Глава 75 Монсегюр, марс 1244

 

Элэйс, затаившаяся в подземелье цитадели, зажимала уши, стараясь не слышать мучительных звуков пытки. Но крики ужаса и боли проникали сквозь толщу скалы. Крики умирающих и оставшихся в живых, будто чудовища, пробирались в их укрытие.

Элэйс молилась за душу Риксенды, за ее возвращение к Богу, за всех друзей, добрых мужчин и женщин, о милости к ним. Она могла только надеяться, что их уловка сработает.

Только время покажет, удалось ли убедить Ориану, что «Книга Слов» вместе с Элэйс погибла в пламени.

Огромный риск.

Элэйс, Ариф и двое проводников должны были оставаться в каменной могиле до темноты, когда крепость совсем опустеет. Затем, под покровом ночи, им предстояло спуститься с обрыва по тайной тропе и направиться в Лос Серес. Если счастье не изменит им, завтра к сумеркам они будут дома.

Они откровенно нарушали условия сдачи. Если их обнаружат, немедленно последует жестокая кара. Элэйс не сомневалась в этом. Пещера, где они прятались, была неглубокой – просто впадина под камнями, у самой поверхности. Вздумай солдаты тщательно обыскать крепость, их мгновенно найдут.

Подумав о дочери, Элэйс закусила губу. Ариф в темноте нашел и сжал ее руку. Кожа у него была сухая и шершавая, как песок пустыни.

– Бертрана сильная, – заговорил он, угадав, что ее мучило. – Вся в тебя, да? Она выдержит. Скоро вы будете вместе. Ждать не долго.

– Но она еще ребенок, Ариф. Слишком мала, чтобы видеть такое. Как ей должно быть страшно…

– Она храбрая, Элэйс. И Сажье тоже. Они нас не подведут.

«Если бы знать наверное, что ты прав…»

В темноте сердце ее разрывали сомнения и страх перед будущим. Элэйс сидела с сухими глазами, дожидаясь, пока пройдет этот день. Неизвестность была невыносима. Ее преследовало воспоминание о побледневшем, белом личике Бертраны.

И крики Bons Homes звучали в ушах еще долго после того, как замолчала последняя жертва.

 

Черное облако едкого дыма грозовой тучей нависло над долиной, погасив день.

Сажье крепко держал Бертрану за руку. Они вышли из главных ворот, покинув крепость, которая два года была для них домом. Он запер боль глубоко в сердце – там, куда не могли добраться инквизиторы. Сейчас нельзя было горевать о Риксенде, нельзя было бояться за Элэйс. Его делом было оберегать Бертрану и вместе с ней добраться в Лос Серес.

Инквизиторы расставили свои столы под самым склоном и готовы были взяться за дело прямо в тени костров. Сажье узнал среди них Ферье – человека, заслужившего ненависть и отвращение всей округи своей стойкой приверженностью духу и букве церковного закона. Рядом стоял инквизитор Дуранти, внушавший не меньше страха.

Сажье крепче сжал ручку Бертраны.

Спускаясь на пологую площадку, Сажье заметил, что пленников разделяют. Стариков, мальчиков-подростков и солдат гарнизона направляли в одну сторону, женщин и детей – в другую. Бертране придется предстать перед инквизиторами без него.

Девочка что-то почувствовала и испуганно заглянула ему в лицо:

– Что там? Что они с нами сделают?

– Они будут допрашивать мужчин и женщин порознь, – объяснил он. – Не бойся. Отвечай на вопросы. Держись смело и не уходи никуда, пока я за тобой не приду. Никуда и ни с кем, понимаешь? Ни с кем, кроме меня.

– А о чем они будут спрашивать? – жалобно спросила Бертрана.

– Как зовут, сколько лет… – Сажье еще раз повторил ей все, что девочка должна была помнить. – Что я сражался в гарнизоне крепости, им известно, но нас с тобой в их глазах ничто не связывает. Спросят об отце – говори, что ты его не знаешь. Риксенду назови матерью и тверди, что всю жизнь провела в Монсегюре. Что бы ни случилось, ни слова о Лос Серес. Ты все поняла?

Бертрана кивнула.

– Умница… – Чтобы ободрить ее, Сажье добавил: – Когда я был не старше тебя, бабушка часто посылала меня с поручениями. Она повторяла все по нескольку раз, так что я запоминал слово в слово.

Бертрана слабо улыбнулась:

– Мама говорит, у тебя ужасная память. Говорит, как решето.

– Она права, – улыбнулся он и снова стал серьезным. – Еще они могут спрашивать тебя про Bons Homes и во что ты веришь. Отвечай правду. Тогда ты не попадешься на противоречиях. Что бы ты ни сказала, им это и так известно. – Помолчав, он добавил напоследок самое главное: – И ни слова об Арифе и Элэйс.

У Бертраны выступили слезы на глазах.

– А если солдаты обыщут крепость и найдут их? – спросила она. – Что, если их найдут?

– Не найдут, – поспешно уверил ее Сажье. – Помни, Бертрана, после того, как инквизиторы тебя отпустят, никуда не уходи. Я вернусь за тобой, как только смогу.

 

Сажье едва успел договорить, когда стражник подтолкнул его в спину, направляя к деревне под холмом. Бертрану увели в противоположную сторону. В деревянном загоне, куда его втолкнули, Сажье увидел командира гарнизона, Пьера Роже де Мирпуа. Он уже прошел допрос. Сажье увидел в этом обнадеживающий признак. Подобная любезность могла означать, что условия сдачи не собираются нарушать и с пленниками будут обращаться как с военнопленными, а не как с преступниками.

Он присоединился к толпе солдат, ожидавших вызова. Каменное кольцо Сажье заранее снял с большого пальца и спрятал под одеждой. Без него он чувствовал себя, будто голый. С тех пор как Ариф двадцать лет назад передал ему кольцо, Сажье носил его, почти не снимая.

Допрос велся в двух палатках одновременно. Монахи братства держали наготове желтые кресты, чтобы пришить их на спины тем, кого уличили в братании с еретиками, после чего пленников, как скотину, перегоняли в другой загон. Ясно было, что никого не отпустят до тех пор, пока все, от старика до последнего мальчишки, не будут допрошены. Это могло затянуться не на один день.

 

Наконец Сажье дождался своей очереди. Его впустили в палатку без охраны. Он остановился перед Ферье и молча ждал.

Восковое лицо следователя было бесстрастным. Прежде всего он спросил Сажье об имени, возрасте, месте рождения и чине. Гусиное перо скребло по пергаменту.

– Веришь ли ты в рай и ад? – неожиданно резко спросил инквизитор.

– Верю.

– Веруешь ли в чистилище?

– Верю.

– Веруешь ли, что Бог создал человека совершенным?

– Я солдат, а не монах, – ответил Сажье, уставив глаза в землю.

– Веруешь ли, что душа человека имеет только одно тело, в котором и с которым она обретет возрождение?

– Так говорят священники.

– Слышал ли ты когда-либо, чтобы кто-то утверждал, будто клясться грешно? Если так, то кто?

Теперь Сажье поднял глаза.

– Не слышал, – упрямо ответил он.

– Что ты говоришь, сержант? Ты больше года провел в крепости и не слышал, что еретики отказываются приносить клятвы?

– Я служу Пьеру Роже де Мирпуа, инквизитор, и слушаю только его.

Допрос продолжался, но Сажье упорно держался роли простого солдата, невежественного в вопросах веры и писания. Он никого не обвинял и утверждал, что ничего не знает.

В конце концов инквизитор Ферье отпустил его.

Солнце уже садилось. Ранние сумерки прокрались в долину, похитив формы вещей и укрыв все черной тенью.

Сажье отослали к другим допрошенным солдатам. Каждому из них дали одеяло, ломоть черствого хлеба и чашку вина. Сажье видел, что эта забота не распространялась на гражданских пленников.

 

К ночи Сажье совсем извелся. Его мучила неизвестность: прошла ли Бертрана испытание? Где ее держат? Что с Элэйс? Беспокойство сгущалось вместе с темнотой, наполняя его недобрыми предчувствиями. Хуже всего, что он был бессилен чем-нибудь помочь им.

Ему не сиделось на месте, и Сажье встал, чтобы немного размяться. Промозглая сырость пробирала до костей, и ноги ныли от неподвижного сидения.

– Assis!^[110] – проворчал стражник, постучав его по плечу древком пики.

Он готов был повиноваться, когда заметил движение на склоне горы. Поисковая партия поднималась к скалистому выступу, на котором укрылись Элэйс с Арифом и проводниками. Огоньки их факелов освещали трепещущие на ветру кусты.

Сажье похолодел.

Они уже обыскивали замок днем и ничего не нашли. Он надеялся, что тем все и кончится. А теперь они явно собираются прочесать кусты и тропы у основания стен. Стоит им пройти еще немного в ту же сторону, и они окажутся прямо над выходом из пещерки. Почти стемнело, и Элэйс вот-вот должна выйти.

Сажье бросился к ограде.

– Эй! – заорал вслед стражник. – Ты что, не слышишь? Arrete!^[111]

Сажье не остановился. Не думая о последствиях, он перескочил деревянную изгородь и большими прыжками понесся вверх по склону, прямо на поисковый отряд. Стражник у него за спиной скликал на помощь товарищей. Но Сажье было не до них. Он должен был отвлечь внимание от Элэйс. Солдаты наверху замедлили шаг, не понимая, что происходит. Сажье закричал, словно приглашая их присоединиться к погоне. Один за другим они оборачивались к нему. Недоумение на их лицах сменялось охотничьим азартом. Скучающие, продрогшие солдаты увидели возможность размяться.

Сажье еще успел понять, что добился своего, прежде чем тяжелый кулак врезался ему в живот. Он скрючился вдвое, задохнувшись от боли. Двое солдат заломили ему руки за спину, и удары посыпались со всех сторон. Рукоятями оружия, сапогами, кулаками. Избиение было безжалостным. Рот у него наполнился кровью.

Только теперь Сажье понял свою ошибку. В страхе за Элэйс он забыл обо всем. Бледное личико дожидающейся его Бертраны встало перед глазами в тот самый миг, когда удар по голове погрузил его в темноту.

 

ГЛАВА 76

 

Ориана посвятила жизнь поискам «Книги Слов». Вскоре после падения Каркассоны и возвращения в Шартр ее новый муж стал проявлять нетерпение, требуя представить трофей, за который он заплатил вперед.

Любви между ними не было никогда, а когда привычка свела на нет и желание, разговоры сменились побоями. Она терпела побои, утешаясь планами будущей мести. Впрочем, его владения и богатства росли вместе с влиянием на короля, и понемногу он стал забывать об упущенной добыче. Тогда он оставил Ориану в покое. Получив свободу действий, она наняла соглядатаев и завела в Миди целую шпионскую сеть.

Всего один раз Элэйс оказалась в пределах ее досягаемости. В мае 1234 года Ориана выехала из Шартра на юг, к Тулузе. Но, добравшись до монастыря Сен-Этьен, узнала, что стражу подкупили и сестра снова исчезла, будто ее и не было.

Ориана твердо решилась не повторять ошибку. На сей раз, получив сведения о женщине, подходящей по возрасту и внешности, она вместе с сыном присоединилась к Воинству крестоносцев и немедленно выехала на юг.

И в багровом свете восхода увидела, как горит ее книга. Потерпеть поражение у самой цели! Ни сын Луи, ни слуги не сумели смягчить ее бешенства. Однако к вечеру Ориана успокоилась сама и стала заново обдумывать увиденное. Если она видела на костре Элэйс – а теперь Ориана уже не была в этом уверена, – могла ли та допустить, чтобы «Книга Слов» погибла в пламени, разожженном инквизиторами?

«Не могла», – решила Ориана. Она послала слуг в лагерь, и те вернулись с известием, что у Элэйс была дочь – девочка лет девяти-десяти. Отцом ее считали служившего Пьеру Роже де Мирпуа солдата. Ориана не допускала, чтобы сестра доверила свое сокровище кому-то из гарнизона. Солдат должны были обыскать. А вот ребенка?..

Она дождалась темноты и прошла туда, где держали женщин и детей. Заплатила охране, и стражники безропотно пропустили ее. Спиной она чувствовала на себе неодобрительные взгляды черных братьев, но их осуждение ее не трогало. Луи, сын, неожиданно возник перед ней. Его надменное лицо раскраснелось. Он всегда был слишком жаден до похвалы, слишком старался услужить.

– Oui? – резко произнесла Ориана. – Qu'est-ce que tu veux?^[112]

– Il y a une fille que vous devez voir, maman.^[113]

Он провел мать в дальний угол, где, поодаль от других, спала девочка.

Ее поразило сходство ребенка с Элэйс. Если бы не прошедшие годы, Ориана могла бы принять девочку за свою сестру. То же выражение отчаянного упорства на лице, те же черты, что у Элэйс в ее возрасте.

– Отойди, – приказала она. – Пока ты рядом, девочка мне не доверится.

У Луи вытянулось лицо.

– Уходи, – повторила мать, поворачиваясь к нему спиной. – Пойди займись лошадьми. Здесь ты мне не нужен.

Когда сын ушел, Ориана присела на корточки и похлопала девочку по плечу.

Та мгновенно проснулась и села. В глазах блеснул испуг.

– Кто ты?

– Una amiga, – сказала Ориана, переходя на язык, от которого отказалась тридцать лет назад. – Друг.

Бертрана не двигалась.

– Ты француженка, – упрямо возразила она, разглядывая прическу и одежду Орианы. – Ты не из крепости.

– Нет, – отозвалась Ориана, стараясь говорить терпеливо, – но родилась я в Каркассоне, как и твоя мать. Мы вместе росли в Шато Комталь. Я даже помню твоего дедушку, кастеляна Пеллетье. Наверняка Элэйс часто рассказывала тебе о нем.

– Меня назвали в честь него, – живо откликнулась девочка.

Ориана скрыла улыбку.

– Ну вот, Бертрана, я пришла забрать тебя отсюда.

Девочка насупилась.

– Сажье велел мне здесь его ждать, – сказала она чуть менее настороженно. – Он сказал, ни с кем не уходить.

– Так сказал Сажье? – с улыбкой повторила Ориана. – Ну да, он и мне говорил, что ты осторожная девочка, и мне придется кое-что тебе передать в доказательство, что я заслуживаю доверия.

И она раскрыла ладонь с каменным кольцом, украденным когда-то с мертвой руки отца. Как она и ожидала, девочка сразу узнала кольцо и потянулась к нему.

– Это тебе Сажье дал?

– Возьми, убедись сама.

Бертрана повертела кольцо, пристально его разглядывая. Потом встала:

– А он где?

– Я не знаю. – Ориана сдвинула брови. – Если только…

– Да? – подняла к ней голову Бертрана.

– Ты не думаешь, что он хотел увезти тебя домой?

Бертрана поразмыслила и осторожно согласилась:

– Может, и так.

– Это далеко? – небрежно спросила Ориана.

– День верхом, а может, чуть больше по зимнему пути.

– А как называется деревня? – еще небрежнее продолжала Ориана.

– Лос Серес, – ответила Бертрана, – только Сажье велел не говорить инквизиторам.

Noublesso de los Seres… Не просто имя стражи Грааля, но и место, где его можно найти! Ориана закусила губу, чтобы не расхохотаться вслух.

– Прежде всего, давай избавимся от этой гадости, – предложила она, срывая крест с платья Бертраны. – Ни к чему, чтобы нас принимали за беглецов. А теперь, тебе нужно что-нибудь взять с собой?

Если книга у девочки, никуда ехать не придется. Поиски здесь и окончатся.

Бертрана покачала головой:

– Ничего.

– Ну что ж. Теперь тихонько. Не привлекай внимания.

Бертрана еще немного дичилась, но Ориана, пробираясь с ней между спящими, болтала об Элэйс, о жизни в Шато Комталь. Она была очаровательна, убедительна и внимательна. Очень скоро девочка совершенно доверилась ей.

Сунув еще одну монету в руку стражника у ворот, Ориана провела Бертрану туда, где ждал ее сын, Луи д'Эвре и с ним шестеро верховых рядом с крытой повозкой.

– Они с нами поедут? – заподозрив что-то, быстро спросила Бертрана.

Ориана улыбнулась, усаживая девочку в повозку.

– Нам в пути понадобится защита от разбойников, верно? Случись с тобой что-нибудь, Сажье мне не простит.

Усадив Бертрану, она повернулась к сыну.

– А я? – спросил тот. – Я хочу ехать с вами.

– Мне ты нужнее здесь, – торопливо бросила Ориана, ей уже не терпелось уехать. – И хотя ты, кажется, забыл об этом, ты состоишь в армии и не можешь просто исчезнуть. Все будет проще, если ты останешься.

– Но…

– Делай, что сказано, – прикрикнула она шепотом, что бы не слышала Бертрана. – У тебя есть дело здесь. Позаботься об отце девочки, как мы условились. Остальное предоставь мне.

 

Гильом ни о чем не думал. Он искал Ориану. Он и явился в Монсегюр, чтобы помочь Элэйс и не позволить Ориане причинить ей вред. Почти тридцать лет он следил за ней издалека.

Теперь Элэйс умерла, и ему больше нечего терять. Год за годом в нем разрасталось желание отомстить. Следовало убить Ориану, когда была возможность. Больше он не упустит случая.

Закрыв лицо капюшоном, Гильом пробирался через лагерь крестоносцев, пока впереди не показался зеленый с серебром шатер Орианы.

Внутри разговаривали. По-французски. Молодой голос отдавал приказы. Вспомнив юношу, стоявшего рядом с Орианой, Гильом припал ухом к полотняной стенке.

– Он – солдат гарнизона, – холодно говорил Луи д'Эвре. – Известен под именем Сажье де Сервиан. Тот, что недавно устроил шум. Простолюдин-южанин, – презрительно добавил он. – Как бы мягко с ними ни обращались, они все равно ведут себя как животные, – послышался отрывистый смешок. – Его держат рядом с шатром Уго де Арсиса, отделив от других, на случай если он еще что-нибудь выкинет.

Луи понизил голос, и теперь Гильом с трудом разбирал слова.

– Вот это для вас. – Зазвенели монеты. – Половина сразу. Если он еще жив, исправьте положение. Остальное получите, когда сделаете свое дело.

Гильом дождался, пока солдаты выйдут, и проскользнул за оставшийся открытым полог.

– Я же сказал, не беспокоить, – буркнул Луи, не оборачиваясь.

Нож Гильома уперся ему в горло, прервав на полуслове.

– Один звук, и будешь убит, – предупредил Гильом.

– Бери что хочешь, что хочешь. Не убивай только!

Гильом обвел глазами полутемный шатер: дорогие ковры, теплые одеяла. Ориана добилась богатства и положения, о которых мечтала. Он надеялся, что это не принесло ей счастья.

– Назови свое имя, – приказал он хриплым от ненависти голосом.

– Луи д'Эвре. Не знаю, кто ты, но моя мать…

Гильом запрокинул ему голову.

– Не грози мне. Ты отослал охрану, помнишь? Никто тебя не услышит.

Лезвие ножа сильнее прижалось к бледной коже северянина. Эвре замер.

– Так-то лучше. Где Ориана? Если не ответишь, я перережу тебе глотку.

Услышав имя Орианы, молодой человек подобрался, но страх развязал ему язык.

– Она ушла в женскую тюрьму, – пробормотал он.

– Зачем?

– Искать… девочку.

– Не трать мое время, nenon! – прикрикнул Гильом и слегка провел клинком по коже. – Какую девочку? Какое до нее дело Ориане?

– Дочь еретички. Она… сестра матери, – выговорил он так, словно слова жгли ему язык. – Моя тетя. Мать хотела увидеть девочку.

– Дочь Элэйс! – недоверчиво шепнул Гильом. – Сколько ей лет?

– Откуда мне знать? Девять, десять…

От кожи француза пахло страхом.

– А отец? Тоже мертв?

Эвре дернулся. Гильом сильнее надавил ножом и повернул клинок так, что острие уперлось Эвре под левое ухо.

– Он солдат. Из людей де Мирпуа.

Гильом понял сразу.

– А ты послал своих людей позаботиться, чтобы он не увидел рассвета, – процедил он.

Клинок ножа блеснул в отблеске свечи.

– Кто ты?

Гильом и не подумал отвечать.

– Где владетель д'Эвре? Почему его здесь нет?

– Отец умер, – ответил юноша. В его голосе не было печали, а только непонятная для Гильома хвастливая гордость. – Теперь поместья д'Эвре принадлежат мне.

Гильом усмехнулся:

– Вернее, твоей матери.

Юноша сжался, как от удара.

– Скажи, владетель д'Эвре, – Гильом насмешливо подчеркнул титул, – что нужно твоей матери от девочки?

– Какая разница? Она – отродье еретиков. Им всем дорога в костер.

Гильом не сомневался, что мальчишка тут же пожалел, что дал волю языку, – но было поздно. Рука Гильома дернулась, от уха до уха вспоров юноше горло.

– Per lo Miègjorn, – проговорил он. – За Миди.

Кровь брызнула из раны на дорогой ковер. Гильом разжал руки, и д'Эвре упал лицом вниз.

– Если твои слуги не задержатся, может, ты и выживешь, – бросил Гильом. – Если нет – моли Бога, чтобы простил твои грехи.

Откинув назад капюшон, он выбежал из шатра. Ему нужно было найти Сажье де Сервиана раньше людей д'Эвре.

 

Маленький отряд двигался тряской рысью в холодной ночи.

Ориана не раз пожалела, что взяла повозку. Верхом было бы быстрее. Деревянные ободья скрипели и подпрыгивали на промерзшей каменистой земле.

Они держались в стороне от больших дорог и в первые же несколько часов миновали дорожные заставы в долине. Теперь двигались прямо на восток. Бертрана спала, укрывшись плащом от холодного ветра, проникавшего в щели повозки. Ориана порадовалась, что девчонка наконец перестала болтать. Девочка извела ее бесконечными расспросами о жизни в Каркассоне в старину, до войны.

Ориана накормила девочку печеньем, сладким хлебцем и вином, в которое добавила столько сонного зелья, что хватило бы свалить на сутки здорового солдата. Наконец девочка угомонилась и крепко уснула.

 

– Очнись!

Сажье слышал голос. Мужской. Совсем рядом.

Он попробовал шевельнуться. Боль прострелила все тело. В глазах вспыхнули голубые искры.

– Очнись, – настойчиво повторял голос.

Сажье поежился. Что-то холодное прижалось к лицу, успокаивая боль в ссадинах.

Медленно возвращалась память об ударах, сыпавшихся на голову, на тело, со всех сторон.

Может, он умер?

Нет, вспоминал он. Кто-то закричал снизу, из-под горы, приказал солдатам прекратить. Те вдруг отступили. Кто-то властно отдавал приказы на французском. Его поволокли вниз.

Может, и не умер?

Сажье снова попробовал шевельнуться. В спину упиралось что-то твердое. Локти заломлены назад. Попробовал открыть глаза и убедился, что один заплыл и не открывается. Зато обострились другие чувства. Он чувствовал рядом движение лошадей, слышал стук подков. Знакомые, понятные звуки.

– Ногами двигать можешь? – спросил мужской голос.

Сажье с удивлением обнаружил, что может, преодолевая жестокую боль. Один из солдат, избивавших его, наступил тяжелым сапогом на лодыжку.

Человек обогнул его, нагнулся, перерезая веревки, притягивавшие руки к столбу. Сажье почудилось в нем что-то знакомое. Знакомый голос, знакомый поворот головы.

Он с трудом приподнялся.

– Чем обязан такой милости? – спросил он, растирая запястья.

И вдруг вспомнил. Вспомнил, как в одиннадцать лет забрался на стену Шато Комталь, чтобы лишний раз взглянуть на Элэйс. И слышал смех, плывущий с ветерком из окон. Мужской голос, веселый и ласковый.

– Гильом дю Мас, – медленно произнес он.

Гильом удивленно обернулся.

– Разве мы встречались, друг?

– Не трудись вспоминать. – Сажье с трудом заставил себя взглянуть ему в лицо. – Скажи, amic, – он подчеркнул голосом последнее слово, – зачем ты пришел?

– Чтобы… – Гильом даже не заметил его враждебности. – Ты – Сажье де Сервиан?

– Что с того?

– Ради Элэйс, которую мы оба… – Гильом осекся и заговорил тверже: – Здесь ее сестра, Ориана, с одним из сыновей. Он в армии крестоносцев, но Ориане нужна книга.

Сажье уставился на него.

– Какая еще книга? – воинственно спросил он.

Гильом не стал объяснять.

– Ориана узнала, что у вас есть дочь. Она ее увезла. Не знаю, куда они направляются, но они уехали из лагеря в сумерках. Я пришел рассказать тебе и предложить помощь. Он выпрямился. – Если ты отказываешься…

Сажье почувствовал, как кровь отливает от лица.

– Подожди! – вскрикнул он.

– Если ты хочешь вернуть дочь, – ровно продолжал Гильом, – лучше пока забудь обиду на меня, в чем бы она ни состояла.

Он протянул руку, помогая Сажье подняться.

– Ты не догадываешься, куда могла увезти ее Ориана?

Сажье смотрел на человека, которого ненавидел всю жизнь.

Потом, ради Элэйс и дочери, взял протянутую руку.

– У нее есть имя, – сказал он. – Ее зовут Бертрана.