Территориальное поведение человека

Одним из путей регулирования индивидуального бытия человека является его пространственная ак­тивность, которая заключается в том, что человек способен контролировать свои действия в определен­ных пространственных структурах. Необходимо отме­тить, что своими действиями в пространстве, связан­ными с упомянутыми личными и социальными дис­танциями, человек часто управляет автоматически, а иногда выполняет их подсознательно. Именно такая автоматическая, подсознательная мотивация деятельности как бы включает пространственное поведение людей, свидетельствует о биологической заданное™ их территориального поведения; это в свою очередь имеет продолжение в социальной сфере и оказывает корректирующее действие на межчеловеческие отно­шения. Социологи и представители других дисцип­лин, исследующих социальное бытие человека, часто высказывают критические замечания по поводу кон­цепции человеческой территориальности. В этом слу­чае самым подходящим примером является террито­риальное поведение оппонентов во время дискуссий.

Действительно, употребление понятия «территори­альность» в настоящее время стало в какой-то мере модой. Бесспорной является связь этого понятия с поведением животных, которое изучается в естествен­ных или лабораторных условиях. Зоологи и этологи накопили большое количество данных о пространст­венном, территориальном поведении животных. От­дельные представители животного мира, целые груп­пы, стада, стаи метят границы собственной среды обитания как свою суверенную территорию, которую готовы защищать даже в открытом сражении в тех случаях, если не сработают весьма эффективные ри-туализованные устрашающие механизмы только им понятного коммуникационного кода.

Территориальное поведение животных имеет прин­ципиальный экологический характер в том смысле, в каком мы понимаем экологию: оно определяет опти­мальное пространственное распределение особей дан­ного вида в ограниченном пространстве, с тем чтобы источники питания были достаточными для воспроиз­водства. Территориальное поведение животных выра­жает глубокую мудрость природы, и если мы вдруг узнаем, что в разных частях мира некоторым видам животных угрожает вымирание или появляется их избыток, то это значит, что нарушения равновесия в природе вызваны, несомненно, человеком, который или радикально изменил окружающую среду, или просто уничтожил ее.

Первым ввел в практику понятие территориально­сти английский исследователь Джон Рей, который изу­чал поведение соловья еще в XVII в. Он описал, как птица своим пением определяет границы своей терри­тории. В 1920 г. британский орнитолог Г. Е. Говард опубликовал работу «Территория в жизни птиц», в ко-

торой писал, что разные виды птиц разграничивают в определенном регионе свою территорию соответствен­но с количеством особей. Эту территорию они защи­щают не только по причине добывания пищи, но и в целях регулирования процесса размножения. Говоря о территории, мы имеем в виду пространственное рас* положение особей одного вида. Но территории раз­личных видов животных перекрывают друг друга. На территории, скажем, лисы обитает много и других видов животных.

Внутри территории существует, как правило, стро­гая иерархия между особями определенного сообще­ства. Территориальное поведение не означает только пространственное распределение оптимального коли­чества особей данного вида. У животных (а иногда и у людей) можно наблюдать поведение, которое оп­ределяется как временная территориальность. На пер­вый взгляд кажется, что на сельском дворе куры пе­редвигаются свободно, но это не совсем так, ибо в каждой «социальной системе» существуют строгие за­кономерности, например в последовательности подхода к насыпанному корму. Куры подходят и клюют зерно вовсе не хаотично, а в соответствии с точным «клева-тельным порядком». Впервые это явление описал датский эколог Шьедрупель-Эльбе в начале XX в. Если какая-нибудь из кур, писал он, занимающая второстепенное место в структуре стаи, начинала кле­вать раньше, она тут же была наказана клевком в голову подружками, занимающими более высокое ме­сто. Мы не хотим пользоваться этим примером, что­бы искать подобное поведение у людей, а хотим лишь подчеркнуть, что территория, принадлежащая не­скольким биологическим видам, кроме пространствен­ных координат имеет также координаты временные.

Количество исследований на тему территориально­сти в последнее время значительно возросло. На осно­вании этологических наблюдений можно сделать вы­вод, что виды животных метят свою среду обитания, свою территорию, защищают ее от особей того же вида, принадлежащих к другим организованным груп­пам, другим стаям. С этой целью животные исполь­зуют прямо-таки фантастические возможности своих органов чувств, которые значительно превышают че­ловеческие. Все животные, живущие стадами, спо­собны различать принадлежность особи к своемустаду. Каждый любитель аквариумов может наблю­дать жестокие бои между в общем миролюбивыми аквариумными рыбками за свои территориальные во­ды. С экологической точки зрения такое поведение понятно — оно является основой соблюдения эколо­гического равновесия, возможности выжить, сохра­нить определенный вид в пределах ограниченной тер­ритории.

Итак, территориальность — это такая форма пове­дения, которая регулирует использование специфиче­ских секторов определенной области для разных це­лей в строгой временной последовательности. Эколо­гические результаты такого поведения являются след­ствием автоматического соблюдения территориаль­ных правил, генетически закрепленных у особей од­ного вида и проявляющихся на основе ритуализован-ных сигналов. Последние представляют собой профи­лактический способ защиты от возможного истощения важных источников питания. В территориальном по­ведении скрыта мудрость природы.

Люди, как и простейшие виды животных, опреде­ляют и различают границы среды обитания, присваи­вают себе право решать, кто может и кто не может перешагнуть соответствующие границы и как это мо­жет происходить. Во многих случаях такое разделение осуществляется спонтанно, что свидетельствует о том, что оно имеет биологические корни. Территориаль­ность связана с тенденцией организма создавать лич­ное пространство и сохранять вокруг соответствую­щие дистанции. Она оказывает значительное мотива-ционное воздействие на индивидуальное и социальное поведение. Территориальное поведение представляет все три основные составляющие психологической ак­тивности: познавательную сторону (как я восприни­маю ситуацию), чувственную сторону (как я воспри­нимаю и реагирую на ситуацию эмоционально: она мне приятна или не приятна, я расслабляюсь или на­хожусь в напряженном состоянии) и, наконец, дейст­венную сторону (оценка территориальной ситуации заставляет организм, как правило, действовать). Не­обходимо подчеркнуть, что человек как адаптивный организм, способный довольно быстро приспосабли­ваться к изменениям в среде и к абсолютно новым и незнакомым ситуациям, может под воздействием сре­ды изменять свои территориальные претензии.

В частной жизни человек воспринимает свою тер­риторию не так, как в условиях трудовой среды. Во время поездок в общественном транспорте, предельно переполненном, он подавляет свои территориальные претензии из чувства социальной неловкости. В об­щественных местах он ведет себя согласно унаследо­ванным и исторически обусловленным культурным формам. Этот механизм иногда может не сработать, особенно при серьезной угрозе собственной индивиду­альности или если у человека невротическое располо­жение духа. Тогда он может нарушить территориаль­ные правила. Человек ведь не железный, но и не ха­мелеон, чтобы в каждой отдельной ситуации изменять поведение. Поэтому поведение человека, особенно в условиях большой концентрации людей в ограничен­ном пространстве, может и отклоняться от нормы об­щественного поведения, его действия могут оказаться выше предельно допустимого уровня агрессивности и т. д.

Везде и всюду в той среде, которую создал чело­век своим трудом, существуют человеческие террито­рии, начиная с кровати, дома, стола в учреждении, парты в классе и кончая пространством, обнесенным на даче забором. Но даже если в основе человеческой территориальности лежат биологические механизмы, мы не можем пренебрегать комплексным исследова­нием влияния социальных отношений. Человеческая территориальность представляет собой биологическую основу сложных переплетений социального, культурно­го и исторического опыта развития человеческого об­щества. Человеческое территориальное поведение об­наруживается не только под микроскопом науки, но и путем простого наблюдения.

Посмотрите, какая идет «борьба» за сидячие ме­ста в автобусе дальнего следования, который, конеч­но, не отправится полупустым. Большинство пассажи­ров, особенно люди старшего возраста, покупают би­леты заранее. Но даже эта предварительная заявка не прибавляет им уверенности в том, что место им га­рантировано; они могут создать напряженную атмос­феру на посадочной площадке, стремясь занять наи­более выгодные позиции и сказаться первыми у две­ри автобуса. При отсутствии плацкартных билетов в автобусе разыгрываются символические «бои» за сидячие места. Человек — существо весьма изобре-тательное, он придумал различные способы обеспече­ния символических границ своей территории даже там, где это на первый взгляд почти невозможно сделать.

Есть люди, которые и в переполненном простран-. стве ухитряются сохранить возле себя достаточно свободного пространства и упорно повторяют свои трюки, зная наперед, что место свободным не оста­нется. Начинается этот спектакль с того, что на си­денье кладут, например, сумку или шляпу. Если ко­личество пассажиров в салоне быстро увеличивается, они переходят к другим, более действенным трюкам, которые требуют даже физического напряжения, и наблюдающему со стороны может показаться, что за­щищающий указанную территорию вдруг вспомнил о несделанной утренней гимнастике. Долго раскладыва­ют свои вещи на полу в таком порядке, что, кажет­ся, они вот-вот рассыплются, показывают при этом «чужаку» заднюю часть своего корпуса — в резуль­тате пространство может быть временно сохранено. Если не помогает и эта тактика и становится оче­видным, что свободное место вызывает подозрение у других, изобретательный пассажир решается на пос­ледний трюк. Он вынимает полиэтиленовый пакет и изображает, что ему так плохо, что в любой момент у него может начаться рвота. Иногда это помогает, и место рядом с ним остается свободным, а соответ­ственно его территория будет больше, чем у других. Зайдите утром в читальный зал библиотеки и по­наблюдайте, как читатели занимают места. Сначала занимают задние ряды и столы с краю. Когда уже нет ни одного свободного места, читатели садятся к занятым столам, но с противоположного конца, с тем чтобы, пока есть возможность, сохранить как можно большее расстояние для создания временной дистан­ции. Если стол или ряд столов рассчитаны на шесть стульев, а три из них заняты, то человек готов на раз­ные пространственные маневры, только бы сохранить рядом с собой больше свободного пространства. На свободное место складывается учебный материал, и создается видимость, что здесь сидит очень стара­тельный студент, который ненадолго отлучился.

Автомобиль для 95% его владельцев означает не только техническое средство, предназначенное для быстрого передвижения, но и как бы продолжение в

особой форме своего Я. Многие владельцы машины отождествляют себя с нею и малейшее прикоснове­ние чужого человека к ее кузову воспринимают как покушение на неприкосновенность собственной пер­соны. Психолог Уильям Джеймс почти сто лет назад написал несколько строк об эмоциональном отожде­ствлении человеком себя с автомобилем: люди спо­собны обожать машину, почитать ее как идола или фетиш, они воспринимают ее не как промышленное изделие, а как материализацию своего экономиче­ского положения. Автомобиль ими воспринимается не как средство быстрейшего передвижения, а как под­тверждение собственной значимости, определенного общественного положения. Этот факт я вспоминаю всегда в тех случаях, когда образованные мужчины ведут бесконечные дискуссии о достоинствах четырех колес, приводимых в движение двигателем и несущих на себе сооружение из жести.

С точки зрения территориального поведения авто­мобиль — это передвижная территория высшей кате­гории, о чем свидетельствует готовность человека не­медленно и даже агрессивно защищать ее. Автомобиль как «передвижная территория», особенно в большом городе, играет двоякую роль. Для хозяина он явля­ется малой сферой личного пространства, неким «ков­ром-самолетом», на котором можно покинуть те ме­ста, где количество людей напоминает густой суп. Та­кая возможность временна, но глобальное увлечение ею приводит к сильному загрязнению городской сре­ды. Скопища автомобилей на перекрестках образуют пеструю цветовую мозаику передвижных территорий, увеличивая при этом процент содержания в воздухе выхлопных газов и усиливая шум. Человек любит го­ворить о себе как о существе очень разумном, но в данном случае он ведет себя слишком неразумно. Ав­томобиль является экологическим монстром в отно­шении городской окружающей среды, особенно если учитывать все обстоятельства, связанные с его содер­жанием.

Единственной возможностью для оздоровления ок­ружающей среды в существующих условиях является создание в городах максимального количества пеше­ходных зон. У человека, имеющего две ноги для пе­шего передвижения, должны быть максимальные воз­можности пользоваться этой способностью. С антро-пологической точки зрения человек второй половины XX в. в промышленно развитых странах есть не что иное, как Homo sedentarius — человек сидящий. Это непреложный факт. Причем все мы прекрасно знаем, что для нашего здоровья полезно как можно больше двигаться на собственных ногах, и постоянно читаем об этом. Здоровый образ жизни не заменят самые эффективные лекарства. Итак, можно сделать вывод, что изобретение' автомобиля и его массовое распрост­ранение способствовало особой мутации Homo- faber, Homo viator в Homo sedentarius —существо, главным признаком которого является сидение, даже при пе­редвижении.

О территориальном характере автомобиля свиде­тельствуют также'коммуникационные отношения меж­ду владельцами машин и индивидами, которым обще­ство поручило управлять этими передвижными про­странствами, т. е. между водителями и дорожной ми­лицией. Представим себе часто встречающуюся кар­тину: водитель автомобиля по требованию работников ГАИ не только удостоверяет свою личность, но и под­тверждает техническую надежность автомобиля. И го­ре тому, у кого найдут нарушения. С точки зрения территориальности ситуация ясна: владелец автома­шины на своей личной территории только символиче­ски отделен от общей территории — от шоссе, где он должен выполнять соответствующие предписания. Не­которые водители в разговоре с представителями ГАИ высказывают свое мнение о соблюдении правил до­рожного движения, на что в зависимости от характе­ра заявления работники ГАИ могут реагировать отри­цательно. Ситуация может быть решена мирным пу­тем, если речь идет о незначительном нарушении.

В одном исследовании говорится, что работники дорожной службы порядка более строго и бескомпро­миссно ведут себя в том случае, если водитель сидит в машине. Если водитель выходит из машины, он не только проявляет уважение к человеку в форме, но и вступает как бы на его территорию. При этом работ­нику в форме нет нужды наклоняться при разгово­ре, и с точки зрения защитника общественной тер­ритории он начинает автоматически воспринимать водителя как человека, который его уважает. В ре­зультате беседа между ними не обязательно должна закончиться наложением штрафа на водителя.

Каждому индивиду необходимо определенное про­странство. У него должно быть достаточно возможно­сти для передвижения в окружающей среде не только для того, чтобы утолять жажду, удовлетворять пот­ребность в пище и другие биологические потребно­сти, но и для того, чтобы работать, устанавливать межчеловеческие связи с другими людьми, обеспечи­вать сложные социально обусловленные потребности. Человек отличается потребностью ограничивать про­странство вокруг себя. В трудных, критических ситуа­циях территориальное чувство человека изменяется в зависимости от давления среды, реального или кажу­щегося. Свидетельства людей, переживших ужасы на­цистских концлагерей, показывают, что человек с твер­дыми моральными устоями способен переносить недо­стойное его и крайне ограниченное пространство. В та­ких ситуациях человек обнаруживает исключительную твердость этических убеждений, которая превышает биологически определенные территориальные парамет­ры, возвышает его и придает ему силу.

Весьма показательным в этом отношении являет­ся опыт американских психологов Альтмана и Хей-торна, которые в 1967 г. исследовали территориаль­ное поведение людей с помощью добровольцев, кото­рые согласились быть изолированными довольно дли­тельное время. В эксперименте участвовали моряки, которые не знали друг друга. Они разделились по­парно и в маленьких помещениях провели 10 дней без контакта с внешним миром. В качестве контроль­ной группы были выбраны другие добровольцы, ко­торые также находились в изолированных простран­ствах, но только в рабочее время, а остальное время проводили в нормальных условиях. В течение 10 дней у полностью изолированных групп наблюдались не­бывалое усиление территориального поведения и тен­денции к социальной изолированности.

В начале эксперимента проявилось чувство тер­риториальности только в отношении собственной по­стели, позже оно распространилось на их частную территорию, и стала соблюдаться территория другого индивида. Такое поведение вскоре распространилось и на стол, а затем и на стулья. Интересно отметить, что на характер взаимоотношений влияла и степень проявления территориального поведения. Если встре­чались два сильно ориентированных индивида или два индивида, из которых ни один не был четко вы­раженным доминантным, признаки территориально­сти приобретали более выразительную форму и очень быстро проявлялись. Если же в паре был один доминантный моряк, а второй — со склонностью под­чиняться, признаки территориальности не приобрета­ли однозначной характеристики.

По условию эксперимента ограничивалась возмож­ность удовлетворять биологическую и социально-пси­хологическую потребности. Доминантное положение позволяло держать под контролем источник удовлет­ворения потребностей. Практически их можно было удовлетворить при условии, что определенные пред­меты будут всегда доступны. Территориальность, ос­нована ли она на доминантности, взаимном согласии, агрессивности или административном авторитете, оп­ределяет, как и где индивиды будут удовлетворять свои потребности при имеющихся источниках. Целый ряд экологических решений, принимаемых при созда­нии жизненной среды (например, утверждение пла­на построения детской игровой площадки), являются очень ответственными территориальными действиями, имеющими последствия не только для отдельно­го индивида, но и для более широкой социаль­ной среды.

Территориальное поведение не ограничивается ситуацией изолированности или добровольного (недо­бровольного) подчинения. Территориальное поведение человека определяет, иногда очень выразительно, его положение в обществе, расшифровывает роль, выпол­няемую им в социальных структурах, в том числе в школе, в семье, на работе, в играх. В некоторых слу­чаях именно социальная или служебная роль данного пространства определяет, кто его может использовать и контролировать. В комнату для медсестер в больни­це имеет доступ врачебный и средний медицинский персонал, но не пациенты. «Вездесущая» надпись: «Посторонним вход воспрещен!» — всем хорошо изве­стна.

Насильственное нарушение личной территории ка­рается законом. В кабинет вышестоящего начальника мы не входим запросто; даже если нам это необхо­димо сделать, перед входом у нас появляется опреде­ленное ощущение дискомфорта. Даже такое заведение, как ресторан, в котором на первый взгляд каждый

чувствует себя равноправным, может быть террито­риально структурировано, и мы это заметим, если проведем там достаточно длительное время. В слу­чаях торжественных и официальных приемов или обычных обедов действуют правила, определяющие не только использование пространства, но и последова­тельность подачи блюд, а также форму и содержание беседы. В настольных играх территория играющих четко определена правилами; это особенно относит­ся к спортивным и коллективным играм, которые имеют свои правила строгого использования терри­тории игрового пространства, о чем И. Хузинга, ав­тор книги «Homo ludens», пишет, что это является одним из основополагающих принципов существова­ния игр вообще. Дети заполняют пространство раз­ными играми в зависимости от пола.

Ярким примером экологического территориально­го поведения человека является судьба территорий, которые на первый взгляд никому не принадлежат и о которых никто не заботится. Это — общественные пространства, предназначенные для всех и принад­лежащие всем. Классическим примером таких про­странств являются остановки автобусов на перекре­стках дорог за городом и в районах с небольшим движением. Они обычно запущены, грязны, полураз­рушены, выглядят так, будто никому до них нет дела. Создается впечатление, что здесь действует об­ратная территориальность; поскольку это сооружение принадлежит всем, каждый считает: раз это мне не принадлежит, я не стану даже пытаться поддержи­вать здесь какой-то порядок. Печальна судьба терри­тории, принадлежащей всем и никому. Это же отно­сится и к телефонам-автоматам, а точнее, будкам, в которых они находятся. Здесь также речь идет об об­щей территории, которой пользуются сменяющие друг друга люди, а ее хозяин — служба связи — на­ходится слишком далеко, как заколдованная прин­цесса в сказке. В ярости, вызванной плохой работой телефона, люди могут мстить этой анонимной терри­тории. Но больше всего телефоны привлекают моло­дых вандалов, уничтожающих и разрушающих их. Наказывать их здесь некому, и анонимность среды способствует проявлению асоциальных действий.

Итак, мы оказываемся в эпицентре экологическо­го действия человека, которое всегда является ре-зультирующей взаимодействия психологических и со­циальных мотивов. Каждый индивид, страдающий тер­риториальной нечувствительностью и пренебрежитель­ным, достойным осуждения отношением к основным законам естественного мира, своим действием, пусть даже в незначительной, как ему кажется, мере, раз­рушает природу и окружающую среду вообще. Ав­томобилист, сливающий масло на полевой дороге, вы­зывает экологическую катастрофу для ряда насекомых, о которых он даже не думает; то же самое происхо­дит, когда автолюбитель моет свое движущееся прост­ранство синтетическими моющими средствами у пру­да. Мы могли бы продолжить перечень подобных действий до бесконечности. В их основе лежит пато­логическое восприятие человеком территориальности. Личность испытывает чувство идентичности с ме­стом, пространством и предметами, которые очень важны для нее. Их потеря, как и потеря жизненно важного пространства, например родины, приводит к развитию психопатологических реакций и серьезно угрожает душевному равновесию и здоровью. Такие потери могут привести и к потере ориентации во вре­мени и пространстве, осознания самого себя, как это иногда происходит с потерявшими внезапно горячо любимого человека. В этом смысле чувство террито­риальности обеспечивает сохранение равновесия соб­ственного Я, физической и духовной связи с окружа­ющими, нормального восприятия всех важных жиз­ненных ценностей. Это частично объясняет активи­зацию территориального поведения в условиях изо­ляции. Моряки в опытах Альтмана и Хейторна огра­ничивали свою территорию не только в интересах удовлетворения своих потребностей, но и для того, чтобы сохранить свою идентичность. Когда они были буквально вырваны из своей обычной среды, к кото­рой привыкли, и изолированы в простом и стеснен­ном пространстве, временное создание собственного пространства помогало им сохранить идентичность и чувство собственной индивидуальности.

Психология территориального поведения не исчер­пывается только утверждением того, что человек яв­ляется территориально ориентированным. Существу­ет также качественная зависимость территориально­сти от личных черт человека. Использование прост­ранства связано также с тем, насколько человек об­ив

ладает чувством взаимности, солидарности. Напри­мер, те индивиды, которые не отличаются большой потребностью во взаимности и сплоченности, чаще изолируются в пространстве и демонстрируют высо­кую степень территориальности поведения. Те, кто не придает особого значения своему доминированию пг ■а использовании пространства, тоже ведут себя Goj"~~ территориально. Видимо, это обусловлено тем, \г:о стресс, связанный с изоляцией, сам по себе вызыва­ет необходимость территориального структурирова­ния пространства. Именно в такой ситуации более слабые индивиды стремятся создать «свое» простран­ство, место, куда можно уйти, собственный эмоцио­нально гарантированный тыл.

Территориальное поведение человека иногда на­поминает о происхождении человека из животного мира, настолько оно наполнено всевозможными сим­волами. Свои территориальные границы люди уста­навливают с помощью не только объектов предмет­ной деятельности, но и символических границ, ритуа-лизованно закрепленных в межчеловеческих нормах социального поведения. Такое территориальное пове­дение можно наблюдать в широком диапазоне раз­личных ситуаций. Уже в раннем возрасте дети имеют свою территорию; в детских сражениях и спорах за место для игры можно видеть зародыш будущей тер­риториальности. Если дети подвергаются стрессу и попадают в неприятные ситуации, они обычно скры­ваются в «своих» уголках, которые представляются им наиболее безопасными и надежными. Для самых маленьких это руки матери. У детей такая защищен­ная территория является конечной инстанцией, ук­репляющей чувство идентичности и индивидуально­сти; это оазисы, пристани, где можно бросить якорь после бурного плавания по волнам океана межчело­веческих отношений и произвести необходимый «ре­монт» восприятия собственного Я. своих домашних, чтобы заметить использование раз ных помещений как характерных пространственных структур. Некоторые из них являются временной территорией, например туалет. Можно наблюдать так­же разные иерархические системы в преимуществен­ном использовании пространства — кресел, столов, банкеток, телевизора и т. д. Все эти пространственные опорные точки служат для того, чтобы четко ограничи­вать не только пространственные притязания, но и соответствующие права. Эти невидимые границы, ко­торые прослеживаются в жилых и рабочих, личных и общественных, сельских и городских структурах ок­ружающей среды, регулируют взаимоотношения меж­ду индивидами в качестве неписаного, но тем не ме­нее существующего закона, гарантирующего человеку эффективное использование окружающего простран­ства.

Структуры социальных отношений иногда распро­страняются с помощью территориальных координат на действительные пространства. В общественных по­мещениях или в помещениях, где пространство не оп­ределено однозначно, часто действуют закономерно­сти временной территориальности. Предварительной покупкой билетов мы временно обеспечиваем себе места в театре, в кино, на стадионе; во время отдыха на теплоходе, прежде чем пройтись по палубе, мы обозначаем каким-нибудь предметом место, где мы сидели,— «свою» территорию. В связи с этим воз­никает вопоос: как люди защищают временную тер­риторию и какими способами они ее изменяют? Это скрыто действующие отношения, нормы и кодексы того, что люди обычно называют «правилами хоро­шего тона». Свою временную территорию мы отме­чаем:

1) личными предметами, которыми помечаем со­ответствующее пространство;

2) в случае наличия большого количества претен­дующих на эту территорию у нас появляется желание не покидать «свое» место;

3) активным поведением, беседой с соседом мы создаем какую-то гарантию, что сосед наше место со­хранит, если мы временно куда-то отойдем.

Большое значение имеет в такой ситуации также время, в течение которого пространство остается не­занятым. Из каждодневного опыта мы хорошо знаем,

что временная аргументация, выраженная туманны­ми определениями «давно», «только что», «только на минутку» и тому подобными, имеет большое значение при случайном споре за использование места в об­щественном транспорте.

Человеческое территориальное поведение редко бывает неизменным, так как оно является, как пра­вило, результатом взаимодействия претензий индиви­да и коллектива. Это может подтвердить каждый, кто каким-то способом претендовал на пространство. Че­ловеческая территориальность также не является по­стоянной величиной, она подвергается изменениям, и этим человек отличается от животных, территориаль­ное поведение которых часто ограничено точными границами, так что в случае большого интереса к его территории со стороны других особей ему приходится бороться за свою территорию.

Возможности современного человека в овладении пространством превышают физические границы пос­леднего. Это связано с новыми средствами коммуни­кации, возникшими в результате быстрого развития техники, что способствует неограниченному террито­риальному проникновению. Например, телевидение как электронный посредник определяет пространственное и временное территориальное поведение разных лю­дей на большом расстоянии. Места, на которые рас­пространяется «территориальное» поведение челове­ка, за исключением его личной территории, не имеют постоянных границ и «владельцев». Общественные пространства, например парки или пляжи, предназ­начены для всех, и в то же время расчленение их территории начинается с появления первого посети­теля.

В заключение я хочу подчеркнуть, что анализ сре­ды в психолого-экологическом плане требует во мно­гих случаях учета социального и культурно-историче­ского аспектов. Это не эстетическая, а эколого-психо-логическая интерпретация, в которой физические свойства среды наряду с психологическим и персо­нальным использованием пространства образуют точ­ки пересечения в экологическом поведении. Эти точ­ки пересечения, с одной стороны, определяют пове­дение того, кто использует пространство, а с другой— он сам может своим экологическим решением изме­нять территориальную структуру в положительномили отрицательном отношении. Территориальное по­ведение проявляется как поведение отдельного инди­вида, так и во взаимодействии с другими, а иногда и в массовом поведении людей. И на таком, каза­лось бы, ни к чему не обязывающем и бедном на импульсы общественном пространстве, как автобус­ная остановка, обнаруживается действие невидимых «территориальных» императивов. На остановках лю­ди

1) автоматически размещаются так, чтобы сох­ранить достаточную личную дистанцию от незнако­мых;,,_ЛШ<__„,

2) более.склонны ожидать у столбов; -™~—-~-.₇

3) избегают находиться на линии движения ожи­даемого транспортного средства;

4) отдают предпочтение местам с хорошим обзо­ром.

Это банальный пример, но он свидетельствует о том, что функцией территориального поведения яв­ляется пространственное размещение представителей одного и того же вида. Территориальное поведение в основном направлено на снижение конфликтности в межчеловеческих отношениях. Для него характер­на четкая взаимосвязь людей, а также необратимые последствия их деятельности в среде в положитель­ном или отрицательном отношении. Окружающая сре­да является пространством, где происходят все мыс­лимые территориальные взаимодействия. Сам факт перенасыщения пространства разными представите­лями вида Homo sapiens вызывает территориальные проблемы и проблемы создания и защиты окружаю­щей среды.

Конечно, переносить автоматически примеры тер­риториального поведения животных на человеческое общество было бы неправильно. Взаимные отношения между людьми регулируют не только территориаль­ные требования, но и целый ряд культурно-историче­ских процессов, которые в животном мире отсутству­ют. Проблема может быть представлена следующим образом: по мере продвижения живых существ по сту­пенькам эволюционной лестницы (от простейших форм — к высокоорганизованным) территориальность их становилась более сложной. Использование прин­ципа территориальности весьма важно для принятия экологического решения. Упростив некоторые момен-

441)

ты, можно было бы объяснить человеческое общество и его историю sub species teritorialis (с точки зрения территориальности), но такое объяснение привело бы только к увеличению количества проблем и неясно­стей, а не к удовлетворительному ответу. Ограничен­ность аналогии людей с животными можно предста­вить следующим образом:

1. Люди живуг в сложно структурированной окру­жающей среде, как в селе, так и в городе. Ситуацию, при которой человек мог бы деградировать, т. е. «вернуться» к уровню территориальности животного, когда он или боролся, или убегал, можно представить только в экстремальных случаях и скорее всего в ус­ловиях перенасыщенного пространства, в которых ин­дивид, подвергаемый сильным стрессам, вынужден был бы перейти к очень примитивным формам пове­дения. Это был бы возврат от культурных форм су­ществования к животному уровню.

2. Животные в отличие от человека не имеют столь разнообразного выбора среды. Их поведение, каким бы «разумным» оно ни было, только в мини­мальной степени изменяет структуру окружающей сре­ды. Человек в отличие от животных имеет возмож­ность свободно принимать решения.

3. Какой бы сложной ни была иерархическая структура некоторых сообществ животных, она тем не менее проще, чем в человеческом обществе. У стад­ных видов животных на первый план выступает тер­риториальность не только как требование простран­ства, обеспечивающего оптимальное распределение особей одного и того же вида на соответствующей территории, и как скрытая мудрость природы в опре­делении количества особей с точки зрения обеспече­ния их источниками питания, но и как генетически закодированная сила, которая определяет правила поведения определенного вида, закрепляющие иерар­хическую структуру. Человеческое общество намного сложнее, оно не статично и имеет больше возможно­стей для территориальной адаптации.

Архетипом человеческого территориального чувст­ва является стена. Она ограничивает, отделяет, изо­лирует и в то же время соединяет. Люди в большин­стве случаев представляют «свою территорию», свое пространство как ограниченное стенами, заборами и другими территориальными знаками, которые челове-ческая цивилизация довела до совершенства. С фило­софской точки зрения необходимо подчеркнуть един­ство противоречий в понимании территориальности, которое символизирует стена. Это значит, что у де­тей, а также у взрослых необходимо воспитывать чувство ответственности за то, что происходит по обе стороны стены. Ухаживать не только за своим садом, но и за тем, что рядом с ним. Мы уже говорили о том, что человек не только «ухаживает» за своей тер­риторией, но и соблюдает законы другой территории. Иногда кажется, что разрушение и опустошение окру­жающей среды берут свое начало не в недружелюб­ных, разрушительных намерениях, а в обычном от­сутствии интереса к тому, что находится вне нашей территории, в игнорировании чужой территории. Пас­сивность и отсутствие интереса к окружающей сре­де мы должны постепенно изживать из нашего эко­логического сознания (пока оно у нас еще есть), а у детей — развивать сознание взаимосвязи всего со всем в окружающей среде. Нужно довести до их со­знания, что нашим домом и первейшим интересом яв­ляется не ограниченная личная территория, а вся ок­ружающая среда, вся Земля.

3. Проблема «перенаселения»

Толпы, переполненные улицы, потоки спешащих людей — это типичная картина современного крупного города. В XX в. в промышленно развитых странах произошел резкий демографический сдвиг, миграция из села в город. Но теперь каждый выходной день мы являемся свидетелями обратного движения — вы езда за город. В выходной день город выбрасывает десятки тысяч жителей, которые освобождаются от. урбанизованной анонимности, отдыхают от простран- ственных и временных координат перенаселенной ок- ружающей среды и ненадолго, часто символически; возвращаются на природу.;

Тема данной книги не позволяет более глубоко анализировать причины концентрации жителей в го- родах и крупных городских агломерациях. Этот про-цесс, набирающий сейчас обороты, обусловлен ря- \ дом исторических, социальных и в первую очередь экономических факторов. Ответ на, казалось бы, про- стой вопрос — что привлекает людей в большие ropo-

Ill

да? — является весьма сложным. Он может быть раз­ным в зависимости от того, каким его параметрам мы придаем первостепенное значение: в городах имеется больше возможностей для удовлетворения вторичных потребностей (культура, спорт и т. д.), другие усло­вия труда, чем на селе.

В условиях социалистического общества, к приме­ру в ЧССР, разница между городом и селом почти ис­чезла, к тому же с экономической и медицинской точек зрения жизнь в селе более благоприятна для челове­ка. Город и городские агломерации не являются есте­ственной средой человека, первоначально составляв­шего единое целое с природой. Но города появлялись закономерно в ходе развития человеческого общества. Это было вызвано разделением труда, развитием культуры, необходимостью объединения, создания ор­ганизованной общности индивидов для общей пользы, поскольку человек не мог все свои потребности обес­печить сам; люди по своему складу не Робинзоны и не ищут одиночества в прямом смысле этого слова. Города в Древней Греции — полисы, поселения, ко­торые на заре истории являли собой прообразы горо­дов в современном смысле слова,— были в структур­ном и социальном отношениях совсем иными, чем го­рода нынешние со всеми их плюсами и минусами. Даже средневековый город не соответствует представ­лению о современном городе. Еще в XIX в., до появ­ления мощной техники, города существенно отлича­лись от современных, в чем мы можем убедиться, про­сматривая старые пожелтевшие открытки или гра­вюры.

Как бы то ни было, в настоящее время одной из конкретных экологических проблем больших городов является то, что жители их страдают не только от за­грязнения окружающей среды отходами физического и химического характера, но и от «перенаселения». Мы имеем в виду экологические последствия, прояв­ляющиеся в отношениях между людьми в специфиче­ской урбанистической структуре больших городов.

«Перенаселение» вызывает одинаковые реакции ин­дивидов, которые находятся в таких пространствен­ных структурах длительное время. Однако необходи­мо подчеркнуть, что реакция людей в переполненном пространстве различается в зависимости от типа сре­ды, целей, времени и добровольности пребывания вней. Например, если мы идем на стадион, чтобы по-

смотреть футбольный матч, то знаем, что он будет

длиться два часа. Точно так же мы миримся с тесно-

той в танцевальном зале клуба. Хуже обстоит дело с

поездкой в переполненном городском транспорте или

с движением по многолюдным улицам. Печально из-

вестное явление беснующихся болельщиков нельзя

объяснить только «перенаселением», в условиях кото-

рого возрастает уровень агрессивности, или анонимно- I

стью среды, когда несложно выбрать беззащитную J

жертву, на которую и будут направлены агрессивные

действия. В качестве пускового механизма здесь до-

статочно цветового различия или иных атрибутов

противоположного клуба или группы. Анонимность

гарантирует определенную безнаказанность, которая

может привести к крайне агрессивным выходкам бо-

лелыциков.

«Перенаселение» можно представить и как ситуа- |

цию, в которой невозможно успешно осуществлять

соответствующую активную деятельность, например

плавать в переполненном бассейне. «Перенаселение»

очень отдаленно связано с проблемой поведения тол-

пы, в которой личность как бы поглощается массой

однообразно действующих индивидов, теряет свою

индивидуальность и не может действовать самостоя-

тельно, а только так, как вся толпа, которая в этом

случае за нее решает все.

Важно понимать, что психологические и социаль-

ные свойства среды изменяются в зависимости от сте-

пени «насыщения пространства» индивидами. У лю-

дей, которые «перенаселили» определенное простран-

ство, может появиться чувство анонимности, своей не-

значительности, апатии, может исчезнуть интерес и на-

ступить безразличие ко всему. Аналогии поведения

животных и действий людей весьма относительны, а щ

чаще всего неправомерны, тем не менее некоторые Щ

исследования о переполненности ограниченного про- я

странства особями одного и того же вида представля-

ют интерес. Мы имеем в виду не стихийное нашествие щ

комаров, а ситуацию избыточности простейших мле- ж

копитающих. Поэтому, прежде чем приступить к ана- щ

лизу психологических последствий перенаселенного Я

пространства, мы ознакомимся с интересным экспе- щ

риментом, показывающим воздействие «перенаселен- я

ной среды» на примере крыс. щ

Пример избытка крыс. Американский исследова тель Джон Кэлхоун длительное время работал в На циональном институте психиатрии в Вашингтоне Занимался он также проблемой контроля популя ции крыс и поставил интересный вопрос: что про изойдет, если в ограниченном пространстве создав условия, которые будут напоминать «перенаселен пую» городскую среду? Он провел следующий экс перимент.

Среда обитания крыс представляла собой клет ку, разгороженную на четыре части, соединенны) между собой проходами. Две боковые части — пс краям — имели только один проход, выполнявши! роль входа и выхода. Две центральные части был* соединены двумя проходами. Отгороженные части (одним проходом были заняты наиболее крупными самцами. Центральные же, с двумя проходами, были выделены для «свободных социальных действий».

В каждой части было достаточно пищи и строи­тельного материала для гнезда. В них могли удобно расположиться двенадцать взрослых крыс, что явля­ется обычным для крысиной популяции. Как только количество крыс увеличилось вследствие кратких циклов размножения, «справедливое» разделение про­странства перестало существовать. Наступила ситуа­ция, которую Кэлхоун назвал «упадком нравов у крыс».

В начале эксперимента можно было наблюдать нормальные сражения за лидерство, в результате ко­торых победили два самых сильных самца, захва­тившие крайние загородки. Поскольку в них был только один проход, то самцу достаточно было устро­ить свое гнездо у входа, чтобы он получил самую выгодную позицию для контроля своей территории. На ней шла спокойная жизнь гаремов самых силь­ных самцов. Остальные самцы на гаремы претендо­вать не могли. Самые сильные, доминирующие сам­цы не слишком жестко контролировали свою терри­торию. Они не изгоняли конкурентов, а просто пре­пятствовали их входу, у которого они проводили все свое время. Если здесь появлялся другой самец, «страж» мгновенно реагировал и допускал на свою территорию только тех самцов, которые демонстри­ровали свою абсолютную подчиненность. Самцы «вто­рого сорта» могли даже спать на территории вожака. 1

Они не предпринимали никаких попыток сближения ] с самками и уж ни в коем случае не позволяли себе '- копуляции с ними. В крайних загородках царил по­рядок, в то время как в центральных — был полный беспорядок и даже хаос.

Популяция крыс увеличивалась, и концентрация их в центральных загородках росла. Здесь тоже обра-< зовалась группа доминирующих самцов, но посколь-с ку они не могли контролировать территорию, то срач жения за нее и за доминирование происходили еже* дневно, а система подчинения слишком часто меня­лась в зависимости от поражений и побед. Самцы были сексуально активны, но казалось, что они не различают самок по возможности оплодотворения, не отличают взрослых от молодых. Наряду с упомя­нутыми, доминирующими самцами существовала также группа «аутсайдеров», полностью подчинен­ных, которые передвигались в пространстве от од­ного сообщества к другому, как лунатики, игнорируя остальных членов, их также все игнорировали. Это были самые упитанные, наименее подвижные самцы, не принимавшие участия в боях.

С дальнейшим увеличением популяции образова­лась совершенно неожиданная группа крыс. Это бы­ли подчиненные особи, но очень активные. Кэлхоун назвал их «уголовниками». Они передвигались орга­низованными стаями, шайками. Сталкиваясь с доми­нировавшим самцом, они никогда не сражались, но и не показывали страха. Можно сказать, что это бы­ли наиболее активные члены всей колонии. Они были гиперсексуальными, занимались «гомосексуализ­мом», часто были и каннибалами. Удивление вызва­ла их склонность к «изнасилованию» самок. Как и у любого вида животных, у крыс есть свой ритуал сва­товства, состоящий из целого ряда сигналов, пред­шествующих копуляции. Самец преследует самку до норы и ждет, когда она появится и примет его пред­ложение. Он никогда не проникнет самовольно в нору самки. А «уголовники» вообще не обременяли себя сватовством, они преследовали самку, броса­лись за ней в нору, во время копуляции топтали и убивали находившихся здесь детенышей. После вы­полнения акта они спокойно взирали на мертвый вы­водок, а то и поедали его.

Хаос в центральных загородках вызвал разложе*

ние среди самок. Разрушались норы, а к концу экс­перимента их уже ни одна самка не строила. Вывод­ки были заброшены или попросту съедены. В то время как смертность детенышей в охраняемой террито­рии составляла около 50%, в центральных загородках она достигла 96%. Половина самок погибла вследст­вие сексуальных нападений самцов.

Описанный эксперимент вызвал широкую дис­куссию. В нем наблюдалось еще одно интересное яв­ление. Казалось, что крысам «нравятся» условия «пе­ренаселения», «упадок морали» и т. д. Ведь и самок, которые были под охраной доминантных самцов, не­редко «привлекали» центральные загородки. В мо­мент сексуального возбуждения они стремились ис­кать приключения в центральных загородках, где они передвигались свободно, без присмотра хозяина своего гарема. Как только самки покидали границы охраняемой территории и оказывались в централь­ных загородках, они начинали вести себя так же, как и их обитатели, привыкшие к хаотическим отноше­ниям. Доминантные самцы никогда не покидали своих «сторожевых» постов, поэтому самки-беглецы могли свободно передвигаться в центральных заго­родках. Только 3% самок гаремов не покинули охра­няемых территорий.

Человек как существо творческое относится ак­тивно к окружающему пространству, при этом он может довольно легко приспособиться и к весьма стесненным условиям. Его способность приспособ­ляться к перенасыщенной среде намного превышает аналогичные возможности животных. Бывает даже, что человек воспринимает «перенаселенность» спо­койно, а у того, кто не переносит «перенаселенного» пространства, есть целый ряд «маневров», которые позволяют ему даже в неблагоприятных условиях сохранять свою индивидуальность: он может отвести глаза, прикрыть их, глубоко дышать, фантазировать, думать о чем-то своем.

Следует отметить, что негативная реакция людей на перенасыщенность пространства возникает не столько из-за тесных контактов индивидов, сколько из-за чувства психологической стесненности, в част­ности во время трудовой деятельности, Ввиду этого важно наличие потенциальной возможности, хотя бы минимальной, для выполнения трудовой деятель­ности в «перенаселенном» пространстве.

Понятие «перенаселенность» является относи­тельным. Бывает, что даже присутствие второго че-> ловека воспринимается как нежелательное, особен­но если речь идет о работе, требующей абсолютной тишины и полной концентрации внимания. «Перена­селенность», с одной стороны, является психологи­ческим состоянием, а с другой —объективным со­циальным явлением. Она возникла как результат современного стиля жизни, когда количество индиви­дов, находящихся в данном пространстве, превыша­ет его оптимальные размеры. Поэтому очень важно поставить вопрос о том, как пространство организо­вано, для каких целей, какие действия в нем могут быть осуществлены, а какие нет.

Многое зависит также от индивидуальной оценки переполненного пространства. Некоторые люди с удо­вольствием наблюдают перенасыщенное простран­ство крупного города, воспринимая его как нечто возбуждающее, заполняя часто таким образом свою собственную духовную пустоту, а также используя его как защиту от одиночества. Наблюдение за дви­жением человеческого «муравейника» может быть иногда и интересным, особенно если для этого найти спокойный наблюдательный пункт, например лавоч­ку на бульваре, столик в кафе на главной улице.

Весьма любопытна ситуация «перенаселенного пространства». Например, появление в переполнен­ной комнате, где к тому же очень жарко, нового го­стя встречают без особой радости. Когда же в ком­нате или зале температура нормальная, этого могут не заметить. Мужчины в переполненном пространст­ве проявляли признаки агрессивности (от мимики до словесных выражений), в то время как женщины вели себя вполне спокойно. Иногда казалось что женщин такие условия даже устраивают, во всяком случае они им не мешают.

В условиях «перенаселенности» нельзя забывать и о физических неудобствах, которые могут перейти приемлемые границы. Классическим примером мо­жет быть транспорт в часы пик и переполненные ма­газины^ при продаже дефицитного товара. И хотя каждый понимает неизбежность такой «перенаселен-

ности» в эти моменты, тем не менее он не может из­бавиться от чувства дискомфорта. Способность к адаптации в какой-то мере нейтрализует отрицатель­ное действие такого пространства, однако полностью чувство дискомфортности не исчезает. Известно, что человек во многих случаях проявляет себя как суще­ство упрямое. Наглядно это можно наблюдать в мет­ро: пассажиры упорно заполняют те вагоны, выход из которых сокращает им путь к эскалатору. Ско­рее всего это объясняется желанием как можно бы­стрее выйти на поверхность. Единственное, что мож­но с уверенностью сказать, так это то, что люди при необходимости мирятся с присутствием рядом с со­бой достаточно большого числа других индивидов.

Из указанного примера следует, что «перенасе­ленность» как психологическое явление имеет кос­венное отношение к количеству индивидов в данном пространстве или к большой плотности людей в ог­раниченном пространстве. Важным является тот факт, что иногда наличие массы индивидов воспри­нимается отдельным человеком негативно и в неко­торых случаях может привести к потере чувства идентичности, к полному обезличению. И тут чело­века как будто подменяют, в один момент люди превращаются для него в неудобные объекты, на ко­торые можно направить агрессивные действия, даже если это связано с нарушением общественных норм.

Но может возникнуть и прямо противоположная ситуация, когда перенасыщенность пространства вос­принимается как естественное состояние. На пере­полненном стадионе человек может расстроиться из-за плохой игры футболистов, а не из-за «перенасе­ленности». Здесь плотная толпа оказывает совершен­но иное воздействие на человека; у него растет чув­ство взволнованности, имеющей всеобщий характер, и шум трибун воспринимается как часть игры.

Характер человеческой реакции на переполнен­ное пространство обусловлен психологическим ти­пом индивида, а также его потребностями в данный момент. К примеру, ребенок под воздействием чрез­мерного количества импульсов ищет защиту на руках матери. Но есть и такие индивиды, которые бук­вально ищут «переполненные» пространства для удовлетворения своих эмоциональных и социальных потребностей. В этих случаях можно говорить о «про-дуктивной плотности», которая позволяет индивиду выбрать необходимую форму деятельности. Реша-ющим моментом в определении степени «перенасе­ленности» является осознание человеком целей сво­ей деятельности в данный момент. В следующее мгно­вение «продуктивная плотность» может вызвать чувст» во труднопереносимой толпы анонимных существ.

Итак, психологию «перенаселенного пространен ва» можно понимать как состояние человека, возник-< шее вследствие большой плотности индивидов на or* раниченном пространстве (что является точкой зре< ния демографо-статистической), или как состояние, при котором можно успешно осуществлять все мень­ше и меньше действий (это точка зрения чисто пси­хологическая). Поведение человека в данной ситуа­ции зависит не только от количества, но и от качест­ва информации, которую ему дает среда. Большая плотность среды заставляет человека принимать кон«кретное решение, на основе которого он затем дей­ствует. Тот факт, что пространства, переполненные людьми, ослабляют до предела возможность получе­ния информации, доказан не только психологически­ми опытами. Если количество людей в данном про­странстве превысит оптимальный уровень, а в кри­тические моменты — вообще допустимый, мы почти перестаем воспринимать саму среду: наше восприя­тие будет сосредоточено только на большом количе­стве людей, а не на среде. Поэтому мы чаще всего и стремимся уйти из такой среды.

С ситуациями временной перенаселенности жи­тель большого города сталкивается почти ежедневно и многократно. Там, где мы не можем в полной мере использовать пространство для получения информа­ции и действия, мы предпринимаем компенсацион­ные действия, которые сводят до минимума возник­шие нежелательные близкие контакты: блокируем свое пространство локтями, поворачиваемся спиной и т. д., в результате чего создаем хотя бы условный барьер между собой и остальными людьми. Однако такие действия ведут к снижению уровня культуры общения. Упоминавшийся нами психолог Стэнли Мильгрем считает, что они являются составной ча* стью общеизвестного синдрома поведения в пере­полненных вагонах метро, автобусах, трамваях в больших городах. Проблема заключается не в том,

что индивид не мог бы адаптироваться в таком стес­ненном пространстве, а в том, что такая адаптация осуществляется слишком дорогой ценой.

Апатия наблюдающих. В связи с проблемой перенасыщенности пространства людьми наблюда­лось интересное явление, которое может быть только в больших городах, притом в их густонаселенных ча­стях, и то не всегда. Это явление — «апатия наблю­дающих». Я хотел бы подчеркнуть, что «апатия на­блюдающих» не является обязательной чертой чело­веческого поведения, ибо есть и такие индивиды, ко­торые окажут вам помощь даже в условиях «пере­населенного» пространства. Но в то же время можно наблюдать ситуацию, когда люди спокойно смотрят на человека, попавшего в какое-либо трудное поло­жение, не проявляют никакого желания помочь ему. При этом такую картину можно наблюдать не толь­ко на остановке автобуса, где, к примеру, у старуш­ки высыпались из сумки яблоки, но и в случае транс­портных аварий в городе.

Американские психологи Р. Лейтане и Д. Даркли провели групповой эксперимент, участники которого имитировали различные ситуации, в том числе и та­кую жестокую, как приступ эпилепсии. В группе был один «мягкосердечный», а остальные должны были играть роль апатичных. Оказалось, что если члены группы не проявляют интереса к случившемуся с од­ним из их числа, то и случайные зрители ведут себя так же. У человека чувство альтруизма довольно развито, и он всегда окажет нуждающемуся помощь, если это происходит рядом с ним и свидетель он один. Но при определенном количестве безразлично взирающих на происходящее свидетелей общая апа­тия и безучастность растут.

С одной стороны, это вызвано социальными при­чинами, а с другой — ослаблением чувства ответ­ственности. Когда значительное количество индиви­дов видит нерешительность или явную безучастность остальных, возникает особое групповое явление — групповое игнорирование. В ситуациях, когда нужно помочь человеку, присутствие других людей прямо не обязывает каждого из них совершить самый про­стой гуманный поступок — помочь человеку; ответ-ственность как бы распылена среди всех наблюдаю­щих.

Большой город дает массу примеров «апатии на­блюдающих», притом чаще всего в условиях пере­полненного пространства. В селе такое явление прак­тически не встречается, там помогут, притом с боль­шим желанием, совершенно незнакомые люди. Ко­нечно, нельзя распространять явление «апатии на­блюдающих» на всех жителей крупных городов, ведь часто и там помогут человеку, особенно если он об­ратится с просьбой о помощи к конкретному лицу.