Глава 11. Становление рынка и развитие товарно-денежных отношений в России в конце XVIII — начале XIX в. Положение в сельском хозяйстве и промышленности

Первая половина XIX в. явилась в русской истории временем во многих отношениях переломным. К началу этой эпохи Россия, успешно решив многие стоявшие перед ней внутри— и внешнеполитические задачи, стала могущественной державой. Ее пределы охватили огромные пространства Восточной Европы и Северной Азии, часть Северной Америки (Аляску). Расширение государственной территории продолжалось и в первой половине XIX в. Столь же устойчивой была и тенденция роста населения: 18 млн человек в 1747 г., 36 млн — в 1796, 74 млн — к середине XIX в. К концу XVIII в. Россию отличало стабильное в целом хозяйство, основанное на крепостном крестьянском труде; процесс образования мощной административно-бюрократической системы управления был, казалось, близок к завершению; армия и флот, прославленные своими многочисленными победами, по праву считались одними из сильнейших в Европе.

Но именно в это время в различных сферах русской жизни стали все яснее проявляться принципиально новые процессы. Прежде всего это касалось социально-экономических отношений. В результате русско-турецких войн и разделов Польши в состав России вошли плодороднейшие земли, до логического конца доведено было закрепощение крестьян, водворен жесткий административный порядок на местах. Все это способствовало росту крепостного хозяйства. Однако по мере того как хозяйство становилось все более производительным, оно неизбежно теряло традиционный натуральный характер, начиная выдавать товарную продукцию. В результате к концу XVIII в. в России складывается внутренний рынок, роль центров которого играют Москва, Петербург и другие крупные города. Полным ходом идет районирование — специализация различных регионов на производстве той или иной продукции на продажу. Все активнее становится внешняя торговля. Определенную роль в экономике начинают играть товарно-денежные отношения.

Крепостное хозяйство, втягиваясь в им же порожденный рынок, все более качественно видоизменялось. До тех пор, пока оно носило натуральный характер, потребности помещиков были в основном ограничены тем, что производилось на их полях, огородах, скотных дворах и т.д. В этих условиях производительность поместья и, естественно, эксплуатация крестьян имели определенные, довольно четко обозначенные пределы. Когда же появилась реальная возможность превратить производимую продукцию в товар и получить деньги, потребности поместного дворянства начинают расти неудержимо. Помещики спешат перестроить свое -хозяйство таким образом, чтобы максимально повысить его продуктивность, причем пытаются достичь этого традиционными, крепостническими методами. У подавляющего большинства из них не было ни средств, ни желания идти на обременительные эксперименты: закупать технику, переходить к новым системам землепользования и т.п. Зато помещики владели крепостными, эксплуатация которых не ограничивалась никакими нормами. Естественно, что хозяйственное переустройство пошло в русле последовательного усиления этой эксплуатации.

В черноземных районах, дававших прекрасные по тем временам урожаи зерновых, усиление эксплуатации выразилось прежде всего в расширении барской, запашки за счет крестьянских наделов и увеличения барщины — крестьянской работы на помещика.

В первой половине XIX в. обычным явлением для этого региона была шестидневная барщина в страду. Для обработки же своих все уменьшающихся наделов крестьянам оставались воскресенья, дни церковных праздников и ночи. Не говоря уже о том, что подобное положение во все большей степени разжигало ненависть крепостных к своим хозяевам, оно в корне подрывало крестьянское хозяйство. Ведь крестьянин обрабатывал помещичью землю, используя свой инвентарь и свою скотину, да и сам он представлял ценность как работник постольку, поскольку был более или менее сыт, силен, здоров. Упадок его хозяйства бумерангом бил по хозяйству помещичьему. В результате после заметного подъема на рубеже XVIII-XIX вв. помещичье хозяйство постепенно попадает в полосу длительного и, по существу, безысходного в данных условиях застоя.

Некоторые помещики черноземной зоны пытались выйти из создавшегося положения, переводя крепостных на месячину: крестьян вообще лишали их собственного хозяйства, выдавая им месячное содержание натуральным продуктом. Барская запашка, таким образом, целиком пожирала крестьянские наделы, помещик заводил свой рабочий скот и инвентарь, а крестьянин, по сути, превращался в пашенного холопа, т.е. раба. Хотя такая практика, означавшая возврат к давно изжитым отношениям, не получила широкого распространения, она свидетельствовала о глубоком кризисе господствующей системы хозяйства.

Помещики нечерноземного региона также попали в сложную ситуацию. Вследствие истощения и без того небогатых почв продукция поместий приносила здесь все меньшую прибыль. Поэтому помещики склонны были не столько расширять, сколько сворачивать свое хозяйство. Усиление же эксплуатации крестьян выразилось прежде всего в постоянном повышении денежного оброка. Причем нередко этот оброк устанавливался выше реальной доходности земли, отведенной крестьянину в пользование; помещик рассчитывал прежде всего на посторонние, не земледельческие заработки своих крепостных: за счет промыслов, «отходничества» — работы на фабриках, мануфактурах, в различных сферах городского хозяйства. Расчеты эти были вполне оправданны: в этом регионе в первой половине XIX в. растут города, складывается фабричное производство нового типа, которое широко применяет вольнонаемную рабочую силу. Но попытки крепостников использовать эти условия для того, чтобы повысить доходность хозяйства, приводили, по сути, к его саморазрушению: увеличивая денежный оброк, помещики неизбежно отрывали крестьян от земли, превращая их отчасти в ремесленников, отчасти в вольнонаемных рабочих.

В еще более трудном положении оказалось промышленное производство России. В это время определяющую роль играла унаследованная от XVIII в. промышленность старого, крепостного типа. Обслуживая прежде всего потребности государства, она существовала под его бдительным надзором; основной рабочей силой здесь являлись крепостные, приписанные к отдельным предприятиям. В XVIII — начале XIX в. такое производство более или менее справлялось со своими задачами: обеспечивало русскую армию сукном для солдатских шинелей, пушками и ружьями, флот — пенькой и парусиной для оснастки кораблей. Однако у него не было внутренних стимулов для развития, для технического прогресса: количество и качество продукции детально регламентировалось сверху; установленному объему производства строго соответствовало число приписанных крестьян. Крепостная промышленность была обречена на застой; это стало особенно очевидным после того, как в Западной Европе в 60-80-х годах XVIII в. произошел промышленный переворот и производство стало развиваться семимильными шагами. В российской же промышленности переворот начался лишь накануне отмены крепостного права, в 1840-х годах, а по-настоящему проявил себя лишь в пореформенное время.

Однако уже в первой половине XIX в. в России появляются предприятия совсем иного типа: не связанные с государством, они работают на рынок, производя товар для свободной продажи и используя вольнонаемный труд. Подобные предприятия возникают прежде всего в легкой промышленности, продукция которой в это время уже имеет массового покупателя. Их владельцами, как правило, становятся разбогатевшие крестьяне-промысловики; а работают здесь крестьяне-»отходники».

За этим производством было будущее. Но промышленности нового типа еще долгое время предстояло развиваться в условиях господства крепостной системы, которая стесняла ее во многих отношениях. Так, владельцы промышленных предприятий обычно сами находились в крепостной зависимости и вынуждены были значительную часть доходов в виде оброка отдавать хозяевам-помещикам. Выйти же на волю, сохранив за собой свое дело, такой крепостной «буржуй» мог рассчитывать только после уплаты грандиозного выкупа. И в том и в другом случае из сферы производства изымались огромные средства. Крепостное право препятствовало и формированию кадрового пролетариата, необходимого для нормального развития промышленности: ведь рабочие на этих предприятиях и юридически и по сути своей оставались крестьянами, стремившимися, как правило, заработав на оброк, вернуться в деревню. Рост производства затруднялся и относительно узким рынком сбыта, расширение которого, в свою очередь, было ограничено крепостным строем.

Таким образом, в первой половине XIX в. традиционная система экономики уже явно тормозила развитие производства и препятствовала становлению в нем новых отношений. Что касается крепостного поместного хозяйства, то при всей своей бесперспективности оно сохраняло относительную рентабельность и в глазах подавляющего большинства помещиков оставалось не только предпочтительным, но и единственно возможным. В промышленности необходимость перемен ощущалась явственней. В первой половине XIX в. со стороны владельцев предприятий крепостного типа постоянно раздавались жалобы и просьбы в адрес правительства, свидетельствовавшие о том, что вести дело на старых основаниях становилось все сложнее.

Проблемы, возникавшие в сельском хозяйстве и промышленности, стали перед государственной властью во всей остроте. Но оказалось, что самодержавный строй в полной мере отвечал только тем задачам, во имя которых он создавался и отлаживался веками: расширению пределов государства, наведению порядка внутри страны, выбиванию податей и повинностей. Решать же задачи принципиально новые, связанные с коренным преобразованием социально-экономических отношений во имя развития производительных сил и повышения жизненного уровня основной массы населения, самодержавно-бюрократическая система управления была не в состоянии. Вопрос об отмене крепостного права все тесней переплетался с вопросом о коренных изменениях государственного строя Российской империи.

Глава 12. Попытки аграрных преобразований. Реформы в сфере политического управления. Движение декабристов. Духовные искания русского общества в 1830-х годах. Западники и славянофилы

Крепостное право на протяжении веков как нельзя лучше отвечало устремлениям и поместного дворянства, и самодержавной власти. Это единство интересов государства и помещиков было нарушено с началом кризиса крепостной системы.

Еще в 1797 г. при Павле I (1796-1801) был принят указ, рекомендовавший помещикам ограничить барщину тремя днями в неделю. Рекомендацией этой помещики не воспользовались ни при Павле, ни при его преемниках. Указ, однако, стал своего рода поворотным пунктом в политике самодержавной власти, носившей до того сугубо крепостнический характер.

В 1803 г. Александр I (1801-1825) издал указ о вольных хлебопашцах, по которому помещику предоставлялась возможность освободить своих крестьян с землей за выкуп. Предполагалось, что благодаря этому указу возникнет новое сословие лично свободных крестьян; помещики же получат средства для переустройства своего хозяйства на новый, буржуазный лад.

Однако помещиков не заинтересовала эта инициатива власти, и при Николае I (1825-1855) был предложен другой, менее радикальный вариант освобождения. По указу об обязанных крестьянах (1842) помещик мог предоставить крепостным личную свободу, оставив всю землю в своей собственности. Однако часть этой земли он должен был передать освобожденным крестьянам в пользование на условиях отбывания ими определенных повинностей.

Указы 1803 и 1842 гг. (как и указ 1797 г.) носили рекомендательный характер. Власть как бы приглашала помещиков добровольно отказаться от крепостного права. Весьма показательна реакция «душевладельцев»: по обоим указам к 1861 г. было освобождено менее 1% крепостных.

В 1847 г. была проведена инвентарная реформа — единственное преобразование дореформенной эпохи, имевшее обязательный характер для поместного дворянства. При составлении «инвентарей» — описей помещичьих имений — устанавливались четкие нормы барщины и оброка, которые владелец поместья не имел права превышать. «Инвентари» стали серьезным шагом на пути ограничения эксплуатации крепостных крестьян. Однако реформа эта охватила только Киевское генерал-губернаторство (несколько губерний). Проводя ее, правительство преследовало прежде всего политические цели: помещики в этих краях были в основном поляками и католиками, находившимися в постоянной оппозиции к самодержавной власти, которая стремилась найти опору в православном украинском крестьянстве. О том, чтобы распространить эту реформу на великорусские губернии, власть и не помышляла.

Особо стоит отметить реформу второй половины 1830-х годов, которая касалась государственных крестьян. Было организовано частичное переселение крестьян из густонаселенных районов, увеличены земельные наделы, уменьшены подати, создана сеть медицинских и учебных учреждений в деревнях и селах. Характерно, что свою задачу правительство видело не только в том, чтобы упорядочить государственное хозяйство; оно стремилось еще и «подать благой пример» поместному дворянству. Впрочем, излишняя забюрократизированность всех мероприятий власти, создание обширного штата администрации, которая, опекая крестьянство, должна была существовать за его счет, — все это в значительной степени свело на нет положительные стороны этой реформы.

В целом в своих попытках смягчить крепостное право самодержавие свято следовало одному условию: нельзя ущемлять интересы помещиков, нельзя навязывать им свою волю. Тем самым власть заведомо обрекала себя на неудачу. Требовался серьезный толчок, чтобы заставить ее выйти из того магического круга, который оно для себя очертило.

В сфере государственного строительства достижения власти были еще скромнее. Александр I в начале своего царствования выказывал стремление ввести в России «конституционную хартию» и тем самым превратить самодержавный строй в конституционно-монархический. На деле же он ограничился реформами, не имевшими принципиального характера. В 1802 г. появились новые центральные органы управления — министерства, которые в совокупности с местными учреждениями, введенными губернской реформой 1775 г., образовали единую, строго централизованную бюрократическую систему управления Россией. В том же году было определено место Сената в этой системе как органа надзора — опять-таки сугубо бюрократического — за соблюдением законности.

В 1808—1809 гг. М.М. Сперанский, ближайший сотрудник Александра I, разработал «План государственного преобразования», по которому параллельно с административно-бюрократической системой управления, проводящей политику центра, предполагалось создать систему выборных органов местного самоуправления — своеобразную пирамиду из волостных, окружных (уездных) и губернских дум. Венчать эту пирамиду должна была Государственная дума — высший законодательный орган страны. План Сперанского, действительно предусматривавший введение в России конституционного строя, вызвал резкую критику со стороны высших сановников и столичного дворянства. Несмотря на то что проект создавался в соответствии с указаниями самого царя, он так и не был осуществлен, а его автор в 1812 г. угодил в ссылку.

Николай I, принципиально отказавшийся от каких бы то ни было коренных перемен в системе управления, пытался «усовершенствовать» ее путем еще большей бюрократизации. При нем были значительно расширены штаты чиновников всех ведомств, непомерно увеличился объем «деловой» переписки между различными инстанциями. Деятельность администрации на всех уровнях приобретала все более формальный, канцелярский характер. Это ощущал и сам царь. Не случайно те категории дел, которые, по его мнению, представляли особую важность, Николай стремился вырвать из общей системы управления, подчинить своему личному контролю. Исключительное, особое значение приобрела Собственная Его Императорского Величества Канцелярия:

П отделение ее под непосредственным надзором Николая занималось кодификацией законов, III — политическим сыском, V -государственными крестьянами и т.д. Разумеется, такая система «чрезвычайного управления» не только не могла устранить недостатки громадной бюрократической машины, но еще больше усугубляла их.

Необходимость кардинальных перемен в сфере социально-экономических отношений и государственного строя становилась столь же очевидной, как и неспособность власти осуществить их. В результате часть общества, поначалу малочисленная, а затем все более значительная — та часть, которую А.И. Герцен точно назвал «образованным меньшинством», — становится в оппозицию власти, подвергая резкой критике. Более того, «образованное меньшинство» все настойчивее заявляет о своей готовности принять самое активное участие в грядущих преобразованиях.

Первой серьезной попыткой со стороны общества противостоять власти стало движение декабристов. Непосредственным толчком к нему явились войны с наполеоновской Францией. Отечественная война 1812 г. вызвала взрыв патриотизма в русском обществе; во время заграничных походов 1813-1815 гг. их участники поближе познакомились со строем жизни европейских государств и увидели, до какой степени отсталой страной была самодержавно-крепостническая Россия. Именно гвардейские офицеры, охваченные жаждой решительных перемен, — А.Н. и Н.М. Муравьевы, С.И. и М.И. Муравьевы-Апостолы, С.П. Трубецкой, И.Д. Якушкин — явились инициаторами создания в 1816 г. «Союза Спасения». Организация эта, объединившая около 30 человек, носила строго конспиративный, заговорщический характер: предполагалось захватить власть путем вооруженного переворота и цареубийства, а затем сверху провести необходимые преобразования — отменить крепостное право и ввести конституцию.

Но по мере того как организация расширяла свои ряды, в ней появлялось все больше сторонников перемен, не желавших прибегать к революционным средствам. С их точки зрения, власть нужно было не свергать, а подталкивать к необходимым преобразованиям. Под влиянием подобных настроений «Союз Спасения» в 1818 г. был преобразован в «Союз Благоденствия». Новая организация, включавшая около 200 членов, ставила перед собой те же цели, что и ее предшественница. Добиться их члены «Союза Благоденствия» пытались прежде всего путем широкой пропаганды своих взглядов — в печати, в салонных беседах, в проектах, предлагаемых на рассмотрение правительства. Кроме того, они вели довольно широкую филантропическую и просветительскую деятельность.

Преобразовательные устремления «Союза» не встретили ни малейшего отклика со стороны правительства. Разочарование во власти становилось все сильнее, и в 1821 г. радикально настроенные члены «Союза Благоденствия» организуют его роспуск, с тем чтобы избавиться от «миролюбиво» настроенных, колеблющихся, случайных людей и вернуться на путь революционной борьбы. В том же году в Петербурге возникает Северное общество, а на Украине, где была расквартирована значительная часть русской армии, — Южное общество. Руководителями этих обществ — Н.М. Муравьевым и П.И. Пестелем — впервые в декабристском движении были разработаны четкие и обстоятельные ^!s программы реформ.

Н.М. Муравьев в своей «Конституции» предлагал ввести в России конституционную монархию. Царя оставить главой исполнительной власти, в качестве высшего органа законодательной власти учредить «Народное вече», избираемое на основе довольно высокого имущественного ценза; крепостное право отменить, наделить каждого выходящего на волю крестьянина двумя десятинами земли.

«Русская правда» П.И. Пестеля была радикальнее во всех отношениях. Россия должна была быть преобразована в республику, все органы которой — и законодательный, «Народное вече», и исполнительный, «Державная дума», — формировались бы путем всеобщих выборов без всякого имущественного ценза. Крепостное право, декларирует «Русская правда», отменяется, причем из казенных, монастырских и частично конфискованных у помещиков земель создается общественный фонд, из которого каждый земледелец должен получить в пользование надел, обеспечивающий минимум его потребностей. Эту землю нельзя ни продавать, ни закладывать. Остальная земля составляет частный фонд и может переходить из рук в руки, служа «доставлению изобилия» тем, кто успешно ведет свое хозяйство.

Следует отметить, что программные документы декабристов, чрезвычайно интересные для характеристики общественного движения, носили в целом весьма умозрительный, абстрактный характер, основываясь не столько на знании реальных условий русской жизни, сколько на отвлеченных теоретических рассуждениях.

Что касается методов действия, то новые организации вернулись на путь заговора и подготовки вооруженного переворота. 14 декабря 1825 г., после смерти Александра I, Северное общество вывело на Сенатскую площадь в Петербурге некоторые гвардейские части, пытаясь сорвать присягу новому царю — Николаю I. 29 декабря на Украине вспыхнуло инспирированное Южным обществом восстание Черниговского полка, оба восстания были подавлены властью, которая затем беспощадно расправилась с их участниками.

После разгрома декабристов, в 1830-1840-х годах русскому обществу довелось пережить период напряженных, мучительных, но весьма плодотворных духовных исканий. «Образованное меньшинство» на какое-то время отказывается от решения вопросов, связанных с конкретными преобразованиями в области социально-экономических отношений и государственного устройства. В общественной среде постепенно складывается ясное представление: прежде чем создавать программы переустройства России, необходимо разобраться, что же она из себя представляет. Вопросы о путях развития страны, о закономерностях и особенностях русской истории, о ее движущих силах становятся в это время определяющими для русской литературы и публицистики, салонных бесед и дружеских споров. К концу 1830-х годов в обществе уже проявляют себя несколько цельных течений мысли — западническое, славянофильское, радикальное, — которые предлагают свои концепции исторического развития России.

Западники (Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, Е.Ф. Корш, К.Д. Кавелин) исходили из твердого убеждения, что Россия идет по европейскому пути — единственно возможному для цивилизованной страны. Россия вступила на этот путь с опозданием, только в начале XVIII в., в результате реформ Петра Великого. Естественно, что по уровню развития она значительно отстает от передовых стран Западной Европы. Однако движение «в западном направлении» неизбежно должно привести к таким же переменам в русской жизни, какие в свое время уже пережили эти страны, — к замене подневольного, крепостного труда свободным и преобразованию деспотического государственного строя в конституционный. Основная задача «образованного меньшинства» в этих условиях -подготовить русское общество к мысли о необходимости преобразований и воздействовать в должном духе на власть. Именно в живом сотрудничестве власть и общество должны подготовить и.провести хорошо продуманные, последовательные реформы, с помощью которых будет ликвидирован разрыв между Россией и Западной Европой.

Радикально настроенные А.И. Герцен, Н.П. Огарев и В.Г. Белинский в конце 1830-х — начале 1840-х годов разделяли основные идеи западников. Однако уже в это время между представителями этих двух течений общественной мысли возникают серьезные теоретические разногласия, которые становятся все более острыми впоследствии. Будучи полностью согласными с тем, что Россия идет по западному, европейскому пути, на котором ее неизбежно ждет отмена крепостного права и введение конституции, радикалы не склонны были идеализировать современную им Европу. Буржуазный строй они подвергали самой разной критике. С их точки зрения, Россия в своем развитии не только должна догнать западноевропейские страны, но и совершить вместе с ними решительный шаг к принципиально новому строю жизни — социализму. Кроме того, если западники считали реформы, проводимые сверху, единственно допустимым средством преобразования России, то Белинский и его единомышленники склонялись к средствам более решительным — революционным.

Славянофилы (А.С. Хомяков, братья И.В. и П.В. Киреевские братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, А.И. Кошелев) предлагали свою оригинальную концепцию развития России. С их точки зрения, Россия долгое время шла совершенно иным путем, нежели Западная Европа. История последней определялась i постоянной борьбой эгоистических личностей, враждебных друг другу сословий, деспотизмом на крови построенных государств. В основе же русской истории была община, все члены которой были связаны общими интересами. Православная религия еще больше укрепляла изначальную способность русского человека жертвовать своими интересами ради общих, оказывать помощь тем, кто слабее, терпеливо выносить все тяготы жизни. Государственная власть, призванная извне (славянофилы были решительными сторонниками норманнской теории), опекала русский народ, защищала его от внешних врагов, поддерживала необходимый порядок, но не вмешивалась в духовную, частную, местную жизнь. Власть носила самодержавный характер, но при этом чутко прислушивалась к мнению народа, поддерживая с ним постоянный контакт через Земские соборы.

В результате реформ Петра это гармоничное устройство Руси было разрушено. По мнению славянофилов, именно Петр ввел, крепостное право, разделившее русский народ на господ и рабов.. Господам он к тому же попытался привить западноевропейские нравы, обычаи, культуру, окончательно оторвав их тем самым от народной массы, сохранившей в себе то лучшее, что было в старой Руси, — общинные традиции и верность православию. Именно при Петре государство приобрело деспотический характер, совершенно перестав считаться с народом, превратив его в строительный материал для создания грандиозной империи.

Славянофилы призывали восстановить старорусские устои общественной и государственной жизни. Прежде всего, считали они, необходимо возродить духовное единство русского народа, а для этого следует отменить крепостное право, непреодолимой преградой отделяющее крестьян от остальных слоев населения. Затем, сохраняя самодержавный строй, нужно изжить его деспотический характер, наладить утраченную взаимосвязь между государством и народом. Этой цели славянофилы надеялись достичь введением самой широкой гласности; мечтали они и о возрождении Земских соборов.

Таким образом, создавая различные концепции развития России, выдвигая взаимоисключающие друг друга идеи, представители различных течений оппозиционной общественной мысли 30-х -40-х годов действовали, по сути, в одном направлении. Отмена крепостного права и переустройство деспотического государственного строя — вот те первостепенные задачи, с решения которых должен был начинаться выход России из затяжного кризиса. С этих позиций представители «образованного меньшинства» и вели свою деятельность. Она носила сугубо легальный характер, но зато была широка, многообразна и вызвала в обществе гораздо более сильный резонанс, чем движение декабристов. Своими университетскими лекциями, публицистическими и художественными произведениями, салонными спорами представители оппозиции исподволь раскачивали общество, внушали мысль о пагубности самодержавно-крепостнического строя, о необходимости перемен. Результаты этой, по определению А.И. Герцена, «тихой работы» сказались позже, в эпоху реформ, которые стали возможны только благодаря самой широкой общественной поддержке.