Я безнадежно влюблен в паруса,
В скрип башмаков и запах дорог,
Вижу чужие во сне небеса,
Но иногда вижу твой порог.
Доли бродяжьей мне ли не знать -
Горный ручей да краюшка луны;
Может, в пути суждено мне пропасть,
Только твоей в том нету вины.
Песни мои станут петь у огня
В пыльных харчевнях дальней земли,
И прокричат по весне про меня
Дикие гуси - братья мои.
//"Бродяга" Мельница (Хеллависа)
Лес вокруг был тёмен и угрюм.
Ели всех размеров и разной степени корявости нависали надо мной отовсюду, не давая и без того неяркому к вечеру солнцу пробиваться сквозь частый лапник.
Смолку это совершенно не беспокоило – она зайцем скакала с края одного оврага на другой, легко и смело зависая в воздухе на момент короткого полёта, заставляя мои поджилки трястись. Почему я до сих пор нахожусь на спине этой лошади, а не на дне оврага с грудиной, проткнутой острой веткой, было мне не понятно. Задница не ныла, хотя мы без устали в совершенно невозможном для обычной лошади темпе проскакали кряду больше пяти часов.
Стараясь отвлечься от мутящих прыжков по оврагам, я разглядывал безрадостный лесной пейзаж вокруг нас. Это был тот старый, ароматный и одетый в сумрак лес, где толстые стволы елей перемежались тонковатыми корявыми деревьями, где по корням струился мягкий, влажный от утренней росы тёмно-зелёный мох. В таких лесах пахло сыростью и терпкой гниющей древесиной, грибами и разогретой на солнце хвоей. А ещё – страхом. Страхом убиться или хотя бы сломать ногу, падая с лошади, или повстречать за очередной зарослью молодняка лежбище дикого зверя.
- Мракобесьи овражки… - тихо проговорил я, раздумывая над странным называнием этого места, когда смоляная кобыла заходила на новый вираж над обрывом. Почему-то сейчас, цепляясь за мягкую шероховатость уздечки изо всех сил, я понимал совершенно ясно, кто предстоял в роли мракобесов.
Мы держали путь на юг от Догевы, и я чувствовал, как натянутый жгут между мной и Фрэнком скручивался, становясь всё туже и напряжённее. Я предвкушал скорую встречу – ни одна обычная лошадь не смогла бы передвигаться в этом жутком месте так легко и быстро, как Смолка. Я был почти уверен, что он здесь, в этом же лесу. Возможно, за тем буреломом или чуть впереди, у кромки поля…
Когда овраги остались позади, я смог достать из кармана аккуратно сложенную карту. Можно было предположить, что Фрэнк направлялся в Герин, небольшое поселение «городского типа» на границе с этим лесом. Мы совершенно точно были на одной линии с этим городком, если верить бумаге.
Червень* стоял сухой и ясный – мой зад в кожаных штанах порядком вспотел, плащ давно был свёрнут и убран в сумку за спину, лес начинал редеть, и я с удовольствием задышал посвежевшим к вечеру воздухом и невероятным многоцветьем лесных трав.
Мне безумно хотелось соскочить с кобылы и пройтись по ближайшей полянке в поисках душистой земляники. Она была там, спрятанная в траве, гнула тонкие хрупкие ножки под весом налитых спелых ягод, - мои чуткие ноздри улавливали её неявный аромат, прячущийся в летнем хвойном воздухе. Я почти разомлел от лениво текущих мыслей и уверенности, что очень скоро увижу его – своего вора, и… На этом мой план туманно обрывался, а я начинал загадочно улыбаться ёлкам, посмеиваясь сам над собой.
И всё было спокойно, хоть и близился вечер, и солнце постепенно уходило, превращая просто тёмный лес вокруг в лес загадочный, полный тайн и опасностей. Рысь кобылки была безупречна, но последний час или чуть больше она как-то нервно оглядывалась назад, в оставляемые в прошлом непроходимые заросли елового молодняка. Пару раз мне чудились какие-то шорохи за спиной, но стоило мне резко оглянуться – как я не видел и не слышал там больше ничего странного…
- Что, главный мракобес этих овражков, - обратился я к Смолке, - не хочешь ненадолго остановиться? Перекусить и попить не мешало бы. Скоро совсем стемнеет, и если мы не нагоним нашего беглеца – придётся устраиваться на ночь где-то тут.
Кобыла фыркнула, ей явно пришлось по душе ощутить себя кем-то главным, пусть даже и мракобесом. Она горделиво загарцевала по поляне, высоко поднимая ноги и, случайно оступившись на неверной кочке, чуть не уронила меня вниз, прямо к себе под копыта.
- А ну стой уже, танцовщица, - я вцепился в уздечку и гриву довольно крепко, удерживаясь от несостоявшегося падения.
Смолка явно обиделась, но послушалась, напоследок вредно подкидывая круп, и я, уже решивший было слезть неторопливо и спокойно, неожиданно резко соскользнул с её спины и приземлился во влажный мох на многострадальный свой зад.
- С-с-стерва, - еле слышно прошипел я, морщась, поднимаясь на ноги и потирая штаны, успевшие слегка набрать щедрой влаги.
-Пф-ф-хр-р! – выдохнула в меня кобыла и, обиженно развернувшись, отправилась к ближайшим зарослям даже с виду несъедобной бурой травы. Она как-то странно косила на меня и на заросли молодняка за моей спиной, и я подсознательно предвкушал недоброе. Хотя невозможно было предположить, что в этой благости и тишине вечернего елового леса можно ждать чего-то плохого.
Озаботившись чисткой своих нежно зазеленевших сзади штанов, я пропустил тот момент – момент звонкого хруста сучка прямо за моей спиной… Резко оборачиваясь, поскальзываясь на влажном мху, я понимал, что безмерно опаздываю – пальцы ещё только выплетали пульсар, который получался у меня на автомате, но серая тень уже молниеносно летела, целясь массивными когтистыми лапами прямо в грудь.
«Милостивый двуликий! Это же волк!!!»
И всё происходило в полной тишине! Никакого рыка, как не будет и моего предсмертного всхрипа – таким жутким челюстям хватит секунды, чтобы лишить мою нежную глотку цельности…
На мгновение закрыв глаза и подумав: «Маменька, папенька, ждите меня – я скоро буду с вами», я собрался уже залепить тварюге в бок созревшим жарким пульсаром, как этот волк-переросток жарко дыхнул мне в лицо, вдруг завилял хвостом, удобнее устраивая лапы у меня на груди, и слюняво, совершенно по-собачьи лизнул в щёку.
Я не удержался, впитал пульсар обратно и брезгливо вытерся тыльной стороной руки… Мне могло показаться, но волк будто ухмыльнулся.
Серо-жемчужная шерстью зверюга с тёмно-аметистовыми глазами смотрела на меня пытливо, прижимая лапами ко мху, но я почему-то уже совершенно перестал бояться её. Так, стоп. Тёмно-аметистовыми? Вы шутите?!
- О-о-о! – сдавленно простонал я, ужасаясь догадке, раскрывая глаза всё шире и шире, смотря во внушительную раскрытую пасть и бессознательно пытаясь пересчитать белые острые зубы. - Милостивый двуликий! Шерион, это ты?!
Волк как-то счастливо взвизгнул и замотал хвостом сильнее.
- Да что же это такое! – зло выругался я, спихивая с себя совершенно довольное жизнью чудище и направляясь к предательнице-кобыле, даже не оглядываясь. Та совершенно спокойно и неторопливо пощипывала стебли, не обращая никакого внимания на присутствие огромного волка на поляне в нескольких шагах от неё, только косила на меня хитрым глазом.
- Джерард? – тихий и чуть встревоженный голос со спины. Но я зол, не собираюсь разговаривать с этим засранцем! Как можно было вообще додуматься до такого?
- Джи, - он робко трогает меня за рукав рубашки у локтя, и я, изображая вселенскую скорбь, поворачиваюсь на голос.
Естественно, там стоял совершенно уже обернувшийся Шерион, этот несносный мальчишка, и виновато смотрел на меня такими честными и огромными на его тонком лице глазами аметистового цвета…
Пытаясь успокоиться и не убить наследника догевских вампиров на месте, я открыл пересохший от всплеска адреналина рот и начал медленно, тщательно разделяя каждое слово, говорить ему, точно маленькому непутевому щенку, наступая и нависая сверху:
- Во-первых ты напугал меня, Шерион. Поступать так со страшными дядями-некромантами опасно для здоровья - я чуть не поджарил твой бок пульсаром! - он виновато опустил глаза долу, нервно теребя пальцы, а я продолжил, гневно сверкая глазами.
- Во-вторых, какого гхы... черта лысого ты тут делаешь? Зачем увязался за мной? Мне же Вольха голову снесет! - неожиданно для себя понял я и почти взвыл от досады - мы находились в полудне пути от Догевы, и если сейчас повернуть назад, чтобы сопроводить этого непутевого вампира домой, я мог очень сильно отстать от Фрэнка и просто сойти с ума от этого - магическая привязка между нами навязывала свои правила игры. Я не мог не преследовать его, пока не покончу с этой погоней и не разорву связь. Порой мне казалось, что вор так же, как и я может ощущать отдачу от проведенного ритуала и чувствовать странную снедающую тоску по неизвестно чему, навязчивое желание оглянуться.
- Я не вернусь, поэтому тебе не придется терять время, - тихо ответил мне мальчишка, словно читая мои мысли. Он не поднимал своей пепельноволосой головы, но по тону я понял - гхыр вдулг абаз!* - у меня появился малолетний попутчик, имеющий привычку перекидываться в серо-жемчужного волка и орудующий парой внушительных клыков в случае чего. Не такая уж и плохая компания для путешествий по трактам и сбора материала для диссертации, если опустить то, что это - десятилетний ребёнок и в придачу - наследник вампирьей долины, единственный в своем роде вампир-некромант...
Я снова сдавленно простонал от навалившейся безысходности. Шерион поставил меня в безвыходное положение, и я мог бы поклясться – план побега возник в его голове стихийно, как только мы встретились вчера и провели обряд, и моментально оброс подробностями. Он стоял и поглядывал на меня с интересом, и его глаза прояснялись, изредка посвечивая аметистовыми искрами. Вот же паршивец малолетний!
- Прикройся хоть, искатель приключений, не замерз еще? - я устало отвернулся и нагнулся к скинутой сумке, отталкивая рукой любопытную морду Смолки, которая норовила обнюхать и лизнуть знакомого и любимого ею вампира. Шерион, запоздало смутившись, залился краской и укутался в мигом расправившиеся кожистые крылья. Теперь он выглядел, как кокон гусеницы с головой человека, и я хихикнул, не удержавшись.
Вытаскивая из сумки полотняные свертки с дорожной снедью и флягу с фруктовым компотом, чуть разбавленным мной вином, я наслаждался виноватым сопением за спиной. Смастерил из нарезки пару бутербродов с бужениной и сыром и опустился на кучу валявшегося неподалеку лапника, похлопав рядом с собой – «иди сюда, чего уж там». Адреналин давно рассосался по телу, а гнев, поднявшийся было волной, как-то сам собой опал, так и не выплеснувшись. Что взять с ребенка? Достали его там, наверное, с утра до вечера воспитывая в нем лучшие качества повелителя и не давая даже в отхожем месте уединиться спокойно...
Шерион высоко хихикнул и сел рядом, как-то вытащив из-под крыльев руку и принимая съедобную горку на ломте хлеба.
Мы молча начали жевать, я пару раз отпихнул локтем от своей законной доли наглую черную морду, обидчиво клацнувшую внушительными клыками у самого моего уха. Но я не дремал, зная о повадках вольхиной кобылы не понаслышке, и только лениво дернул головой, спасая дорогую мне часть тела.
- Рассказывай уже, - я посмотрел на ежившегося вампира, жующего мои, между прочим, запасы, и невольно улыбнулся. На миг он перестал жевать, посмотрев на меня, на бутерброд, снова на меня, и, будто решив что-то, снова впился клыками в еду, не испытывая никаких угрызений совести.
Мы доели в тишине, а после, отряхнувшись от крошек, Шерион открыл, наконец, рот.
- Прости, Джерард, что доставил тебе проблем. Но ты был единственным моим шансом сбежать от навязчивой опеки отца, Келлы и старейшин, этого собрания трясущихся над моей безопасностью и повелительской выправкой дедов. Я так устал от них за эти двадцать лет непрекращающихся нотаций и контроля... Я хочу посмотреть на людей, на то, что происходит вокруг, в мире, а не только в Догеве... Я хочу видеть рассветы и закаты разных стран, иметь свои, ни с чем не сравнимые воспоминания о приключениях, да я просто хочу пожить своей жизнью, прежде чем стать повелителем. Они же решили вообще не выпускать меня из долины! Прости… Я не мог не попытаться.
И тут до меня дошло, наконец, сказанное.
- Стоп, - чуть резче, чем следовало, сказал я. - Что ты только что сказал?
- Что они достали меня?
- Это я и без тебя понял, чудище. Раньше.
- Про двадцать лет нотаций? Но это на самом деле очень утоми...
- Ты издеваешься? Талена говорила, что тебе десять. Ты и выглядишь десятилетним мальчиком! - я пребывал в шоке.
Шерион выглядел смущенным, как будто сболтнул лишнего. Он мялся, но я смотрел на него таким взглядом, что отмолчаться у него бы не получилось.
- Ну, мне и правда двадцать зим... Я родился через два года после Талены. Просто вампиры - не люди, и у нас взросление происходит несколько иначе.
Я смотрел на него очень заинтересованно, и мои вздернутые брови выражали немой вопрос и побуждали продолжать. Не часто можно было узнать что-то новенькое о вампирах, они свято блюли свои тайны от людей. Странно, но сейчас Шерион воспринимался по общению как юноша, по ошибке заключенный в детском теле.
- Вампиры нестабильны в детстве, оно у нас очень затянутое, потому что ритм и длина жизни совсем не такие, как у людей. Ты же знаешь, что благодаря способности повелителя замыкать круг мы практически бессмертны? – я кивнул, слышал это от Талены. - Хотя тела, конечно, изнашиваются с веками... Мы «вырастаем» в человеческом понимании только после инициации.
- Инициации? - заинтересованно уточнил я. Впервые слышал подобные откровения, кажется, я становился хранителем тайн семейства О'Шеонелл...
- Ну, - забубнил под нос мальчишка, - укус. Вообще мы не пьем кровь, тем более разумных рас. Только один раз в жизни, чтобы получить достаточно энергии для перехода к новому, взрослому телу. Это происходит довольно осознано, не переживай, - улыбнулся он, увидев, что я сбледнул с лица - меня не радовала перспектива оказаться теоретической жертвой во имя взросления наследного Повелителя. - И никогда не убиваем при этом, просто берем свое, без чего нам невозможно обрести новую плоть. Не знаю, отчего так происходит… - Шерион задумался ненадолго, и его тёмные глаза с фиолетовыми отблесками затуманились дымкой. - Никто еще не умер после укуса инициации. – Он улыбнулся мне, будто подбадривая, - вот же несносный ребёнок! – а потом закончил: - Теоретически, я уже два года как мог повзрослеть.
- Так почему ты до сих пор...
- Я затворник, Джи! – он сказал довольно резко, кажется, это и правда задевало его за живое. - Меня растят, точно диковинную зверушку, не отпуская и шагу сделать по своей воле. Они боятся похищения, покушения, каждого чиха и ика, они сводят меня с ума, особенно - эта старая карга Келла.
Я ухмыльнулся. Старая карга травница выглядела от силы на тридцать.
- Отец часто рассказывал про инициацию. По большому счету, совершенно не важно, кого кусать единственный раз в своей жизни. Обычные вампиры не ходят далеко и часто просят своих человеческих друзей помочь с этим - последние годы дружба наших народов достаточно окрепла, чтобы принять и понять то, что мы разные, и в этом нет ничего страшного и опасного. Но отец говорил также, что избранные - светловолосые - обычно чувствуют предназначенного им человека. Потому что мы сильные менталисты. Это так называемое влечение инициации. Я подобного еще не испытывал и вообще... ребёнком как-то проще, - он смущенно улыбнулся и посмотрел на меня выразительными глазами из-под тени приопущенных ресниц.
Я хмыкнул и кивнул, соглашаясь с ним. Быть внешне слабым красивым мальчиком и при этом обладать достаточно повзрослевшим умом в придачу к нечеловеческой силе - очень удачная позиция. Таких недотрог часто недооценивают. Я сам был таким – всегда оставлял пространство для манёвра: никогда не показывал своих тайных умений, прикидываясь обычным, и не лез на рожон.
А потом до меня снова дошло с завидно постоянным опозданием…
- Постой-ка… «Мы – сильные менталисты»… Это что же значит… - кажется, я говорил сам с собой, пытаясь вытянуть на свет божий ниточку с узелком, за который вдруг зацепился, а мальчишка, сидя рядом в сомнительной «одежде» из кожистых крыл, весь подобрался, будто боясь услышать окончание фразы. – Так ты что, тоже читаешь меня, мелкий упырёныш?! – возопил я, резко поворачиваясь к нему и пугая выкаченными от гнева глазами. Сколько можно, мне дадут когда-нибудь спокойно подумать без навязчивого копания в моей голове? Да в ней столько всего, что под большим амбарным замком для всех, кому меньше восемнадцати, а тут – десятилетний мальчишка…
- Мне двадцать, - еле сдерживая ползущие вверх кончики губ, напомнил он. – А ещё понятие «упырёныш» не совсем корректно по отношению ко мне, я всё-таки живой, а упыри – просто нежить. И не волнуйся, я не буду заглядывать за дверь с большим амбарным замком, честное вампирское!
Я громко и с чувством простонал, сгибаясь к коленям и пряча голову в руках, подальше от этого открытого и безмятежного взгляда всепонимающих детских глаз. Я проклинал всех богов, в которых не верил совершенно, за то, что они явно невзлюбили несчастного обездоленного меня, посылая подобные испытания.
- А ещё я точно знаю, что он украл мамины бусы, которые она искала днём. Я успел прочитать его, когда он заглядывал в окно после ритуала. Нужно их вернуть, мамины любимые.
И тут я расхохотался. Фрэнк был в двух шагах от меня, а я, увлечённый, умудрился не заметить этого. И что за дурацкая привычка – красть совершенно бесполезные, не имеющие никакой ценности вещи?! Я не понимал этого вора абсолютно, и тем важнее было поймать его как можно быстрее и… хм-м, допросить?
Вспомнив вдруг, что рядом Шерион, чёртов телепат, я быстро одёрнул себя и стал думать о кроликах. Ну а что? Кролики – они милые. Мальчишка потупился и встал с лапника, разминая ноги и покачиваясь в объятиях своих крыльев.
- Ты бежал от Догевы в волчьем обличии? Без вещей? Эк же тебя допекли…
Шерион высоко и по-детски расхохотался.
- Нет, конечно! Я на своём Пепле. На нём и сумки, и мешочек с Пэм. Я попросил ее спать, пока не вернусь. Она слушается. А обернулся тут, чтобы… Ну, в общем, так получилось.
Я улыбался. Двадцать лет, говоришь? Вампиры нестабильны в своём детстве? Ох, и весёлая меня ждёт практика… Я, кажется, уже думал об этом.
- И где он? Пора ехать. Я чувствую, что Фрэнк начал двигаться, совсем близко и очень быстро, будто… хм, что-то странное у него происходит, скорее!
Шерион тихо свистнул, и через несколько секунд из ближайших кустов выскочил на поляну огромный статный кь’ярд. Тёмно-серый с чёрными подпалинами на ушах, морде и по низу ног. Красивый и опасный, без седла, но с перевязью для седельных сумок. Он сразу подошёл к зябко передёрнувшему плечами мальчишке и дружелюбно ткнулся в плечо. Шерион не подвёл – оделся очень быстро и вскочил на спину кь’ярду, в то время как мне Смолку пришлось поуговаривать, в конце концов, жертвуя этому исчадию кусок буженины.
Мы проламывались сквозь ельник напрямую – кажется, кобыла почувствовала моё состояние и перестала быть стервозной дамочкой, неслась вперёд, что есть мочи, будто видя трепещущую магическую нить не хуже меня. Там, где мне даже смотреть было страшно, она гибко протискивалась без труда, и я уже был готов вознести это чудовище на пьедестал божества, как вдруг она резко остановилась на полном ходу, и я кубарем полетел через её шею, вперёд.
Несколько мгновений темноты в глазах и судорожного ощупывания себя на предмет целостности, и я сдавленным шёпотом, сочно и от всей души выматерил вольхину лошадь. Как вдруг раздались грубый хохот и голоса – совсем близко, буквально за теми кустами. Мальчишка соскочил с мягко остановившегося коня, по-кошачьи бесшумно приземлившись, и подал руку, помогая подняться.
- Там люди. Трое, кажется. Разбойники, совершенно точно. И вор. Они хотят его… У-у… Для начала ограбить.
- Я понял, не продолжай, - сказал я, чувствуя боль в вывихнутом плече. Я старался держаться, но меня просто колотило от предвкушения – Фрэнк… Фрэнк… Фрэнк! Там, за кустами! Больше никогда на свете не буду завязывать магию поиска на кровь… Это уже слишком! Несчастные разбойники. Мне казалось, что я могу порвать их от плеча до паха одним только взглядом, - нет, я не самоуверен, я просто одержим.
Шерион снова разделся догола и стоял на коленях. Он укрылся крыльями полностью и превратился в кокон, который уже начал шевелиться, перетекать под тонкой кожей…
- Не смотри, - глухо прорычал он, и я вежливо отвернулся, понимая, что решение обернуться в волка сейчас – не самое плохое.
«Скорее, скорее!» - кажется, я начал прыгать с ноги на ногу, чтобы хоть как-то унять нервную дрожь.
И вот уже волк толкнул меня носом под колено, и я тихо, насколько мог, покрался к кустам дикой вишни, за которыми происходило ограбление вора разбойниками.
- Ну же, малыш, сколько тебя уговаривать? Оставляй лошадку, сумку и иди, мы тебя не тронем.
Взрыв сального гогота разнёсся по поляне, и трое мужиков совершенно дикого вида явно наслаждались, разговаривая со своей жертвой – невысоким худеньким парнем в плаще, прижавшимся спиной к толстой сосне.
«Мой, мой плащ! – вякнуло сознание. – И лошадь моя!»
Фрэнк был крайне сосредоточен, не говорил ни слова и только цепко следил за каждым движением забавляющихся разбойников из-под густых тёмных ресниц.
«Как шерсть ласки», - томно простонал кто-то внутри, и мне пришлось с силой ущипнуть себя за бедро, потому что одержимость явно хотела взять управление телом в свои руки, туманя разум и лишая мысли относительной ясности.
Шерион мокро ткнулся в ладонь носом, и я понял – спрашивал, почему мы ничего не делаем.
- Подожди немного, - одними губами сказал я, забыв, что достаточно было просто подумать.
Я был уверен, что в любом случае успею кинуть пару оглушающих заклятий до того, как третий сообразит, откуда они прилетели. Луков у разбойников не было, а до Фрэнка оставалось ещё приличное расстояние. Мне было приятно ощущать себя в роли зрителя – крайне интересно, как этот самонадеянный мальчишка будет выпутываться из ситуации. Да что там… Видеть его, такого всклокоченного, настороженного, припёртого к дереву… С нервным румянцем щёк на фоне общей растерянной бледности… С пересохшими, так чувственно облизываемыми губами… О, я понимал этих разбойников, я и сам был не прочь…
Волк легонько прикусил мои пальцы, и я на время занял голову тролльими ругательствами, понимая, что с выдержкой и здравомыслием у меня бо-ольшие проблемы…
Насмеявшись и о чём-то переговорив, мужики-разбойники двинулись, наконец, к Фрэнку.
- Не бойся, цыпа, мы тебя не обидим.
- Только лошадку заберём и мешочек твой, явно не пустой.
«Рычи!» - мысленно крикнул я, и Шерион разразился утробным, густым рыком, от которого даже у меня волосы вдоль позвоночника дыбом встали, а разбойники – так те вообще подпрыгнули на месте, резко разворачиваясь к нашим кустам.
И тут произошло непонятное.
Фрэнк как-то красиво, беззвучно, плавным движением выпростал обе руки из-под плаща и резко дёрнул кистями, словно стряхивая с них воду.
Мужики охнули, похватались кто за что – за шею, живот, ногу, - и, как стояли – так и завалились в траву. Я пригляделся – дышали. Значит, он не убил их, но… Что за чёрт? Что это за непонятная магия?!
Мальчишка тем временем устало сполз по стволу. Он явно очень переволновался и тяжело дышал – почувствовал, что опасность позади, и его накрыло. Потом он вдруг уставился на кусты, видимо, вспомнив про рык. Он глядел и глядел в эту сторону, снова подобравшись всем телом, но я немного помагичил – просто сгустил тени и мысленно просил Шериона не выдавать нас ничем. Он был умничка, этот вампир. С ним было очень приятно иметь дело.
Наконец, взяв себя в руки и поняв, что никто из кустов вишни на него не выпрыгнет, Фрэнк поднялся на ноги, отряхнулся и пошёл к мирно пасшейся рядом Лиске – рыжая ты моя кляча, как с тобой обращаются, судя по всему, неплохо?
- Фрэнк?
Он замер у стремени, и вся его спина напряглась, выражая готовность в любой момент сорваться и запрыгнуть в седло, мчаться, убегать, а я совершенно не хотел длить нашу разлуку ещё хоть сколько-нибудь.
- Фрэнк. – На этот раз я сказал твёрдо. От меня не убежать. Он мог забыть, но я маг. И с такого расстояния точно попаду шоковым заклятьем – неприятно, конечно, но это ненадолго.
Он повернулся и встретился со мной глазами, отчего мои заслезились. Я не заплакал, нет, просто горячая волна прошлась по телу, тревожа ноющие кости и возбуждённые мышцы, смывая песок, осевший под веками за время дикой скачки.
Он робко и как-то виновато улыбнулся, всё так же ничего не говоря.
Я отчего-то смутился. Сейчас мне не было дела ни до малахитовых бус Вольхи, ни до парадной мантии Арр’акктура… Смотрел на него и понимал, что мне нужно только одно, и это не давало мне покоя, вытягивая из тела жилы и обдавая жаром желания.
Волк подошёл ближе и сел рядом, холкой попав прямо под мою руку. Но даже это не отрезвило моей головы.
- Ты задолжал мне ночь, помнишь? – не удержался я, и он закраснелся скулами, опуская взгляд вниз, на мою ладонь, бессознательно треплющую зверя за ухом.
Потом он вернулся взглядом ко мне, и я увидел трепещущие ноздри и подрагивающие ресницы, глаза, туманящиеся поволокой. Если это означало, что он против, то я ничего не понимал в этой жизни. Он облизал нижнюю губу, прикусив её в конце, и я, улыбнувшись, сделал первый шаг к нему, оставляя волка позади. Рука Фрэнка скользнула вниз, к ремню походных штанов, отвязывая какой-то мешочек, но я не мог оторваться от взгляда этих голодных глаз – я был пойман ими и совершенно уверен, что парню нравилось ходить в моих должниках, и его более чем устраивал способ платежа.
Когда до Фрэнка оставалось не больше десяти моих неторопливых шагов, Шерион сзади взрыкнул и я больше услышал, чем понял, что он несётся ко мне. Но было поздно. Мешочек взлетел в ловкой руке вора, и из развязанной горловины взметнулась мельчайшая пыль, тут же зависнув в воздухе огромным белёсым облаком, вдохнув от которого по инерции, я начал безудержно, невыносимо чихать и кашлять – горло сдавило и глотка пересохла моментально, я согнулся пополам и только и делал, что чихал, чихал, до соплей и слёз, до искр из глаз…
Я почувствовал, как кто-то тянет меня в сторону за рукав рубахи, и пошёл – потому что возможность думать была напрочь отсечена непрерывным чихом.
Шерион отвёл меня в сторону от медленно оседающего облака. Он тоже чихал – по-волчьи - высоко, и это выглядело безумно забавно. Я бы рассмеялся, если бы смог остановить свой чих.
Мы пролежали в траве минут пять, пока действие порошка не сошло на нет. Потом ещё минут пять – приходя в себя и утирая сопли и слёзы. Потом я просто лежал и смотрел наверх, в тёмно-синее небо, сияющее звёздами между теряющихся в вышине чёрных лап сосен, а серо-жемчужный волк грел мне бок справа. Мыслей не было. Прояснившаяся после многократного чихания голова была пустой и звенящей.
Фрэнка давно и след простыл. Я чувствовал его так же хорошо, как и раньше, но он гнал мою лошадь, не щадя, а я – напротив – никуда не торопился.
Он обставил меня – уже в третий раз. Использовал неведомые мне, странные приёмы, лишая возможности привычно реагировать. И мне становилось только интереснее и желаннее продолжать погоню, чтобы, наконец, добраться до него. До задолжавшего мне уже много чего самоуверенного и везучего мальчишки.
- Вот же гхыр збырный! – с чувством сказал я в ночную тишину.
Рядом раздалось целиком и полностью согласное ворчание, и я улыбнулся. Было что-то в этом – догонять своего вора не в одиночестве.
___________________
* Червень (белорск.) - июнь
*гхыр вдулг абаз – непереводимое и крайне малолитературное троллье ругательство. Почти вся их речь именно из подобного и состоит.
