Основное противоречие жизни и его разрешение 2 страница

И это не то, что так представляется человеку в дурные минуты его унылого настроения, это не представление, которого можно не иметь, а, напротив, такая очевидная, несомненная истина, что если мысль о ней сама хоть раз придет человеку в голову или другие хоть раз растолкуют ему ее, то он никогда уже не отделается от нее, ничем не выжжет ее из своего сознания¹.

 

 

 

Человек обладает разумом и ищет разумного объяснения явлений жизни ². Правильное течение его внешней и внутренней жизни все чаще и чаще начинает нарушаться минутами как бы недоумения, выражающегося все в одних и тех же вопросах: "зачем? ну, а потом?"

Вопросы эти сперва кажутся даже неуместными, человек долго отгоняет их от себя: ему кажется, что все это известно и что если только он захочет заняться их решением, это будет для него совершенно не трудно, и эти глупые, простые детские вопросы разрешатся сами собой. Но все чаще и чаще повторяются вопросы, все настоятельнее и настоятельнее требуют они ответов, а как только человек тронет и попытается разрешить

¹ Там же, с. 14-17.

² "Христианское учение", с. 11.

их, он тотчас же убедится, во-первых, в том, что то не детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни, и, во-вторых, в том, что он не может и не может, сколько бы он ни думал, разрешить их.

Вопросы не ждут, надо сейчас ответить; если не ответишь, нельзя жить. А ответа нет. И человек чувствует, что то, на чем он стоял, подломилось, что ему стоять не на чем, что того, чем он жил, уже нет, что ему нечем жить. Жизнь его останавливается. Он может дышать, есть, пить и не может не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни нет, потому что нет таких желаний, удовлетворение которых он находил бы разумным. Если он желает чего-нибудь, то вперед знает, что удовлетворит он или не удовлетворит свое желание, из этого ничего не выйдет. Он не может даже желать узнать истину, потому что догадывается, в чем она состоит: истина та, что жизнь есть бессмыслица¹.

Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца, видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветви растущего в расщелине колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он все держится и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обрушится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их.

Так и человек держится за ветви жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать его, и не может понять, зачем он попал на это мучение. И пытается сосать тот мед, который прежде утешал его; но этот мед уже не радует его, а белая и черная мышь день и ночь подтачивают ветку, за которую он держится. Человек ясно видит дракона, и мед уже не сладок ему. Он видит одно -- неизбежного дракона и мышей,-- и не может отвратить от них взор. И это не басня, а истинная, неоспоримая и всякому понятная правда. Прежний обман радостей жизни, заглушавший ужас дракона, уже не обманывает человека. Сколько ни говори ему: ты не можешь понять смысла жизни, не думай, живи,-- он не может делать этого, ибо не может не видеть дня и ночи, бегущих и ведущих его к смерти. Он видит это одно, потому что это одно -- истина. Остальное все -- ложь ².

¹ "Исповедь", с. 9--11.

² "Исповедь", с. 12--13.

 

 

 

Вопрос о смысле жизни -- самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, тот вопрос, без которого жизнь невозможна. Вопрос состоит в том: "что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра,-- что выйдет из всей моей жизни?". Иначе выраженный, вопрос будет такой: "зачем мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?". Еще иначе выразить вопрос можно так: "есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежной, предстоящею мне смертью?". На этот-то, один и тот же различно выраженный вопрос, мы ищем ответа во всех тех знаниях, которые приобрели люди. И мы не только не находим его, но убеждаемся, что все те, которые так же искали в знании, точно так же ничего не нашли. И вот почему.

По отношению к этому вопросу все человеческие знания разделяются как бы на две противоположные полусферы, на двух противоположных концах которых находятся два полюса: один -- отрицательный, другой -- положительный; но ни на том, ни на другом полюсе нет ответов на вопрос жизни. Один ряд знаний как бы и не признает вопроса, на зато ясно и точно отвечает на свои независимо поставленные вопросы: это ряд знаний опытных, и на крайней точке их стоит математика; другой ряд знаний признает вопрос, но не отвечает на него: это -- ряд знаний умозрительных, и на крайней их точке -- метафизика¹.

Спрашивая у одной стороны человеческих знаний, мы получим бесчисленное количество точных ответов о том, о чем мы не спрашивали: о химическом составе звезд, о движении солнца к созвездию Геркулеса, о происхождении видов и человека, о формах бесконечно малых, невесомых частиц эфира. Но ответ в этой области знаний на наш вопрос: в чем смысл моей жизни? -- один: ты то, что ты называешь твоей жизнью; ты -- временное случайное сцепление частиц. Взаимное воздействие, изменение этих частиц производит в тебе то, что ты называешь твоею жизнью. Сцепление это продержится некоторое время; потом взаимодействие этих частиц прекратится -- и прекратится то, что ты называешь жизнью, прекратятся и все твои вопросы. Ты -- случайно сплотившийся комочек. Комочек преет. Прение это комочек называет своею жизнью. Комочек расскочется, и кончится прение и все вопросы. Так отвечает ясная сторона знаний и ничего другого не может сказать, если только она строго следует своим основам ².

Знания эти очень интересны, очень привлекательны, но точны и ясны эти знания обратно пропорционально их приложи-

¹ Там же, с. 15.

² Там же, с. 19-20.

мости к вопросам жизни: чем менее они приложимы к вопросам жизни, тем они точнее и яснее; чем более они пытаются давать решения на вопрос жизни, тем более они становятся неясными и непривлекательными. Так, самая неприложимая к вопросам жизни наука -- математика уже совсем не отвечает на вопрос. Если же обратишься к той отрасли этих знаний, которая пытается давать решения на вопросы жизни -- к физиологии, психологии, биологии, социологии, то тут встречаешь поражающую бедность мысли, величайшую неясность, ничем не оправданную притязательность на разрешение неподлежащих вопросов и беспрестанные противоречия одного мыслителя с другими и даже с самим собою. Если обратишься к отрасли опытных знаний, не занимающихся разрешением вопросов жизни, но отвечающих на свои научные, специальные вопросы, то восхищаешься силой человеческого ума, но знаешь наперед, что ответов на вопросы жизни у этих знаний нет. Знания эти прямо игнорируют вопрос жизни. Они говорят: "на то, что ты такое и зачем ты живешь, мы не имеем ответов и этим не занимаемся; а вот если тебе нужно знать законы света, химических соединений, законы развития организмов, если тебе нужно знать законы тел, их форм и отношение чисел и величин, если тебе нужно знать законы твоего ума, то на все это у нас есть ясные, точные и несомненные ответы".

Вообще отношение наук опытных к вопросам жизни может быть выражено так. Вопрос: зачем я живу? -- Ответ: "в бесконечно большом пространстве, в бесконечно долгое время, бесконечно малые частицы изменяются в бесконечной сложности, и когда ты поймешь законы этих видоизменений, тогда поймёшь, зачем ты живешь на земле"¹. Оказывается, что ответ отвечает не на вопрос. Мне нужно знать смысл моей жизни, а то, что она есть частица бесконечного, не только не придает ей смысла, но уничтожает всякий возможный смысл ².

Обращаясь к области умозрительных знаний, мы получаем следующий ответ на вопрос жизни: "все человечество живет и развивается на основании духовных начал, идеалов, руководящих им. Эти идеалы выражаются в религиях, в науках, искусствах, формах государственности. Ты -- часть человечества, и потому призвание твое состоит в том, чтобы содействовать сознанию и осуществлению идеалов человечества".

Не говоря о той недобросовестной неточности, при которой знания этого рода выдают выводы, сделанные из изучения малой части человечества, за общие выводы; не говоря о взаимной противоречивости разных сторонников этого воззрения в мнении о том, в чем состоят идеалы человечества,-- странность этого воззрения состоит в том, что для того, чтоб ответить на вопрос, предстоящий каждому человеку: "что я такое", или:

¹ Там же, с. 16-17.

² Там же, с. 20.

"зачем я живу", или: "что мне делать", человек должен прежде разрешить вопрос: "что такое жизнь всего неизвестного ему человечества, из которой ему известна одна крошечная часть в один крошечный период времени". Для того чтобы понять, что он такое, человек должен прежде понять, что такое все это таинственное человечество, состоящее из таких же людей, как и он сам, не понимающих самих себя. Можно верить этому в том случае, когда у нас есть свои излюбленные идеалы, оправдывающие наши прихоти, и мы стараемся придумать такую теорию, по которой мы могли бы смотреть на свои прихоти как на закон человечества. Но как скоро встанет в нашей душе вопрос жизни во всей ясности, ответ этот тотчас же разлетится прахом. И мы поймем, что как в науках опытных есть настоящие науки и полунауки, пытающиеся давать ответы на не подлежащие им вопросы, так и в этой области есть целый ряд самых распространенных знаний, старающихся отвечать на не подлежащие вопросы. Полунауки этой области -- юридические, социально-исторические -- пытаются разрешать вопросы чело-века-тем, что они мнимо, каждая по-своему, разрешают вопрос жизни всего человечества. Но как в области опытных знаний человек, искренно спрашивающий: "как мне жить?" не может удовлетвориться ответом: "изучи в бесконечном пространстве бесконечные по времени и сложности изменения бесконечных частиц, и тогда ты поймешь свою жизнь",--точно так же не может искренний человек удовлетвориться ответом: "изучи жизнь всего человечества, которого ни начала, ни конца мы не можем знать и малой части которого мы не знаем, и тогда ты поймешь свою жизнь".

Опытная наука тогда только дает положительное знание и являет величие человеческого ума, когда она не вводит в свои исследования конечной причины. И, наоборот, умозрительная наука -- тогда только наука и являет величие человеческого ума, когда она устраняет совершенно вопросы о последовательности причинных явлений и рассматривает человека только по отношению к конечной причине.

Такова в этой области наука, составляющая полюс ее -- метафизика или философия. Наука эта ясно ставит вопрос: что такое я и весь мир? И зачем я и зачем весь мир? И с тех пор, как она есть, она отвечает всегда одинаково. Идеи ли, субстанцию ли, дух ли, волю ли называет философ сущностью жизни, находящейся во мне и во всем существующем, философ говорит одно, что эта сущность есть и что я есть та же сущность, но зачем она, он не знает и не отвечает, если он точный мыслитель. Я спрашиваю: зачем быть этой сущности? Что выйдет из того, что она есть и будет?.. И философия не только не отвечает, а сама только это и спрашивает. И если она -- истинная философия, то вся ее работа только в том и состоит, чтоб ясно поставить этот вопрос. И если она твердо держится своей задачи, то она не может отвечать иначе, как на вопрос: "что такое я и весь мир?" -- "все и ничто"; а на вопрос: "зачем?" -- "зачем...-- не знаю"¹.

 

 

 

Наблюдая жизнь всех окружающих нас людей, чтобы получить понятие об их отношении к вопросу жизни и, быть может, в их жизненном опыте найти разъяснение угнетающих нас противоречий, мы видим, что для людей есть четыре выхода из того ужасного положения, в котором они все находятся.

Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица. Люди этого разряда еще не поняли того вопроса жизни, который представляется неизбежно человеку. Они не видят ни дракона, ожидающего их, ни мышей, подтачивающих кусты, за которые они держатся. Но это -- только до времени: что-нибудь обратит их внимание на дракона и мышей, и конец неведению и спокойствию... Человеку, сознавшему бессмысленность своей жизни, нечему научиться от этих людей, ибо нельзя перестать знать того, что знаешь.

Второй выход -- это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная безнадежность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть. Так поддерживает в себе возможность жизни большинство людей высшего круга. Условия, в которых они находятся, делают то, что благ у них больше, чем зол, а нравственная тупость дает им возможность забывать, что выгода их положения случайна и что неизбежны болезни, старость и смерть, которые не нынче-завтра разрушат все их удовольствия².

Все знания науки и искусства, которые приобретают люди этого рода, несмотря на все высокие слова о значении науки и искусств, нужны им только для того, чтобы побороть скуку и провести приятно время. Они вступают в брак, заводятся семьей, и жадность к приобретению благ животной жизни усиливается оправданием семьи: борьба с другими ожесточается и устанавливается инерция, привычка жизни только для блага личности. Таким людям только кажется, что они живут, как может казаться человеку, несомому по волнам без всякого направления, что он плывет туда, куда ему надобно и хочется³.

Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить ее. Так поступают редкие, сильные и последовательные люди. И людей, поступающих так, становится все больше и больше ⁴.

Но случается, что, несмотря на всю убедительность и несомненность доводов, руководящих ими, люди эти не всегда решаются на последний шаг: в них остается неясное сомнение

¹ Там же, с. 17-18.

² Ib. с. 24-25.

³ "О жизни", с. 25.

⁴ "Исповедь", с. 25.

в истинности их рассуждения. Пред ними открывается следующее противоречие: "если бы не было жизни, не было бы и моего разума,-- стало быть разум есть сын жизни, и разум этот отрицает самую жизнь. Жизнь есть бессмысленное зло, это несомненно,-- но я жив, живу еще, и жило и живет все человечество. Люди знали рассуждение о тщете жизни, которое мне показало ее бессмыслицу, и все-таки жили, придавая ей какой-то смысл. Тут что-то не то,-- говорит себе рассуждающий таким образом человек: -- где-нибудь я ошибся". Но в чем ошибка, он никак не может найти.

И вот пришедшие к такому заключению люди избирают четвертый выход из противоречия жизни -- выход слабости. Этот выход состоит в том, чтобы, понимая зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть ее, зная вперед, что ничего из нее выйти не может. Люди этого порядка знают, что смерть лучше жизни, но, не имея сил поступить разумно, поскорее кончить обман и убить себя, чего-то как будто ждут. И это есть выход слабости, ибо если я знаю лучшее, и оно в моей власти, почему не отдаться лучшему?..¹.

И, однако, как логически ни неизбежен этот вывод, убедительности разумной оказывается мало. Разум работает, но работает и еще что-то другое, что нельзя назвать иначе, как сознанием жизни. Работает еще та сила, которая заставляет обращать внимание на то, а не на это, и эта-то сила выводит из отчаянного положения и совершенно иначе направляет разум².

 

 

 

Эта сила заставляет человека понять то ясное, но бывшее до сих пор скрытым от него положение, что если он хочет жить и разуметь смысл жизни, то искать этого смысла надо, конечно, не у тех, которые потеряли его и хотят убить себя, а у тех миллиардов трудового народа отживших и живых людей, которые делают и на себе несут свою и нашу жизнь. Признать их не понимающими вопроса жизни невозможно, потому что они сами ставят его и с необыкновенной ясностью отвечают на него. Признать их эпикурейцами тоже нельзя, потому что жизнь их слагается больше из лишений и страданий, чем наслаждений. Признать же их неразумно доживающими бессмысленную жизнь можно еще меньше, так как всякий акт их жизни и самая смерть объясняется ими. Убивать же себя они считают величайшим злом.

Но в чем видят они смысл жизни?

Выходит то, что знание разумное не дает смысла жизни; смысл же, придаваемый жизни миллиардами людей, всем чело-

¹ Там же, с. 27. ² Там же, с. 28.

вечеством, зиждется на каком-то презренном, ложном знании. Разумное знание, в лице ученых и мудрых, отрицает смысл жизни, а огромные массы людей, все человечество -- признают этот смысл в неразумном знании. И это неразумное знание есть вера, та самая, которую пробудившееся к самостоятельному мышлению наше сознание не могло не откинуть. Это Бог 1 и 3, это творение в 6 дней, дьяволы и ангелы и все то, чего я не могу принять. Выходит противоречие, из которого представляется два выхода: или то, что я называю разумным, не так разумно, как я думаю, или то, что мне кажется неразумным, не так неразумно, как я думаю. Проверяя ход рассуждения разумного знания, мы найдем его совершенно правильным. Вывод о том, что жизнь есть ничто, был неизбежен.

Однако ошибка действительно налицо. Ошибка в том, что мы мыслили несоответственно поставленному нами вопросу.

Вопрос был такой: зачем мне жить, т. е. что выйдет настоящего, не уничтожающегося из моей призрачной, уничтожающейся жизни,-- какой смысл имеет мое конечное существование в этом бесконечном мире? Решения всех возможных вопросов жизни, которую мы стали изучать, очевидно, не могли удовлетворить нас, потому что наш вопрос, как он ни прост кажется сначала, включает в себя требование объяснения конечного бесконечным и наоборот. Я спрашивал: какое вневременное, вне-причинное, внепространственное значение моей жизни? -- А отвечал я на вопрос: какое временное, причинное, пространственное значение моей жизни?.. Вышло то, что после долгого труда мысли получился ответ: никакого. В рассуждениях наших мы постоянно приравнивали конечное к конечному и бесконечное к бесконечному, а потому у нас и выходило то, что должно было выйти: сила есть сила, вещество есть вещество, воля есть воля, бесконечность есть бесконечность, ничто есть ничто,-- и дальше ничего не могло выйти. Было что-то подобное, тому, что бывает в математике, когда, думая решать уравнение, решаешь тождество. Ход размышления правилен, но в результате получается ответ: а равняется а, или х=х, 0=0.

И действительно, строго научное знание, то знание, которое, как это сделал Декарт, начинается с полного сомнения во всем, откидывает всякое допущенное на веру знание и строит все вновь на законах разума и опыта,-- и не может дать иного ответа на вопрос жизни, как тот самый, который мы и получили,-- ответ неопределенный. Только сначала кажется, что знание дает положительный ответ -- ответ Шопенгауэра: жизнь не имеет смысла, она есть зло. Но, разобрав дело, мы поймем, что ответ не положительный, что наше чувство только выразило его так. Ответ же, строго выраженный, как он и выражен и у браминов, и у Соломона, и у Шопенгауэра, есть только ответ неопределенный, или тождество. 0=0, жизнь есть ничто.

Отсюда понятно, что нельзя было искать в разумном знании ответа на наш вопрос и что ответ, даваемый разумным знанием, есть только указание на то, что ответ может быть получен только при иной постановке вопроса, только тогда, когда в рассуждение будет введен вопрос отношения конечного к бесконечному. Мы поймем теперь также и то, что как ни неразумны и уродливы ответы, даваемые верою, они имеют то преимущество, что вводят в каждый ответ отношение конечного к бесконечному. Разумное знание приводит к признанию того, что жизнь бессмысленна,-- жизнь человека останавливается, и он хочет уничтожить себя. Но люди живут и утверждают, что знают смысл жизни. Каждый из них жил, пока знал смысл жизни. Как всем людям, так и каждому из нас смысл жизни и возможность жизни давала вера. Вера, с тех пор как есть человечество, дает возможность жить, и главные черты ее везде всегда одни и те же. Какие бы кому бы ни давала ответы какая бы то ни было вера, всякий ответ веры конечному существованию человека придает смысл бесконечного,-- смысл, не уничтожаемый страданиями, лишениями и смертью. Значит -- в одной вере можно найти смысл и возможность жизни ¹. И потому религия всегда была и не может перестать быть необходимостью и неустранимым условием жизни разумного человека и разумного человечества².

¹ Там же, с. 29--32.

² "Что такое религия и в чем сущность ее?", с. 9.

 

 

ГЛАВА II

Необходимость религии

Возражения против необходимости религии и их несостоятельность. Множественность церковных вероучений и единая религия. Три основных жизнепонимания: первобытное -- личное, языческое -- общественное и христианское -- божеское. Религия и философия.

 

Всегда во всех человеческих обществах, в известные периоды их жизни, наступало время, когда религия сначала отклонялась от своего основного значения, потом, все более и более отклоняясь, теряла свое основное значение, и, наконец, замирала в раз установленных формах, и тогда действие ее на жизнь людей становилось все меньше и меньше. В такие периоды образованное меньшинство, не веря в существующее религиозное учение, обыкновенно делает только вид, что верит, находя это нужным для удержания народных масс в установленном строе жизни; народные же массы, хотя и держатся по инерции раз установленных форм религии, в жизни своей не руководятся уже требованиями ее, а только народными обычаями и государственными законами.

Так это было много раз в различных человеческих обществах. Но никогда не было того, что происходит теперь в нашем христианском обществе. Никогда не было того, чтобы богатое, властвующее и более образованное меньшинство, имеющее наибольшее влияние на массы, не только не верило в существующую религию, но было бы уверено в том, что в наше время религии уже никакой не нужно, и внушало бы людям, сомневающимся в истинности исповедуемой религии, не какое-либо более разумное и ясное религиозное учение, чем то, которое существует, а то, что религия вообще отжила свое время и стала теперь не только бесполезным, но и вредным органом жизни обществ, вроде того, как слепая кишка в организме человека. Религия изучается этого рода людьми не как нечто известное нам по внутреннему опыту, а как внешнее явление, как бы болезнь, которою бывают одержимы некоторые люди и которую мы можем исследовать только по внешним симптомам. Религия, по мнению одних из этих людей, произошла от одухотворения всех явлений природы,-- это учение анимизма; по мнению других -- из представления о возможности отношений с умершими предками; по мнению третьих -- из страха перед силами природы¹ и вытекающего отсюда признания воображаемых существ и поклонения им,-- как это еще в древности

¹ Там же, с. 3-4.

думал Демокрит и как это утверждают новейшие философы и историки религии¹. А так как, рассуждают далее ученые люди нашего времени, наука доказала, что деревья и камни не могут быть одушевлены, и умершие предки уже не чувствуют того, что делают живые, и явления природы объясняемы естественными причинами, то и уничтожилась необходимость и в религии, и во всех тех стеснениях, которые, вследствие религиозных верований, налагали на себя люди ².

Но, не говоря уже о том, что признание невидимых сверхъестественных существ или существа происходило и происходит не всегда от страха перед неведомыми силами природы, как свидетельствуют о том сотни самых передовых и высокообразованных людей прошедшего времени, Сократы, Декарты, Ньютоны, и такие же люди нашего времени,-- никак уже не из страха перед неведомыми силами природы признающие высшее сверхъестественное Существо,-- утверждение о том, что религия произошла от суеверного страха людей перед непонятными силами природы, в действительности ничего не отвечает на главный вопрос: откуда взялось в людях представление о невидимых сверхъестественных существах? Если люди боялись грома и молнии, то они и боялись бы грома и молнии, но для чего же они придумали какое-то невидимое сверхъестественное Существо, от которого они считают себя в зависимости, придумали живые души умерших? Не от страха только, а по каким-то другим причинам. И в этих-то причинах, очевидно, и заключается сущность того, что называется религией. Кроме того, всякий человек, когда-либо, хотя бы в детстве испытавший религиозное чувство, по своему личному опыту знает, что чувство это всегда вызываемо было в нем не внешними страшными вещественными явлениями, а внутренним, не имеющим ничего общего с страхом перед непонятными силами природы, сознанием своего ничтожества, одиночества и своей греховности. И потому человек и по внешнему наблюдению, и по личному опыту может узнать, что религия не есть поклонение божествам, вызванное суеверным страхом перед неведомыми силами природы, которое свойственно людям только в известный период их развития, а нечто совершенно независимое от страха и от степени образования человека и не могущее уничтожиться никаким развитием просвещения, так как сознание человеком своей конечности среди бесконечного мира и своей греховности, т. е. неисполнения всего того, что он мог бы и должен был сделать, но не сделал, всегда было и всегда будет, до тех пор, пока человек останется человеком ³.

Тем не менее, среди большинства представителей современной науки, с легкой руки французского мыслителя О. Конта,

¹ "Религия и нравственность".

² "Что такое религия", с. 4.

³ "Религия и нравственность", с. 4--6.

установилось следующее, очень своеобразное учение об историческом процессе развития человеческого общества. По мнению ученых, был период невежественный -- религиозный. Этот период уже давно пережит человечеством, остались редкие, атавистические признаки его. Потом был период метафизический, и этот пережит. Теперь же мы, просвещенные люди, живем в периоде научном, в периоде позитивной науки, которая заменяет религию и ведет человечество на такую ступень развития, до которой оно никогда не могло бы достигнуть, подчиняясь суеверным религиозным учениям. Под наукой здесь, очевидно, разумеется такая наука, которая обнимает всю область человеческих знаний, гармонически связанных и по степени их важности распределенных между собою, и обладает такими методами, что все добытые ею данные составляют несомненную истину. Но так как такой науки в действительности не существует, а то, что называется наукой, составляет сбор случайных, ничем не связанных между собою знаний, часто совсем не нужных и не только не представляющих несомненной истины, но сплошь да рядом самые грубые заблуждения, ныне выставляемые как истины, а завтра опровергаемые, то очевидно, что не существует того самого предмета, который должен заменить и религию. А потому утверждение о том, что наука заменит религию, совершенно произвольно и основано на ничем не оправдываемой вере в непогрешимую науку, совершенно подобную вере в непогрешимую церковь. А между тем люди, называющиеся и считающиеся учеными, вполне уверены в том, что уже существует такая наука, которая должна и может заменить религию и даже теперь упразднила ее. Религия отжила, верить во что-нибудь, кроме науки, есть невежество. Наука устроит все, что надо, и руководствоваться в жизни надо только одной наукой,-- думают и говорят как сами ученые, так и те люди толпы, которые, хотя и очень далеки от науки, верят ученым и вместе с ними утверждают, что религия есть пережитое суеверие, и в жизни нужно руководиться только наукой, т. е. ничем, потому что наука по самой цели своей -- исследования всего существующего -- не может дать никакого руководства в жизни людей¹. Религия же как была, так и останется главным двигателем, сердцем жизни человеческих обществ, и без нее, как без сердца, не может быть разумной жизни.

 

 

 

Но разве есть истинная религия? Все религии бесконечно различны, и мы не имеем права ни одну назвать истинной только потому, что она более подходит к нашим вкусам,-- скажут люди, рассматривающие религии по их внешним формам, как некоторую болезнь, от которой они чувствуют себя

¹ "Что такое религия", с. 4--6.

свободными, но которой страдают еще остальные люди¹. В календарях значится, в отделе статистических сведений, что вер, исповедуемых теперь обитателями земного шара,-- 1000. В числе этих вер предполагается буддизм, браманизм, конфуцианство, таосизм и христианство.-- Вер 1000, и люди нашего времени совершенно искренно верят в это. Вер 1000, все они вздор,-- что же их изучать?².