Гражданско-патриотическая тема в лирике Лермонтова

18. Философско-религиозные мотивы в лирике Лермонтова.

19. Роман «Герой нашего времени»: история создания, жан­ровое своеобразие, особенности композиции, значение романа в
истории русской литературы.

19. Даже при самом беглом взгляде на роман Лермонтова «Герой нашего времени» бросается в глаза то, что он представляет собою цикл, состоящий из пяти повестей. Цикличность романа – плод отнюдь не одной только творческой индивидуальности Лермонтова, его творческой манеры. Для создания романа, «склеились» несколько повестей, были вполне объективные причины.

Белинский многократно указывал на то, что в литературном движении его времени первостепенное место начинает занимать повесть. Но к этому можно добавить: повести 30-х годов XIX века тяготеют к слиянию в циклы.

Начнем с того, что «Герой нашего времени» рассказан по меньшей мере... тремя повествователями: безымянный автор, впоследствии выступающий лишь в роли публикатора дневника Печорина; Максим Максимыч и, наконец, сам Печорин. Но кроме того, в романе – еще несколько рассказчиков: например, обращенный к Азамату рассказ Казбича о его полулегендарном коне – самостоятельная новелла, только, разумеется, новелла, которая изложена наспех, заведомо небрежно, конспективно. Но тем не менее, она представляет собою как бы эмбрион, программу, либретто самостоятельной новеллы, если не повести. Ряд событий излагается устами Грушницкого; свою, загадочную и таинственную новеллу рассказывает Печорину девушка-контрабандистка. При этом Лермонтов постоянно вставляет рассказ одного человека в рассказ другого, как правило, – его антагониста: так, например, о приключениях Казбича мы узнаем от Максима Максимыча, а рассказ Максима Максимыча, в свою очередь, передан нам не непосредственно, не от его, Максима Максимыча имени, а также через посредника – через автора, который, якобы, только записал, застенографировал его речь. Словом, речь того или иного героя романа все время доходит к читателю, словно эхо, в виде отголоска. Каждое событие в романе – как бы луч света, дважды, а то и троекратно преломленный через усиливающие его линзы. Образ одного человека как бы просматривается сквозь образ другого.

Одна ситуация в романе Лермонтова дублирует другую, один характер находит отклик в другом.

Скажем, и Печорину и Максиму Максимычу сплошь и рядом приходится... подслушивать кого-то (Максим Максимыч подслушивает разговор Казбича с Азаматом; Печорин – «дискуссию», зашедшую среди заговорщиков). Повторяется ситуация преследования, погони; и повторяется она, как и всегда в романе, то в серьезном, то в комическом и нелепом варианте. Через весь «Журнал Печорина» проходит ситуация дуэли, поединка: сначала – трагикомический поединок Печорина с... семнадцатилетней девушкой, «Ундиной» («Тамань»); затем – поединок его с Грушницким

(«Княжна Мери»); и, наконец, – поединок людей с самою «судьбой», поединок, носящий характер чудовищного эксперимента («Фаталист»).

В разных вариантах повторяются одни и те же мнения, суждения, философемы. Уже не приходится говорить о том, что Грушницкий постоянно совершает плагиаты у Печорина; но ведь даже вульгарнейший «драгунский капитан», балагуря и паясничая, повторяет то, что в совершенно ином, в серьезном варианте волнует умы героев романа; их высокие размышления о свободе воли и о предопределении преломляются в его шутовской реплике: «Натура дура, судьба индейка, а жизнь – копейка». Вообще, второстепенные, эпизодические персонажи романа – дублеры, двойники его главных героев. В ряде случаев это видно «невооруженным глазом» и очень легко доказуемо. Можно найти и более спорные случаи подобного дублирования: фокусник Апфельбаум, промелькнувший в романе, – дублер заговорщиков, покушающихся на духовную независимость и на жизнь Печорина: ведь и они – своего рода «фокусники»; и их затея с подменой пистолетов – фокус; недаром же Печорин, совершив казнь над Грушницким, говорит о происшедшем прежде всего как о спектакле, о представлении: ”Finita la comedia”.

Особое место в композиции романа занимают... вещи. И весь «реквизит» романа – не только свидетельство наблюдательности Лермонтова и его стремления демонстрировать перед читателем действительность точно вплоть до мелочей, до мимолетных подробностей. Сплошь и рядом в романе даются характеристики или самохарактеристики человека путем его уподобления вещи: Печорин, например, говорит о том, что обстоятельства понуждают его «играть роль топора в руках судьбы» (ср. стихотворения Лермонтова «Три пальмы» и «Спор», где та же вещь выступает еще всего лишь как реалия, а не как атрибут метафоры). Вещь может подменять человека; В романе есть высокий образ небесных звезд, а есть и «звездочки», украшающие эполеты новоиспеченного офицера; и они – тоже «путеводительные звездочки».

Все «преследования», о которых так много говорится в романе, в конце концов сливаются в образ какого-то одного «преследования»: та сила, которая способна «приковать к чиновничьему столу» и гения, безжалостно преследует в человеке индивидуальное, превращая его в эпигона, то есть – в того же раба, раба психологического, духовного.

«Герой нашего времени» – вызов, брошенный в лицо этой силе. Лермонтов отстаивает право человека на моральную независимость, на сохранение и развитие своего «я». Рассказывая «историю души человеческой», он приводит нас к истокам становления и развития индивидуальности, уже в силу самого существования своего антагонистичной по отношению к идеологии «казармы и канцелярии».

Единственный завершенный роман Лермонтова не задумывался первоначально как цельное произведение. В "Отечественных за­писках" за 1839 г. были опубликованы "Бэла. Из записок офицера о Кавказе" и позже "Фаталист" с примечанием, "что М.Ю. Лер­монтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, и напечатанных и ненапечатанных"; в 1840 г. там же печатается "Тамань" и следом выходит двумя частями-томиками "Герой нашего времени". Проблемное афористичное название предложил опытный журналист А.А. Краевский взамен первона­чального авторского "Один из героев нашего века". "Собрание повестей", объединенных образом главного героя, оказалось пер­вым в русской прозе социально-психологическим и философским романом, в жанровом отношении освоившим также многочислен­ные элементы драматического действия, особенно в самой боль­шой и значительной повести — "Княжна Мери".

"Герой нашего времени" — это "история души человеческой", одной личности, воплотившей в своей неповторимой индивиду­альности противоречия целого исторического периода. Печорин — единственный главный герой (хотя "Евгений Онегин" назван име­нем одного героя, в нем чрезвычайно важен образ Татьяны, а также и Автора). Его одиночество в романе принципиально значи­мо. Освещены лишь отдельные эпизоды биографии Печорина; в предисловии к его журналу офицер-путешественник сообщает о толстой тетради, "где он рассказывает всю свою жизнь", но, в сущности,, читатель и так получает представление о жизненном пути героя от детских лет до смерти. Это история тщетных попыток незаурядного человека реализовать себя, найти хоть какое-то удовлетворение неиз­менно оборачивающееся страданиями и потерями для него и окружающих. Большинство читателей и критиков только что вышедшего романа восприняли Печорина как героя вполне отрицательного. Этот уровень понимания проявил и император Николай I. Знако­мясь с первой частью произведения, он решил, что "героем наших дней" будет непритязательный, честный (и недалекий) служака Максим Максимыч. Содержание второй части и отнесе­ние заглавной формулы к Печорину вызвали у императора (в письме к жене) раздраженные сентенции: "Такими романами портят нравы и ожесточают характер". "Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству!". Сам Лермонтов несколько поддался общему настроению и в предисловии ко второму изданию "Героя нашего времени" заявил, что Печорин — "это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии". Другие акценты сделал В.Г. Белинский, обративший­ся к публике еще суровее, чем автор в общем предисловии. Он сказал о Печорине: «Вы предаете его анафеме не за пороки, — в вас они больше и в вас они чернее и позорнее». Г.В.Н. и похож и непохож на традиционный роман.. В нем рассказывается не о происшествии или событии с завязкой и развязкой, исчерпывающей действие. Каждая повесть, имеет свой сюжет. Ближе всего к традиционному роману четвер­тая повесть — "Княжна Мери", однако ее финал противоречит западноевропейской традиции и в масштабе всего произведения ни в коей мере не является развязкой, а неявным образом мотивирует ситуацию "Бэлы", помещенной в общем повествова­нии на первое место. "Бэла", "Тамань", "Фаталист" изобилуют приключениями, "Княжна Мери" — ин­тригами: короткое произведение, "Герой нашего времени", в отличие от "Евгения Онегина", перенасыщен действием. В нем немало условных, строго говоря, неправдоподобных, но как раз типичных для романов ситуаций. Максим Максимыч только что рассказал случайному попутчику историю Печорина и Бэлы, и тут же происходит их встреча с Печориным. В разных повестях герои неоднократно подслушивают и подсматривают — без этого не было бы ни истории с контрабандистами, ни разоблачения заго­вора драгунского капитана и Грушницкого против Печорина. Главный герой предсказывает себе смерть по дороге, так оно и случается. Вместе с тем "Максим Максимыч" действия почти лишен, это прежде всего психологический этюд. И все разнооб­разные события не самоценны, а направлены на раскрытие харак­тера героя, выявляют и объясняют его трагическую судьбу. Той же цели служит композиционная перестановка событий во времени. Монологи Печорина, обращенные в его прошлое, проясняют романную предысторию. По мере изложения событий, как они поданы в романе, накапливаются дурные поступки Печорина, но все меньше ощу­щается его вина и все больше вырисовываются его достоинства. В "Бэле" он по своей прихоти совершает, в сущности, серию преступлений, хотя по понятиям дворянства и офицерства, участ­вовавшего в Кавказской войне, они таковыми не являются, в "Фаталисте" Печорин совершает настоящий подвиг, захватывая казака-убийцу, которо­го уже хотели "пристрелить" фактически на глазах его матери, не дав ему возможности покаяться, даром что он "не чеченец окаян­ный, а честный християнин" (слова есаула).

Безусловно, важную роль играет смена повествователей. Мак­сим Максимыч слишком прост, чтобы понять Печорина, он в основном излагает внешние события. Переданный им большой монолог Печорина о его прошлом условно (реалистическая поэти­ка еще не разработана) мотивирован: "Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от 25-летнего человека, и, Бог даст, в последний..." Литератор, наблюдающий Печорина воочию, — человек его круга, он видит и понимает гораздо больше, чем старый кавказец. Но он лишен непосредственного сочувствия к Печорину, известие о смерти которого его "очень обрадовало" возможностью напечатать журнал и "поставить свое имя над чужим произведением". Пусть это шутка, но по слишком уж мрачному поводу. Наконец, сам Печорин бесстрашно, не стараясь ни в чем оправдаться, расска­зывает о себе, анализирует свои мысли и поступки.

Но самое главное, ради чего события переставлены во време­ни, — это то, каким Печорин уходит из романа. Мы знаем, что он "выдохся" и умер молодым. Однако заканчивается роман единственным поступком Печорина, который его достоин. Мы прощаемся не только с "героем времени", но и с настоящим героем, который мог бы совершить прекрасные дела, сложись его судьба иначе. Таким он, по мысли Лермонтова, и должен больше всего запомниться чита­телю. Композиционный прием выражает скрытый оптимизм автора, его веру в человека.

Печорин — человек действительно редкостно «одаренный» волевой, активный, деятельный, но на­правляющий свою деятельность, за неимением достойной сферы приложения сил, отнюдь не на благо. По словам Белинского, "бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях". В "Тамани" (хроноло­гически это начало рассказанных событий) после трех бессонных ночей в дороге он не спит еще две ночи, ища новых впечатлений. Все пережитое Печорин повторяет, вновь переживая, в журнале, полагая, что записанное со временем будет для него "драгоцен­ным воспоминанием". А в повести "Максим Максимыч", всего лет через пять после его приключений на Кавказе, он абсолютно равнодушен к брошенным у штабс-капитана запискам, потому что равнодушен к себе самому и воспоминания больше не считает драгоценными.. В "Княжне Мери" Печорин признается: "Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки... Я глупо создан: ничего не забываю, — ничего!" Потом появляется немаловажное уточнение: "... радости забываются, а печали никогда..."

Печорин "не угадал" своего "назначения высокого", которое предполагал, и не сваливает вину за это на время и общество, хотя все основания для того есть и ему понятны. Душевные силы и вкус к жизни постепенно уходят от него с годами. Он далеко не стар, в улыбке его сохранилось даже "что-то детское", однако портрет героя в "Максиме Максимыче" поражает возможностью весьма различных впечатлений от него. "С первого взгляда на лицо его, я бы не дал ему более 23 лет, хотя после я готов был дать ему 30", — отмечает офицер-путешественник. Печорин "в первой молодости... был мечтателем", предавался беспокойному вообра­жению. Результат этого — "одна усталость», Печорин растратил себя еще и на воображаемую борьбу, на мечтания. "В этой напрасной борьбе я истощил и жар души и постоянство воли, необходимое для действительной жизни..." —• пишет Печорин о себе юном..

В "Фаталисте" Печорин рассуждает о ненапрасной борьбе предков, веривших в судьбу. В отличие от них нынешние люди не имеют "ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми, или с судьбою...". Вопрос о том, существует ли предопределение, хотя близок к положительному разрешению, остается все-таки открытым, однако Печорин (как и Мцыри), пока не утратил душевных сил, готов бороться с судьбой, испы­тывая от этого "истинное наслаждение" даже при скептическом отношении к надежде. "Желать и добиваться чего-нибудь — понимаю, а кто ж надеется?" — еще по-приятельски говорит он в "Княжне Мери" Грушницкому.

Печорин не выносит покоя как человек действенной идеи, Печори­на "врожденная страсть противоречить", во многом определяю­щая его поведение. В раздвоенной личности Печорина противостоят черты мыслителя-реалиста и романтика, переплетаются добро и зло, которое, по словам Веры, "ни в ком... не бывает так привлекательно", и, как она пишет в том же прощальном письме, "никто не может быть так истинно несчастлив... потому что никто столько не старается уверить себя в противном".

20. Роман «Герой нашего времени»: система образов, про­блематика, особенности психологизма.