Природа социального явления

Как бы разнообразны ни были те определения, посредством которых социологи характеризуют сущность социального или надорганического явления, — все они имеют нечто общее, а именно, что социальное явление — объект социологии — есть прежде всего взаимодействие тех или иных центров или взаимодействие, обладающее специфическими признаками. Принцип взаимодействия лежит в основе всех этих опреде­лений, все они в этом пункте согласны, и различия наступают уже в дальнейшем — в определении характера и форм этого взаимодействия. Подтвердим сказанное примерами.

"Постоянство отношений", на которое указывает Спенсер как на характерный признак общества или надорганического явления, оче­видно, есть лишь иной термин, обозначающий тот же принцип вза­имодействия¹.

"В "общественности", в социальном явлении мы видим не что иное, — говорит Е. В. Де-Роберти, — как длительное, непрерывное, многосто­роннее и необходимое взаимодействие, устанавливающееся во всякой постоянной, а не случайной агрегации живых существ"².

Социальное явление или общество "существует там, — говорит Г. Зиммель, — где несколько индивидов состоят во взаимодействии"³.

Не иначе смотрит на дело и Гумплович, с той только разницей, что в качестве элемента взаимодействия он берет группу, а не индивида. "Под социальными явлениями, — говорит он, — мы понимаем отноше­ния, возникающие из взаимодействия человеческих групп и общений"⁴.

"Всякий агрегат индивидов, находящихся в постоянном соприкос­новении, составляет общество", — по мнению Дюркгейма. Принудите­льность — характерная черта социального явления, — очевидно, уже предполагает взаимодействие⁵.

"Интерментальный" процесс Тарда и его формы: подражание, про­тивоположение и приспособление — суть только иные слова для обозна­чения того же принципа взаимодействия и его разновидностей⁶.

¹ См.: Спенсер Г. Основания социологии. Спб., 1898. Т. 1. С. 277 и след.

² Де-Роберти Е. В. Новая постановка вопросов социологии. Спб., 1909. С. 46.

³ Зиммель Г. Социологический этюд. Спб., 1901. С. 31—39.

⁴ Гумплович Л. Основы социологии. Спб., 1899. С. 105, 106, 113, 116, 265 и др.
³ См.: Дюркгепм Э. О разделении общественного труда. Одесса, 1901. С. 221.
⁶ Tarde G. Etudes de Psychologie Sociale. P., 1898. P. 59—60.

Не иное хочет сказать и Штаммлер, когда говорит, что логической предпосылкой социальной жизни является наличность внешних принуди­тельных правил, что "социальная жизнь есть внешним образом урегули­рованная совместная жизнь людей". То же видим и у его единомышлен­ника Наторпа.

Новиков, считая "обмен основным явлением человеческой ассоци­ации", иным словом обозначает тот же процесс взаимодействия¹.

¹ См.: Новиков И. L'cchange phenomene foundamental de l'association humaine // Revue international de Sociologie. 1911. Vol. 2.

 

 

То же видим мы резко сформулированным у Гиддингса, Драгическо, Буглэ, Эспинаса, Ваккаро, Фулье, Грассери, Уорда и других.

Да и само собой ясно, что вне взаимодействия нет и не может быть никакого агрегата, ассоциации или общества и вообще социального явления, так как там не было никаких отношений.

Но само собой разумеется, что это единомыслие в родовом суб­страте всякого социального явления нисколько еще не предрешает разномыслия в дальнейшем понимании взаимодействия. Раз утвер­ждается, что взаимодействие тех или иных единиц составляет сущность социального явления, а тем самым объект социологии, то для полного уяснения этого понятия требуется еще ответ, по меньшей мере, на следующие вопросы:

1) Для того чтобы процесс взаимодействия можно было считать социальным явлением, между кем и чем должно происходить это взаимодействие? Каковы единицы или центры этого взаимодействия? Иначе говоря, каковы специфические свойства социального взаимодействия,
позволяющие считать его особым разрядом явлений.

2) Если так или иначе решен этот вопрос, то спрашивается дальше, безразлична или нет длительность этого взаимодействия для понятия социального явления? Предполагается ли, что только в длительном и постоянном взаимодействии можно видеть социальное явление, или же
оно возникает при всяком взаимодействии, как бы кратковременно и случайно оно ни было?

Без точных ответов на эти вопросы, в особенности же на первую категорию их, понятие "взаимодействие" (а тем самым и социальное явление) становится пустым звуком, и вот почему. Как известно, процесс взаимодействия не есть процесс, специфически свойственный какому-либо определенному разряду явлений, а процесс общемировой, свойст­венный всем видам энергии и обнаруживающийся хотя бы в виде "зако­на тяготения" или закона "равенства действия противодействию". По­этому понятно, что раз взаимодействие хотят сделать специальным объектом социальной науки, то необходимо указать такие специфичес­кие признаки этого общемирового и, в этом смысле, родового процесса, которые отделяли бы этот вид взаимодействия от остальных его видов и тем самым конституировали бы социальное явление как особый вид мирового бытия, а поэтому и как объект особой науки.

К глубокому сожалению, однако, многие из социологов даже и не ставят этого вопроса — как будто бы дело идет о чем-то само собой разумеющемся. Но наряду с этим мы имеем многочисленные попытки так или иначе ответить на поставленные вопросы. Главнейшие виды этих ответов сводятся к трем типам: а) или выделяются особые центры этого взаимодействия, не имеющиеся в других видах его, или б) ука­зываются особые свойства социального взаимодействия, отделяющие его от других разрядов последнего, или, наконец, в) комбинируются одновременно оба приема, то есть социальное взаимодействие выделя­ют как особый вид из родового понятия и путем указания его специфи­ческих свойств, и путем указания его взаимодействующих единиц (цент­ров). Таким образом, посредством каждого типа можно выделить осо­бый разряд социального взаимодействия и тем самым определить объект социологии. Проиллюстрируем каждый тип.

Тип А. Можно, например, сказать, что социальным взаимодействием будет лишь такое, где взаимодействующими центрами (единицами) будут биологические неделимые — особи. В этом случае область социо­логии стала бы охватывать не только мир людей, но и животных, и растений ("зоосоциология" и "фитосоциология"). Ее задачей было бы в этом случае изучение всех форм взаимодействия между указанными центрами.

Можно, следуя тому же типу, поступить и иначе, взяв за подобные центры только людей. Так фактически и поступает большинство пред­ставителей социальной науки. В этом случае задача социологии заклю­чалась бы в изучении всех форм общения между людьми. Конкретным примером этого рода может служить понятие "социальное явление" Зиммеля. "Общество, — говорит он, — существует всюду, где несколько индивидов находятся во взаимодействии, каково бы ни было последнее". С его точки зрения, и война есть социальный факт. "Я действительно склонен рассматривать войну как предельный случай обобществления"¹.

Тип Б. Наряду с указанным приемом дефинирования социального явления возможен и другой, исходящий из принципа указания специфи­ческих свойств самого процесса взаимодействия. Общая черта всех построений этого типа заключается в определении социального взаимо­действия как взаимодействия психического. Не характер центров вза­имодействия служит в этом случае конституирующим принципом социа­льного взаимодействия, а именно психическая природа его, независимо от того, между какими центрами совершается взаимодействие. "Всякое взаимодействие, имеющее психическую природу, есть социальное вза­имодействие" — такова формула этого типа.

На этом общем принципе, разделяемом громадным числом социоло­гов, мы имеем ряд теорий, в деталях различающихся друг от друга. Что социальное взаимодействие есть взаимодействие психическое — это одинаково разделяется и Эспинасом, и Гиддингсом, и Уордом, и Тар-дом, и Де-Роберти, и Петражицким, и Теннисом, и т. д. Но одни из них видят социальное взаимодействие во всяком психическом взаимодейст­вии, тогда как другие — только в психическом взаимодействии, об­ладающем некоторыми специфическими признаками.

"Общества, — говорит Эспинас, — это суть группы, где индивиды нормально, будучи отделенными, объединены психическими связями, то есть представлениями и взаимными импульсами". К этой черте он присоединяет еще признак "взаимного обмена услуг" как характерный признак общества². А так как эти признаки даны и в животных обще­ствах, то это дает ему право включить в область социологии и мир животных.

¹ Зиммель Г. Социологический этюд. С. 34—37.

² Эспинас A. Etre ou ne pas etre // Revue philosophique. 1904. P. 466—468.

 

 

Близки к приведенным взглядам и понятия обществ (или социально­го взаимодействия) таких лиц, как Гиддингс, видящий "истинную ас­социацию" там, где дано "сознание рода", переходящее затем "в любовь товарищества".

С точки зрения Тарда, социальным взаимодействием будет интер­ментальное (психическое) взаимодействие, представляющее, по сущест­ву, подражательный характер¹, дальнейшими звеньями которого явля­ются противоположение и приспособление...

Не приводя дальнейших иллюстраций, обратимся к третьему типу выделения социального взаимодействия, состоящему в комбинировании обоих предыдущих приемов.

Тип В. Модификаций этого типа также великое множество. Одни, как, например, Дюркгейм и Штаммлер, под объектом социальной науки понимают взаимодействие людей (центры — люди), но не всякое, а то­лько такое, где дано внешнее принуждение. "Социальным фактом, — го­ворит Дюркгейм, — является всякий образ действия, резко определен­ный или нет, но способный оказывать на индивида внешнее принужде­ние"². В этом с ним сходится Штаммлер с его "внешним регулированием совместной жизни людей".

Другие, подобно Спенсеру, под обществом понимают взаимодейст­вие людей, обнаруживающее постоянство отношений. Третьи, подобно Макаревичу, Гумпловичу, Летурно и Теннису, под социальным явлени­ем понимают взаимодействие людей, обнаруживающее стремление либо к "общей цели", либо где дан "общий интерес" (общество есть "группа, сосредоточенная вокруг какого-нибудь общего интереса" — Гумплович). Некоторые лица, подобно Макаревичу и Теннису, различают Gemeinschaft и Gesellschaft (commimaute et societe), понимая под послед­ними группы людей, стремящихся либо к общей цели, либо группы, построенные на договорном начале, и т. д.³. В качестве Gemeinschaft обычно приводится семья, в качестве Gesellschaft — коммерческое обще­ство и т. п.

¹ См.: Тард Г. Законы подражания. Спб., 1892. С. 68, 89 и др.

² Дюркгейм Э. Les regies de la methode sociologique. P., 1895. P. 19.

³ Tunnies F. Gemeinschaft und Gesellschaft. Jena, 1887.

 

К этому же типу должны быть отнесены и многочисленные определе­ния социального явления вроде определений Уорда, де Греефа, Паланта, Новикова, Вормса, Пульа, Оствальда и др.

Ближайший вопрос, который нам необходимо разрешить, это воп­рос: какому же из приведенных трех типов мы должны отдать предпоч­тение при определении объекта социологии или социального явления?

Едва ли есть надобность доказывать, что успешное выполнение этой задачи мало зависит от того, который из указанных приемов мы упот­ребим, ибо, в конце концов, любой из этих приемов сведется к типу В. Сведется по той простой причине, что характер центров взаимодействия и характер самого процесса взаимодействия не есть нечто отдельное друг от друга, а неразрывно связанное одно с другим. Можно сказать, что характер процесса взаимодействия объясняется характером и свой­ствами его центров ("субстанциональная" точка зрения). Можно сказать и обратно, что характер центров есть функция свойств процессов вза­имодействия ("логика отношений"), что центры — это только узлы, в которых скрещиваются течения взаимодействующих процессов...

Поэтому, в конце концов, дело заключается не в том или ином типе выделения социального взаимодействия из его общеродового субстрата, а в том, как этот тип употреблен, или в том, как этот прием использован...

Подходя с этой точки зрения к наиболее распространенному приме­нению приема А, состоящему в указании в качестве центров взаимодей­ствия людей, нельзя, с одной стороны, не отметить выгодной стороны такого применения, а именно ясность и резкость границ социального явления ("все виды взаимодействия между людьми суть социальное явление"), но, с другой стороны, нельзя не указать и ряд крупных недочетов его, которые делают этот прием, а тем самым и определение социального явления, неприемлемым. Главный из этих недостатков состоит в следующем. В самом деле, допустим, что социальное явление представляют все виды взаимодействия между людьми. Что получается в результате последовательного проведения этого определения? Нечто довольно странное. Так как человек есть не только человек, но и ор­ганизм, то социальным явлением будут и те формы взаимодействия, которые изучаются биологией и которые формулируются ею для всех организмов.

Явления размножения, борьбы за существование, симбиоза и т. д. — явления, обычно относимые к биологии, в этом случае становятся сферой изучения социолога. Следовательно, социология будет только повторять в приложении к человеку те положения и законы, которые уже имеются в других науках и, в частности, в биологии, формулированные для всего класса явлений. Но мало того. Человек ведь не только организм, но в дальнейшем анализ и комплекс тех или иных молекул и атомов, то есть некоторая "масса" (объект физики и химии). А отсюда следует, что между людьми могут и должны быть известные физико-химические взаимодействия. Если же это так, то оказывается, социолог должен быть и физиком, и химиком.

Таким образом, последовательно проводя указанную точку зрения, мы в итоге получаем, с одной стороны, науку, только новую по имени, но по существу повторяющую положения биологии и физико-химичес­ких наук, а с другой — науку, весьма похожую на ту "науку" "о сигарах в десять лотов весом", которую так блестяще обрисовал Л. И. Петражицкий как пародию науки¹. Главный грех этого построения заключа­ется в его неадекватности.

То же в значительной степени приложимо и тогда, когда за "центры" мы возьмем не людей, а, например, животных или вообще "организмы".

Очевидно, что тип А в данных постановках не пригоден, не экономен и не приводит к цели. Если он и возможен, то только со следующей оговоркой: под социальным взаимодействием следует понимать лишь такие виды взаимодействия (между людьми или между организмами), которые не имеются нигде, кроме человеческого общежития или обще­жития организмов.

Но эта оговорка дает чисто отрицательное решение социальному явлению, а потому пуста; это раз; во-вторых, она есть уже переход к типу Б, так как здесь взаимодействие выделяется в особый вид не в зависимости от центров, а в зависимости от характера и свойств самого взаимодействия; а в-третьих, может оказаться, что подобных свойств совсем не найдется у человека или, если они найдутся, то будут только наиболее ярким выражением того, что в слабом виде уже имеется и у животных. А известно, что по неопределенно количественным при­знакам не следует классифицировать явления².

¹ См.: Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. Спб., 1907. С. 72 и след.

² См. там же. С. i 56 и след.

 

Ввиду всего сказанного нельзя не признать, что гораздо более прием­лемыми являются те определения области социального явления, кото­рые исходят из свойств самого процесса взаимодействия (тип Б), и в ча­стности, те теории, которые определяют социальное взаимодействие как взаимодействие психическое. Сущность этих теорий сводится в общем к следующему. Все виды мировой энергии или мирового бытия, говорят эти теории, абстрактно могут быть разделены на известные разряды, из которых каждый разряд обладает своими специфическими свойствами. Таких основных видов энергии три: 1) энергия (а соответственно и вза­имодействие) неорганическая (физико-химическая); 2) энергия (и взаимо­действие) органическая (жизнь); 3) энергия (и взаимодействие) психосо­циальная (общество). Сообразно с этим и науки могут быть разделены на три группы: 1) физико-химические, 2) биологические и 3) социальные, и потому область социологии может быть определена и определяется следующим образом: "Все процессы взаимодействия, обладающие пси­хической природой, совершенно независимо от того, между кем или чем они совершаются, представляют социальное взаимодействие и тем са­мым являются объектом социологии" (Г. Тард, М. М. Ковалевский, Е. В. Де-Роберги, Л. Уорд и др.).

Это определение социального явления и социологии с формальной стороны ло1ически безупречно и не ведет за собой тех недостатков, которые свойственны типу А в его обычных постановках.

Однако у многих социологов это определение обладает тем недо­статком, что совершенно неясным остается у них само основное понятие психического. Не будет большой ошибкой, если мы скажем, что понятие психического в настоящее время напоминает одно из бэконовских idola, которое почти всеми употребляется, но точного определения которого большинство даже и не пытается дать, как будто бы дело идет о чем-то вполне понятном и определенном. Между тем нужно ли доказывать, что "психическое"' понятие чрезвычайно неясное и малоопределенное. Я уже не говорю о гносеологических разномыслиях относительно поня­тия психического. Достаточно для моей аргументации указать на раз­номыслия в этом отношении у представителей так называемых точных наук, в частности психологов, биопсихологов и биологов. Обычное определение психологии как науки о "состояниях сознания, — говорит Вундт, — делает круг, ибо, если спросить вслед за тем, что же такое сознание, состояния которого должна изучать психология, то ответ будет гласить: сознание представляет сумму сознаваемых нами состоя­ний"¹. "Описание или определение их (сознания и его элементов), — го­ворит Гефдинг, — невозможно"².

¹ Вундт В. Введение в психологию. М., 1912. С. 9.

² Гефдинг Г. Очерки психологии. Спб., 1908. С. 49.

 

Читая курсы психологии, мы сплошь и рядом встречаем, как "психическое" сначала отождествляется с созна­нием, а затем тут же, через страницу, автор, не стесняясь, говорит о "бессознательных психических процессах" и т. д. Ввиду такого положе­ния дела немудрено, что эта неясность особенно резко дает себя знать в области социологии и биопсихологии, немудрено также, что она влечет и различные понимания социального явления, несмотря на одинаковые определения его как явления психического. Одни, как, например, Геккель, Ле Дантек, Перти и другие, находят сознание и психическое не только у высших животных, но и у растений, и у всякой клетки ("клеточ­ное сознание", "атомная душа" и т. д.). Мало того, ют же Геккель, а на днях Де Грассери находят возможным говорить даже о психике моле­кул, атомов и "психологии минералов". Подобно этому другие, напри­мер Вундт, Ромене, Летурно и Эспинас, с большим увлечением толкуют о "патриотизме", "любви", "сознании долга", "эстетике", "чувстве со­бственности" и т. д. среди муравьев, пчел, пауков, червей и т. п. Выходит, что чуть ли не весь мир есть психика. При таком положе­нии дела едва ли может быть речь о специальной и автономной катего­рии социального явления, ибо область "психических" отношений со­впадает в этом случае почти с областью всех явлений вообще (органичес­ких и неорганических); социальным явлением становится весь космос, и социология превращается в универсальную науку, обнимающую все науки, то есть в пустое слово.

Наряду с этими "монистами сверху" мы имеем и "монистов снизу" (терминология В. А. Вагнера), которые с таким же правом изгоняют сознание и психику не только из мира растений и животных, но, пожа­луй, и из мира людей, сводя все "психические явления" к физико-химическим реакциям — тропизмам, таксисам, тяготению и т. д.

Немудрено, что и в этом случае не может идти речь о социальном явлении, так как само существование психики становится пробле­матичным.

Таковы печальные результаты бесцеремонного обращения с терми­ном психического. Так как, однако, формальное определение социально­го явления как психического взаимодействия логически безупречно и так как все указанные ошибки и заключения вытекают благодаря лишь отсутствию попыток более или менее точно описать и охарактеризовать содержание, вкладываемое в термин "психическое", то первая задача социолога, вставшего на этот путь определения объекта социологии, сводится к тому, чтобы очертить если не само понятие психического, то по крайней мере его некоторые признаки, а во-вторых, чтобы наметить приблизительно те конкретные "центры", во взаимодействии которых уже дан элемент психического.

Не вдаваясь в подробности решения этих проблем, попытаемся кратко ответить на них.

Принимая во внимание обычное деление элементов психической жизни на три основные рубрики: 1) познание (ощущения, восприятия, представления и понятия), 2) чувство (страдание и наслаждение) и 3) волю, или же двухчленное деление профессора Л. И. Петражицкого на 1) элементы односторонние (познание, чувство и воля) и 2) двухсторонние (эмоции), мы можем охарактеризовать психическое взаимодействие сле­дующим образом: под психическим взаимодействием мы понимаем такой процесс, "материей" которого служат ощущения, восприятия, представления и понятия, страдание и наслаждение и волевые акты, в точном значении этих терминов, которое обязывает всегда считать эти элементы сознательными; обязывает потому, что не сознаваемое кем-либо ощущение или представление не есть ощущение и представление, не сознаваемая воля — не есть воля, не сознаваемое страдание и наслаж­дение — не есть страдание и наслаждение. Трудно передать словами тот специфический смысл, который вкладывается нами в термин "сознава­емое"; мы можем намекнуть лишь на него; но этого намека достаточно, чтобы надлежащим образом понять сказанное. В самом деле, раз я пе­реживаю волевой акт (а не эмоциональный импульс или рефлекс), то понятие волевого акта как акта сознательно поставленного и выполня­емого уже имплицитно предполагает сознание. Подобно этому и страда­ние — "специфический чувственный тон переживаний" — предполагает его "воспринимаемость", "осознаваемость", "ощутимость"; иначе — не "воспринимаемое" или не "сознаваемое страдание" — равносильно от­сутствию страдания. Что же касается представлений, понятий и воспри­ятий, то сами термины эти уже подразумевают "сознательность". Сле­довательно, все "не сознаваемые переживания", в частности "физиологи­ческие акты", бессознательные переживания и простейшие эмоции, а равно рефлексы, инстинкты, автоматические акты не могут служить "материей" психического взаимодействия. Это — "материя", если угод­но, биологических процессов (физиологии и "психофизики"), а не психи­ческих. Из сказанного вытекает и наш ответ на первый вопрос, а тем самым и ответ, определяющий социальное явление: им будет всякое психическое взаимодействие в вышеуказанном смысле слова. Таков тот специфический вид энергии, который служит областью, изучаемой со­циологией. Так как генетически эти элементы психики развились из вышеупомянутых эмоций или "рефлексов", то непосредственно близкой областью, примыкающей к области социологии, является именно психо­физика — ветвь биологии, исследующая соответственные бессознатель­ные эмоции, импульсы или еще "инстинкты", "рефлексы" и автоматичес­кие движения. Сообразно с этим имеется возможность с дидактическими целями в генетической постановке вопроса делить взаимодействие ор­ганизмов на две категории, подобно делению, предлагаемому профес­сором Де-Роберти, а именно: на психофизическую стадию и стадию психологическую¹. Специфической областью социологии является имен­но последняя.

Таким образом, социальное явление есть социальная связь, имеющая психическую природу и реализующаяся в сознании индивидов, выступая в то же время по содержанию и продолжительности за его пределы. Это то, что многие называют "социальной душой", это то, что другие называют цивилизацией и культурой, это то, что третьи определяют термином "мир ценностей", в противоположность миру вещей, образу­ющих объект наук о природе. Всякое взаимодействие, между кем бы оно ни происходило, раз оно обладает психическим характером (в вышеука­занном смысле этого слова) — будет социальным явлением.

Следующий вопрос, который необходимо разрешить социологу, за­ключается в том, чтобы очертить тот мир конкретных "центров" или "вещей", во взаимодействии которых уже налицо психический характер, иначе говоря, необходимо указать некоторые внешние признаки, кото­рые позволяли бы говорить: "Вот здесь мы имеем дело с психическим, а здесь не с психическим взаимодействием". Эта проблема встает пото­му, что сама "психика" — "не материальна", "не предметна" и "не вещественна", а потому она непосредственно не уловима для наблюда­теля. Мы всегда можем ее наблюдать не непосредственно, а лишь в символических проявлениях. Пользуясь методом самонаблюдения, в каждом отдельном случае мы можем всегда ясно решить, какой из наших собственных поступков или актов сознателен и какой бессоз­нателен, но весь дальнейший вопрос заключается не в наших актах, а в актах чужих, где метод самонаблюдения бессилен, метод же анало­гии не всегда гарантирует истину. Ввиду этого есть настоятельная потребность найти такие внешние критерии, которые могли бы показы­вать, где мы имеем дело с сознательным, а где с бессознательным актом и взаимодействием.

Психическое взаимодействие может быть только там, где взаимо­действуют единицы или организмы, одаренные развитой нервной си­стемой. В силу этого те формы взаимодействия людей между собою, а равно и животных, которые не имеют никакого отношения к пси­хическим формам, в сферу социальных явлений не входят. Например, все люди, согласно закону Ньютона, подчинены закону тяготения и между ними существует притяжение, прямо пропорциональное массе

¹ De-Roberty E. Sociologie de Faction. P., 1908. P. 15—21.

 

и обратно пропорциональное квадрату расстояния, — однако ни один социолог не будет говорить, что эта форма взаимодействия есть объект социологии, то есть социальное явление. Далее, между людьми, как организмами, существует ряд чисто биологических форм взаимодей­ствия, однако, согласно определению, и они не будут изучаться со­циологом как социологом. Изучение этих форм — дело биолога, а не социолога. Но, скажут, разве явления взаимодействия на почве, половых отношений, явления борьбы за существование, многочисленные общественные отношения на почве питания, обеспечения пищей, жи­лищем и т. д. — не явления биологические? Ведь размножение, питание, борьба за существование и т. п. — это специфические объекты биологии, однако можете ли вы указать хотя бы одного социолога, который игнорировал бы эти явления и не считал бы их объектами социологии? Разве такие теории, как теории М. М. Ковалевского и У. Коста, не построены в главной своей части именно на принципе размножения? Разве не все теории толкуют о борьбе за существование, и разве ряд весьма резонных теорий, например теория Маркса, Энгельса. Бак-каро, Гумпловича, Лапужа. Аммона и т. д., не основывается на борьбе за существование? Разве "половой вопрос" — не социологическая тема? Как же вы можете исключить их из сферы социологии и из сферы социальных явлений?

Да, несомненно, могу ответить я, они должны были бы быть ис­ключены из сферы социологии, если бы "борьба за существование", "размножение", "питание" и т. д. в социологическом смысле были бы тем же. что и в биологическом. Должны были бы быть исключены по той простой причине, что незачем придумывать пустое слово для изучения тех явлений, которые и без того уже во всем своем объеме изучаются биологией. И незачем создавать лишнюю категорию социальных явле­ний, когда они превосходно изучаются как явления биологические. В этом случае вместо науки мы имели бы пустое слово "социология".

Однако эти явления нельзя исключить из области социологии, пото­му что борьба за существование, например, растений и человека — вещи глубоко различные. То же относится и к размножению, и к питанию. А различны они потому, что в мире людей и высших животных эти биологические функции приобретают новый, а именно психический ха­рактер, который их и делает новыми социальными явлениями и объек­тами специальной науки. Именно это присоединение психики, а не что-нибудь иное заставляет считать их социальными явлениями и дает право для изучения их не только биологу, изучающему чисто жизненные формы данных отношений, но и социологу, изучающему их сознатель­ные, социальные формы. Если бы "половой вопрос" весь заключался в "конъюгации" и в чисто биологических половых актах, то социологии, конечно, тут не было бы дела, и вопрос был бы не "социальный", а чисто биологический. Но, думается, никто и никогда еще не ставил этот вопрос как вопрос социальный, в этой плоскости, а всегда, говоря о "половом вопросе", разумел под ним не сами половые акты, а главным образом те психические отношения, которые связаны с этой биологической функ­цией; а именно: допустимость или недопустимость половых отношений вообще (аскетизм) между определенными лицами, их время, место, определенные формы брака и т. д. — с точки зрения религии, права, морали, эстетики и науки. Вот что составляло и составляет суть "поло­вого вопроса" как вопроса социального, а это говорит, что и здесь имелись и имеются в виду психические формы, а не биологические. То же относится и к питанию как вопросу "социальному". Мало того, даже те лица, которые областью социальных наук считали исключительно мир человеческого общежития, и те сознательно или бессознательно принимали за человеческое общежитие не простое сожительство био­логических особей (неделимых), а именно сожительство представителей homo sapiens как носителей '"психической энергии". Если бы не эта черта, то не было бы никакого другого основания выделять мир человеческого общежития из других животных сообществ и даже таких сборных единиц, как "лес". В этом случае, пожалуй, можно было бы "общество" считать если не организмом, то чем-то весьма близким к нему. Плохо ли, хорошо ли, однако так называемые социальные науки изучали всегда различные стороны деятельности человеческих сообществ именно как сообществ объединенных психологическими, а не только биологическими связями. Не говоря уже о таких науках, как науки о религии, праве, этике, эстетике, психике, имеющие дело именно с психическими формами бытия, даже такие науки, как эко­номика и история материального быта, трактовали о тех же психических формах человеческой деятельности. В самом деле, что такое основные категории политической экономии вроде "хозяйства", "ценности", "ка­питала", "труда" и т. д.? Разве это не чисто психосоциальные категории? Точно так же описание определенных предметов материального быта разве трактует об этих предметах как о простых физико-химических вещах? Описывая картину Рафаэля, или статую Венеры, или египетскую пирамиду, или хижину эскимоса, разве мы имеем в виду их химический состав, или их удельный вес, или температуру и другие физические и химические свойства? Ответ ясен и не требует комментариев. Вы­ражаясь кантовским языком, можно было бы сказать, что психическое есть априорная посылка социальных явлений.