Отношение между психологией и экологией 4 страница

В качестве конкретного примера можно назвать проблему свалки или поиска мест, где можно скла­дировать то, от чего мы стремимся избавиться. Луч­ше всего увезти это туда, где оно не будет торчать перед моими глазами, попросту не будет в центре моего частного, эгоистического видения мира. Иногда достаточно оставленной на лоне природы кучки мусора, чтобы на этом месте стали складывать мусор, притом в большом количестве. В некоторых случаях этому может способствовать и табличка с надписью: «Свалка запрещена». Это пространство не принад­лежит никому, всего лишь периферия, поэтому я там могу свалить отходы, так как это не является цент­ром моей окружающей среды.

Не вся информация осознается нами. Каждая сре­да содержит больше информации, чем мы можем соз­нательно воспринять, зарегистрировать. Наряду с осо­знанным существует и подсознательное восприятие. Мы получаем информацию, даже не сознавая этого. Такой вид восприятия называется сублимированным. Его существование подтверждено целым рядом экспе­риментов, среди которых достаточно привести при­мер подсознательно действующей рекламы. Во время демонстрации фильма через разные интервалы можно показать несколько кадров с рекламой, например, пепси-колы. Эту рекламу мы сознательно не регист­рируем, тем не менее она оказывает возбуждающее влияние на активность зрителей после просмотра фильма: эксперимент показал, что по окончании фильма был повышенный спрос на напиток.

Сублимированное восприятие часто связано с из­вестной уже средой, которую мы очень хорошо знаем. Английский архитектор Питер Смит в работе «Дина­мика урбанизма» указывает, что 90% известной архи­тектурной и урбанистической среды жители городов воспринимают сублимирование, ниже границы созна­ния. Это имеет и биологическое основание, так как пе­ренасыщение импульсами для организма опасно. Вспомните, как вы воспринимаете знакомую вам го­родскую среду, в которой живете, или среду своей квартиры. Например, на работу вы ходите много лег в окружении среды, которая вам знакома, как ваша собственная ладонь. Вы почти не замечаете форму, цвет предметов в пространстве, но резкие изменения в структуре среды вы заметите. Указанная черта суб­лимированного восприятия была метко названа «ур­банистическим сомнамбулизмом». Она имеет свои по­следствия для экологической активности людей, к примеру, мы привыкаем и к очень неудовлетворитель­ной с эстетической точки зрения среде с помощью очень простой защиты — мы почти перестаем воепринимать эту среду. Нам и в голову не придет, что мы сами могли бы ее улучшить.

Некоторые психологи рекомендуют два интерес­ных метода более глубокого познания среды, в кото­рой мы находимся, и способы устранения сублимиро­ванного восприятия. Попросите приятеля, чтобы он вам сделал повязку на глаза и ходил с вами по го­роду. Спустя некоторое время вы почувствуете обо­стрение восприятия с помощью других органов чувств — слуха, обоняния, осязания — и обнаружи­те, что вас окружает богатый мир импульсов. Может быть, у вас возникнет идея изменить среду. Вне вся­ких сомнений, у вас создастся более яркая картина о составе среды, например, главной улицы в городе, чем тогда, когда вы каждый день спешите на работу, а после работы — в магазин и домой. Второй метод проще. Поставьте ноги на ширину плеч, наклонитесь таким образом, чтобы вы могли увидеть пространство сзади. Если вы сохраните такую позу длительное вре­мя, то обнаружите массу деталей, которых вы рань­ше не замечали. Это может побудить вас к экологи­ческим действиям, к адекватному формированию ок­ружающей среды, хотя бы в минимальном простран­стве собственной квартиры.

Мы действуем, воспринимая среду. Восприятие ок­ружающей среды не является пассивным созерцанием типа просмотра фильма в кинозале. Мы воспринима­ем среду в процессе постоянного взаимодействия с ней. Человек действует всегда как неотъемлемая сос­тавная часть ситуации, в которой он находится. На языке кибернетики это можно было бы выразить так: в среде как целом нами всегда управляет система об­ратной связи; наши действия помогают нам убеди, ь-ся в адекватности своего восприятия, в соответствии или несоответствии среды выполняемым действиям по отношению к целому и цели действия. Чтобы по­нять отношение между человеком воспринимающим и человеком действующим, мы должны рассматри­вать организм в постоянном его взаимодействии со структурой данной среды. А среда играет двойную; роль: во-первых, выступает источником информации,-которая позволяет нам предсказать возможные по-| следствия альтернативных способов действия; во-вто-1 рых, является ареной, на которой осуществляется!

деятельность человека. Последствия нашей деятель ности в значительной мере являются результатом не только наших намерений, но и случая или ограниче­ний, обусловленных характером среды. Иначе говоря, восприятие среды обязательно и диалектически свя­зано с действием в этой среде. Это активный процесс, в котором восприятие среды в значительной степени детерминирует наши действия.

Мы уже говорили, что разная среда побуждает к неодинаковым действиям, связанным со структурой и функцией среды. Это особенно относится к искусст­венной среде, созданной в процессе общественного ис­торико-культурного развития. На художественной вы­ставке люди ведут себя совсем иначе, чем в рестора­не, в самолете — иначе, чем в поезде, в городе — по-иному, чем в селе. Среда обязывает людей, и в хо­де индивидуального развития человек с колыбели учится определять различные виды среды и действо­вать в соответствии с ее характеристиками. Резкое отклонение поведения от норм, обусловленных обще­ством и культурой в определенной среде, воспринима­ется как неприемлемое, и остальные люди отрица­тельно реагируют на поведение нарушителя норм.

Активный характер восприятия окружающей ере ды как целого можно проиллюстрировать на работе человека, ищущего водные источники (лозоходца). Мы выбрали эту специфическую деятельность для того, чтобы продемонстрировать психологию передви­жения человека в пространстве, а не для того, чтобы доказывать или опровергать гипотезы о загадке лозо­ходцев. Мы стремимся не к доказательству существо­вания такого явления, а к демонстрации психологиче­ской системы координат действий, основанных на вос­приятии окружающей среды как целого. Попытаемся доказать тот факт, что и экстрасенсы (как бы они ни объясняли смысл своей работы, реалистическим или иным способом, в большинстве случаев с применени ем физической теории) в конце концов являются все го лишь людьми с тонким восприятием среды, ее ип формационной ценности и реагируют со свойственным им психологическим восприятием. Мы рассматриваем психологические процессы, а не физические.

Характер восприятия людьми пространства. Мы живем в такую эпоху, когда люди, живущие в горо-дах, теряют изначально присущее им глубокое чув­ство единства с природой. Вместо того чтобы наслаж­даться пейзажем в процессе естественного передвиже­ния пешком, они отдают предпочтение различным ви­дам транспорта, отстраняющим их от соприкоснове­ния с природой. В настоящее время люди уже не пу­тешествуют пешком, как когда-то в прошлом. Исклю­чение составляют туристы и частично крестьяне, а также геологи и лозоходцы. Участники массовых ту­ристских походов не только калечат нетренированные ноги, но и вытаптывают тропы, которые напоминают после походов скорее тротуары крупных городов, чем полевые и лесные тропинки.

Восприятие окружающей среды есть цельный акт даже в том случае, если воспринимающий ее утверж­дает, что он реагирует только на единичный импульс, например на геологический пласт. Именно так объяс­няют свои действия лозоходцы; они явно не осозна­ют того, что являются составной частью целого и на это целое они реагируют своим действием. Реакция лозоходца и рассуждения геолога являются действия­ми одного порядка, но на разном уровне познания. Геолог имеет в своем распоряжении различные при­боры, лозоходцы же — лишь прутик, но в обоих слу­чаях речь идет только о вспомогательных инструмен­тах и приборах, которые являются продолжением ап­парата восприятия человека.

Мы указывали, когда говорили о цельности вос­приятия, на его отчасти подсознательный характер. По всей вероятности, часть информации о структуре окружающего пространства и невидимых глубинных аномалиях чувствующий человек оценивает подсозна­тельно. Сознательно же фиксирует только результат, последний акт процесса восприятия. Некоторые крити­чески настроенные исследователи объясняли феномен лозоходства ссылкой на «подсознательное», на «под­сознательную психическую деятельность», которая как бы отдает приказ «мышечным движениям лозо­ходца». Однако ссылка на «подсознательные процес­сы» как на единственное средство объяснения дейст­вия лозоходца в какой-то мере ведет в тупик, так как на основе таких «подсознательных» процессов мы выполняем целый ряд каждодневных действий. В ка­честве примера можно привести управление автомоби­лем, когда опытный водитель выполняет множество

«подсознательных мышечных реакций» — и все они являются реакцией на восприятие ситуации на доро­ге. Мы говорим правильно на родном языке, не при­меняя сознательно правил грамматики. Объяснять действия лозоходца лишь подсознательно обрабаты­ваемой информацией — значит оказаться в замкну­том кругу, так как «объясняющий» не объясняет то­го, что он должен объяснить. Речь идет скорее об описании увиденного, а не об объяснении существа дела.

Абстрагируясь от различных физических теорий, объясняющих феномен лозоходца, можно сказать, что он прежде всего как живое существо, как человек воспринимает то, что его окружает, свою среду, при­том задолго до того, как он сам теоретически объяс­нил свое восприятие или возникли по этому поводу разные научные или псевдонаучные объяснения. Ког­да мы воспринимаем окружающую среду, в нашей психике возникает система оценок, опирающаяся на опыт, который всегда определяет какое-то действие. Такая система представлений об окружающей среде служит для геолога ориентиром при передвижении, установке приборов, направляет его активность, ко­торая предшествует работе с приборами в соответст­вии с научной методикой исследования.

Опытные геологи утверждают, что существует ог­ромное количество индивидуальных вариантов рабо­ты различных специалистов в геологии: например, для принятия решения о закладке скважины недо­статочно иметь лишь строго объективную научную ин­формацию, полученную путем съемки и классического геологического исследования. Для принятия правиль­ного решения необходимо использование и других психологических процессов, которые мы в целом ха­рактеризуем как «интуицию». Это характерно и для лозоходцев, хотя и у них есть большие индивидуаль­ные отличия. Это можно объяснить уже хотя бы тем, что каждый индивид имеет свои, только ему прису­щие представления о среде, в которой он находится. Все это вовсе не является каким-то субъективизмом, здесь просто констатируется тот факт, что люди по-разному реагируют на среду.

Реакция человека на местность весьма интересна и к тому же не столь детально изучена, как реакция различных видов животных на малейшие информаци-онные сигналы окружающей среды. Я склонен приз­нать правильной ту точку зрения, согласно которой богатую шкалу восприятия и слабо фиксируемую ин­формацию из окружающей среды у людей подавляет современное развитие цивилизации, направленное ко все большей технизации жизни. Французский писа­тель Жак Люссеран написал книгу «Обретенный свет». Его книга автобиографична, в ней описана жизнь человека, потерявшего зрение в возрасте деся­ти лет. Отсутствие зрения необычайно обострило ра­боту других органов чувств. В частности, у него раз­вились в процессе многочисленных путешествий и ту­ристских походов необычайно тонкое восприятие ме­стности и интерпретация ее особенностей. Несмотря на слепоту, он местность «видел», чувствовал на­столько тонкую связь с ней, что гораздо точнее опи­сывал ее, чем это делали зрячие. Он мог в общих чер­тах описать геологическую структуру местности на значительной глубине, определить местонахождение недалекого карьера, источника воды, притом в абсо­лютно незнакомой ему местности.

Пример Люссерана еще раз свидетельствует о цельном восприятии человеком среды. Исходя из это­го, можно сказать, что и в лозоходстве нет ничего не­обычного; это — просто реакция людей с высокой чув­ствительностью на то, что они не видят. Люссеран ведь тоже воспринимал то, что он не видел глазами, но тем не менее он «видел».

Психологии известно несколько типов людей, ко­торые описаны в учебниках общей психологии или в книгах по психологии личности. Например, понятие «экстраверсия — интраверсия» говорит о том, на­сколько тот или иной человек обращен в свой внут­ренний мир или к другим людям. Есть и такая типо­логия, которая основана на психологических разли­чиях, определяемых физическим строением человека, например типология Эрнеста Кречмера, известная больше своими понятиями пикник или атлет. Уильям Шелдон различает три типа людей, исходя из их фи­зического строения, — эктоморфных, мезоморфных и эндоморфных. Этой градации соответствует проявле­ние их темперамента — висцеротонии, соматонии и церебротонии. Он разработал также основы типоло­гии людей по их отношению к природе, окружающей среде. Эктоморфный тип людей сосредоточивает вни-

мание на своем внутреннем состоянии, воспринимает местность исходя из своего настроения, а не такой, какой она является на самом деле. Иначе говоря, это такой тип, который воспринимает пейзаж как экран своего собственного душевного состояния. Восприни­мая местность, он хочет, чтобы она соответствовала его настроению. Такой тип людей вряд ли может быть лозоходцем или геологом.

Мезоморфный тип людей отличается любовью к природе, видя в ней источник своего оптимизма, ме­сто деятельности. Это тот тип людей, для которых природа и окружающая среда представляют объект воздействия, поэтому они стремятся овладеть этим пространством, использовать, завоевать его. Из этой среды выходят покорители природы — путешествен­ники, альпинисты, предприниматели.

Эндоморфный тип людей — это тип релаксирую-щий, чувственный. В восприятии природы эти люди открыты для ее воздействия. Они напоминают поэта, который ложится под дерево, чтобы всеми своими чув­ствами воспринимать природу и взаимодействовать с ней. Он как бы сливается в лирическом экстазе с при­родой и чувствует все ее нюансы, будь то физические или эстетические. Хороший геолог или лозоходец ско­рее всего относится к этой категории людей.

Эффективность интерпретации физической струк­туры пространства у лозоходцев и геологов определя­ется широкой шкалой чувственных процессов, среди которых мы бы особо выделили способность к остроте восприятия. Мы воспринимаем среду или остро, или безучастно. И это зависит не от индивидуального уровня слуха, обоняния, осязания, зрения, а от готов­ности воспринимать различную среду и внезапные си­туации. Эскимосы в период полярной ночи свободно передвигаются в пространстве, где, казалось бы, нет никаких ориентиров. И тем не менее они не сбива­ются с пути, замечая то, что «неэскимосы» зафикси­ровать не в состоянии.

В современном высокоцивилизованном и техници-рованном мире люди заранее создают для себя гото­вые клише и схемы о местности и интерпретируют ее в соответствии с этими схемами. Поэтому их подход к природе схематичен и рассудочен. Пространство они воспринимают как мир готовых символов, которые им внушили в процессе воспитания и в школе. Но за-долго до того, как человек выработал такую тради­ционную схему толкования среды, он жил в природе и естественно реагировал на нее. Такая изначальная принадлежность к природе создает базу для прямого, весьма богатого контакта с местностью, если мы поз­воляем природе воздействовать на нас.

Древнегреческая философия, с которой в конечном счете берет свое начало современная наука, понимала окружающую среду как физис, как единое целое, включающее мир и человека в их взаимосвязях. В на­стоящее время, при мелком членении современных специализированных отраслей науки, часто об этом факте забывают. Именно поэтому возникла экология как наука, пытающаяся обратить внимание на это неделимое единство и предостеречь от изоляции чело­века от окружающей среды.

Человек как существо, наделяющее окружающий мир символами. Среда воздействует на человека вос­принимающего также своими символами, которые возникли в процессе длительного социально-историче­ского развития. Можно с уверенностью сказать, что каждый вид окружающей среды наряду с физически­ми и химическими характеристиками обладает также социальным значением, так как действия людей, ос­тавившие следы в структуре среды, были социально детерминированы.

Человек изучает символы окружающей среды» процессе своего развития и иногда усваивает их вплоть до полного автоматизма действий в данном ти­пе среды. Не верите? Достаточно понаблюдать за своими и своих близких действиями в пространстве. Можно с определенной точностью предсказать, как будет двигаться человек в стоматологическом каби­нете, в судебной палате, в аудитории, во время кон­церта, на трибуне хоккейного стадиона. И если нз стадионе случится отклонение от принятого общест­вом образа действий, то только по той причине, что индивид может пользоваться анонимностью в толпе и маскировать свои агрессивные побуждения принад­лежностью к клубу.

Очень трудно представить среду, которая не пере­давала бы своими символами определенную систему приказов о способе действий. Формы действий, опре­деляемые средой, твердо закодированы в человече-

ской памяти. Символические значения среды переда­ют нам мотивационную информацию, регулирующую наши действия, что в конечном счете является инте­гральным элементом восприятия окружающей среды как целого. Всякое организованное пространство, будь то беседка в парке, сад в замке, интерьер храма, фабричный цех, забой в шахте, парта в классе, вызы­вает чувства, ассоциации и соответствующее отноше­ние, которые в общем соединяются в ощущение всего окружающего. Последнее наряду с информационными категориями также определяет способ чувственного восприятия среды.

Среда, как нам известно из жизненного опыта, оказывает на нас приятное или депрессивное воздей­ствие, предстает чем-то экзотическим или обыден­ным, призывает к действию или располагает к отдыху. Следует подчеркнуть, что такие чувства невозможно обобщить, их никак нельзя измерить в качественном отношении, моделировать или формализовать. Тем не менее они оказывают большое влияние на действия человека и, наконец, частично определяют нашу ак­тивность в смысле положительных или отрицатель­ных воздействий на экологию.

Есть и такие виды среды, которые вызывают одно­значный отклик, а также виды среды многозначные, которые могут стимулировать воображение, фанта­зию, разнонаправленную деятельность. Например, ко­ридор районного суда вызывает у людей однознач­ные чувства и обязывает их к определенным, заранее предписанным действиям, за исключением, может быть, работников судопроизводства. Напротив, другая среда, для которой характерна многозначность, мо­жет вызвать особого рода ассоциации и настроения. Как вы чувствуете себя в разного рода среде? В ла­боратории, где через минуту у вас будут брать кровь, в величественном нефе готического собора, в интим­ной среде винного подвала или в телле своей кварти­ры, которую вы обставили не только по своему вку­су, но и по своим возможностям? Физическое устрой­ство среды, ее структура, необходимые для социаль­ной или частяой деятельности, создают я символиче­ском отношении атмосферу среды, которую очень трудно определить, но которая в то же время являег-ся интегральной составной частью восприятия среды.

Аналогичной характеристикой среды является ее стетическое качество. Мы оцениваем любую среду,! хоть и не сознаем этого, и с эстетической точки зре-1 ния. Вопрос эстетического восприятия весьма пробле-1 матичен, и оценочные высказывания мы оставим про-1 фессиональным экспертам. Люди значительно отлича-1 ются друг от друга по эстетическим вкусам и часто 1 отдают предпочтение какой-то определенной среде, 1 будучи не в состоянии обосновать свой выбор. Эти 1 различия бывают весьма резкими, например при вы-1 боре краски, которой хотят покрасить стены своей 1 квартиры и которую оценивают с эстетической точки 1 зрения. Встречаются и такие, которые оклеивают сте- i ны квартиры обоями с рисунком в виде хвойных де­ревьев.

Нет такой среды, которая с эстетической точки зрения удовлетворяла бы всех, и в то же время не су­ществует нейтральной среды, которая не вызывала бы никакой эстетической реакции, положительной или от­рицательной. «De gustibus поп est disputandum»*,— говорили древние. Эта на первый взгляд банальная истина многократно подтверждена на практике и дей­ствует в сфере эстетической оценки в каждодневной практике людей.

Географ И Фу-Цюань, который исследовал психо­логию восприятия и оценки окружающей среды и ввел понятие топофилия (эффектная и эстетическая связь между людьми и средой, проявляющаяся в усто­явшихся оценках), указывает, что эстетическое вос­приятие любой среды длится относительно короткое время. История эстетики дает нам для этого доста­точно примеров. Ограниченное время интенсивного эстетического чувствования можно наблюдать, когда мы попадаем в такое место, где окружающая среда нам очень нравится и вызывает у нас положительные эмоции в том случае, когда мы увидим то, о чем уже давно мечтали, скажем неповторимую пирамиду вер­шины Маттергорн в Альпах, одну из самых красивых гор в мире. При хорошей видимости ее стройный ска­листый конус возвышается во всей своей красе и про­буждает в нас глубокие эстетические переживания. Но это колдовство длится всего несколько минут, и, чтобы его возобновить, необходимо переключить вни­мание на какое-то время на иной предмет.

Самым интенсивным эстетическое восприятие сре­ды будет тогда, когда оно возникает внезапно, поэто­му восприятие вершины Маттергорн, как и чего-то другого, что мы считаем красивым, должно возник­нуть как неожиданный удар, в результате какого-то внезапного контакта с тем, что нам до этого было не­известно. Обратите внимание на описания красоты пейзажа в романах. Если они тонко переплетены с общей канвой повествования, то могут вызвать самые сильные эстетические переживания, но если таких описании много, то возникает чувство, как на выстав­ке, где сосредоточено очень много красивых экспона­тов, но интенсивность их восприятия при осмотре по­степенно падает.

Иным является эстетическое восприятие знакомой среды, например родного края, родины. Здесь эстети­ческое восприятие в сознании связано с прошлым, и в нем заключены необычайно сильные эмоциональные впечатления, обусловленные территориальным поведе­нием человека, его частной жизнью. Это является ос­новой психологии местного патриотизма, сущность ко­торого состоит в противопоставлении родина — чуж­бина. Но чтобы эти длительные эстетические пережи­вания возникли, человек должен, как говорится, по­чувствовать их противоположности: провинция — крупный город, родина — чужбина. Если у нас нет возможности сравнить родной очаг с чужим, то он мо­жет стать средой, которая нас утомляет, не вызывает никаких эмоций. Такое состояние возникает у людей, длительное время прикованных к постели, у матерей, находящихся в длительном отпуске по уходу за ново­рожденным. Исходя из этого, можно в какой-то мере понять мотивацию действий молодых людей, которые стремятся уйти из родного дома, чтобы создать соб­ственный дом.

Символическая и эстетическая ценность восприя­тия окружающей среды чрезвычайно разнообразна; она может быть ярко видна, например, в городской среде, которая является культурно-символической уже сама по себе и в то же время представляет собой ог­ромную коллекцию различных символов. Эстетиче­ские параметры красивого и отвратительного, привле­кательного и отталкивающего, как правило, представ­лены в городах в большом количестве. Рассмотрим немного шире проблему символизма городов. Символические параметры городов. Я. А. Комен-ский для критического изображения лабиринта мира использовал понятие «город» как метафору. Авторы эпохи Возрождения и философы-утописты, такие, как Томас Мор, Томмазо Кампанелла, Бальтазар Граци-ан, в своих трактатах об идеальном обществе также использовали образ города как своеобразного орга­низма. Символ города олицетворяет человеческое об­щество в оценках добра и зла. В определенном смыс­ле такое понимание правильно и в настоящее время. В городах человек воспринимает не только содержа­ние и ритм урбанистического искусства — геометри­ческую комплексность, формы, отношения, порядок и хаос, декоративные элементы, — но и город в симво­лических¹ значениях.

Для начала — об архитектурных символах. Их мы воспринимаем так же, как другие символы, как фор­мообразования, которые наряду со своим непосредст­венным значением и функцией сообщают нам и дру­гие значения, связанные в культурном и историческом отношениях с воспринимаемым объектом. Символы городской среды выполняют функцию катализатора: помогают нам понять скрытое значение или идею, ко­торую объект выражает, и одновременно вызывают у нас эмоциональную реакцию. Символы могут сооб­щать нам информацию в разной форме — аналогии, структурной схожести, контраста. В результате наша мысль проникает в плоскости, скрытые за объектив­но измеримыми параметрами среды.

О городах и их частях мы также говорим языком символов, хотя иногда он может быть неточным. Большие современные микрорайоны иногда называют «бетонными джунглями», что, с нашей точки зрения, не совсем точно, так как в отличие от монолитных масс бетона, их однозначности джунгли являются сре­дой естественной, полной самых различных импуль­сов — цветовых, звуковых, обонятельных. Такую ме­тафору, очевидно, придумал человек, никогда в жиз­ни не видевший джунглей; вероятно, он имел в виду только трудности в ориентации, а не отсутствие им­пульсов.

П. Смит, автор исследований о «динамике урба­низма», различает несколько уровней символизма, ко­торые играют важную роль в искусственно создан* ной городской среде.

1. Ассоциативный символизм включает основные индивидуальные ассоциации, посредством которых каждый из нас оценивает значимость определенной среды. Это очень важные связи, так как они соеди­няют сегменты городской среды воедино и позволяют возникнуть определенному образу города, который ос­тается у нас в памяти и в соответствии с которым мы ориентируемся, — так называемой ментальной карте, о которой мы еще будем говорить в дальнейшем.

2. Окультуренный символизм городской среды свое начало берет в истории культуры и представля­ет символизм объектов в классическом смысле слова. Культурные символические значения мы довольно легко расшифровываем: колеса с крыльями на зда­нии вокзала в Праге символизируют поезда и движе­ние вообще; на зданиях суда и прокуратуры, как пра­вило, изображены символы юстиции; кресты на баш­нях церквей символизируют христианскую идеологию. Эти символы представляют собой неизменные архи­тектурные дополнения городской среды, помогают нам ориентироваться в городе и наделяют произведе­ния архитектуры соответствующим значением.

3. Символизм известного есть каждодневная сре­да, образующая основу нашего существования в го­роде. Люди могут создать постоянно действующую символику своего непосредственного окружения из до­ступных пониманию каждого мотивов безопасности и непрерывности существования. Поэтому даже кажу­щиеся мелочи, дополняющие целое, могут проявлять­ся как подтверждающие символы родины, моей ули­цы, моего квартала, моего города* И как только этот символизм известного нарушается каким-либо серьез­ным вмешательством в среду, люди воспринимают изменения как угрозу своему единству с известной им средой.

В соответствии с символизмом известного на нас оказывают воздействие исторические постройки, па­мятники разных эпох культурного наследия. Симво­лика исторических архитектурных памятников дейст­вует как особый психологический фильтр, пропуская только те моменты, которые поддерживают коллектив­ное признание значения данного объекта. За этой формулировкой скрывается довольно простой факт: я подхожу к архитектурному памятнику и воспринимаю его не только таким, каков он есть, но одновременнои в том его значении, в котором он существует в исто­рико-культурном понимании. Например, во время ту­ристского похода я иду по гребню холма Хржиб к замку Бухлов. На меня оказывает воздействие силуэт замка вдали, который становится все ближе. Это вы­зывает не только непосредственное эстетическое вос­приятие, но и различные ценностные символические ассоциации, связанные с этим объектом: воспомина­ние известной народной песни, в которой поется о по­терянной свободе доброго молодца; понимание значе­ния замка как стража над долиной, по которой про­ходил важный торговый путь, эпохи готики и т. д.

4. Символизм «архетипа» в архитектуре городов и исторических памятников представляет собой как бы приключение созерцания. Ничего не поделаешь, ар­хитектура сама по себе вызывает мысли о чем-то извечном, вневременном. Может быть, поэтому глав­ной целью в жизни большинства мужчин является стремление построить дом как самый верный способ оставить свой след на Земле. Архитектурные памят­ники не поддаются влиянию погодных условий, выдер­живают превратности различных социальных перево­ротов и войн. К примеру, Акрополь в Афинах можно воспринимать в его различных ипостасях — как эсте­тику пространства, как свидетельство достижений ан­тичной культуры, как нечто постоянное в изменяю­щейся жизни человека, как его попытку восстать про­тив всего временного и создать что-то вечное.

Цельное восприятие города возникает не только в результате непосредственного наблюдения урбанисти­ческого творения. Город оказывает на нас и глубоко символическое воздействие. С возникновением земле­делия появляются первые постоянные поселения чело­века, противопоставлявшие его природе. Город часто воспринимался как образ космоса в миниатюре и од­новременно представлял собой вариант символа ман-далы. Понятие мандалы взято из индийской филосо­фии и означает равновесие центра, неразрывность противоположного, противоречивого. Ее классиче­ским графическим изображением является круг или круги в треугольном или квадратном обрамлении. Это та форма, для которой характерно абсолютное значе­ние центра, куда сходятся и где определяются все эле­менты. В такой системе на первый план выступает идея вечного порядка, которая была выработана как