Львица – приемная мать Лайонела

 

В один прекрасный день во дворец короля Канчи вошла львица, на спине она несла маленького мальчика. Стражники были предупреждены и тотчас пропустили ее. Львица прошла прямо в личные покои короля.

– Вот твой сын, Лайонел. Оставляю его на твое попечение, – сказала она королю.

– Но сможет ли он обойтись без тебя, своей приемной матери? – спросил король.

– Вспомни о соглашении, которое мы заключили во время нашей первой встречи. Я воспитаю сироту смелым как лев, а потом наступит твой черед позаботиться о нем. Я сделала все, что могла. Теперь ты должен дать ему хорошее образование, подходящее для принца.

И львица удалилась в лес.

А король Канчи после долгих размышлений решил посоветоваться со своим другом, правителем Бенареса, с которым когда-то учился в Университете Таксилы.

«Отправь Лайонела в Таксилу, – написал король Бенареса в ответном письме. – Мой сын Сура-Сен уже там. Пусть мальчики учатся вместе и делят одну комнату на двоих, как мы когда-то. Я уверен, в Таксиле он многому научится».

И Лайонела отправили в один из старейших университетов мира, где учились юноши со всех частей страны и из многих стран мира, включая Корею, Камбоджу, Китай, Сиам, Монголию, Иран и Эфиопию. Закончив учебу, Лайонел вернулся в Канчи, чтобы занять трон вместо недавно скончавшегося отца. После окончания траура были устроены празднества в честь коронации Лайонела, а затем жизнь снова вошла в привычную колею.

Однажды Лайонел велел позвать к себе главного дворцового повара.

– Знаешь, – сказал он ему, – мне начинают надоедать твои вегетарианские блюда. Траур закончился, тебе стоит пересмотреть меню.

– Конечно, государь, – поспешно ответил повар и, поколебавшись, добавил, что хотел бы узнать, какие блюда предпочитал Лайонел во время своей учебы в университете.

– Ради бога, – воскликнул король, – даже не вспоминай при мне о Таксиле. Вареный рис и овощи да раз в сто лет пирог. Вот чем я там питался. Простая пища и возвышенные мысли – это больше подходит священникам и профессорам, я же предпочитаю простые мысли и обильный стол.

– Хорошо, государь, – ответил повар и решил посоветоваться с женой. Подумав, она велела ему приготовить несколько рыбных блюд и несколько блюд из мяса.

– Хотя в королевском дворце привыкли к строгой вегетарианской диете, не стоит забывать, что приемной матерью короля была львица.

Жена повара оказалась права. На следующий день Лайонел с удовольствием съел мясо и удвоил жалованье повара.

– Дорогой мой, я ведь не кот, – сказал король повару на следующий день. – Перестань готовить мне рыбу, и я уже говорил тебе, что терпеть не могу овощи.

Повар снова обратился к жене за советом.

– Подавай ему только мясо, – сказала она.

Теперь Лайонел был доволен.

– Впредь придерживайся этого меню, – сказал он повару.

– Но что же я буду делать, когда наступит месяц осенней луны? – спросил повар жену. – Ты же знаешь, в это время в нашем королевстве не подают на стол мясо.

– Скажи об этом королю, – посоветовала жена. – Выясни, любит ли он фазанов и оленину. Запаси мяса впрок, обложив его льдом в погребе. Когда оно закончится, попробуй подать королю грибы. На худой конец ты всегда можешь отдать ему мясо, которым кормят собак.

И правда, в месяц осенней луны собакам, в отличие от людей, не запрещалось есть мясо. Мясники Канчи охотно продавали потроха для собак своим постоянным покупателям. При этом, согласно древней традиции, покупатели должны были предъявить документы, подтверждающие, что они являются владельцами собак. Никто, даже сам король не мог нарушить закон, по которому в течение четырех недель жителям Канчи запрещалось употреблять в пищу мясо. Нарушение закона каралось смертью или вечным изгнанием.

В первый день месяца осенней луны повар явился к королю и дрожащим от страха голосом объяснил ситуацию.

– Государь, – пробормотал он, – я приготовил для вас грибы так, чтобы они напоминали вкус мяса.

– Грибы! – в отвращении скривился король. – Не хочу отравиться мухоморами! Сам ешь свои грибы. Как там насчет моей своры? Корми собак рисом и овощами, а приготовленное для них мясо отдавай мне.

Посадить королевских собак на вегетарианскую диету оказалось не так-то легко. Во-первых, эти собаки были чрезвычайно умны, повару даже иногда казалось, что они умеют читать мысли. Во-вторых, размером собаки были с хороших ишаков. Они рычали пострашнее короля, а любовь к мясу не уступала королевской. С первого же дня месяца осенней луны вся стая насторожилась и внимательно следила за каждым шагом повара, не давая ему ни малейшего шанса украсть у них мясо.

Тем временем аппетит Лайонела все возрастал. Его голод был таким ненасытным, что запасы оленины и птицы, лежавшие в погребе, закончились еще в первую неделю месяца осенней луны. Повара мучили дурные предчувствия.

– Если я попробую украсть у собак их мясо, они разорвут меня на куски, – жаловался он жене. – А если я не подам королю мяса, он отправит меня на виселицу. Что же мне делать?

– Даже если бы у тебя было мясо, ты не смог бы приготовить его на кухне, – ответила жена. – Запах привлек бы внимание. Лучше всего готовить его после наступления темноты, где-нибудь за пределами города.

Повар обдумал это предложение и ночью вышел за городскую стену. Здесь случай привел к нему в руки одинокого, отбившегося от стада теленка. Повар разделал его и кое-как зажарил. На следующий день полусырое мясо, залитое густым соусом, было подано королю.

– Пробил мой последний час, – пробормотал сам себе повар, когда ему сказали, что король желает немедленно видеть его.

– Да поможет мне Господь, – простонал повар, входя в королевские покои.

Однако король тепло приветствовал его и поблагодарил за прекрасный ужин.

– Должен признаться, я никогда не пробовал ничего вкуснее, – сказал король. – Блюдо было великолепно. Единственный его недостаток – это соус. Как тебе удалось достать мясо?

Сначала повар решил, что король смеется над ним. Он был слишком напуган, чтобы вымолвить хоть слово. И потом, что он мог бы сказать? Но Лайонел настаивал на ответе, и повар рухнул на колени, моля о пощаде.

– Где ты достал мясо? – повторил король. – Я хочу услышать ответ.

Тогда повар признался в содеянном. У животного, сказал он, не было хозяина, значит, его не должны хватиться. Скорее всего, это был один из тех телят, которых по смерти какого-нибудь особенно благочестивого человека выпускают на волю родственники покойного. Однако, сказал повар, он сознает всю тяжесть своего преступления.

– Оправданием мне может служит лишь то, что я хотел доставить удовольствие вашему величеству, – добавил повар. – Прошу вас простить меня. Я знаю, что согрешил.

– Послушай-ка, друг мой, – сказал король, – я вовсе не считаю содеянное тобой преступлением. Главное, не рассказывай об этом никому, даже своей жене. А теперь скажи – какое животное выпускают на волю, когда вешают или сажают на кол какого-нибудь грешника? Уж никак не меньше упитанного быка?

– Я думаю, – заикаясь сказал повар, еще не вполне оправившись от своего испуга, – по этому поводу никаких церемоний не проводят. Тело преступника просто сжигают в крематории…

– Какая глупость! – пробормотал король. – Сжигать человеческое тело, превращая его в пепел. Кстати, ты не забыл, что я предпочитаю полусырое мясо?

Тут повар внезапно вспомнил слова своей жены: «Не забывай, дорогой, что приемной матерью Лайонела была львица».

«На что это король намекает? Не хочет же, он в самом деле, чтобы я подавал ему на стол полусырую человечину?» – подумал повар. Или он предпочитает сырое мясо, которое наверняка приносила ему приемная мать – львица. Повару стало дурно.

Хотя в Канчи убийство теленка каралось так же строго, как убийство ребенка, повар находил отвратительной мысль о том, что Лайонел может приказать ему подавать на стол блюда, приготовленные из тел казненных преступников. Повар уже не слушал речь короля и почувствовал большое облегчение, когда ему дозволено было удалиться.

Напуганный повар не решился рассказать о словах короля никому, даже своей жене. Его жалованье было утроено, но он отмахивался от поздравлений. Правда, он чуть было не признался жене, когда в один прекрасный день она спросила его:

– За что тебе утроили жалованье?

– Я… э-э… сказал королю, что в месяц осенней луны нельзя казнить преступников.

– Нечего сказать, превосходная тема для разговора. И он утроил твое жалованье, получив столь ценную информацию! А ты ничего от меня не скрываешь? Ну-ка, скажи правду. О чем вы говорили с королем?

– Я говорю правду. «Мне все равно, где ты достаешь мясо, – сказал король, – но в тот день, когда на моем столе не будет мясного блюда, я отправлю тебя на виселицу». Вот и все.

Жена задумалась.

– Самые большие проблемы начинаются, когда человек начинает делать все, что хочет, – наконец сказала она. – Будь осторожен, дорогой. И не забудь сказать королю, чтобы в этом месяце он прятал кости, иначе бог знает что может случиться. Что ни говори, а нарушение древних традиций ни к чему хорошему не приведет. Если бы люди узнали об этом, в королевстве бы вспыхнуло восстание.

 

И люди вскоре узнали обо всем. Тайну выдал маленький козленок, схваченный поваром. Громкое блеяние козленка привлекло внимание пастухов. Преступник – королевский повар – был схвачен на месте преступления. Забрызганная кровью козленка одежда и окровавленные руки неопровержимо доказывали вину повара.

В любое другое время он бы отделался штрафом или парой ударов плетью. Но хладнокровное убийство животного в месяц осенней луны требовало более строгого наказания. Пастухи кричали так громко, что вскоре на месте преступления собралась половина города.

Если бы не стражники, разъяренная толпа разорвала бы повара на кусочки.

– Отведем его к королю, – крикнул стражник, пытаясь успокоить разгневанных людей. – Пусть его судит король. Вы не можете вершить правосудие.

– Почему? – послышались выкрики в толпе. – Мы – народ, и наше слово – закон.

– Идем во дворец, – зашумели люди. – Мы хотим услышать, что скажет король. Такого никогда прежде не случалось.

И бурлящая гневом толпа, жаждущая крови повара, двинулась ко дворцу. Впереди шел сам виновник происшедшего под конвоем стражников. Услышав об этом, король велел оседлать своего лучшего коня и поскакал навстречу толпе, сжимая в правой руке Меч правосудия.

– Где нарушитель закона? – спросил Лайонел. – Мне сказали, что его поймали на месте преступления. Где же он?

Толпа расступилась, вытолкнув повара вперед. Лайонел схватил его и поднял на седло, а затем, размахивая мечом, поскакал в сторону джунглей, где прошло его детство.

– Король сам хочет казнить его, – сказал кто-то.

– Нет, – возразили остальные, – он оставит его в лесу на растерзание диким животным. Сейчас же месяц осенней луны, и король не осмелится нарушить закон, пролив кровь живого существа.

А жена повара, вытирая слезы, вздохнула и тихо сказала:

– Они никогда не вернутся назад.

 

– Что ж, – сказал Лайонел, отъехав на приличное расстояние от Канчи, – теперь для нас обратного пути нет. Ты был верен мне, и я спас твою жизнь. Теперь поклянись, что будешь верно служить мне до конца своих дней.

Повар с готовностью принес требуемую клятву: в конце концов, выбора у него не было. Сверкающий меч Лайонела был более убедительным доводом, чем страх перед обезумевшей толпой.

– Мы поселимся в окрестностях Бенареса, – сказал король.

Повар вздохнул с облегчением. «Значит, нам не придется вести бродячую жизнь», – подумал он. Университетский товарищ Лайонела Сура-Сен был правителем Бенареса.

– Государь, – осмелился сказать повар, – я уверен, что король Сура-Сен примет вас с распростертыми объятиями.

– Может, и так, – ответил Лайонел. – Готов поклясться, что он принял бы меня и относился бы ко мне как к младшему брату. Но я хочу преподать этому педанту урок. Это он сделал мою жизнь в университете невыносимой. Он никогда не нарушил ни единого правила. Хуже того, он заставлял своих товарищей следовать его примеру. – Король заскрежетал зубами. – Если бы я хорошо питался тогда, сейчас мною бы не владела тяга к сырому мясу. Моя приемная мать была львицей-людоедом, и я хочу походить на нее. Сура-Сен будет первым человеком, которого я съем, и без всякого соуса.

– Но почему именно Сура-Сен? – дрожащим голосом спросил повар.

Сура-Сен, хотя и жил в далеком Бенаресе, был хорошо известен жителям Канчи, ибо славился своими безупречными качествами. Он был щедрым покровителем искусства. Однажды он заплатил бедному поэту из Канчи четыреста золотых монет за коротенькую поэму в четыре строки.

– Ненавижу педантов, – заявил король, прервав размышления повара, – а Сура-Сен самый большой педант из всех, кого я знаю. Вот почему он станет моей первой жертвой. После него будет еще девяноста девять. Я сожру его на глазах девяносто девяти его почитателей.

«Что такое педант?» – задумался повар, но не осмелился задать вопрос хозяину, издававшему громогласный львиный рык.

Повар с изумлением смотрел, как Лайонел бегает на четвереньках, словно дикое животное. Волосы его встали дыбом, словно львиная грива. Вдруг он испустил такой оглушительный рык, что содрогнулась земля. От страха повар не чуял под собой ног.

И он был не единственным живым существом, которого напугал рев Лайонела, – в лесу немедленно воцарилась мертвая тишина. Долгое время птицы и звери не осмеливались издать ни звука.

– Видишь? – спросил Лайонел, поднимаясь на ноги. – Львица вскормила меня своим молоком, дав мне силу льва. Мой рев парализует людей и животных. Я могу убить одним рыком. Поэтому даже не пытайся сбежать, иначе умрешь. И даже не думай освобождать пленных, которых я буду приводить, если не хочешь быть убитым вместе с ними. И запомни: я хочу, чтобы ты был моим слугой, помощником. Твоя клятва обязывает тебя служить мне верой и правдой.

 

Лайонел с поваром отправились в королевство Сура-Сена. За короткое время они преодолели внушительное расстояние, отделявшее Канчи от Бенареса.

– Теперь я готов захватить моего сотого пленника – Сура-Сена, – заявил Лайонел, когда они обосновались в лесу близ Бенареса. – На днях пойдешь к нему во дворец, отнесешь письмо от меня.

Но где же остальные девяносто девять несчастных, на которых намекал Лайонел? Этот секрет вскоре открылся. Лайонел привел повара к большой яме, вырытой в середине леса.

– Вот они, – сказал Лайонел, указывая на яму, – мои девяносто девять пленников, большие почитатели Сура-Сена. Я заманил их в ловушку. Каждую ночь я преодолевал большие расстояние, пока ты спокойно спал, вместо того чтобы помогать мне. Они не смогут выбраться из ямы, стенки слишком отвесные, но я в любой момент могу достать их оттуда при помощи своего лассо.

Лайонел рассказал повару, что Сура-Сен почтит своим присутствием Весенний праздник, который состоится на окраине Бенареса. Там его легко можно будет схватить.

 

Обо всех передвижениях Сура-Сена Лайонел узнал из письма, найденного у одного из пленных.

«Долгожданный Весенний праздник приближается, – говорилось в письме. – Поэты, спешите в Бенарес! Прочтите свои сочинения в истинной столице Индии. Бенарес процветает под мудрым руководством правителя, благодаря которому праздник пройдет в лучших традициях Бенареса. Приходите во дворец Сура-Сена, король примет всех, кто захочет прочесть ему свои стихи…»

В другом письме подробно рассказывалось обо всем, что делает Сура-Сен. Лучше всего, писал автор, обратиться к королю во время его прогулки по парку. Если стихи понравятся его величеству, он подарит поэту кошелек с золотыми монетами.

Еще одно послание описывало место, в котором будут ставиться спектакли во время Весеннего праздника: «Зал освещен тысячью свечей, сверкают драгоценные камни, диадемы красавиц, колонны украшены яркими флагами. Вот бой барабанов возвещает о начале спектакля. Хор поет приветственную песнь, отдавая должное богам, священникам и монархам. Занавес открывается, и на сцене появляется актриса, облаченная в простую тунику, которая одновременно скрывает и обнажает ее фигуру. Ее жесты и движения услаждают сердце и взор, голос ее подобен музыке… рождается новый шедевр…»

Читая эти письма, Лайонел скрежетал зубами.

– Проклятый Сура-Сен! – бормотал он. – Он всегда затмевал меня, но теперь я покажу ему… мой рык парализует его… приятно будет посмотреть, как он корчится у моих ног!

 

Повар вручил Сура-Сену письмо своего хозяина в тот момент, когда правитель Бенареса разговаривал с бедным поэтом из далекой страны.

– Разумеется, я с удовольствием послушаю ваши стихи, – заверил Сура-Сен поэта, – но сначала я хотел бы прочесть письмо.

По мере прочтения лицо его становилось все более хмурым.

– Можно мне прочесть мою поэму сейчас? – спросил поэт. – Она короткая.

– К сожалению, сейчас у меня нет времени, – ответил Сура-Сен, – моему другу Лайонелу нужна моя помощь, я должен идти. Но я обещаю, что выслушаю вас завтра в этом же месте, в этот же час.

Затем Сура-Сен повернулся к повару.

– Где Лайонел? – спросил он. – Отведи меня к нему.

– Он недалеко, государь, – ответил повар, указывая на ближайшие заросли.

Тут послышался оглушительный рев, и Лайонел с быстротой молнии прыгнул на Сура-Сена. Через секунду он уже уносил свою сотую жертву в лесную чащу.

– Что это было? – спросили ошеломленные стражники повара, снова обретя дар речи. – Кто ты? Что за письмо ты вручил нашему королю? Откуда ты явился?

– О, ничего особенного, – ответил повар, пожимая плечами. – Мой хозяин – волшебник. Он хотел продемонстрировать королю Сура-Сену свои чудесные способности. Прошу вас, не беспокойтесь, продолжайте веселиться. Завтра ваш король вернется.

– Да, да, – вмешался поэт, – он дал мне слово чести, что завтра выслушает меня. Думаю, этому волшебнику действительно нужна помощь – когда король читал письмо, его лицо омрачилось.

Воспользовавшись тем, что стражники принялись расспрашивать поэта, повар незаметно ускользнул и направился в лес. Здесь, возле ямы с пленными, он нашел своего господина и Сура-Сена.

 

– Ты проливаешь слезы, словно женщина, – насмехался Лайонел над Сура-Сеном, – потому что пришел твой последний час! Ты – трус! А еще твердил, что человек должен жить так, чтобы он мог покинуть этот мир в любой мир без сожалений и колебаний. Ты – просто лицемер!

– Лайонел, уж ты-то должен был хорошо изучить меня, – ответил Сура-Сен. – Я никогда не стал бы плакать о самом себе.

– Тогда откуда эти слезы? Не по мне же ты плачешь, в самом деле.

– Конечно, не по тебе, Лайонел! Можешь мне поверить.

В глубине души Лайонел почувствовал боль, видя, как Сура-Сен вместо того, чтобы вымаливать себе пощаду, насмехается над своим похитителем. Ситуация разворачивалась не так, как предполагал Лайонел: хотя на глазах Сура-Сена блестели слезы, он, по-видимому, не собирался сдаваться без боя. И разве можно было предсказать исход этого боя?

В Таксиле, вспоминал Лайонел, наши борцовские схватки всегда заканчивались ничьей. И шахматные матчи. И фехтование.

«Зато у меня есть одно преимущество перед Сура-Сеном, – подумал он, – это мой рык». Но тут же засомневался, что это единственное преимущество может перевесить все остальное. Ему вспомнилось сочинение Сура-Сена по военной тактике: «Если враг нападает на тебя с криком, встреть его молчанием, а когда он наступает молча, кричи. На хитрость нужно отвечать хитростью. Неожиданная атака врага поначалу даст ему преимущество, с другой стороны, она же выявит его слабости, которыми следует воспользоваться».

Возможно, подумал Лайонел, Сура-Сен как раз прибег к уловке и его слезы – всего лишь притворство.

Чем больше он размышлял, тем больше сомневался в том, что одержал над своим бывшим другом победу. «Что будет, если мы сойдемся в рукопашной схватке? – думал Лайонел. – Он сделает так, что мы оба упадем в яму, а там мне придется бороться уже не с одним человеком, а с сотней, и уж друзья Сура-Сена проследят, чтобы я не издал даже писка».

А пленные между тем узнали голос своего короля, и из ямы раздался дружный крик:

– Сура-Сен победит! Правитель Бенареса победит!

Лайонел немедленно опустился на четвереньки и, приблизив лицо к яме, издал оглушительный рев, от которого согнулись деревья и содрогнулись скалы. Но этот рев не заглушил победную песнь, доносившуюся из глубокой ямы.

– Значит, так, – сказал Лайонел самому себе, – мой рык утратил свою силу. Остается прибегнуть к обману. – И, повернувшись к Сура-Сену, сказал: – Скажи мне правду: своими слезами ты хочешь вызвать у меня жалость или отвлечь мое внимание?

– Лайонел, – ответил Сура-Сен после долгого молчания, – ни один человек в здравом уме не станет просить пощады у зверя. А ты сам низвел себя до такого положения. Ты знаешь, кто я: правитель Бенареса, принц священного города, защитник бедных, покровитель сирот. Разве может такой человек, как я, просить пощады у обезумевшего зверя, поправшего все человеческие законы?

– Значит, ты хочешь отвлечь мое внимание?

– Вздор! Разве человеческие слезы могут отвлечь внимание дикого зверя?

– Тогда почему же ты плачешь? Скажи мне, и я окажу тебе милость: отпущу тебя на сутки под честное слово. Поклянись на своем мече, что завтра в этот же час ты вернешься сюда безоружный и без войска.

Сура-Сен принял предложение Лайонела и открыл причину своих слез.

– Я должен встретиться с поэтом из далекой страны, – сказал он. – Этот бедный человек рассчитывает на мою помощь, и, если я подведу его, сердце его будет разбито.

– Сура-Сен, такого лицемера, как ты, свет еще не видывал. В свой последний час человек может проливать слезы по своей жене, детям, друзьям и родным, своему богатству, красоте дня и ночи. Смерть смотрит тебе в лицо, а ты утверждаешь, что сокрушаешься о бедном поэте. Но поступай как хочешь. Отправляйся в Бенарес и поговори с этим поэтом.

Когда Сура-Сен ушел, Лайонел задумался о своем прошлом, и вдруг ему страстно захотелось, чтобы прежний друг нарушил клятву и не вернулся в лес. Лайонела охватило раскаяние. Он знал, что Сура-Сен мастерски владеет своим мечом, но не пустил его в ход, когда Лайонел напал на него. Почему?

– Потому что я никогда не нападаю на друга, попавшего в беду, а как только я увидел тебя, сразу понял, что тебе нужна моя помощь.

 

На следующий день Лайонел был не в духе, он метался по лесу как безумный. Пытаясь успокоиться, он грыз кору с деревьев, но это ему не помогло. Тогда он бросился в погоню за оленем, настиг его, разорвал на куски и искупался в его крови. Потом обернулся к своему повару, решившему, что настал и его последний час. Отвесив слуге увесистый пинок, Лайонел освободил его от данной клятвы и велел убираться с глаз долой. Бедняга распростерся на земле, не зная, что ему теперь делать.

– Убирайся! – проревел Лайонел. – Убирайся и никогда больше не показывайся мне на глаза. Я устал от тебя.

Повар проворно вскочил на ноги и бросился бежать в сторону Бенареса.

Лайонел сел и попытался успокоиться. Когда это ему не удалось, он принялся реветь, пугая обитателей леса. Потом он стал спорить сам с собой и пришел к выводу, что вел себя глупо.

– Зря я отпустил повара, – сказал он себе. – Это из-за него я вынужден был бежать из Канчи, а теперь он станет распускать обо мне слухи в Бенаресе. Я хотел обойтись по справедливости с Сура-Сеном, но теперь это невозможно. Даже если я сожру его, победителем в этой схватке все равно будет он. В Бенаресе только и разговоров будет, что об их великолепном правителе! Сура-Сен – человек слова! Мертвый Сура-Сен восторжествует над живым Лайонелом. Его имя будут произносить с почтением, а мое – будут презирать. Они назовут меня предателем, людоедом. Если бы только Сура-Сен нарушил клятву и остался в своем дворце.

Лайонел совсем обезумел, увидев Сура-Сена – одного и без оружия.

– Зачем ты вернулся? – прорычал он. – Почему не оставил меня в покое? Хочешь, чтобы я сожрал тебя?

– Я лишь хочу сдержать свою клятву, – ответил Сура-Сен.

– К чему человеку держать слово, данное дикому зверю? Ведь ты сам назвал меня так. Разве может правитель Бенареса вести переговоры с чудовищем? Что случилось с твоим рассудком, Сура-Сен?

– Ты действительно чудовище, но тебе еще можно помочь.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты отпустил меня, чтобы я мог помочь бедному поэту.

– Помочь бедному поэту! – Лайонел расхохотался. – Что же он сказал тебе?

– Ничего, что могло бы заинтересовать тебя в твоем теперешнем положении. Поэзия не представляет ценности для львов, для диких зверей и людей, уподобившихся им.

Но любопытство Лайонела возрастало. Он хотел узнать, за какую поэму Сура-Сен готов был заплатить четырьмя сотнями золотых монет. Сура-Сен в свою очередь отказывался говорить об этом и процитировал лишь несколько строк из поэмы.

– Так это все, что твой драгоценный поэт дал тебе за мешок золота? – фыркнул Лайонел.

– Нет, – покачал головой Сура-Сен. – К чему цитировать тебе всю поэму? Не следует метать бисер перед свиньями.

– Предположим, я выполню четыре твоих желания – по одному за каждое четверостишие. Тогда ты прочтешь их мне? – спросил Лайонел.

– На таких условиях охотно.

И Сура-Сен объявил свои желания: Лайонел должен обуздать в себе зверя; он должен отпустить пленных и наградить их за причиненные страдания; и наконец, Лайонел должен постараться прожить долгую и благочестивую жизнь.

– О небеса, что за глупец! – воскликнул Лайонел. – Предположим, я сначала съем тебя, а потом выполню твои желания. Что будет тогда?

Сура-Сен ответил, что даже в этом случае он не изменит ни одного из своих желаний. Смерть его не страшит, сказал правитель Бенареса, ведь он вел достойную жизнь и ему не в чем себя упрекнуть.

– В конце концов, каждому перед смертью выпадают страдания, – произнес Сура-Сен.

Услышав эти слова, Лайонел устремился к Сура-Сену.

– Я хочу быть равным тебе! – проревел он.

– Потому я и пришел! – ответил Сура-Сен, раскрывая объятия.

Эти двое не вступили в смертельную схватку, как опасались пленные, сидевшие в яме. Напротив, они заключили друг друга в объятия, словно встретившиеся после долгой разлуки друзья. Лайонел снова стал прежним, и Сура-Сен с радостью прочел ему поэму, написанную поэтом из далекой страны.

Лайонел совершенно переменился, навсегда утратив свою звериную натуру. Позже, облаченный в пышные одеяния, он вместе с Сура-Сеном появился на празднике. Здесь он с радостью приветствовал артистов из Канчи. Вскоре по всему миру разнеслась весть о том, что король Канчи стал таким же покровителем искусства, как и правитель Бенареса.

Народ Канчи радовался возвращению своего короля, а повар предпочел остаться в Бенаресе, где открыл кондитерскую.