Культурология. XX век. Энциклопедия 52 страница

Лит.: Розанов В.В. Эстетическое понимание истории // Русский вестник, 1892. Т. 218. N 1; Леонтьев К.Н. Византизм и Славянство //Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. Сб. статей: В 2-х т. М., 1895. T.I; Освальд Шпенглер и Закат Европы. Сб. статей Н.А. Бердяева, Я.М. Букшпана, Ф.А. Степуна и С.Л. Франка. М., 1922; Арзаканьян Ц.Г. Культура и цивилизация. Проблемы теории и истории // Вестник истории мировой культуры. М., 1961. № 3; Маркарян Э.С. О концепции локальных цивилизаций. Ер., 1962; Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. М., 1966; Лем С. Сумма технологии. М., 1968; Арзаканьян Ц.Г. Трактовка гуманизма в совр. бурж. концепциях культуры и цивилизации // От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела. М., 1969; Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972; Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. Вып. 1. Тарту, 1970; Вып. 2, 1973; Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991; Семенов Ю.Н.

Социальная философия А.Тойнби. М., 1980; Бердяев Н.А. Дух и машина // Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990; Аверинцев С.С. “Морфология культуры” Освальда Шпенглера // Новые идеи в философии. Ежегодник Философского общества СССР. 1991. Культура и религия. М., 1991; Ноосфера и худож. творчество. Сб. статей. М., 1991; Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Лотман Ю.М. Избр. статьи. Т. III. Таллин, 1993; Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т.1. Гештальт и действительность. М., 1993; Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995; Маркузе Г. Одномерный человек. Киев, 1994; Ясперс К. Смысл истории. М., 1994; Тойнби А. Постижение истории. М., 1996; Kroeber A.L. The Nature of Culture. Chi., 1952; Benveniste E. Civilisation: Contribution a 1'histoire du mot // Eventail de 1'histoire vivante. V. 1. P., 1953; Sorokin P.A. Social and cultural dynamics. Vol. 1-4. N.Y., 1962.

К. Г. Исупов

УНИВЕРСАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ КУЛЬТУРЫ -концепция единого плана построения культуры, сформулированная в антропологии как результат разработки сравнит, метода. Анализ нескольких сотен (более 600, World Ethnographic Atlas) конкр. культур позволил выделить повторяющиеся черты, названные всеобщими.

Широкие границы У.м.к. были намечены еще в 19 в. Л. Морганом и Г. Спенсером, однако целостное представление об этом феномене сформировалось в 30-40-е гг. 20 в. на стыке антропологии и психологии.

Изучение всеобщего культурного разнообразия позволило исследователям выбрать элементы, общие для всех известных культур, такие, как: возрастное деление, календарь, организация об-ва, системы родства, приготовление пищи, совместный труд и разделение труда, декоративное искусство, образование, этика, праздники, фольклор, табу, похоронные ритуалы, игры, подарки, гостеприимство, жилищное строительство, запрет инцеста, закон, наказания, имена, религ. культы и т.д.

Количество, качественный состав и сочетание рубрик у каждого автора (Уисслер, Мёрдок, Малиновский, Аберле, Харрис и др.) было оригинальным, не совпадало с концепциями коллег, однако суть оставалась единой. При дальнейшем анализе каждой, отдельно взятой черты, эта общность усиливалась.

Мёрдок указывал, что каждая культура имеет язык и каждый язык состоит из одинаковых компонентов: фонем, слов, грамматики. Похоронные обряды во всех культурах, как правило, включают выражение скорби, способы обращения с телом, ритуалы, защищающие участников погребения от злых сил и т.д. Однако, при всем сходстве (наличие общих черт и их компонентов), их конкр. культурное содержание различно. Мёрдок пришел к выводу, что действительные всеобщие черты (общий знаменатель культур) — это не идентичность содержания, а сходство классификаций.

У.м.к. существует во всех культурах: простых и сложных, древних и современных и ее основа может быть найдена в особенностях биол. природы человека и условиях человеч. существования.

Первые попытки объяснить сходство и различия культур исходили из психич. единства человека и строились на изучении реакций человеч. организма на разнообр. стимулы и условия жизни. В 20-х гг. 20 в. импульсы, формирующие культурное поведение, приравнивались к инстинктам, однако, после публикации книги Бернарда “Инстинкт” теория инстинктов потеряла значение единств, объяснения механизма формирования культурного поведения и тем более У.м.к. Самнер и Келлер предложили свой вариант классификации осн. побуждений и стимулов: самосохранение, увековечение себя, самоудовлетворение и религия. Эта классификация строилась на четырех чувствах: голоде, любви, тщеславии и страхе. Классификация Малиновского основывалась на удовлетворении человеч. потребностей и соответствовала трем аспектам культурного процесса. У.м.к. Уисслера включала девять компонентов: речь, материальные особенности, искусство, знание, религия, об-во, собственность, правительство, война.

Не отрицая иных подходов к поиску общего знаменателя культур, Мёрдок остановился на “культурной привычке” и факторах, управляющих формированием привычки, как структуре, определяющей У.м.к. Первый фактор — это научение или воспитание, второй — стимул или сигнал. Любые известные стимулы могут быть соотнесены с культурными реакциями во множестве об-в. Такие постоянные стимулы как ночь и день, небесные светила, опр. виды животных и растений, религ. культы и т.д., и устойчивые реакции на них, специфич. для каждой отдельно взятой культуры, создают основу для классификации всеобщих культурных черт. Третьим важным фактором является “базовая” культурная привычка (навык), к-рая несет особую нагрузку в структуре У.м.к. Мёрдока благодаря четвертому фактору психол. обобщения, под к-рым автор понимает свойство воспроизведения при одинаковых условиях и стимулах. Так, для общения со сверхъестеств. силами им придаются человеч. формы, что делает возможным обращение к ним как к людям: просьба — молитва; подарок — жертва; лесть — восхваление; самоуничижение — аскетизм; этикет — ритуал и т.д. Сходства культур, исходящие из такого рода обобщений — бесчисленны. Пятый фактор — это ограничение числа возможных реакций. В любой ситуации число возможных реакций ограничено физиол. и психол. способностями человека и условиями его существования. Так, человеч. физиология и психология ограничивают способы лечения заболеваний и рождения ребенка и т.д.

Культурная привычка и традиция, взятые в опр. социальном контексте, создают условия взаимодействия, к-рые вносят в культуру принцип ограниченных возможностей, существенно важных для определения У.м.к. Этот принцип создает вариативность, свойственную конкр. культуре. Когда вариативность действий отсут-

ствует и сводится к единственно возможной реакции, тогда культурные сходства наблюдаются не только в структуре модели, но и в ее содержании, а несоответствия будут минимальными. Так, все известные об-ва имеют основную семейную форму: отец, мать, дети. Эта форма может быть изолированной, может включать других родственников, но основа остается неизменной, другой формы, адекватной семье, человечество не выработало.

У.м.к. Мёрдока является своеобр., построенном на огромном фактич. материале “универсальным” способом изучения сходства и различия культур, исходя из культурно-детерминированного поведения человека. Итоговая У.м.к. (1967) содержала 47 всеобщих культурных черт.

Проблема единства человеч. культуры побуждала исследователей продолжать поиски модели, совершенной модели, не только объясняющей сходства или различия, но и дающей представление о взаимодействии и взаимовлиянии культурных элементов. Одной из разработок такого рода стала концепция универсальной социокультурной системы Аберле, Козна, Дэвиса и др.

Эта схема включала девять позиций, каждая из к-рых была не просто отд. культурным элементом, но вектором системы. В нее входили: адаптация об-ва к природе и воспроизводство населения; разделение социальных ролей и их распределение; коммуникация; общепринятые познават. ориентации; общепринятый ряд целей; нормативное регулирование, регулирование эмоц. сферы; социализация; контроль за девиантными формами поведения. Эти составляющие рассматривались авторами как функциональные условия, необходимые для выживания системы.

Универсальная структура социо-культурных систем сформированная Харрисом в рамках исследоват. стратегии, названной им культурным материализмом, также базируется на биол. и психол. константах человеческой природы. Модель Харриса представляет собой сложносоставную, разветвленную, включающую в себя инфраструктуру, структуру, суперструктуру систему, в к-рой автор пытался охватить и сферу материального производства, и сферу воспроизводства населения, взаимодействие с окружающей средой, поведенч. компоненты и т.д. Схема Харриса наиболее полно отражает культурное содержание совр. сложного об-ва.

Лит.: Aberle D.F., Соеп А.К., Davis A.K., Levy V.J., Sutton F.X. The functional Prerequisites of a Society// Ethics, N 60: 100-111; 1950; Benedict R. Patterns of Culture. Boston; N.Y., 1934; Harris M. Cultural Materialism: The Struggle for a Science of Culture. N.Y., 1979; Murdock G.P. The Common Denominator of Cultures // The Science of Man in the World Crisis. N.Y., 1945; Idem. Ethnographic Atlas. Pittsburg, 1967; Wissler C. The Relation of Nature to Man in Aboriginal America. N.Y., 1926.

Л.А. Мостов а

УОРНЕР (Warner) Уильям Ллойд (1898-1970) -амер. социолог и социальный антрополог. В 1926 окончил Калифорнийский ун-т. В 1926-29 провел полевое антропол. исследование в Австралии; с 1929 работал в Гарвард, ун-те. Участвовал в Хоуторнском эксперименте Э.Мэйо. С 30-х гг. проводил обширное полевое исследование в г. Ньюберипорт, шт. Массачусетс (в историю науки вошло под именем “Янки-сити”). Полевые исследования проводились им в Новой Англии, в графстве Клер (Ирландия). В 1935-59 работал на ф-те социологии и антропологии Чикаг. ун-та; с 1939 проф., с 1959 проф. социальных исследований Мичиган, ун-та. Предметом исследований У. были расовые отношения, проблемы равенства и неравенства, социальная структура, система стратификации и символич. жизнь совр. городского сооб-ва, роль крупных организаций и корпораций в совр. об-ве, связь между социальной системой и психич. заболеваниями. Осн. труды: “Социальная жизнь совр. сооб-ва” (1941), “Статусная система в совр. сооб-ве” (1942), “Социальные системы в амер. этнич. группах” (1945), “Живые и мертвые” (1959), “Демократия в Джоунсвилле” (1949), “Социальный класс в Америке” (1949), “Эмерджентное амер. об-во” (1967).

У. одним из первых попытался применить опыт социально-антропол. подхода, полученный им во время полевого исследования австрал. аборигенов, к анализу совр. городского сооб-ва Запада. Он был убежден, что человеч. природа по существу всегда и везде одинакова, хотя поведение человека и претерпевает опр. метаморфозы под влиянием культурной среды. У. использовал и взятый им из социальной антропологии метод включенного наблюдения, и социально-антропол. категориальный аппарат, прежде применявшийся исключительно для описания и анализа примитивных об-в. Этот подход — полезный эвристич. инструмент — и позволил У. выработать свежий взгляд на совр. об-во, показать его в неожиданном ракурсе. Реакция была крайне противоречивой: одни исследователи его восторженно приняли, другие встретили его настороженно и скептически.

Наибольшую известность приобрели работы У., посвященные анализу социальной структуры и социальной стратификации совр. об-ва. Социальная стратификация рассматривалась им как функциональная предпосылка существования совр. индустриального об-ва, его внутр. устойчивости и равновесия. Полагая, что каждое об-во имеет ту или иную “доминирующую структуру”, связанную со “сквозной темой” соответствующей культуры, У. считал, что в отличие, напр., от австрал. об-ва, где сквозной темой является родство и связанная с ним мифология циклич. обновления, а каркас об-ва формируется системой родств. отношений, в типичном совр. амер. сооб-ве Янки-Сити (и соответственно в амер. об-ве в целом) доминирующей культурной темой являются самореализация, достижение, успех, а осн. организующей структурой об-ва — обеспечивающая реализацию этих устремлений система классовой стратификации. Позиция в социальной структу-

ре (или статус) определяется такими характеристиками, как уровень образования, род занятий, величина состояния и доход; принадлежность индивида к тому или иному классу находит выражение во всех сторонах его жизни (дружбе, знакомствах, участии в деятельности клубов и разл. организаций, привычках, манерах поведения и речи, внешнем виде и т.д.).

У. разработал одну из первых систематич. теорий социальной стратификации. Он предложил различать шесть социальных классов: высший-высший, высший-средний, высший-низший, низший-высший, низший-средний, и низший-низший. Для эмпирич. исследования классовой структуры им были разработаны методики измерения, получившие позже широкое применение: “индекс статусных характеристик” (ISC) и “оценка участия” (ЕР).

В работах “Живые и мертвые” и “Амер. жизнь: мечта и реальность” (1953; 1962) У., продолжая функционалистскую традицию Дюркгейма, Радклифф-Брауна и Малиновского, подверг исследованию символич. жизнь совр. амер. городского сооб-ва и предпринял попытку разработать общую социолог, теорию символизма. Коллективная жизнь любого сооб-ва (будь то племени аборигенов или локального сооб-ва современных США) поддерживается общей символич. основой. Единство символич. значений объектов опыта связывает разные поколения и обеспечивает преемственность социальной жизни человеч. коллектива. Культуру как тотальную символич. систему У. разделял на три подсистемы: технолог, подсистему, выполняющую функцию приспособления людей к внешнему природному миру; социальную организацию (или моральный порядок), выполняющую функцию приспособления людей друг к другу; религию, или систему сакральных символов, связывающих людей с Богом и священными объектами. Эти культурные подсистемы выполняют прежде всего функцию адаптации и образуют те общие контексты, в рамках к-рых осуществляется взаимодействие между членами об-ва, технич. символы эмпирич. верификации на предмет истинности и ложности; от истинности значений этих символов зависит эффективность решения человеком утилитарных задач, а тем самым его физич. выживание. Моральные символич. системы устанавливают “нормы правильного и неправильного”; они часто не-рациональны и обозначают не эмпирически существующие объекты, а коллективные чувства;

их функция — обеспечение и контроль взаимодействий между членами об-ва. “Сверхъестеств. символич. контексты, образуемые религ. верованиями и обрядами, не-рациональны и не-логичны; это мифы, не поддающиеся никакой эмпирич. проверке, но пробуждающие в людях, благодаря социальной памяти, идущие из прошлого интенсивные коллективные чувства, а тем самым обладающие для людей несомненной “реальностью” и действенностью. Три типа символич. контекстов — технол., моральный и сверхъестественный — тесно переплетены друг с другом. В рамках этой теорет. модели У. предпринял попытку проанализировать богатый эмпирич. материал символич. жизни сооб-ва Янки-Сити (от символики полит, кампании по выборам мэра города до глубочайшего символизма религ. жизни городской христ. общины). Амер. социолог Гоффман назвал книгу “Живые и мертвые” лучшим описанием повседневных ритуалов в совр. сооб-вах.

Соч.: The Status System of a Modern Community. New Heaven; L., 1942; The Social Systems of American Ethnic Groups. New Heaven; L., 1945; Social Class in America. Chi., 1949; The Living and the Dead: A Study of the Symbolic Life of Americans. New Heaven, 1959; The Social Life of a Modern Community. New Heaven, 1959.

Лит.: Herzog D. Klassengesellschaft ohne Klassenkonflikt. Eine Studie iiber William Lloyd Warner und die Entwicklung der neuen amerikanischen Stratifikationsforschung. В.,1965.

В. Г. Николаев

УХТОМСКИЙ Алексей Алексеевич (1875-1942) -физиолог, учение к-рого о доминанте имеет помимо естественнонаучного также философско-культурологич., религиозно-нравств. и иск-ведч. аспекты. В 1894 окончил Нижегородскую военную гимназию, учился в Моск. духовной академии; в 1899 поступил в С.-Петербург. ун-т.

Концепция доминанты в ее гуманитарном аспекте — учение о направленности сознания людей на поступки опр. рода. Доминанта сопряжена с постоянной готовностью человека к действиям, она определяется прежде всего духовной волей человека, приобщенного к культурной традиции. В качестве негативно значимой У. расценивал поведенч. установку, сопряженную с самоутверждением и игнорированием близкого, сиюминутного (сознание солипсич., самозамкнутое); и, напротив, единственно достойной человека считал доминанту, при к-рой сознание и поведение направлены на личность и интересы ближнего. Доминанту на свое лицо У. усматривает в индивидуалистически настроенном новоевроп. человеке с его тяготением к беззаботно-комфортабельному существованию, в культуре “всемирно-успокаивающего мещанства”, равнодушного к истине. Доминанта “на лицо другого” несовместима с состоянием созерцат. покоя и связана с ответств. включенностью в сиюминутное окружение. Она реализуется в поступках, где твердая воля органически сочетается с непосредственностью. Истоки этой доминанты У. видит в евангельских заповедях, ее поборников и носителей — в мыслителях христиан, ориентации, а также в людях из народа, “простых и немудрых”, но обладающих “здоровым чутьем”. Именно “интуиция совести” формирует человека как цельную личность. Совпадение со своими мыслями ученый усматривал в суждениях М.М. Пришвина о творч. поведении. Несомненны также переклички учения о доминанте с философией поступка М.М. Бахтина. Вслед за Н.Ф. Федоровым У. по-

лагал, что человек становится личностью, когда в нем выражена тяга к соединению всех в исконно общем деле. Разрабатывая концепцию межличностного общения, ученый утверждал, что человеку подобает в окружающих видеть прежде всего “алтари, а не задворки” и что главное в нем — это “жажда собеседника”. Действующий в истории закон “заслуженного собеседника”, состоящий в том, что к “каждому мир и люди поворачиваются так, как он того заслужил”, дает о себе знать в ситуациях не только взаимопонимания и расположенности, но также отчуждения и вражды поколений: обуреваемые жаждой новизны, дети “пожирают” своих отцов. Этой недолжной форме движения истории ученый противопоставляет библейскую родословную, где налицо последовательная эволюция любви. Подлинное собеседование по У. — это (подобно бахтинскому диалогу) не только непосредств. контакт, но также духовное общение с людьми, жившими ранее: гениальные умы — “вечные собеседники для всех”. Устный речевой контакт с тем, кто находится рядом, он ставил выше писательства (проповеди Христа, беседы Сократа), лит. творчество выводил из ненасытной жажды сыскать себе по сердцу собеседника. Искусство, по мысли У., подлинно и свято, если оно, являясь выражением глубоких и напряженных переживаний, “судит, жжет, заставляет гореть”, но становится вредным, когда оказывается лишь делом удовольствия и отдыха. Учение У. (как и Бахтина) полемично к “теоретизму”. Оптимальная доминанта исключает погружение человека в мир абстрактно-логич. конструкций. Самодовлеющее теоретизирование рассматривается как болезненное, патологич. явление в аспекте психоаналитическом: наджизненные умозрения уводят человека от осознания собств. ответственности и виновности, побуждают его к самовозвеличиванию. В сфере психоаналитической У. интересуют по преимуществу не инстинкты голода, размно

жения, самообороны (они расцениваются как примитивы), а духовное самоопределение личности в его внерациональной стороне (“великие социальные влечения”, “инстинкт знания и любви” как “самый дальнозоркий”). Человек — прежде всего субъект нескончаемой и напряженной нравств. деятельности: “Человеком нельзя быть, им можно лишь делаться”, “естество его делаемо есть”. Учение У. о доминанте возникло и упрочилось в русле отеч. культурной традиции. Идея бескрайне широкого единения людей как свободных и ответств. личностей знаменует наследование укорененных в России представлений о соборности и генетически связана как со славянофильскими опытами философствования, так и с отеч. религиозно ориентированной мыслью рубежа 19-20 вв. (в наибольшей мере — с наследием Вл. Соловьева и С. Булгакова).

Соч.: Об инстинктах // Журн. высш. нерв. деятельности им. И.П. Павлова. 1994. Т. 44, вып. 4/5; Из лит. наследия / Вступит, ст. В.Е. Хализева // Филос. науки. 1995. № 1; Космологическое доказательство бытия Божия // Русь. Ростов Великий, 1995, № 1; Доминанта. М.; Л., 1966; Интуиция совести: Письма. Записные книжки. Заметки на полях. СПб., 1996.

Лит.: Ярошевский М.Г. Социально-философские проблемы науки и человека: (К 100-летию со дня рождения А.А. Ухтомского) // ВФ, 1975, № 5; Хализев В.Е. Учение А.А. Ухтомского о доминанте и ранние работы М.М. Бахтина // Бахтинский сб. Вып. 2: Бахтин между Россией и Западом. М., 1991; А.А. Ухтомский в воспоминаниях и письмах. СПб., 1992; Золотарев А.А. А.А. Ухтомский (1875-1942) // Новая Европа. Милан; М., 1996, № 9.

В.Е. Хализев

 

Ф

ФАУСТОВСКИЙ ТИП КУЛЬТУРЫ

ФЕВР (Febvre) Люсьен (1878-1956)

ФЕДОРОВ Николай Федорович (1829-1903)

ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1886-1951)

ФЕЙБЛМАН (Feibleman) Джеймс Керн (р. 1904)

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ

ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

ФИЛОЛОГИЯ

ФИЛОСОФИЯ

ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ

ФЛЕК (Fleck) Людвик (1896-1961)

ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович (1882-1937)

ФЛОРОВСКИЙ Георгий Васильевич (1893-1979)

ФОЛЬКЛОР

ФОРМА КУЛЬТУРНАЯ

ФРАНК Семен Людвигович (1877-1950)

ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА

ФРАНЦУЗСКАЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА

ФРЕЙД (Freud) Зигмунд (1856-1939)

ФРЕЙДЕНБЕРГ Ольга Михайловна (1890-1955)

ФРОБЕНИУС (Frobenius) Лео (1873-1938)

ФРОММ Эрих(1900-1980)

ФРЭЗЕР (Фрейзер) (Frazer) Джеймс Джордж (1854 -1941)

ФУКО (Foucault) Мишель Поль (1926-1984)

ФУНКЦИИ КУЛЬТУРЫ

ФУНКЦИОНАЛИЗМ

ФУНКЦИЯ

ФУТУРИЗМ

ФАУСТОВСКИЙ ТИП КУЛЬТУРЫ - условное название европ. культуры, распространенное с 20-х гг. Термин “Ф.т.к.” был введен Шпенглером (“Закат Европы”, 1918-22). Одна из восьми осн. мировых культур — зап.-европ. названа им “фаустовской”, т.к. доктор Фауст, популярный персонаж нем. легенды, ярко отразил характерные особенности европ. человека.

Легенда о Фаусте возникла в 16 в. как одно из произведений жанра демонологич. лит-ры. Она носила религиозно-воспитат. и отчасти развлекат. характер, однако в отличие от ср.-век. легенд в ней отчетливо видны черты европ. культуры Нового времени. Фауст, в отличие от своих предшественников, идет на договор с сатаной ради обладания знанием, с помощью к-рого можно изменить мир и жизнь людей, приблизиться к Богу в возможности творить. Уже в 16 в. эта легенда отразила в себе такие черты новоевроп. культуры как увлечение наукой, индивидуализм (Фауст идет наперекор обществ, мнению и морали), стремление выйти за веками установленные пределы, будь то социальное положение, уровень знаний, границы экумены и т.п. Все эти стремления были присущи не только легендарному Фаусту, но и его современникам. Черты доктора Фауста видны не только в жаждущих нового знания ученых, бесстрашно отстаивавших противоречащие догмам ср.-век. науки теории (напр., Дж. Бруно), но и у религ. реформаторов, бросивших вызов почти всемогущему институту католич. церкви (Лютер, Кальвин, Цвингли и др.), они видны у конкистадоров, завоевывавших неизвестные страны с многочисл. населением отрядами в несколько сотен человек (Писарро, Кортес); черты Фауста заметны у полит, деятелей, в погоне за властью перешагнувшими все традиции и законы (напр., Чезаре Борджа). Все эти люди, как и легендарный Фауст, принадлежали к новоевроп. культуре, следовали ее кодам, превыше всего ставя достижение намеченной цели, ради к-рой можно было пренебречь этич., религ., правовыми и пр. нормами. Победа любой ценой — гл. принцип людей этой культуры. К осуществлению поставленной цели люди фаустовского типа продвигались последовательно, следуя тщательно разработанной стратегии, претворяя в жизнь цепочку логически обоснованных действий. Фауст идет на заключение союза с дьяволом в качестве крайней меры только после того, как менее действенные средства (изучение ср.-век. науки и т.д.) не привели к желаемому результату — получению полного знания о мире и достижению могущества с помощью этого знания. Такой же подход был характерен для людей этого времени.

В 17-18 вв. в связи с появлением картезианских принципов и идей Просвещения фигура Фауста, в легенде связанная с магией, дьяволом и эзотерикой вообще (для 16 в. понятия магии и науки неразделимы) несколько теряет популярность. Тем не менее развитие науки, дальнейшее освоение новых земель, использование достижений теор. наук для получения практич. рез-тов, общая установка на продуманность и осознанность любых действий свидетельствуют о бытовании типа культуры, черты к-рого можно проследить в 16 в., и в частности в легенде о Фаусте. Т.о., культурный тип, бытовавший в Европе 17-18 вв., хотя и не ассоциировался у современников с фигурой доктора Фауста, по существу являлся именно фаустовским.

В к. 18-19 в. образ Фауста вновь становится чрезвычайно популярным. Мистич. аспекты легенды теряют свое значение, столь важное для 16 в., и в сознании современников на первый план окончательно выходят черты характера гл. героя. Если в 16 в., когда в Европе происходил переход от ср.-век. типа культуры к культуре Нового времени, образ Фауста многозначен, то к нач. 19 в. образ Фауста-мага окончательно уступает место Фаусту-ученому, Фаусту-носителю высоких устремлений человечества. Романтиков (напр., Ф.М. Клингера) в Фаусте прежде всего интересует сильная личность. Для них Фауст — мятежник, восстающий против установленного порядка, видящий и стремящийся исправить несовершенство мира. Здесь особо подчеркивается характерный для новоевроп. культуры принцип: знание должно служить достижению практич. результатов. Лессинга привлекает в Фаусте сама тяга к познанию, ибо стремление познавать вложено в человека Богом, это “благороднейшее человеч. стремление”, и поэтому Фауст не может быть осужден. В знаменитой драме Гёте также очень важен характерный для новой европ. культуры мотив знания и труда. Фауст обретает спасение, только используя свои знания во благо людям.

У Шпенглера Фауст окончательно осознан как символ европ. культуры. Широкая популярность этого персонажа, к образу к-рого обращались величайшие писа-

тели, чтобы выразить свои взгляды на культуру и человека, близость устремлений этого героя к устремлениям европейцев вообще позволяют считать понятие “Ф.т.к.” синонимом понятия “европ. тип культуры”.

Лит.: Клингер Ф.М. Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад. М.; Л., 1961; Аверинцев С.С. “Морфология культуры” О. Шпенглера// ВЛ, 1968, № 1; Давыдов Ю.Н. Освальд Шпенглер и судьбы романтич. миросозерцания // Проблемы романтизма. В. 2. М., 1971; Легенда о докторе Фаусте. М., 1978; Тавризян Г.М. О. Шпенглер, И. Хейзинга: Две концепции кризиса культуры. М., 1989; Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: 1. Гештальт и действительность. М., 1993.

Д.М. Новожилов

ФЕВР (Febvre) Люсьен (1878-1956) — франц. историк. Окончил Высшую нормальную школу (пед. ин-т) в Париже, проф. Дижон. (с 1912) и Страсбург, (с 1919) унтов, Коллеж де Франс (с 1933), создатель и один из директоров (совместно с М. Блоком) журнала “Анналы” (1929), организатор и первый президент VI секции (экон. и социальные науки) Практич. школы высших исследований (с 1947), председатель Нац. к-та историков Франции, член Нац. к-та по разработке проекта реформы образования; член Франц. Ин-та (Академия моральных и полит. наук).

Осн. исследоват. пафос Ф. заключен в стремлении к разрыву с традиц. позитивистской историографией, что нашло отражение в его работах методол. характера, вошедших в сб. “Бои за историю” (1953) и “За историю, понятую по-другому” (1962). Уже докт. дис. Ф. “Филипп II и Франш-Конте” (1912) — попытка создать “тотальную” историю этой провинции в 16 в. в полит., социальном и религ. аспектах, в ракурсе взаимодействия человека и природно-геогр. среды. Внимание Ф. к проблемам, к-рые позднее будут названы экологическими, воплотилось в книге “Земля и человеч. эволюция. Геогр. введение в историю” (1922). Ф. призывал отказаться от позитивистской методологии истор. науки, опиравшейся исключительно на письменные тексты, и настаивал на необходимости изучения прошлого с привлечением данных и методов археологии, социологии, истории языка, техники, религии, агрикультуры и т.п. Вся деятельность Ф. как организатора науки была направлена на обновление гуманитарного знания, на создание изданий и учреждений, в рамках к-рых должны были взаимодействовать ученые разных гуманитарных специальностей: журнал “Анналы”, серия “Франц. энциклопедия” (с 1932), VI секция.

Ключевые понятия Ф. — “эпоха” и “цивилизация”. Общий характер мировосприятия, стиль жизни, язык культуры и т.п. не зависят от социальных групп и индивидов, а задаются им цивилизацией в целом и опр. эпохой. Ф. ввел в оборот понятие ментальность, означающее у него и др. последователей Школы “Анналов” и умонастроение, и массовые психол. установки, и коллективные представления. Ментальная сфера объединяет всех представителей одной цивилизации и одной эпохи. Ментальность — “задача” человеку, она неосознанна и изучать ее можно и должно, используя в качестве источников все рез-ты человеч. деятельности: не только писаные тексты, но и орудия труда, символич. ритуалы, верования и т.п. Даже явления экон. жизни для Ф. — в первую очередь психол. феномены, факты верований и убеждений.