Лекция №9. Страстная неделя, Распятие, Воскресение

В прошлый раз мы рассмотрели материал о периоде, который мы условно называем периодом пути на Страсти; почему условно - об этом мы говорили в прошлый раз. Сегодня мы с вами приступаем к последнему евангельскому периоду в земной жизни Господа, а именно - Страстная, Распятие и Воскресение. Кажется, что это очень небольшой срок по сравнению с почти что тремя годами Галилейского периода, с полугодом периода пути на Страсти - всего неделя, но неделя весьма важная, весьма наполненная событиями, как вы знаете; вот их-то мы будем с вами стараться рассмотреть, если хватит времени.

Итак, мы с вами в прошлый раз обмолвились о том, что собственно период пути на Страсти, как мы его называем, кончается входом Господа в
Иерусалим; именно с этого момента мы говорим о начале Страстной в евангельском контексте. Евангелисты по-разному определяют момент Входа Господа в Иерусалим, так евангелист Иоанн, пожалуй, наиболее конкретно в двенадцатой главе, в первом стихе говорит: за шесть дней до праздника Пасхи. У евангелиста Луки гораздо (вопреки его обыкновению) более расплывчато; евангелист Лука в двадцатой второй главе говорит следующее: приближался праздник опресноков, называемый Пасхой; вот здесь требуется первый комментарий. Евангелист Лука отождествляет два праздника - опресноки и Пасха. Действительно, во времена жизни Господа эти два праздника праздновались одновременно, однако если посмотреть, полистать Ветхий завет, мы увидим, что праздник опресноков - это был отдельный праздник. Я думаю, что вам рассказывали, о. Геннадий наверняка, что в первый месяц еврейского календаря, Нисан, на четырнадцатый день, праздновался праздник Пасхи. Еврейские месяцы начинались с новолуния, поэтому четырнадцатый день приходился на полную луну. Если вы посмотрите описание исхода евреев из Египта, то бытописатель замечает: светила полная луна. Итак, четырнадцатый день месяца Нисан - Пасха Господня, говорит книга Чисел; а в пятнадцатый день сего месяца праздник, в него же семь дней должно было есть опресноки. Вот книга Чисел как бы говорит: сначала праздник Пасхи, а потом семь дней праздника опресноков. Это тот праздник, в который евреи воспоминали поспешность выхода из Египта, что они не успели с собой захватить хлеба и питались пресным скоро приготовленным хлебом. Книга Левит, двадцать третья глава, говорит, что "в первый месяц, в четырнадцатый день месяца вечером Пасха Господня, а в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу". Второзаконие приблизительно так же говорит: "не ешь с Пасхой квасного семь дней, но ешь с ней опресноки, хлебы бедствия, ибо ты с поспешностью вышел из земли Египетской". И так праздника было два, и постепенно они отождествились, и вот евангелист Лука уже пишет: «приближался праздник опресноков, иначе называемый Пасхой»; они стали синонимами, хотя исторически было некое разделение между этими двумя праздниками. Пасха как воспоминание избавления, и опресноки как воспоминание поспешности выхода; в духовном смысле, поспешности ухода из рабства духовного, что нужно не останавливаться, а бежать, и не брать с собою ничего.

Так вот, приближался праздник опресноков, иначе называемый Пасхой; шесть дней до праздника Пасхи, замечает евангелист Иоанн. Здесь мы с вами сталкиваемся со вторым событием, которое описывают три евангелиста: у Иоанна, у Матфея и у Марка; евангелист Лука не описывает это событие, вернее у евангелиста Луки параллельное событие есть совершенно в другом контексте. Речь идет о помазании. Почему я на этом останавливаюсь? Дело в том, что у евангелиста Иоанна о помазании сказано до Входа Господня в Иерусалим, а у Матфея и у Марка после входа Господня в Иерусалим. Евангелист Иоанн, по-видимому, так же как он поступил в свое время с эпизодом изгнания торжников из храма, с чудесным уловом, возможно, евангелист Иоанн несколько изменил хронологию, чтобы подчеркнуть богословский смысл; Христос прежде вхождения в Иерусалим помазывается на смерть, как Он Сам говорит. Итак, Вход Господень в Иерусалим есть вход Мессии на Страсти; Мессии приготовленного к смерти, Мессии, помазанного на смерть; вот такая символика у евангелиста Иоанна очень четко просматривается. У Матфея и у Марка это событие происходит после Входа в Иерусалим. У Луки есть помазание, иное помазание жены грешницы, если вам любопытно, можно на этом остановиться. Синаксарий, по-моему, Великой Среды пытается в Триоди постной разрешить вопрос: сколько же было помазаний? Одно? Два? После Входа или три, включая то помазание, о котором говорит евангелист Лука. Вот наша богослужебная книга предлагает святоотеческие толкования, сколько же было помазаний. Мы на этом не останавливаемся, пока запомним, что евангелисты по-разному говорят об этом собыитии. Более того, евангелист Иоанн связывает помазание с предательством Иуды, ибо помазание, по евангелисту Иоанну, изобличает воровство Иуды; евангелист Иоанн единственный, кто замечает, что Иуда был вор, и он пожалел денег, потраченных женой, на то миро, которая она излила на Иисуса. Этим самым он изобличил злонравность своего характера. "Сказал же это не потому, что заботился о нищих (замечает евангелист Иоанн), но потому что был вор, и имел при себе денежный ящик, и носил то, что туда опускал". Евангелист Лука (в двадцать второй главе, третий стих) говорит, что сатана уже вошел в Иуду, еще до помазания Господа, значит, миро лишь некий предлог для предательства, а не само предательство. Не само миро послужило предательством, ибо после этого события, как говорят евангелисты, Иуда пошел и предал Христа, договорился с первосвященниками о предательстве Христа. Вот евангелист Лука уточняет, что сатана уже вошел в Иуду, и само помазание было лишь предлогом, а вовсе не основным побудительным мотивом предательства. Евангелист Лука не может объяснить предательства иначе как действием злой силы. Лишь жадностью и скупостью такого великого греха Лука объяснить не может.

Перед тем как войти в Иерусалим, описывают нам евангелисты, Господь посылает двух учеников за осленком; у Матфея уточнение - за ослицей и осленком. Почему двух послылает? Потому что по закону Моисееву свидетельство двух истинно, если два свидетеля что-то требуют, то по-видимому, в этом есть правда, если два согласно требуют осленка, то им, по закону Моисееву, нельзя было отказать, поскольку хозяин, как замечает Лука, не пускал осленка, но внял свидетельству двух. В этом евангелисты видят, во-первых, пророчество Захарии, которое говорит о Мессии, восседающем на осле. Но встает вопрос: почему осел, что в нем такого, что это за животное? Для нас это животное презренное, а вот с точки зрения иудеев осел - это животное символизирующее мир; лошадь это животное военное, а осел это животное мирное. Мариам, сестра Моисея в книге Исход, когда воспевает свою песнь, говорит о всадниках на конях, воинах, а в книге Судей в пятой главе двенадцатом стихе говорится о белых ослах, на которых ездили преимущественно люди почетные, в мирное время. Вот в том, что Господь избирает осла, мирное животное, есть очень большая символика, конечно же Господь избирает не военное животное, а мирное, Он есть Господь мира. По Евфимию Зигабену, толкователю византийскому, Господь делает так, чтобы прообразовать будущее: молодой осленок - это прообраз будущего народа, который прежде Христа не знал бремени ярма, как это знал народ Израильский; а ослица - это народ израильский, бывший под ярмом, бывший несвободным.

Евангелисты замечают, что Господь входит в Иерусалим явно; и здесь мы должны вспомнить, что в седьмой главе Евангелия от Иоанна евангелист замечает, что Господь вошел тогда в Иерусалим не явно, а как бы тайно; на сей раз, когда времена и сроки сократились, Господь входит явно; все готово, все совершилось, все уготовано: Мессия входит в Иерусалим, чтобы пострадать. Об этом свидетельствовал в Ветхом Завете еще Исаия, в шестьдесят второй главе; он говорил о входе Спасителя к Своему народу, Израилю. Пророк Захария опять-таки в девятой главе пророчествовал об этом. И в сто семнадцатом псалме еще есть одно пророчество: "из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу", вот, во входе Господнем в Иерусалим исполняется сразу три пророчества. Как вы помните, Господа восхваляют младенцы, которым пытаются помешать, и Господь вспоминает это пророчество псалма. Евангелист Иоанн единственный, но это вполне естественно, замечает, что это событие имело связь некую внутреннюю связь с воскрешением Лазаря (Ин. 17:12): "народ, бывший с Ним, прежде свидетельствовал о том, что Он вызвал из гроба Лазаря, и воскресил его их мертвых". Понятно, что синоптики не говорят о воскрешении Лазаря, поэтому и связи у них нет никакой; а евангелист Иоанн указывает. Мы об этом уже говорили, что для нас Лазарева суббота связана с Входом Господним в Иерусалим, как суббота и воскресенье; в то же время мы говорили, что сам евангелист Иоанн показывает в одиннадцатой главе о том, что между воскрешением Лазаря и Входом в Иерусалим прошло некоторое время, по-видимому, немалое время, когда Господь был вынужден удалиться в город, в страну близ пустыни, называем Евфраим. Тем не менее, внутренняя связь между этими двумя событиями была, епископ Кассиан говорит, что воскрешение Лазаря было предпраздством Входа Господня в Иерусалим, как в свою очередь Вход Господень в Иерусалим это предпраздство, он здесь пользуется таким литургическим языком, Страстей и Воскресения. Воскрешение Лазаря... недаром мы поем один и тот же тропарь в воскрешение Лазаря, Лазареву субботу, и во Вход Господень в Иерусалим, прообразовало всеобщее воскресение; Вход Господень в Иерусалим есть вход Господень на Страсти, дабы воскреснуть и показать всем путь к всеобщему Воскресению. Эти два события, конечно же, внутренне связаны между собой, и евангелист Иоанн замечает это.

Конечно, вы помните, что Господа приветствует народ мессианскими восклицаниями; евангелисты по-разному передают эти слова: осанна Сыну Давидову (Матфей); осанна, благословен грядый во Имя Господне (Марк); благословен Царь грядущий во имя Господне (Лука); благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев (Иоанн). Но как бы по-разному не передавали евангелисты эти восклицания смысл их остается один и тот же; народ приветствует Господа как Мессию; другое дело, что мессианство понимается народом Израильским в чисто в таком земном аспекте; Мессия - тот, кто должен освободить Израиль от рабства Рима, кто должен восстановить царство Израилево. Но, тем не менее, Господа встречают как Того, Кто может объединить народ и освободить от бремени рабства. Нам это очень важно понимать, потому что искусительные вопросы, которые будут заданы Христу от фарисеев, саддукеев, от книжников, они будут направлены на то, чтобы развенчать в глазах народа мессианское достоинство Господа; об этом мы будем говорить чуть-чуть попозже. Народ увидел во Христе, в Иисусе Мессию, Христа. В то же время евангелист Иоанн отмечает непонимание учеников (Ин., 12:16): "ученики Его сперва не поняли этого", не поняли, того, что народ увидел во Христе Мессию, но когда прославился Иисус, тогда вспомнили, что в толкованиях было написано и это сделали ему. Как видите, пробыв с Господом три с половиной года, ну, кто-то меньше, ученики продолжают оставаться людьми со своими слабостями, со своими немощами; мы увидим, что и во время последней трапезы с Господом они будут спорить о первенстве; я об этом уже говорил, что лишь Дух Святый, Который сойдет на них в день Пятидесятницы, сделает из них, немощных, слабых, из рыбаков апостолов. Без Духа Святаго человек остается слабым. Вот она - слабость ученическая, не поняли, три года пробыли с Ним, видели великие чудеса, слышали объяснения Христом всему, что Он говорил, Христос пояснял, учил их, изъяснял им Святое писание - и не понимают, что творится. Об этом стоит задуматься. В то же время показательная реакция фарисеев, евангелисты отмечают, что именно фарисеи пытаются остановить крики; весь народ идет за Ним, фарисеи же говорили между собой: «видите, что не успеваете ничего - весь мир идет за Ним», и фарисеи пытаются остановить народ.

- Фарисеи не понимали, что Христос – это Мессия?

- Фарисеи не просто не понимали, они активно враждебно выступали; они пытаются заставить народ замолчать, не признавать Христа Мессией. Апостолы до конца не понимали, они продолжали оставаться людьми своего времени; в Деяниях апостольских мы видим, что многие спрашивают: «когда Ты, Господи, восстановишь царство Израилево?» Даже после Воскресения Христа они ждут, что Христос воскресший будет востанавливать царство Израилево, освободит Израиль, и продолжают оставаться в категориях мессианства израильского. А во второй главе, когда сошел Дух Святой, Петр говорит: «исполнилось, последнее время настало. В последние времена изолью Духа». Радикально меняется человеческое естество, когда его освящает Дух Святый. Фарисеи активно противодействуют Христу; уже здесь разделение полностью совершилось, те кто со Христом и те, кто против Него.

- А равнодушные есть?

- Равнодушных евангелисты не называют; либо восклицают: «Осанна!», либо противодействуют. И здесь, на фоне всеобщего ликования, происходит то, что называется "плачем над Иерусалимом"; Господь плачет над не признавшим Его городом, не признавшим Его истинного мессианства; евангелист Матфей говорит, что это произошло после Входа (Мф., 27:37). Причем евангелист Матфей отмечает, что Христос плачет над Иерусалимом используя стихи из книги Второзакония (Второзак., 32:11-12); "Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе (это из книги Второзакония). Сколько раз хотел Я собрать твоих детей, как птица собирает птенцов своих под крылья, а вы не захотели". В этом плаче трогательная такая отеческая любовь Господа к своему народу, не признавшему Его истинного мессианского достоинства. Видящего в Нем только земного царя. А Христос, как мы знаем, с самого начала отказывался; одно из искушений сатаны - поклонись мне, и весь мир дам Тебе, но Христос отказывается. Он не царь мира сего, Он Царь иного Царства, не от мира сего; Израиль принимает его только как царя царства, Христос плачет над городом. Надо заметить, что евангелист Лука говорит о том, что этот плач был совершен Господом до входа в Иерусалим, но, тем не менее, это совершенно параллельные тексты (Лк., 13:34), но до входа в Иерусалим. "Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями избивающий посланных к тебе!" - слово в слово евангелист Лука повторяет евангелиста Матфея. Конечно, скорее всего, прав по хронологии Лука, так как у евангелиста Матфея в двадцать третьей главе, но в тридцать девятом стихе сказано: "сказываю вам, не увидите Меня отныне доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!" Вот некие анахронизмы; Господь говорит эти слова после Входа в Иерусалим, а по смыслу это, конечно же слова, которые могли были быть произнесены до Входа в Иерусалим.

Интересно, что у евангелиста Луки есть еще и иной плач, в девятнадцатой главе, сорок первый - сорок четвертый стихи. "И когда приблизились к городу, то, смотря на него, заплакал о нем, и сказал: о если бы хотя бы в сей день ты узнал, что служит миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих". Второй плач о Иерусалиме, о его судьбе, что Иерусалим не узнал времени посещения; по мысли это, конечно, параллель сказанному у евангелиста Матфея, но слова иные. Вопрос: был ли один плач или дважды Христос проявил такое человеческое сострадание о не признавшем Его народе?

Каково же значение Входа Господня в Иерусалим? В контексте евангельской истории, как всегда, с трех точек зрения: в контексте евангельской истории, для самого Господа и для нас с вами. В контексте евангельской истории это начало Страстной недели; Иуда решил предать, помазание послужило толчком предательства Иуды в начале страстной, когда события ускоряются, и развязка приближается все ближе. Само помазание, по евангелисту Иоанну, это помазание к погребению. Христос готов, Христос знает, на что идет, Он принимает помазание к смерти, как Он Сам говорит об этом: "не мешайте ей, она к смерти помазала Меня". Для Христа это помазание, событие Входа в Иерусалим, это событие Его шествия на смерть, добровольную смерть. Важно, конечно, что народ не понимает истинного смысла происходящего, как и не понимают ученики, хотя их непонимание, конечно, разное. Как мы говорили, в этом событии исполнился целый ряд пророчеств – это важно. На Христе исполняются пророчества: Евангелие от Иоанна, в этой главе Христос говорит: "исследуйте Писания, они свидетельствуют обо Мне", и, конечно, для нас это значение имеет очень важное, ибо это событие прообразует будущую Церковь, вот образ этого осленка, как толкуют отцы, как прообраз будущей Церкви, та, которая не знала ярма, рабства.

Итак, после этого события начинается Страстная, к которой мы и приступаем. Удобнее Страстную рассматривать и исследовать по евангелисту Матфею, и параллели уже искать у прочих евангелистов. Почему? потому что еще раз повторюсь, евангелист Матфей систематизирует события. Его схема Страстной седмицы являет собой образец такой вот строгой системы; у других евангелистов нет такой систематичности. Сейчас мы с вами увидим, о чем идет речь.

Во-первых, события Страстной открываются тем, что отцы называли "притчей в действии", а именно проклятием смоковницы. Проклятие смоковницы описывается у евангелиста Марка, евангелиста Матфея, у Луки нет этого события, у Луки есть параллельная притча, если вы помните, о том, что дерево не дает плода в тринадцатой главе, и садовник просит господина не посекать неплодное дерево, а дать ему возможность заняться им; "третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу - сруби ее, на что она и землю занимает. Но он сказал ему в ответ: господин, оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее". Вот у евангелиста Луки притча, а другие синопитки говорят о действии; Христос проклинает смоковницу; евангелист Лука как бы своей притчей поясняет действия Христа. Эти два события, конечно, взаимосвязаны. Смокв не должно было быть в это время; "не время смокв", замечает Марк, не настало еще время для плодов. Поэтому если рассуждать с точки зрения человеческой, то в общем причины для такого строгого суда над деревом не было; на нем были зеленые листья, которые бывают, когда и плоды бывают; как бы внешне оно обещало плоды, но время плодам еще не настало. Поэтому эту притчу можно понять только с духовной точки зрения. Это событие можно понять в контексте притчи Евангелия от Луки. Отцы как-то объясняют, что смоковница является символом Израиля; Христос осуждает неверие, неверие как безплодное состояние, духовную безплодность, которая будет истреблена; еще раз эта притча в действии.

Вслед за этим событием следует еще одно очень важное событие: изгнание из храма. Это событие общесиноптическое, иначе говоря, его описывают Марк, Матфей и Лука. Встает вопрос: было ли одно изгнание, либо было их два, ибо евангелист Иоанн, как вы помните, говорит об изгнании из храма во второй главе своего Евангелия, в самом начале служения Господа, еще в тот период, который предшествует Галилейскому периоду. Войдя в Иерусалим как Мессия, приняв общенародные свидетельства Своего Мессианства, Христос конечно же мог войти в храм и совершить то, что Он совершил; никто бы не посмел Ему перечить. Дело в том, что ларчики вот эти, которые стояли во дворе храма, где продавалось все, что было надо для жертв, приносимых в храме, они приносили большой доход для первосвященников. Поэтому с одной стороны деньги, это дело такое очень непростое, а с другой стороны, конечно, продавалось не вообще все, картошку там не продавали, но продавали то, что было необходимо для жертв. Деньги меняли, потому что жертва была и денежная, как вдовица лепту кладет. Голуби были необходимы для жертвы, это одно из животных, которое приносилось в жертву. И Христос говорит: не должно, "дом Мой не должен нарещись вертепом разбойников", не должно происходить обогащение, нажива, базар, в доме где живет Бог, где должна твориться молитва. И конечно же, так вот рассуждая по человечески, может быть, именно в этот момент, когда Христос вошел в Иерусалим как Мессия, Он и мог это совершить; в начале Своего мессианского служения, когда Он был еще неизвестен никому, Он был незнакомый проповедник из Галилеи, наверное, это было бы совершить Господу гораздо сложнее. Вот евангелист Иоанн - я говорю по-человечески, возможно, я не прав, - евангелист Иоанн нарочито переносит это событие в начало евангельской истории, на это у него есть свои объяснение, хотя возможно, и у ряда святых отцов так и говорится, что было два изгнания. Тем не менее, в изгнании, что мы видим - Христос говорит: "дом Мой", Христос есть Домовладыко, Он истинный обитатель этого дома. Кроме этого, в этом действии исполняется пророчество Исаии (пятьдесят шестая глава) и Иеремии (седьмая глава). Фарисеи, первосвященники вынуждены молчать, боясь народа. После этого события Христос, пожалуй, в последний раз в Своей земной истории, хотя самый последний раз - в Гефсиманском саду, чудотворит; об этом поведал нам евангелист Матфей, об этом говорит единственный евангелист Матфей (Мф., 23:14): "и приступили к Нему в храме слепые и хромые, и Он исцелил их". Он чудотворит в храме, приступили к Нему и Он исцелил их. Что это? Это же еще одно подтверждение мессианства; пророки, в частности, Исаия, говорили о Мессии как о Том, Кто исцелит хромых, слепых, убогих. Вот Христос, войдя в храм, как Мессия, и творит это, и исцеляет как Мессия; это еще одно подтверждение Его мессианского достоинства. И именно евангелист Матфей, который постоянно говорит об исполнении древних пророчеств, замечает, что Христос чудотворит в последний раз в храме именно как Мессия; Христос действует исключительно как Мессия. Нет ничего, чего бы Христос творил не как Мессия; каждое действие нужно рассматривать как мессионерство.

Самое интересное, что фарисеи это все понимают. Именно поэтому мы видим, как они приступают к Нему и задают вопросы к Нему, о власти: «какой властью Ты это творишь? Что это за изгнание из храма? Кто Ты, кто дал Тебе власть творить это?» - задают они вопрос Христу. И Христос в ответ на этот вопрос рассказывает три притчи: одна из них общесиноптическая притча о злых виноградарях, вы помните эту притчу, и две притчи есть у евангелиста Матфея - о двух сыновьях, один из которых сказал "не пойду", а потом пошел, а другой сын сказал: «пойду», но не пошел; и вторая притча о брачном пире. Христос произносит три обличительные притчи; и опять-таки фарисеи понимают, евангелист Матфей замечает гнев и скрежетание зубов фарисеев, они понимают, что притчи сказаны против них, это они тот самый сын, который сказал: пойду, но не пошел; это они злые виноградари. Это они отказались прийти на брачный пир к Мессии. Интересно, что евангелист Лука замечает, что сына хозяина убили вне стана, вне города - здесь такая историческая точность; Христос пострадал, был распят вне города, вне Иерусалима. В ответ на три обличительных притчи Христу задают три искусительных вопроса: эта схема у евангелиста Матфея, у других ее нет; вопрос Христу, три обличительных притчи, затем как ответ на три притчи задают три искусительных вопроса Христу: о подати кесарю, о семи мужах одной жены, и о большей заповеди в законе Моисеевом. Интересно, что, например, в контексте Евангелия от Луки вопрос о большей заповеди звучит совсем в другом месте, в начале пути на Страсти; вы помните, это связано с притчей о добром самарянине; кто мой ближний - задают вопрос Христу. А почему задают? Потому то был задан вопрос: какая наибольшая заповедь в законе? Возлюби ближнего своего. Кто мой ближний? И Христос произносит притчу о милосердном самарянине (десятая глава Евангелия от Луки). У Матфея это происходит на Страстной. Три искусительных вопроса; их искусительность в том, что фарисеи пытаются развенчать в глазах народа мессианское достоинство Христа. Очень кратко на этом остановлюсь; в следующем году, если живы будем, поподробнее об этом расскажу. Вопрос о подати кесарю. Задают этот вопрос фарисеи; фарисеи пытаются уловить Господа, если Ты Мессия, то ты не можешь сказать давать подать кесарю, ибо Мессия должен освободить Израиль от чужеземных захватчиков; но если Ты скажешь, что нельзя давать как Мессия, то Тебя мы отдадим кесарю как политического смутьяна; вот какова логика. Притча о семи мужах одной жены; ее задают саддукеи на сей раз, которые не верили в воскресение мертвых; для них это как раз было чисто умственная такая конструкция; с другой стороны, в законе левирата, как вам об этом, наверное, говорил о. Геннадий, теоретически такая конструкция была возможна; на практике представить ее конечно, трудно, но теоретически это было возможно. В чем был смысл искусительности этого вопроса? Если бы Христос в соответствии с законом сказал, что она жена семи мужей, тогда Иисус не Мессия, Ибо Он проповедовал бы многомужество, и в воскресении у нее было бы семь мужей; закон допускал многоженство, но многомужество - это было потрясающее, вопиющее нарушение закона. Саддукеи пытались ему такую ловушку подстроить. С одной стороны можно, а с другой стороны, семь мужей - что это за Мессия, который проповедует многомужество? Что это за Царствие Небесное, в котором многомужество будет; что это за воскресение мертвых? Они не верили в воскресение; хотели, таким образом, народу, который в большинстве своем разделял уверенность фарисеев в воскресении, показать с их точки зрения абсурдность веры народа в воскресение. Наконец, третий вопрос, его произносит человек, подосланный книжниками, который видит, что Христос отвечает разумно, но, тем не менее, задает вопрос о большей заповеди в законе. Мессия должен знать закон; он должен не только знать, но и исполнять закон. А дело в том, что в это время среди различных политических партий Израиля не было единого мнения о том, какая же большая заповедь в законе. Поэтому, наверное, пытались подловить; Христос сказал бы одно, а Ему выставили бы другое, и сказали бы, что Ты закона не знаешь, Ты не Мессия. Тем не менее, Христос, как вы знаете, на три искусительных вопроса отвечает как бы поверх этих вопросов, не так, как ждали желавшие искусить Его. И в ответ на эти три искусительных вопроса - и опять-таки у Матфея мы это читаем - Христос задает свой вопрос, о власти, о Христе. «Христос, Он чей сын? Ибо сказано в Писании: "рече Господь Господеви моему, сиди одесную Мене", как же может нарицать Его отцом своим, если Он ему Господин?» Фарисеи, саддукеи и книжники не могут ответить на этот вопрос, и Христос говорит: и Я вам не скажу, да? Об искусительности вопросов сказали.

Вслед за этой, вот такой, позволительно будет выразиться, дуэлью, духовной дуэлью, Христа пытаются, если не силой взять - силы нет, народ верит в мессианское достоинство Христа, народ бы не дал взять Христа в это время, народ бы защитил Христа как Мессию, пытаются, если не силой взять Христа, то духовно Его хотя бы развенчать, но ничего не получается. Христос произносит обличительную речь, это как бы вывод, итог, из этой словесной дуэли. Обличительная речь, она есть у всех трех синоптиков, у Матфея целая двадцать третья глава, "горе вам книжники и фарисеи"; у Марка это двенадцатая глава, тридцать восьмой - сороковой стих, очень кратко; у Луки это двадцатая глава, сорок пятый стих, тоже очень кратко; Матфей наиболее подробен, целая глава, двадцать третья глава. Интересно, что по Евангелисту Луке Христос произносит эту речь, обращаясь к ученикам; по Матфею - к ученикам и народу. Обличительная речь, которую опять-таки фарисеи понимают, о чем она говорит. Смотрите, как заканчивается двадцать третья глава, перед плачем. "Таким образом, вы сами против себя свидетельствуете, - говорит Христос, - что вы сыновья тех, кто избили пророков, дополняете же меру отцов своих. Змии вы, порождения ехиднины, как убежите от поражения в геенну? Горе вам, книжники и фарисеи".

Вслед за обличительной речью идет еще одно очень символическое действо; это мы все с вами пока на первых днях Страстной седмицы пока останавливаемся; все происходит в Понедельник, проклятие смоковницы, очищение храма; Вторник - эта вот словесная дуэль, опять-таки простите за выражение, оно нехорошее, но все-таки, и, наконец, жертва бедной вдовы. Символическое очень действо, его описывают Марк и Лука - жертва бедной вдовы. Христос ублажает жертвенность бедной вдовы, опять-таки обличая тех, кто в храме продает, кто обогащается, кто напоказ дает много, чтобы о нем думали хорошо.

И вслед за этим Христос произносит очень важную так называемую эсхатологическую речь. В контексте Евангелия от Матфея это пятая большая речь Господа; в Евангелии от Матфея пять больших речей Господа, начиная с Нагорной проповеди, эсхатологическая речь - это пятая и последняя. Она есть и у Марка, есть и у Луки. Но опять-таки, если у Марка это только тринадцатая краткая глава, а у Луки двадцать первая глава с пятого по тридцать шестой стихи, то у Матфея это две главы - двадцать четвертая и двадцать пятая. Эсхатологическая речь, и притча о Царствии Небесном эсхатологическая, двадцать пятая. У евангелистов Матфея и Марка Христос произносит эту речь только перед учениками на горе Елеонской; причем по-моему, Марк, по-моему, замечает, что было четыре апостола - Петр, Иаков, Иоанн, троица избранных учеников и плюс еще Андрей. А вот евангелист Лука, очень интересно, у евангелиста Луки двадцать первая глава, пятый и первый стихи, складывается впечатление, что эта речь произносится в храме, и эта речь произносится и для народа в том числе. Во всяком случае нет перемены места действия; Христос произносит речь против книжников и фарисеев: "остерегайтесь книжников, которые любят ходить..." "Взглянув же, Он увидел богатых, клавших свои дары в сокровищницу... лепта бедной вдовицы, и сказал: истинно, истинно говорю вам: вдовица больше положила". То есть происходит все это в храме. А дальше начинает обличительную речь, и переходит она в эсхатологическую речь. Складывается впечатление, что по Луке эсхатологическая речь о судьбах мира, о последних судьбах мира, о Страшном суде, произносится для всего народа, хотя больше того, в тридцать седьмом стихе указано, что днем Он учил в храме, а ночью уходил и проводил на горе, называемой Елеонской. То есть в храме речь была произнесена. И у евангелиста Луки есть маленький отрывочек, с двенадцатого по девятнадцатый стихи, который, по-видимому, в полном согласии с Матфеем и Марком Христос произносит только для учеников, видимо какую-то часть вот этой вот наиболее таинственной части эсхатологической беседы Христос произносит наедине с учениками, только для учеников. Что именно, по Луке, это то, что касается самих учеников. Что их ожидает, их будущая судьба. Владыка Кассиан говорит, что по-видимому, сначала Христос произносил Свою речь в храме, а затем пояснил наедине ученикам. Что это за эсхатологическая речь, которую опять-таки мы будем подробно проходить в следующем году, какой урок мы сейчас можем извлечь? Во-первых, незнание последних сроков Сыном; Сам Господь говорит, и об этом свидетельствуют два синоптика: Марк и Матфей, говорит о том, что последнее время сокрыто от Него (Мк. 13:32). Как от человека, но не от Божества. Почему это сокрыто от Него и, соответственно, от всего человечества? Потому что в этом заключена Божественная педагогика: неполезно человеку знать порядок последних событий. Иоанн Дамаскин говорит, что человечество Христа от общения с Божеством обогатилось, и в Христе, и в человечестве Христа не было незнания. Поэтому и по человечеству... нельзя во Христе разделить человечество и Божество, Христос Богочеловек; когда мы помышляем о человечестве Христа, мы помышляем о Его Божестве. Поэтому и по человечеству, как Богочеловек, Христос, наверное, знал сроки; поэтому это можно понимать как Божественную педагогику; ученикам неполезно и нам с вами неполезно знать последние сроки. Некоторые признаки последних сроков - да, но последний срок - нет. Апостол Павел подтвердил во втором послании к Фессалоникийцам; он сказал, «что некоторые из вас считают, что последний день уже наступает, поэтому перестали работать. Кто не работает, тот не ест. Приводит в пример себя, как работающего. Видимо, Христос знает человеческое естество, что неполезно человеку знать последние сроки. И скрывает их от своих учеников. Матфей и Марк говорят о том, что в Своей эсхатологической речи Христос отождествляет разрушение Иерусалима, о котором пророчески говорит, с концом света, с концом мира. А вот в контексте Евангелия от Луки такого тождества нет. Евангелист Лука говорит таким образом (Лк., 21:8): "Он сказал, берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я, и время это близко. Не ходите вслед их". Значит, время близко, с одной стороны; а с другой стороны в двадцать четвертом стихе: "и падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы (сыны Израильские); и Иерусалим будет попираем язычниками, дондеже исполнятся времена язычников". То есть время скоро, Иерусалим падет, и действительно вы знаете в историческом плане очень быстро осуществилось пророчество Христа; в семидесятом году храм был разрушен, Иерусалим стерт с лица земли, переименован, а Израиль рассеян. Но евангелист Лука замечает, что это будет продолжаться некоторое время, в отличие от Матфея и Марка, для которых разрушение Иерусалима отождествлялось с концом света. У Луки нет; это одно из тех мест, которое служит косвенным свидетельством того, что, по-видимому, евангелист Лука написал свое Евангелие либо после разрушения Иерусалимского храма, либо где-то очень рядом с событиями этих иудейских воин. Иначе говоря - в семидесятых годах, сейчас общепринятая такая хронология, общая хронология, что евангелист Лука писал в пределах семидесятых. Матфей и Марк - раньше.

Вывод, который делает Сам Христос из сказанной Им речи: "не страшитесь, но бодрствуйте". И как такой рефрен - призыв "бодрствуйте" подкрепляется Господом у евангелиста Матфея тремя притчами в двадцать пятой главе, притча о десяти девах. Причем притча о десяти девах начинается таинственным указанием: подобно Царствие небесное десяти девам, притча о Царствии небесном. Притча о бодрствовании в служении своем, в молитве - притча о десяти девах, о бодрствовании в тех талантах, которые дал Господь - притча о талантах, и бодрствовании в ожидании - притча о Страшном суде, которую приводит Евангелист Матфей, притча о Страшном суде. Вы помните ее наверное, она читается в неделю о Страшном суде перед Великим постом. О том как произойдет разделение людей на подобных овцам и подобных козлищам. И критерием такого разделения будет отсутствие любви; для тех, кто деятельно не явил свою любовь к ближнему, кто не посетил убогих, заключенных, болящих, тому Христос скажет: «отойдите от Меня проклятые, не знаю вас». Евангелист Иоанн в первом своем послании именно так и говорит: кто не любит брата своего, а говорит, что Бога любит, тот лжец. Апостол Павел в тринадцатой главе первого послания к Коринфянам тоже скажет: «могу тело мое сжечь, даже могу горы переставлять, но если любви не имею, то я медь звенящая».

И, наконец, только евангелист Иоанн, в его изложении Страстная практически не описывается; одиннадцатая глава, как вы помните, воскрешение Лазаря, двенадцатая глава - вход в Иерусалим, а тринадцатая глава уже начало последней беседы Христа, прощальной, как мы говорим, беседы. Так вот в двенадцатой главе, между входом Господним в Иерусалим и приготовлением Пасхи, на которую Христос посылает двух учеников, евангелист Иоанн описывает некоторые речи Господа перед народом. Вот не с фарисеями, саддукеями и книжниками, как по Матфею, а по Иоанну Христос и перед народом проповедует на Страстной. Что же говорит Христос? Во-первых, евангелист Иоанн подмечает слова Господа: «пришел час прославиться Сыну». Помните, как в седьмой главе - не пришел час Мой; здесь говорит: пришел час прославиться Сыну, час Страстей. Во-вторых, Христос, и только апостол Иоанн это отмечает, приводит образ зерна, которое если не умрет, то не воскреснет, и не принесет плода сторичного. Этот же образ повторит апостол Павел в пятнадцатой главе первого послания к Коринфянам; когда говорит о воскресении: по-видимому, апостол Павел переосмыслял слова своего Господа, когда писал это послание. Христос говорит о единении с Собой; в то же время евангелист Иоанн отмечает изнемождение Христа по человечеству; Христос по человечеству изнемог, и Его укрепляет голос с неба. "Душа моя теперь возмутилась, и что мне сказать; Отче, избавь меня от часа сего, ибо на сей час Я пришел". Интересно, что евангелист Иоанн, которым не описывается Гефсиманское борение, вот таким образом дается параллель Гефсиманскому борению, именно в Гефсимании Христос будет молиться о чаше. Вот параллель евангелиста Иоанна, у которого нет Гефсимании. И в ответ на эти слова Христа "Отче прославь имя Твое! с неба пришел глас: прославил и еще прославлю". То есть вы помните, как у евангелиста Луки Христа укрепляет ангел; вот такая параллель Иоанна с синоптиками. Христос предсказывает Свою смерть еще раз, и говорит: "когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе", и опять только евангелист Иоанн это отмечает, и уже не в первый раз. И, наконец, евангелист Иоанн отмечает: "когда Иисус сказал: на малое время свет есть с вами, ходите пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, ходящий во тьме не знает, куда идет. Ходящий во свете да верует в свет, и будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел". Символически евангелист Иоанн говорит, что заканчивается день старого века, все, день склоняется, наступает ночь погребения, ночь страстей. Помните, когда я говорил об евангелисте Иоанне, можно разные схемы увидеть в его Евангелии, одна из них, которую предлагает епископ Кассиан (Безобразов) как раз состоит в смене дня и ночи; день Ветхого эона, как он говорит, ветхого века подходит к концу; "еще малое время свет с вами", то есть близится ночь Страстей, погребения, которая закончится, когда воссияет свет из пустой гробницы Христовой. Новый день, Воскресение.

Вот что можно вспомнить о первых трех днях Страстной седмицы. Нам еще нужно поговорить о Тайной вечере, и о предательстве, и о Гефсимании, и о бичевании, и об отречении - но в следующий раз у нас еще лекция есть.

Итак, как вы помните, события развиваются так, что Христос посылает Петра и Иоанна - в среду дело происходит - приготовить Ему горницу. Сейчас мы будем говорить об этом подробно, евангелист Лука, единственный, упоминает о двух апостолах. Сначала нужно сказать, почему я так уверенно заявляю, что это среда. Проблема хронологии Тайной вечери - очень сложный вопрос, который по-видимому, никогда не найдет окончательного разрешения. И вот почему: для нас это важно, и связано с установлением Евхаристии; не просто теоретический вопрос, когда это происходит. В этот день была установлена Евхаристия; для нас важно, на каком хлебе она была совершена, на квасном или на пресном. Синоптики согласно - и Матфей, и Марк, и Лука, свидетельствуют, о том, что это был первый день опресноков. Помните - я с этого начал - опресноки отождествились с Пасхой; первый день Пасхи, первый день опресноков. А вот Иоанн дает абсолютно иное свидетельство: в тринадцатой главе, первый стих: "Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что возлюбил Своих сущих в мире, до конца возлюбил их". Перед праздником Пасхи - первое указание Иоанна. А в восемнадцатой главе, уже под стражей, мы читаем, что фарисеи не входят в преторию, чтобы не оскверниться и есть пасху. Также и в девятнадцатой главе есть такое указание, на то, что тайная вечеря по евангелисту Иоанну произошла до начала праздника Пасхи, опресноков и елея (Ин., 19:31). Но тогда была пятница, иудеи, дабы не оставить тела на кресте в субботу, ибо тогда была суббота, великий день, пасха - по евангелисту Иоанну Пасха приходилась на субботу, по евангелистам синоптикам на Пятницу. Вот в чем сама проблема. Один день разницы. Синоптикам согласно, первый день опресноков, вы помните, что за шесть дней до празднования Пасхи, первый день опресноков, вот он и первый день.

Так вот, нам предстоит найти какие-то удобовразумительные для нас с вами объяснения согласования. Попытка синхронизации есть у епископа Кассиана, она делалась многими, но у епископа Кассиана она очень систематически изложена. А интересно, что даже у евангелистов-синоптиков есть косвенные подтверждения хронологии Иоанна; несмотря на то, что они согласно говорят о первом дне опресноков, тем не менее, вспомните, что евангелист Лука замечает, что Христу помогал нести крест Симон Киринейский, который возвращался с поля. Вот не мог иудей правоверный в день Пасхи в поле работать! Невозможно. Пасха - это день, когда покой хранят. Лука вот говорит о таком событии. Есть целый ряд возможностей согласований: как то, что, якобы, поскольку по Иоанну Пасха приходилась на субботу, а суббота - день покоя, то ягненка пасхального заклали днем раньше, что и произошло у иудеев. По синоптикам, синоптики описывают, что сама Пасха праздновалась через день, а день, как вы помните, начинается у нас не с утра, а с вечера предыдущего дня. Так вот день Пасхи начинался в четверг вечером, по синоптикам. Пасха в пятницу, а в четверг вечером, после захода солнца - это уже Пасха. Другая попытка согласования о том, что для пришедших в Иерусалим, для странников, которые тысячами собирались в Святой город, разрешалось заколать агнца раньше, его нужно было не просто заколоть, но и запечь в печах, народу было много, чтобы не создавать толчею. Ну, вот, такие наиболее приемлемые согласования. И можно говорить о том, что хронология Иоанна, которая противостоит хронологии синоптиков, весьма и весьма символична; она нам близка, потому что она символична. В чем символ этой хронологии? Если по евангелисту Иоанну Пасха приходилась на субботу, то Христос на кресте, где испустил дух, и только евангелист Иоанн приводит эти слова Христа: «Совершилось». Христос произносит эти слова, когда иудеи заколали пасхального агнца. Вот эта символика Иоанна. Христос испускает последний Свой вздох, в то время как заколался пасхальный агнец. Он и есть истинный Агнец, который берет на Себя грех мира, как об этом сказал Иоанн Креститель еще в самом начале. Кроме этого для нас важно, на каком хлебе совершалась Пасха; если по евангелистам синоптикам, уже первый день опресноков, то на пресном хлебе; практика, как вы знаете, католической церкви. Наша практика на квасном хлебе, она соответствует хронологии Иоанна. Вопрос, как видите, не праздный; это один из тех пунктов, канонических, который, в том числе, послужил разделению Запада и Востока, хотя конечно совсем не принципиальный вопрос, даже в Византии иногда служили на пресном хлебе и даже в самом Константинополе. Но тем не менее. Об этом мы сказали.Когда будем в следующем году проходить, подробнее на этом остановимся, более подробно, сейчас об этом просто вам указал саму проблему, что между хронологиями синоптиков и Иоанна есть расхождение в один день.

Итак, события: Петр и Иоанн посылаются Господом готовить горницу. Традиционное толкование этой самой горницы, места высокого, как говорят евангелист, светлого, возвышенного места, как дома матери Марка Иоанна, нашего евангелиста Марка. Марк Иоанн, с таким именем мы видим его в Деяниях апостольских, его мать имела дом в Иерусалиме; как вы помните, Петр, освободившись из темницы, приходит к этом дому. Есть такая традиция отождествления этого дома с той самой Синайской горницей. Начинается последняя трапеза Господа с учениками, а эта трапеза пасхальная по всем евангелистам, она начинается с символического действа, и только евангелист Иоанн об этом говорит. Это действо омовения ног. Христос, как говорит евангелист Иоанн, чтобы явить делом любовь свою, "встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан". Это омовение ног - на нем стоит тоже остановиться. Вообще, ноги умывал раб. Вспомните, у евангелиста Луки, притча в седьмой главе, о том. как пришедшему с пути раб подает воду, чтобы умыть ноги. Перед ритуальной трапезой, в том числе перед пасхальной, полагалось омовение рук, причем воду должен был разносить младший член семьи, или вообще в контексте Евангелия это должен был сделать евангелист Иоанн, как младший, а вовсе не Христос, и не ноги, а руки только мыть. Но омовение ног Христом не составляло части ритуальной трапезы, этого не полагалось делать на Пасху. Может быть поэтому Петр возражает Христу: не умоешь ног моих вовек, говорит он. Время омовения - когда это произошло? Традиционно считается, что до трапезы; владыка Кассиан считает, что после трапезы. Почему? Потому что Христос говорит, что вы умыты и очищены. Как бы здесь символическое указание на то, что они уже очищены Евхаристией. Смысл умовения, в чем же смысл того, что не полагалось делать. По евангелисту Иоанну это было проявление любви Христовой, как он и говорит: «Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его прийти от мира сего к Отцу, явил делом что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их". По толкованию нашей службы Великого четвертка этим действием Христос явил не только любовь, но и великое смирение, вспомните кондак Великого четвертка. Владыка Кассиан, мы часто к нему обращаемся, он интересную параллель приводит, он говорит, что Христос препоясывается, а Евангелист Лука приводит в притчах, в двенадцатой главе, тридцать пятом стихе, и семнадцатой главе, восьмой стих, дважды говорит о том, что препоясание есть некий образ приготовления к Страстям, давайте посмотрим, двенадцать тридцать пять. Христос говорит: "где сокровища ваша, там будут и сердца ваша. Да будут чресла ваша препоясаны и светильники горящи" - некий символ бодрствования. И, что гораздо для нас интереснее, семнадцатая глава, восьмой стих: "кто из вас, имея раба, пашущего или пасущего, по возвращении с поля скажет ему: пойди скорей, садись за стол? разве не скажет: приготовь мне поужинать и подпоясавшись, служи мне, пока не буду есть и пить?" Препоясание есть некий символ рабского смирения, уничижения, уничижения перед будущим прославлением, символически, символ уничижения перед будущим прославлением.

Интересно, я об этом уже сегодня обмолвился, что евангелист Лука отмечает, что на пасхальной трапезе, ученики, возлежа со Христом, спорят о чем? о старшинстве (Лк., 22:24). Это звучит очень жестко по отношению к апостолам: "был же спор между ними, кто из них должен почитаться большим" - до Страстей Христа остается день всего лишь, Христос делом показывает Свое смирение, символически говорит о будущих страстях, а Его ученики спорят о том, кто из них должен почитаться большим.

Евангелисты Марк, Матфей и Иоанн говорят о том, что Христос предсказал предателя. В этом, может быть, была последняя попытка Христа остановить Иуду, вразумить его: «Кому подам от Меня кусок, тот предаст Меня». Тем не менее, Иуда не вразумляется. За Тайной же вечерей Христос предсказывает отречение Петра - об этом говорят все синоптики. Это очень согласуется с беседой о том, кто должен почитаться старшим. Ученики в своем человечестве слабы, они люди со слабостями. Христос предсказывает отречение самого пылкого Своего ученика, Петра, того кого назвал первым.

Вопрос об Иуде, не праздный вопрос. Иоанн говорит, что Христос подал Иуде кусок, да? (Ин., 13:27), и после сего куска вошел в него сатана. Вопрос о чем? Был ли этот кусок Евхаристическим или нет? Вопрос трудно разрешимый, ведь евангелист Иоанн не описывает установление Евхаристии, он единственный говорит об этом куске, но он не описывает установление Евхаристии; поэтому трудно сказать, Христос установил Евхаристию до этого куска или после, мы можем лишь предполагать. И вот какие у нас есть по этому поводу возможности, какие указания от самых евангелистов. Во-первых, нужно выяснить, когда же Иуда вышел из горницы? Евангелист Матфей (26:21-25) и Марк (14:18-21) говорят, что до установления Евхаристии, а вот у Луки - после установления Евхаристии. Ибо Христос говорит, устанавливая Евхаристию, "се рука предающего Мя со Мною", после того, как Евхаристия была установлена. У евангелиста Иоанна есть такие косвенные доказательства: "сказав это, истинно, истинно говорю вам, принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, а принимающий Меня принимает Пославшего Меня. Сказав это, Иисус возмутился духом и засвидетельствовал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас должен предать Меня". Особенно здесь важны двадцать шестой и двадцать седьмой стихи: Иисус сказал: «Тот кому я обмакну кусок, подам – тот предатель». Вот эти же самые слова, параллельные, о предающем, мы встречаем у Матфея, некая такая параллель, как бы. Интересно, что наши литургические тексты говорят о том, что Иуда не причастился - служба Страстного четвертка. Трудно было понять, как же он мог причастившись, пойти и предать? А вот Лука тем не менее говорит, что Христос произнес слова, что "рука предающего Меня со Мною есть" уже после Евхаристии. О чем это говорит? Даже если Иуда причастился, что мы можем здесь помышлять? Что Евхаристия ни на кого не действует автоматически. Можно причаститься, как говорил прп. Серафим, на земле и остаться не причащенным на небе; или хуже того, как Иуда причаститься и пойти и предать Самого Господа. Тем не менее, вот. Но что мы можем сказать? По-видимому, этот кусок, который отмечает Иоанн, трудно представить, чтобы он был Евхаристическим. Иоанн говорит: «по этом куске вошел в него сатана». Как-то вот боязно представить, что с Евхаристическим куском входит в него сатана. Потом там еще и посолил «обмакивает в солило» - это особый соус, который готовился для трапезы, в который обмакивали хлеб. Это и мы иногда делаем; когда в тарелке осталось, мы хлеб обмакиваем приблизительно так; не очень похоже на Евхаристию. Ну, не хочется верить, что это был Евхаристический кусок, но тем не мене есть свидетельство Луки о том, от которого мы не можем уйти. С куском вошел сатана; об этом говорит не только, кстати, Иоанн, но и Лука (Лк., 22:3). И очень интересно, что евангелист Иоанн замечает, что Иуда этот кусок берет, в него входит сатана, и дальше звучат такие слова: "он, приняв кусок, тотчас вышел, и была ночь" когда он вышел. На этом кончается чтение Евангелия на Страстной седмице, и со следующего стиха начинается первое Страстное Евангелие. «И была ночь». Знаменитая символика Евангелия от Иоанна. Иуда выходит из светлой, освещенной горницы в ночь, уходит от света Христа в тьму неведения Христа. Сам уходит во тьму; была же ночь.

На этом сегодня мы закончим; в следующий раз мы будем говорить об Евхаристии, об установлении Евхаристии. Кратко скажем о первосвященнической молитве Христа, о Гефсимании, о взятии под стражу, о двух судах над Христом, о распятии, о Воскресении, о явлении Воскресшего; я очень коротко то, что было запланировано на десятую лекцию, краткий обзор Деяний апостольских как книги по истории апостольского века.