Мы уже подъезжали к Освенциму. Когда мы подошли к входу, я посмотрела на надпись «Arbeit macht frei», «Труд освобождает». 1 страница

 

«Здесь расстреливали заключенных. Стена казни» - прокомментировал Мистер Муви, когда мы стояли возле этой самой стены. Я медленно положила свои цветы к остальным.

Мы прошли в здание, где за витриной лежали тысячи пар обуви. Детская, женская, мужская. Самая разная. И все они здесь. Еще за другой витриной есть куча посуды, а за еще одной была куча чемоданчиков. Мы стояли возле витрины с обувью и молчали.

- За каждой парой обуви – смерть одного человека.

На наших глазах наступали слезы. Я стояла и смотрела. Бриджит уткнулась лицом в плечи Тоби, пряча слабость. Эндрю приобнял за плечи Оливию и Блэр, а я прикрыла лицо руками, устраиваясь в объятиях Джереми. Мы еще раз взглянули на всю эту картину. Увиденное навсегда останется в моей памяти. Мы прошли дальше. В крематорий.

- Здесь сжигали мертвые тела тех, кого они считали непригодными. В первую очередь детей, стариков, женщин. Их избивали, морили голодом до смерти, были камеры, где они должны были стоять всю ночь. 6 дней в неделю они работали, скудная пища – вот вам и причины смертей. Еще они ставили медицинские эксперименты над людьми. Пробовали химические реакции, разносили вирусы. Пытки. Были еще газовые камеры.

Вернулись мы уже очень поздно. С наших глаз не сходили слезы. В моем мозге просто не укладывалось все это. Десятки, тысячи, сотни тысяч, всего около миллион четыреста тысяч человек погибли. Мы легли спать, хотя никто из нас долго не мог уснуть. Это место однозначно нас как-то изменило, повлияло на нас. Я лежала в темноте с открытыми глазами и думала. Думала о всех этих бедных людях, об этих страшных пытках, о той стене с цветами. Все это кошмар. Жуткий отвратительный кошмар. Я проплакала всю ночь, а смогла заснуть только под утро. Я поняла, что мне надо ценить то, что у меня есть. Ведь могло быть намного хуже.

- Хахаха, - я валялась на полу, очень сильно смеясь.

Мы с девочками находились в Париже, куда нас и обещала отправить мисс Муви. Мальчики остались дома. После Кракова я четко решила вернуться в прежнюю колею и радоваться жизни. Меня поменяла не только великолепная архитектура, которая очень сильно вдохновляет, но и то, что находиться рядом с городом. Поездка в Освенцим навсегда в моей памяти.

В Париже мы просто сходили с ума. Шопинг, показы мод, фотоссесии, милые улочки, красота города, вкуснейшая еда. Все это сводило нас с ума. А когда туда еще и мы приезжаем, ох, держитесь, ребята. Сейчас мы сидели в нашем огромном номере в современном стиле и играли в бой подушками. К нам присоединилась мисс Муви. Когда мы дурачились, то почувствовали яркий свет – вспышку. Мисс Муви кинула подушкой в мистера Муви, который стоял в дверном проеме с камерой.

- Фотограф, значит, да? – она подошла к нему.

- Конечно. Девочки, я просто хотел напомнить, что пора спать.

- Ой, иди уже. А девочки сами решат, что им делать, - мисс Муви вытолкнула своего мужа из двери, пожелала нам спокойной ночи и закрыла за собой дверь.

- Какая они милая пара. Я со своим мужем хочу быть такими же, - мечтала вслух Бриджит.

- Точнее с Тоби, - Оливия получила подушкой в лицо.

- Знаешь, Бриджит, можешь не переживать. Думаю, у вас так и будет. Чего только стоит расставание в аэропорту, - сказала Блэр.

Когда мы прощались с родителями и мальчиками, то Тоби никак не отходил от Бриджит. Вскоре им было пора идти. Его было просто невозможно оттащить. Эндрю и Джереми взяли его с двух сторон, еле сдвинув с места, и понесли прочь от нас. Он все орал прощание Бриджит, а Эндрю точно сказал: «Да заткнись, бедный влюбленный!», но даже эти слова не подействовали. Наверняка, Тоби продолжал что-то кричать, а мы уже просто не слышали, так как стояли в очереди, чтобы пройти регистрацию. Вся эта картина с Тоби была очень смешной, хоть Бриджит и считала это «очень милым».

- Ну, мой хотя бы колледж на год не откладывал, - решила перевести тему Бриджит.

- О, да, кстати, Мия! – одновременно сказали Блэр и Оливия.

После нашего приезда из Польши у ребят сразу же начались вступительные экзамены. Я им решила не мешать, поэтому стала больше проводить времени с Рейчел. Отвозила ее в детский центр и развлекала детишек вместе с другими аниматорами. Когда у Оливии и Джереми в один и тот же день был экзамен, я решила остаться дома. Не знаю почему, но я очень сильно переживала за них. Я так сильно за свои задания не переживала, как за Оливию и Джереми. Мои руки дрожали от волнения, на месте не сиделось, а хуже всего то, что я не могла ни есть, ни пить. Я пыталась заняться чем-то другим, но все было без толку. Я решила позвонить Оливии и спросить про экзамен. Она ответила, что начало будет только через десять минут, я пожелала им удачи, на что Оливия ответила: «Так, Джереми же решил подождать год, ты не знала?». Я была в шоке, с чего это Джереми решил подождать один год?

«Мия, во-первых: из твоего визга я ничего не понял, во-вторых прекрати на меня орать. Я просто хочу провести со своим другом больше времени. Колледж у меня спокойно может подождать, родители совсем не против, а я хочу быть рядом с тобой в трудные моменты, ибо твои депрессии мне не нравятся. И если еще хоть что-то скажешь, я возьму скотч и заклею тебе рот!» - постоянно жестикулируя, говорил Джереми. Мне было приятно то, что человек решил ради меня пойти на такой шаг. Наверное, зимой я бы скорее умерла от скуки, чем от болезни. И в очередной раз мне хочется сказать ему спасибо, но каждый раз я не могу это сделать. Почему? Я сама не знаю. Как же иногда наш мозг издевается над нами. Задает кучу вопросов, а мы не можем найти на них ответы. И это очень сильно раздражает.

- Серьезно, Мия, - Лив вернула меня на Землю. – Вы об этом не говорили? Подумай, он постоянно хочет быть рядом с тобой. И пошел на серьезный шаг, может, это что-то значит?

Я не ответила. И не собиралась. Я не знала ответ на вопросы по поводу себя. Я все еще казалась себе потерянной. Я не понимала, что мне делать, чтобы исправить ситуацию. А вы тут мне предлагаете разбираться с другими делами? Нет, я не могу так.

Мы решили продолжить бой подушками. Вскоре мисс Муви вновь вернулась к нам и рассказывала веселые истории из своей молодости. Мистер Муви в очередной раз проник к нам с камерой. Блэр пошутила, что ему наверняка платит один журнал за эксклюзивные снимки. Мы смеялись очень долго, шутили и просто наслаждались нашим путешествием. Мне кажется, что ночью я становилась другой. На пару часов обретала старую себя. Ночью для меня все было по-другому.

Мне позвонили на мобильный телефон. По определителю номера я поняла, что это бабушка Мейбл.

- Да, бабушка?

- Мия Портер?

- Да.

- Это администрация больницы…,- дальнейшие слова я просто не могу передать. Для меня в миг все стало размытым, непонятным, не таким, как раньше.

Я уронила телефон. Все обеспокоено на меня посмотрели. Мисс Муви подняла телефон, расспросила медсестру и положила трубку. Многие сидели в недоумении. Мисс Муви велела всем немедленно собирать вещи, по пути она все объяснит. А я не могла справиться с шоком. Меня что-то душило. Дайте мне воздух, пожалуйста.

Я бежала по больнице, каблуки громко стучали по полу, люди на меня оборачивались. Но мне было плевать. Я должна была добраться до них побыстрее. Мое лицо стало мокрым от слез, тушь растеклась под глазами, я стала похожа на панду. Я слишком много времени потеряла, мы прилетели, как только смогли, но все равно мне казалось, что прошел огромный срок. Мне было все равно на мой внешний вид, на то, что я бегу, как угорелая, на все, кроме того, где я должна быть.

Наконец-то я добралась до нужного коридора, огляделась по сторонам и увидела свою семью и друзей. Я срочно подбежала к отцу.

- Прошу, скажи, что это шутка. Я не могу, пожалуйста. Все хорошо, да, хорошо, должно быть хорошо! – мой голос дрожал, я не могла говорить нормально, у меня была истерика.

- Не совсем так.

- Боже, нет! – я вся сморщилась, как новорожденный ребенок, начала рыдать снова. Это не были тихие слезы, это были самые настоящие рыдания. Рыдания с содроганием плеч, с зажмуренными глазами, с тем, что из носа течет. Знаете, когда сильно плачешь, то иногда не хватает воздуха, ничего сказать не можешь, будто на секунду воздуха нет? Это тот самый случай.

Папа обнял меня, желая успокоить. Я рыдала ему в плече, я не хотела слушать что-либо еще, хватит. Но вошел доктор Литерман.

- Мия, здравствуй, - тихо сказал врач.

- Не смейте! Не смейте просто так со мной здороваться, объясните, что здесь происходит? – мой плач и крики никто не мог остановить.

- Сейчас твои бабушки и дедушки лежат без сознания. У них была экскурсия, автобус врезался в столб, а затем перевернулся. Мы пытаемся делать все, что только можем. Пока еще ничего нельзя сказать. Но они сильные, так что все будет хорошо. Прошу тебя, успокойся сейчас же. Тебе нельзя нервничать.

- Не указывайте мне, что делать! – прежде я так никогда не кричала на доктора.

- Мия, - послышался знакомый голос. Эмма, - дорогая, пойдем ко мне? У меня есть горячий шоколад, ты вся дрожишь. Надо срочно найти твой плед. Пойдем со мной.

Эмма приобняла меня за плечи и повела в ее каморку. Она всегда действовала на меня успокаивающе. Ее я всегда могла послушаться и не перечить. Сейчас она была нужна мне, как никогда.

Как и обещала, Эмма напоила меня, а затем даже накормила, даже позволила съесть зефир. Она отвела меня обратно в коридор, где все сидели и ждали. Только чего было ждать? Она велела мне поспать, так что меня уложили на два места, подвернув ноги, я смогла поместиться и чуть-чуть заснуть. Если я не буду спать, я буду кричать и плакать, а это видимо никому не нравилось. Временами я просыпалась узнать новости, но ничего не было. Девочки приехали, семья Муви тоже. Рейчел сидела у Эммы. Родители пытались что-то выведать, а доктор Литерман все время куда-то от нас сбегал. И это было правильно. Я уговорила его не отвлекать. Если мы хотим, чтобы наши выжили, то он должен сосредоточиться. Когда я выходила в уборную, я всегда там плакала. Пыталась умыться, но мои красные глаза и нос были видны на несколько метров. На время я пряталась в коридорах на сидениях, где никого не была и плакала. Я старалась казаться остальным сильной, но всех эта новость ослабила.

- Так и знал, что ты тут, - доктор Литерман меня нашел.

- Я просто решила отдохнуть.

- Ноги уже болят.

- Давайте не будем об этом.

- Мия!

- Болят. Как долго я еще смогу ходить?

- Где-то в феврале тебе придется сесть в коляску, но это если будешь принимать лекарства. А еще есть вариант, в котором можно обойтись без этого.

- Я не хочу говорить про это.

- Но, Мия, ты больна раком. Нам нужно что-то делать, если все будет так продолжаться, то мне кажется, что все будет развиваться быстрее, чем я думал. Сейчас твои ноги не должны были еще болеть. Но рак развивается. Знай, я делаю все, что могу. Да, они могут умереть, но мы пытаемся. Правда. Не волнуйся. Тебе нужно сосредоточиться на себе.

- Если вы их спасете. Если они останутся живы, я поеду в экспериментальный центр, - я не верила тому, что сказала.

Это было основным условием. Бабушки и дедушки должны жить. Я должна еще раз сходить с бабушкой Мейбл в театр, должна приготовить с бабушкой Рози пирог, должна поиграть в футбол с дедушками. Просто должна. Если с ними все будет хорошо, я готова взглянуть своему страху в глаза, я готова напрасно потерять время. Это меньшее, что я могу для них сделать.

Час назад их увезли в реанимацию. С каждым из них что-то случилось. То, в чем я не разбираюсь. Наверняка, вы меня ругаете за такое незнание. Но медицинские термины не для меня, как бы я ни хотела их запомнить. Простите. В моей душе бушевал ураган, а совсем скоро будет цунами из моих слез. Берегитесь те, кто окажутся рядом, моего крика. Я могу кричать также громко, как и девушки из сериала «Королевы Крика». Но вместо этого я спокойно сидела и ждала. Чего ждать? Наверное, самого худшего. Я просто молилась, чтобы с ними все было хорошо. Я нацепила на себя маску, чтобы за мое «хорошее поведение» их оставили в живых. Про себя, мне кажется, я повторила слово «пожалуйста» несколько тысяч раз. Я убедила себя, что если много раз так сказать, то все будет так, как хочу.

Наконец-то мы увидели доктора Литермана.

- С ними все будет хорошо, - спокойно и радостно сказал он.

Все начинали обниматься, радоваться, улыбаться. Все, о чем мы молились, сбылось. Надежда – единственное, что нам оставалось, теперь превратилась в счастливый факт. Я стояла и улыбалась, а по моим глазам одновременно бежали слезы. О нашем договоре с доктором знали только мы вдвоем. Только я знала, чем это может для меня обернуться. Но я обещала, я обещала отплатить на своих родных. И я должна это сделать.

Теперь я стояла на краю выступа, за который успела ухватиться, пока падала. Но теперь мне снова предстояло упасть. Еще совсем чуть-чуть и я вновь упаду. Какой ужас. Каждый раз получать надежду на лучшее, на полет, а затем снова и снова падать. При этом знать, что уже не встанешь. Никто не хочет падать, но я сама для себя сделала шаг дальше. Дальше в пропасть.

 

Глава 5

«Сорвалась.»

- Что случилось? - Линда вбежала в палату вместе с Николасом.

Я рыдала и не могла ничего сказать. Я лежала на полу и смотрела на зеркало, а затем вновь на свою руку. И кричала. Линда положила мою голову к себе не предплечье и обхватила руками мое тело, наверное, чтобы я не вырвалась. Николас искал в палате ампулы какого-то сильного успокоительного. Я заметила еще нескольких людей в коридоре, которые открывали рты от удивления и прятали свои лица, стараясь не наблюдать еще один ужас в центре, коих за последнее время накопилось немало.

- Убейте ее, п-п-пожалуйста, - мой голос дрожал.

- Кого ее, Мия? – Линда ничего не могла понять и не на шутку испугалась.

Я посмотрела ей прямо в глаза и успела только выдавить «Меня». Мой взгляд снова упал на зеркало, на осколки, на пораненные руки и ноги, на кровь, затем я закрыла глаза, почувствовав, как Николас вколол в меня шприц с жидкостью. Она разливалась по всему моему телу, я чувствовала, как это жидкость окутывает меня, пытаясь подарить спокойствие. Последнее, что я услышала:

- Спасибо, что подержала ее.

- Она не сопротивлялась.

- А чего она кричала?

- Мне кажется, что она умирает. Или это уже случилось.

А затем я провалилась в долгий сон, такой крепкий сон. Впервые я могла по-настоящему поспать за долгое время.

***

Месяц назад.

Я стояла перед входом в экспериментальный центр. Передо мной были огромные черные кованные ворота с причудливыми узорами. Сверху была надпись «Никогда не сдавайся». И почему мне это напоминает Освенцим? Может, потому что этот центр станет настоящей тюрьмой для меня. И тогда я даже не представляла, насколько сильно этот центр повлияет на меня. А может, я знала это, чувствовала, но не признавала.

Папа приобнял меня за плечи, мама похлопала по плечу, а Рейчел обняла. Моя семья стояла вокруг меня, стараясь утешить и приободрить. Только мне казалось, что вместо радости они должны были дать мне защиту от этого места. Все они улыбались, так как были уверены в моем выздоровлении. Я же стояла с открытым ртом и ужасом в глазах.

- А здесь у нас библиотека, - мой врач показывала всем нам центр и рассказывала информацию.

Ее зовут Линда. Тот еще тиран. Во-первых, оказывается, в центре категорически запрещен интернет, телефон и всякая другая техника. Здесь нет даже телевизоров. Все, что я могу здесь делать – это читать. Во-вторых, она постоянно настаивала на полном лечении. Я должна была сосредоточиться только на нем, иначе, она считала, что ничего не получится.

- Нет-нет, у тебя еще есть двор, где ты можешь гулять. А еще еда. Прекрасное сочетание, не так ли? Тебе нужно сосредоточиться на лечении, как ни на чем другом. Поверь в этот раз все, абсолютно, будет по-другому, - эта фраза звучала как угроза из уст Линды.

Первую неделю я не хотела куда-либо выходить. Но кто меня спрашивает? Линда и Николас (что-то вроде ее подчиненного) постоянно меня вытаскивали на улицу. Мне приходилось сидеть у огромного фонтана на скамейке и правильно дышать. Как говорили они. Еще мне рекомендовалось наслаждаться последними теплыми деньками, ведь теперь наступила осень. Я на них смотрела убийственным взглядом, только это не помогало, Линде было плевать на мое настроение, важно – меня вылечить.

Линда чем-то мне напоминала Эмму, только Эмма по сравнению с ней – ангелочек. В Линде было куда больше уверенности, самовлюбленности, она выглядела так, словно за какой случай не берется, так все выздоравливают.

Николас был невысокого роста, с темными волосами и среднего телосложения. При обычной жизни я бы на него даже внимание не обратила, а теперь вынуждена буду смотреть в его каждый день, принимать от него лекарства, и он станет единственной веселой компанией. Линде не свойственно чувство юмора. Да и какой юмор, когда в центре рак – старый добрый друг?

Благодаря настойчивости Николаса и, конечно же, крикам Линды я подружилась с несколькими ребятами. Как подружилась, просто у нас всех нет выхода. Без общения я вовсе сойду с ума. Если этого уже не случилось.

Мне было ужасно плохо в центре, все эти процедуры, лекарства действовали мне на нервы. Без близких мне было еще труднее. К тому же даже с родителями поговорить было нельзя. Они звонили раз в неделю Линде, которая отчитывалась перед ними.

- Так-так, мадама, просыпаемся, утренняя прогулка с Венди и Патриком! – Линда раздвинула шторы в палате, впуская солнечные лучи в мою палату.

- Господи, Линда!

- Я знаю, как меня зовут. Вставай. Детишки ждать не любят! – это издевательша улыбнулась и покинула мою комнату, чтобы принести мне завтрак.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале, усталая, страшная, худая, печальная. Я встала с кровати, открыла дверцу шкафа с тем самым зеркалом и принялась выбирать толстовку побольше, чтобы скрыть свою худобу.

Мне полагалось каждое утро гулять с Патриком и Венди. Патрику 10 лет, а Венди 14. Оба больны раком и оба застряли тут, как и я. Только у них есть надежда на лучшее, они верят, что лечение поможет, а я же давно смирилась и бесполезным провождением времени.

Все дети, с которыми я общалась, были младше меня, и почему-то у всех была та самая надежда. Я не понимала, где моя надежда? Где? Куда она пропала? Я рассказывала много чего интересного больным, они все меня любили и говорили, что я определенно вылечусь. Только они не знали, что искорка веры во мне давно погасла.

- О, Боже, Мия…- Линда не могла ничего сказать.

Она вошла в мою палату в тот самый момент, когда я переодевалась. Ее глаза опустились на мои худые ноги, острые коленки, выпирающие кости. Она увидела, как сильно выпирают мой позвоночник и ребра. Доктор от неожиданности выронила тарелку с овсяной кашей на завтрак. На это звук прибежал Николос, я поспешно открыла дверь шкафа и спряталась за ней.

- Линда, что случилось? – волновался ее помощник.

- Ты только посмотри на нее! Она же похожа на кипу костей! Господи, Мия, ты вообще ешь?

Вам честно отвечать? Нет. Я ела очень мало. Я только завтракала, а когда все обедали и ужинали в столовой, то я брала небольшие порции салата, но ни кусочек в горло мне не лез. Я не могла заставить себя поесть. Я не могла брать в руки простое яблоко, а от прочих запахов меня тошнило. Да и живот неизменно болел, говоря о том, что мне нужно есть больше. Но я просто не могла и не понимала, как этот процесс остановить. Однажды, я осилила кусочек запеченной курицы, но в итоге меня стошнило. Я ничего не сказала ни Линде, ни Николасу, никому. Почему? Да потому что глупая маленькая девочка, не думающая о последствиях.

Но худоба мне нравилась. А когда я смотрела в зеркало, то казалась себе абсолютно нормальной. А голос в моей голове говорил: «Ты можешь больше!». Что это значило? Откуда у меня такие мысли? Но времени подумать над этим - не было, слишком много чего на меня наваливалось.

Очередные процедуры выглядели так: я ложилась в какую-то капсулу, которая светилась светло-синим неоновым цветом внутри, затем капсула закрывалась, и я всегда засыпала. Эта была единственная процедура, которая не приносила головные боли и в принципе любую боль. Уколов я очень боялась, но выбирать не приходилось. Таблетки всегда охватывали мою голову в болевые цепи. И только эта капсула радовала. Только в ней я в последнее время могла спать.

По ночам мне стали снится кошмары. В каждом из них я умирала. Сначала мне снились различные варианты моей смерти, а остальное время сна – один и тот же сон. Каждый раз этот сон повторяется. Все до ниточки одинаковое. Во сне я стояла на балконе какого-то большого дома. Вид был безумно красивый и чем-то напоминал Калифорнию. Солнце светило ярко-ярко, а я купалась в его лучах. Я была такая же, как и сейчас. Бледная и худая, разве чуть вес прибавился. Я улыбалась природе, а взгляд мой был счастливым и полным какого-то неизведанного мне чувства. Внезапно слышится хруст, затем еще один. Я поворачиваю голову и вижу убийцу. Это высокий крупный мужчина, но лицо нечеткое, я все никак не могу его рассмотреть. Я замечаю нож в его руках и бегу в комнату. Я бегу достаточно долго, пытаясь найти выход. Но у меня ничего не получается. Я застряла в какой-то огромной комнате, оборачиваюсь и тут передо мной этот самый убийца, который вонзил в мой живот нож, а затем его вынул. Я падаю на пол, а мои глаза только тогда наконец-то замечают дверь. Но уже слишком поздно. Левой рукой я держу рану, а кровь так и хлещет, пачкая белый пушистый ковер, на который я и упала. Мой голос дрожит, шепотом губы произносят: «Мне холодно», мне и вправду холодно. Глаза предательски закрываются, и я умираю.

После этого я просыпаюсь, крича очень звонким голосом. Я кричу и не могу остановиться, каждый раз ко мне вбегают медсестры, пытаясь успокоить, затем Николас с Линдой. Линда держит меня, Николас вкалывает успокоительное. А крик заменяется плачем. И каждый раз ночи повторяются. Я видела, как меня избивали до смерти, как стреляли, как топили, как душили. Но этот сон почему-то кажется мне самым страшным и самым значительным. Будто через него мое подсознание мне что-то говорит, а что именно? Сон кажется мне незаконченным. Я должна в нем что-то сделать. Заставить себя что-то сделать. Но даже об этом я не могла думать, у меня не было времени.

Смерть – лучшая подруга рака. Это мы всегда обсуждаем с другими больными. И она становится нередкой гостьей и в экспериментальном центре. Кто-то сходит с ума и кончает жизнь самоубийством, кто-то морит себя голодом, кто-то сбегает отсюда, а кого-то просто забирает рак.

Рак забрал Венди. Для меня это был настоящий удар. Утром она не вышла на прогулку. Кстати, к нам тогда уже присоединились Хлоя и Маркус. Мы все переживали, но Линда убедила меня в дополнительных процедурах. Мы решили спокойно прогуляться, а затем позавтракать. Так и сделали. Прогуливались по двору, любовались фонтанчиком и говорили о всяких безделушках, словно всего того, что творится за стенами больницы, и нет.

- У нас новенький? – поинтересовалась Хлоя, ее взгляд был направлен вдаль.

- Доктор бы предупредил меня, - ответил Патрик. Его лечащий врач всегда ему рассказывает обо всех новостях. Тот еще сплетник.

- Тогда откуда здесь эти машины? – девушка указала пальцем на то место, куда она смотрела. Я увидела синий джип и небольшой грузовик. Совсем крохотный.

- О, Господи, только не это! – фраза вырвалась из моей груди на одном дыхании, я бросилась бежать в больницу и крикнула остальным. – Это машина родителей Венди.

Я бежала так сильно, насколько мне позволяло мое тело. Я вбежала в крыло, где обычно проводились все операции. Возле одной из операционных стоял Николас. Я налетела на него, взяла за халат и прижала к стенке, я удивилась, что достаточно взрослого человека может побить шестнадцатилетняя девочка, больная раком, да еще и таким, который выводить из-под контроля ее тело. Мой взгляд был полон злости, а помощник не на шутку испугался. Я спросила, где Венди. Медсестры, которые находились рядом, пытались меня успокоить и просили отойти от Николаса.

- Мия, я прошу тебя. Давай спокойно поговорим, отпусти? – видно было, что воротник лишал возможности дышать, и он еле говорил. Я не решалась отпустить его, я была злая. Если женщина злая – делай то, что она захочет. А если уж больная женщина злая – беги.

- Где Венди?

- Мия, опусти, - он пытался поймать воздух, но у него ничего не получалось. Я пристально смотрела в его глаза.

И тут вдруг все мои планы коту под хвост. Мои руки перестали слушаться, ослабили хватку и начали дрожать. Опять болезнь подкрадывается ко мне в самые важные моменты. Остальные мои друзья прибежали ко мне. Я стояла в шоке, смотря на свои руки. За несколько месяцев я так и не смогла привыкнуть к такому. Плюс у меня начали сильно болеть ноги, а в тот момент я не могла уже и стоять, хотелось просто упасть на пол и плакать. Николас поправил свой воротник, восстанавливая дыхание. Затем взял меня за руки и повел на кресла со словами: «Вот так, спокойно, а то у тебя может случиться приступ!».

Венди стало плохо еще ночью. Ее легкие перестали справляться со своей работой, в них попала жидкость, а когда в реанимации попросили оценить боль, она показала десять пальцев. Самая ужасная боль, которая только может быть. Это информацию нам рассказал Николас, Линда же помогала врачам в реанимации. Маму Венди забрали медсестры и вкололи успокоительное. С ними пошел и папа Венди, чтобы не бросать свою жизнь. Я даже не представляю, какой ужас творился в их головах.

Николас принес мне лекарства, сделал укол, Хлоя получила от него плед, так как ее морозило, Патрику он принес ромашковый чай, а Маркусу медсестры разрешили съесть шоколадные печенья. Каждому из нас пытались угодить, чтобы нам было хорошо, и это должно было скрасить ожидание неизвестного. Но мне кажется, что я знала, что будет с Венди и просто ждала, когда мои подозрения подтвердятся.

Линда вышла из реанимации и направлялась к нам, я заметила, как другие врачи пошли каждый куда. Один заполнять документы, Линда сообщить новости нам, некоторые остались там, а другой врач поспешил рассказать все родителям. Печальный вид врачей уже мне все сказал. Хоть я и до последнего надеялась. Глупо? Но иногда надежда – единственное, что нам остается.

«Мне жаль. Она умерла.» - сказала Линда. Врачи были расстроенными, но они уже привыкли к такому и были достаточно холодны. Они не плакали, никто из них не винил себя. Видимо, каждый через это уже проходил. Хотела бы я относиться так же, как и они. Но не могла.

Я убежала в свой корпус в ванную. Облокотившись на плитку, я спустилась по стене вниз. В моих глазах блестели слезы, я прикусила губу. Нос покраснел, слезы так и текли ручьем. Тихий плач. В голове возникла мысль: «Это все из-за тебя. Она умерла из-за тебя. Ты такое ничтожество, Мия!».

Я проплакала всю ночь, виня себя в смерти Венди. Почему я не была рядом с ней, почему ничего не сделала? Почему просто сидела на одном месте? Почему я так поступила? Линда тогда провела со мной всю ту ночь, наверное, тогда я перестала считать ее тираном. Утром она ушла, чтобы проверить остальных больных, подготовить лекарства и у всех врачей было какое-то собрание сегодня, ей нужно было подготовиться.

Это или шутка природы, или просто насмешка, но тогда пошел дождь. Сильный ливень так и бил по окнам и кирпичным стенам здания. На улице было настолько темно, что в десять часов казалось, что уже шесть вечера. Темные тучи не оставили ни одного просвета в небе. Я смотрела на этот дождь, подумала, может природа тоже жалеет, что Венди ушла от нас? Но поняла, что это просто обычный процесс. Климат и так далее. Но так хотелось поверить в прекрасную и трогательную историю. Но есть еще одно «но». Никогда не обманывай сам себя.

Впервые за несколько недель мне захотелось есть. По-настоящему наесться, так, чтобы стало тяжело дышать. Я решила сходить в столовую, да и на остальных хотелось поглядеть.

Когда я вошла, то ужаснулась от представленной мне картины. У входа столпились люди, а с другого конца послышались чьи-то крики. Я пролезла сквозь людское море. Еще больше ужаснулась. Хлоя плакала, зажав руками рот, и шептала: «Остановись». Маркус держал руки впереди себя, что означало знак «Остановись». У всех был ужас глаза. Я посмотрела вперед и увидела Патрика с ножом в руке, который он держал у своего живота.

- Не подходи, Маркус! – голос Патрика охрип от крика. – Мия! Не смей!

- Патрик, отдай мне нож. Прекрати. Это не ты, - я вновь начала плакать.

- Если кто-нибудь подойдет ко мне, я убью его вместе со мной, Мия, шаг назад!

- Боже, тебе же десять лет, ты не можешь. Не бросай нас, - мне казалось, что если я перейду на крик, то он поймет меня.

- Патрик, одумайся! – присоединился Маркус.

- Патрик, ты ничего не понимаешь, - шептала Хлоя.

- Простите, - друг посмотрел каждому из нас в глаза.

Затем он вонзил нож в себя. Начала течь кровь и он упал, я открыла рот от увиденного. У меня перехватило дыхание. Мы подбежали к нему. Маркус позвал медсестер. Я держала Патрику голову, а Хлоя делала специальный массаж, чтобы поддерживать ритм сердца. Я посмотрела в его пустой взгляд. Каждый из толпы пытался хоть как-то помочь. Вскоре прибежал Маркус с парой врачей, они унесли Патрика. Я глядела им вслед. Они бежали, боялись не успеть.

Возможно, Патрик все понимал. Понимал, что не сможет справиться с такой потерей. И я вновь винила себя. Господи, почему не подбежала? Почему не исправила? Почему ты его бросила? Я не могла ответить самой себе.