимать учение апостолов и им повиноваться: "слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается; отметаяйся же Мене, отметается Пославшего Мя". Наконец, передавая право учительства апостолам, Господь выразил желание, чтобы от них оно непосредственно перешло к их преемникам и, переходя из рода в род, сохранялось в мире до самого его окончания. Ибо Он сказал ученикам своим: "шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари,-- шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа; учаще их блюсти вся, елика заповедах вам: и се Аз с вами есьмь во вся дни до скончания века". Но эти ученики, без сомнения, не могли жить до скон-

¹ "Царство Божие внутри вас", с. 42.

чания века, и если могли-проповедывать Евангелие всем языкам, какие только были им современны, то не могли же проповедывать народам последующих веков. Следовательно, в лице Своих апостолов Спаситель послал на дело всемирной проповеди, равно как обнадежил Своим присутствием, и всех их будущих преемников: это не простое гадание ума, а положительное учение одного из самих апостолов, который говорил, что "сам Христос дал церкви своей не только апостолы, пророки, благовестники, но и пастыри и учители" (Ефес. 4, 11).

Таково учение церкви.

Даже принимая то непонятное, очевидно добавленное место о крещении во имя Отца, Сына и Святаго Духа, нет ни слова на указание о церкви. Напротив, прямое указание на то, чтобы не называться учителями. Что можно сказать яснее против церкви, по понятиям церкви? И это-то самое место, как бы в насмешку над его точным смыслом, они приводят! А против учительства? Не два, три места,-- против учителей говорит весь с смысл Евангелия ("мы Твоим именем учили.-- Идите в геенну, творящие беззаконие"): все речи к фарисеям и о внешнем богопочитании, о том, чтобы слепому не водить слепого, потому что оба упадут вместе, но, главное, весь смысл учения Иисуса у Иоанна и в других евангелиях. Он пришел благовествовать нищим духом и называет их блаженными. Несколько раз повторяет, что учение его доступно и понятно младенцам и несмысленным, преимущественно перед мудрыми и учеными. Избрал глупых, неумных и забитых, и они поняли; говорит, что пришел не учить, но исполнять, и исполнил своею жизнью. Повторяет и повторяет, что кто будет исполнять, тот узнает, от Бога ли оно, что блажен исполняющий, а не учащий; что кто исполнит, тот велик, а не тот, кто будет учить. Гневается на одних только: на одних учащих. Говорит: не судите о других. Говорит, что он один открыл дверь овцам, что овцы знают его, и он знает их. И вот непрошенные пастыри-волки, в одежде овчей, пришли в одежде блудниц, стали перед ним и говорят -- они, творящие беззаконие: не он, а мы -- дверь овцам¹.

Короче сказать: церковь, как учреждение, как хранительница и известительница истин, догматов, есть сама себя учредившая иерархия и считающая -- в противность всем другим иерархиям -- одну себя святою и непогрешимою и одну себя имеющею власть проповедывать божеское откровение. Так что все учение о церкви основано на том, чтобы, установив ее понятие, как единой истинной хранительницы божеской истины, подменить под это понятие -- понятие одной известной, определенной иерархии, т. е.: человеческое, возникшее из гордости, злобы и ненависти, учреждение, изрекающее догматы и преподающее пастве только то учение, которое оно само счи-

¹ "Критика догматического богословия", с. 225--227.

тает истинным, соединить в одно с понятием собрания всех верующих, имеющих невидимо во главе своей самого Христа -- мистическое тело Христово. И на это_сводится все учение богословия о церкви¹.

Новые богословы (таковы: Vinet, Хомяков и их последователи) говорят, что божеская истина хранится не в непогрешимости иерархии, а в совокупности всех верующих людей, соединенных любовью, и только людям, соединенным любовью, дается божеская истина, и что таковая церковь определяется только верою и единением в любви и согласии. Рассуждение это очень хорошо само по себе, но, к сожалению, из него никак нельзя вывести ни одного из тех догматов, которые исповедуют эти богословы. Богословы эти забывают, что для того, чтоб признать какой-нибудь догмат, необходимо было признать предание священным и определенно выраженным в постановлениях непогрешимой иерархии. Отказавшись же от непогрешимости иерархии, нельзя уже ничего утверждать, и нет ни одного положения церкви, которое соединяло бы всех верующих. Утверждение этих богословов о том, что они признают те постановления, которые выражали веру всех неразделенных христиан,-- совершенно несправедливо, потому что такого полного единения всех христиан никогда не было. Рядом с Никейским символом был Арианский символ; и принят Никейский символ не всеми, а одной частью иерархии, и другие христиане признали этот символ только потому, что признали непогрешимость той иерархии, которая его выразила, сказав: "изволися нам и Св. Духу". Такого же времени, в которое бы все христиане сошлись в одном, никогда не было, и Соборы только затем и собирались, чтоб выйти как-нибудь из споров о догматах, разделявших христиан. Так что единения в любви, во-первых, никогда не было, а, во-вторых, это единение в любви, по самому существу своему, выразить и определить ничего не может². Люди, верующие в учение церкви, ни на чем ином не могут основать свою веру, как только на законности, правильности преемственности иерархии. Правильность же и законность преемственности иерархии ничем не может быть доказана. Никакие исторические исследования, напротив, не только не подтверждают правильности какой бы то ни было иерархии, но прямо показывают, что Христос никогда не устанавливал непогрешимой иерархии, что в первые времена ее не было, и что этот прием возник во время упадка христианского учения, во времена ненависти и злобы из-за толкований догматов. Так что все ничем не оправданное учение богословия о церкви сводится на желание некоторых людей выставить в противоположность другим учениям, имеющим такие же притязания и с таким же правом утверждающим, что они в истине,-- свое учение, как единое истинное и святое³.

¹ Ib. с. 153.

² Там же, с. 156.

³ Там же, с. 157.

Но пришло время, когда надо отделить овец от козлов; они сами уже разделились теперь так, что истинное учение уже не может встретиться в церквах. И теперь ясно, что учительство церкви, хотя и возникло из малого отступления, есть теперь злейший враг христианства; что пастыри ее служат чему хотят, только не учению Иисуса потому что отрицают его¹. Учение его в том, чтобы возвысить сына человеческого, т. е. сущность жизни человека -- признать себя сыном Бога. В самом себе Христос олицетворяет человека, признавшего свою сыновность Богу ². Оно в том состоит, что мне -- моему свету -- дано идти к свету, мне дана моя жизнь. И кроме нее и больше ее ничего нет,-- кроме источника всякой жизни -- Бога³. Мне дана во власть моя душа, так же точно и всякому. Чужими душами я не только не могу владеть, я не могу постигнуть их; как же мне исправлять их, учить? И как мне терять силы на то, что не во власти моей, а упускать то, что в моей власти? И вот, не понимая этого, ложная вера завлекала людей в оплошное желание учить других и породила церковь со всеми ее ужасами и безобразиями.

Что же будет, если не будет церкви? Будет то, что есть и теперь, то, что сказал Иисус. Он сказал не потому, что ему хотелось, а потому, что это так есть. Он сказал: сотворите добрые дела, чтобы люди, видя их, прославляли Бога. И только это одно учение было и будет с тех пор, как стоял и будет стоять мир. В делах нет разногласия, а в исповедании, в понимании, во внешнем богопочитании -- если есть и будет разногласие, то оно не касается веры и на деле никому не мешает. Церковь хотела соединить эти исповедания и внешнее богопо-читание, а сама распалась на бесчисленное количество толков, и одно отвергло другое и тем показало, что ни исповедание, ни богопочитание не есть дело веры. Дело веры есть только жизнь по вере. И жизнь одна выше всего и не может быть подчинена ничему, кроме Бога, познаваемого только жизнью⁴.

 

 

 

Всякая церковь выводит свое исповедание через непрерывное предание от Христа и апостолов. И действительно, всякое христианское исповедание, происходя от Христа, неизбежно должно было дойти до настоящего поколения через известное предание. Но это не доказывает того, чтобы одно из этих преданий, исключая все другие, было несомненно истинно. Про церковь можно сказать только одно, что это есть такое собрание людей, которые утверждают про себя, что они находятся в полном и единственном обладании истины. Вот эти-то собра-

¹ Там же, с. 227.

² "В чем моя вера", с. ИЗ.

³ "Критика догматического богословия",.с. 223.

⁴ Там же, с. 229.

ния, перешедшие впоследствии при помощи поддержки власти в могущественные учреждения, и были главными препятствиями ' для распространения истинного понимания учения Христа. Оно и не могло быть иначе: главная особенность учения Христа от всех прежних учений состояла в том, что люди, принявшие его, все больше и больше стремились понимать и исполнять учение; церковное же учение утверждало свое полное и окончательное понимание и исполнение его. Как ни странно это кажется для нас, воспитанных в ложном учении о церкви, как о христианском учреждении, и в презрении к ереси,-- но только в том, что называлось ересью, и было истинное движение, т. е. истинное христианство, и только тогда переставало быть им, когда оно в этих ересях останавливалось в своем движении и так же закреплялось в неподвижные формы церкви¹.

В самом деле, что такое ересь?

Единственное определение ереси (слово azaresiV значит часть) есть название, которое дает собрание людей всякому суждению, опровергающему часть учения, исповедуемого собранием. Более же частное значение, чаще всего приписываемое ереси, есть значение мнения, опровергающего установленное и поддерживаемое светской властью церковное учение². Ересь есть обратная сторона церкви. Там, где есть церковь, должно быть и понятие ереси. Церковь есть собрание людей, утверждающих про себя, что они обладают несомненной истиной. Ересь есть мнение людей, не признающих несомненность истины церкви. Ересь есть проявление движения в церкви, есть попытка разрушения закоченевшего утверждения церкви, попытка живого понимания учения. Всякий шаг движения вперед и исполнения учения совершался еретиками: еретики были и Тертуллиан, и Ориген, и Августин, и Лютер, и Гус, и Саванорола, и Хельчицкий и др. Оно и не могло быть иначе. Ученик Христа, учение которого состоит в вечном большем и большем постигновении учения и большем и большем исполнении его, в движении к совершенству, не может именно потому, что он ученик Христа, утверждать про себя или про другого, что он понимает вполне учение Христа и исполняет его; еще менее может утверждать это про какое-либо собрание. Утверждение про себя или про какое-либо собрание, что я или мы находимся в обладании совершенного понимания и исполнения учения Христа, есть отречение от духа учения Христа³.

Христианская религия есть то высшее сознание человеком своего отношения к Богу, до которого, восходя от низшей к высшей ступени религиозного сознания, достигло человечество. И потому христианская религия и все люди, исповедующие истинную христианскую религию, зная, что они дошли до изве-

¹ "Царство Божие внутри вас", с. 46.

² Там же, с. 48.

³ Там же, с. 50.

стной степени ясности и высоты религиозного сознания, только благодаря непрестанному движению человечества от мрака к свету, не могут не быть веротерпимы. Признавая себя в обладании только известной степени истины, которая все более и более уясняется и возвышается общими усилиями человечества, они, встречая новые для них, несогласные со своими верования, не только не осуждают и не отбрасывают их, но радостно приветствуют, изучают, вновь проверяют по ним свои верования, откидывают то, что несогласно с разумом, принимают то, что уясняет и возвышает исповедуемую ими истину, и еще более утверждаются в том, что одинаково во всех верованиях. Таково свойство христианской религии вообще, и так поступают люди, исповедующие христианство. Но не то с церковью. Церковь, признавая себя единственной хранительницей полной, божеской, вечной, неизменной на все времена, открытой людям самим Богом истины, не может не смотреть на всякое, иначе, чем как в ее догматах выраженное, религиозное учение -- как на лживое, зловредное или даже злонамеренное (когда оно исходит от знающих положение церкви) учение, влекущее людей в вечную погибель. И потому, по самому определению своему, церковь не может быть веротерпима и не употреблять против всех исповеданий, как и против проповедников несогласных с собою вероучений всех тех средств, которые она считает согласными с своим учением¹.

Служители церквей всех вероисповеданий, в особенности в последнее время, стараются выставить себя сторонниками движения в христианстве: они делают уступки, желают исправлять вкравшиеся в церковь злоупотребления и говорят, что из-за злоупотребления нельзя отрицать самого принципа христианской церкви, которая одна только может соединить всех воедино и быть посредницей между людьми и Богом. Но это все несправедливо. Церкви не только никогда не соединяли, но были всегда одной из главных причин разъединения людей, ненависти друг к Другу, войн, побоищ, инквизиций, Варфоломеевских ночей и т. п. Они ставят мертвые формы вместо Бога и не только не открывают, но заслоняют от людей Бога. Церкви, возникшие из непонимания и поддерживающие это непонимание своей неподвижностью, не могут не преследовать и не гнать всякое понимание учения². Но народ, несмотря на все препятствия, которые в этом ставило ему государство и церковь, давно уже пережил в лучших представителях своих эту грубую степень понимания, что он и показывает самозарождающимися везде рационалистическими сектами, которыми кишит теперь Россия и с которыми так безуспешно борются теперь церковники. Народ идет вперед в сознании нравственной, жизненной стороны христианства³.

¹ "О веротерпимости", с. 5--6.

² "Царство Божие внутри вас", с. 51.

³ Там же, с. 56.

Обыкновенно передовые, образованные люди нашего мира утверждают, что те ложные религиозные верования, которые исповедуются массами, не представляют особенной важности, и что не стоит того и нет надобности прямо бороться с ними, как это делали прежде Юм, Вольтер, Руссо и другие. Наука, по их мнению, т. е. те разрозненные, случайные знания, которые они распространяют, сама собой достигнет этой цели, т. е. что человек, узнав о том, сколько миллионов миль от земли до солнца и какие металлы находятся в солнце и звездах, перестанет верить в церковные положения. В этом искреннем или неискреннем утверждении или предположении -- великое заблуждение или ужасное коварство. С самого первого детского возраста -- возраста наиболее восприимчивого к внушению -- именно тогда, когда воспитателю нельзя быть достаточно осторожным в том, что он передает ребенку, ему внушаются несовместимые с разумом и знаниями, нелепые и безнравственные догматы так называемой христианской религии¹. В живой организм нельзя вложить чуждое ему вещество без того, чтобы организм этот не пострадал от усилий освободиться от вложенного в него чуждого вещества и иногда не погибал бы в этих усилиях. Какой же страшный вред должны производить в уме человека те чуждые и современному знанию, и здравому смыслу, и нравственному чувству изложения учения по ветхому и новому завету, внушаемые ему в то время, когда он не может обсудить, а между тем воспринимает то, что ему передается. Для человека, в уме которого вложено, как священная истина, верование в сотворение из ничего мира 6000 лет тому назад, в потоп и ковчег Ноя, вместивший всех зверей, в Троицу, в грехопадение Адама, в непорочное зачатие, в чудеса Христа и в искупительную для людей жертву его смерти,-- для такого человека требования разума уже необязательны. Такой человек, если он дорожит своими верованиями, неизбежно будет всю жизнь или остерегаться, как чего-то зловредного, всего того, что могло бы просветить его и разрушить его верования; или, уже раз навсегда признав (в чем всегда поощряют проповедники церковного учения), что разум его есть источник заблуждения,-- откажется от единственного света, который дан человеку для нахождения пути жизни; или, самое ужасное, будет хитрыми рассуждениями стараться доказать разумность неразумного и, что хуже всего, отбросит не только те верования, которые внушены ему, но и сознание необходимости какой-либо веры. Во всех трех случаях человек, которому в детстве внушены бессмысленные и противоречивые положения, как религиозные истины, если он с большими усилиями и страданиями не освободится от них, есть человек умственно боль-

¹ "Что такое религия", с. 43--44.

ной. Такой человек, видя вокруг себя явления постоянно движущейся жизни, не может уже не смотреть с отчаянием на это движение, разрушающее его миросозерцание, не может не испытывать явного или скрытого недоброжелательства к людям, содействующим этому разумному движению, не может не быть сознательным поборником мрака и лжи против света и истины. Таково и есть в действительности большинство людей христианского человечества, с детства лишенное посредством внушения бессмысленных верований способности ясного и твердого мышления ¹.

Только освободившись от обманов веры, человек может освободиться от лжи соблазнов; и, только познав ложь соблазнов, может человек освободиться от грехов. Для того, чтобы освободиться от обманов веры вообще, человеку надо понимать и помнить, что единственное орудие познания, которым он владеет, есть его разум, и потому всякая проповедь, утверждающая что-либо противное разуму, есть обман, попытка устранения единственного данного Богом человеку орудия познания².

Разум дан человеку непосредственно от Бога и он один только может соединить всех людей, тогда как предания человеческие не соединяют, а разделяют людей, и потому человек должен не только не бояться сомнений и вопросов, вызываемых разумом при проверке внушенных с детства верований, а, напротив, старательно подвергать рассмотрению и сличению с другими все те верования, которые переданы ему с детства", признавая справедливым только то, что не противоречит разуму, как бы ни было торжественно обставлено и старо передаваемое предание. Освободившись же сам от обмана веры, внушенного с детства, человек, желающий жить по учению Христа, должен не только сам словом, примером или умолчанием не содействовать обману детей, но всеми средствами разоблачать этот обман, по словам Христа, жалевшего детей за те обманы, которым они подвергаются.

Человек должен понимать и помнить, что истина для своего распространения и усвоения людьми не нуждается ни в каких приспособлениях и украшениях, что только ложь и обман для того, чтобы быть воспринятыми людьми, нуждаются в особенных условиях передачи их, и что поэтому всякие торжественные службы, шествия, украшения, благовония, пение и т. п.-- не только не служат признаком того, что при этих условиях передается истина, но, как раз наоборот, служат верным признаком того, что там, где употребляются эти средства, передается не истина, а ложь. Человек должен понимать слова Христа, что Богу нужно служить не в каком-либо известном месте, а духом и истиной, и что тот, кто хочет молиться, должен идти не в храм, а запереться в уединении своей комнаты,

¹ "Обращение к духовенству", с. 8--10.

² "Христианское учение", с. 46.

зная, что всякое великолепие в богослужении имеет целью обман, тем более жестокий, чем великолепнее служение, и потому не только самому не участвовать в одуряющих богослужениях, но и, где возможно, обличать обман их.

Бог открывается только непосредственно сердцу человека, и всякое посредничество, будет ли то одно лицо, собрание лиц, книга или предание, не только скрывает Бога от человека, но делает самое страшное зло, которое может постигнуть человека, а именно: он считает Богом то, что не есть Бог. Истина никогда не может быть открыта вся, она постепенно открывается людям и открывается только тем, которые ищут ее, а не тем, которые, веруя в то, что им передают непогрешимые посредники, думают, что обладают ею, и потому, чтобы не подвергать себя опасности впасть в самые страшные заблуждения, человек не должен признавать никого непогрешимым учителем, а искать истины везде, во всех преданиях человеческих, проверяя их своим разумом.

Чтобы быть свободным от обмана веры в чудесное, человек должен признавать истинным только то, что естественно, т. е. согласно с его разумом, и признавать за ложь все то, что неестественно, т. е. противоречит разуму, зная, что все, что выдается за таковое, есть обман людской, как обманы всяких современных чудес, исцелений, воскрешений и т. д., так же, как и чудес, про которые рассказывается в библии, в евангелиях, в буддийских, магометанских, таосийских и других книгах.

Человек должен освободиться также и от обмана ложного перетолкования. Он не должен смущаться тем, что истины, признаваемые разумом и не признаваемые им, выдаются за одинаково достоверные по своему одинаковому происхождению и как будто неразрывно связаны между собой, а должен понимать и помнить, что всякое откровение людям истины, т. е. всякое понимание новой истины одним из передовых людей, всегда так поражало людей, что облекалось в форму сверхъестественную, что к каждому проявлению истины неизбежно примешивались суеверия и что поэтому для познания истины не только не обязательно принимать все, что передается о появлении ее, а, напротив, обязательно отделять в передаваемом ложь и вымысел от истины и действительности. Пусть человек понимает и помнит, что суеверия, примешиваемые к истине, не только не так же священны, как сама истина, как это проповедуется людьми, находящими свою выгоду в этих суевериях, а, напротив, составляют самое пагубное и вредное явление, скрывающее истину *.

¹ Там же, с. 49-52.

 

ГЛАВА II

Государство

Право и значение его, как основы государства. Что такое правительства? Насилие власти. Средства порабощения людей правительствами. Государство и милитаризм. О внешних государственных переворотах. Истинные двигатели человеческого прогресса. Общественное устройство в будущем.

 

Человеку свойственно устанавливать согласие между своей телесной -- физической и разумной -- духовной деятельностью. Согласие это устанавливается двумя способами. Один -- когда человек разумом решает необходимость или желательность известного поступка или поступков и потом уже поступает сообразно с решением разума, и другой способ -- когда человек совершает поступки под влиянием чувства и потом уже придумывает им умственное объяснение или оправдание. Первый способ согласования поступков с разумом свойствен людям, исповедующим какую-либо религию и на основании ее положений знающим, какие им следует и какие не следует совершать поступки. Второй же способ свойствен преимущественно людям нерелигиозным, не имеющим общей основы для определения достоинства своих поступков¹. Люди нашего мира, вследствие отсутствия религии, устроив себе самую жестокую, животную, безнравственную жизнь, довели и сложную, утонченную, праздную деятельность ума, скрывающую зло этой жизни, до той степени ненужного усложнения и запутанности, что большинство людей совершенно потеряло способность видеть различие между добром и злом, ложью и истиной. Во всех областях так называемой науки нашего времени -- одна и та же черта, делающая праздными все усилия ума людей, направленные на исследование различных областей знания. Черта эта состоит в том, что все исследования науки нашего времени обходят существенный вопрос, на который требуется ответ, и исследуют побочные обстоятельства, исследования которых ни к чему не приводят и тем больше запутываются, чем дальше они продолжаются. То же происходит в области юридической. Казалось бы; перед нами стоит один существенный вопрос -- в том, почему есть люди, которые позволяют себе производить насилия над другими людьми, обирать их, запирать, казнить, посьиать на войну и многое другое. Разрешение вопроса очень просто, если рассматривать его с единственной приличествующей вопросу точки зрения -- религиозной. С религиозной точки зрения человек не может и не должен совершать насилия над

¹ "Что такое религия", с. 31.