Александру Ивановичу Орлову - полвека!

 

Те поисковики Татарстана, которые ходят в Долину Смерти под Новгородом с 1985 г., хорошо помнят двух сталкеров-аборигенов Орловых - племянника и «дядюшку». Валера и Сан Иваныч - долгое время были единственными проводниками и инструкторами нашего «татарского нашествия». Никогда еще до этого леса под Мясным Бором не видели такого количества поисковиков, работающих по плану, пятерками, под присмотром знающих проводников. Шутка ли, нас уже в 1986 г., до рождения известной сегодня новгородской «Долины», было более 150 человек, а в 1987-м - уже 300! Не на бумаге, а в лесу, не по отчетам, а по конкретным результатам работы.

Помнится, в самом начале огромной работы были у нас, казанцев и челнинцев, с Александром Ивановичем споры о том, стоит ли собирать и хоронить останки солдат, не опознанных по медальону? Тогда казалось, что это просто невозможно - захоронить хотя бы большую часть тех солдат 2-й Ударной армии, чьи черепа белели в траве местных лесов и болот. И все же он тогда поддержал нашу «бредовую» идею. Заключалась она в том, что все найденные солдаты должны быть захоронены если не на братских кладбищах в самом Мясном Бору, то хотя бы на берегу речки Полисть. Мы были уверены, что рано или поздно пробьем стену бюрократического саботажа, перенесем захороненные во временные могилы останки солдат на настоящие кладбища.

Честно говоря, мы бы сделали это и без согласия Сан Иваныча, новгородских властей. Но его моральная поддержка тогда стоила очень дорого. Орлов, будучи корреспондентом областной газеты, взял на себя смелость не только рассказывать о нашей работе, но и руководить ей в меру своих сил. И мы всегда будем помнить, что «татарским шпионом» новгородцы прозвали его заслуженно.

«Заслуга» была главным образом в том, что Сан Иваныч не принял нас как конкурентов в сборе ценных экспонатов, а сразу стал настоящим другом. Стал, рискуя поссориться и со старыми друзьями по поиску, и с новгородским поисковым начальством.

Вполне закономерным было то, что первый председатель Совета новгородской поисковой экспедиции «Долина» им. Н.И. Орлова - Александр Иванович Орлов, получивший этот пост далеко не за кровные узы, а за реальную работу и опыт, не долго продержался на своем посту. Он имел привычку говорить правду, не взирая на лица и сиюминутные выгоды. А разве можно с такой привычкой занимать руководящий пост, пусть даже чисто сим­волический? Разве мог остаться у кормила человек, который сам не умел присваивать (или как теперь говорят, «прихватизировать»), и другим не давал? Не удивительно, что для дельцов от поиска в Новгороде Орлов сразу стал человеком неудобным. Сначала его пытались приручить, а потом просто прижали к стенке. Это новый местный босс - бывший боксер С.Флюгов - делать всегда умел и любил.

Александр Иванович ушел из Долины (и из организации, и из леса) не по своей воле. С его уходом мы, рядовые поисковики, потеряли не только друга и наставника, но и что-то большее. С его уходом наше святое дело стало измеряться рублями, ящиками консервов. С его уходом мы стали не столько хоронить останки солдат, сколько создавать имидж новому новгородскому начальству. Каждый наш шаг, находка, каждый наш отчет стал мастерски переводиться в материальные блага и награды. Не для тех, кто работает, а для тех, кто «оседлал инициативу».

Увлеченные работой, реальными результатами, мы тогда, 10 лет назад, не могли и не хотели понять доводы Александра Ивановича. Разве можно было бросить дело только потому, что из него кто-то выкачивает выгоду? Мы считали, что «первым делом - самолеты, ну а сволочи - потом». Вот сделаем дело, а там и посчитаемся с теми, кто присосался, почистим всю эту накипь. Порой, так увлекались работой, успехами, что некогда было обернуться на тех, кто отстал, выбыл с дистанции.

Некогда было заскочить в гости к «старому» наставнику, спросить, как у него складываются дела, почему он вынужден временно перебраться в Москву? Не замечали проблемы Орлова до тех пор, пока сами не оказались в его положении.

В положении, когда заниматься любимым делом невозможно физически, когда подножки и капканы подстерегают на каждом шагу. А тот, кто заимел награды и деньги трудами твоими и таких как ты, все чаще угрожает не только ничего не дать, но и не «пущать» работать.

Вспоминаются строчки из «Письма Есенину» Евг. Евтушенко:

«Когда румяный комсомольский вождь

На нас, поэтов, кулаком грохочет,

И хочет наши души смять, как воск,

И вылепить свое подобье хочет,

Его слова, Есенин, не страшны,

Но ТРУДНО быть от этого веселым.

И мне не хочется, поверь, задрав штаны,

Бежать во след за ЭТИМ «комсомолом».

Знал ли Евтушенко, что опишет самую суть отношений между Орловым, татарскими поисковиками и боссом новгородской «Долины» Флюговым?

А если отбросить сегодняшние проблемы и вспомнить, как мы жили, какими мы были - нам с Сан Иванычем, нам, «татарам» со своим «шпионом» есть чем гордиться. Слава богу, поисковики всего бывшего Союза помнят Долину Смерти не по инструкциям штаба экспедиции, а по нашим делам и нашим урокам. И в этом, наверное, то самое важное, что не подвластно попыткам вычеркнуть нас из истории движения или оклеветать полунамеками.

Будем жить, Сан Иваныч! В честь твоего юбилея мы, твои старые татарские друзья, «покажем, как пьют за успех безнадежного дела». От имени стариков еще пытающихся продолжать работу в лесу - М. Черепанов.

К ВАМ ОБРАЩАЮСЬ, ВОЛЖАНЕ!

Татарстан, №1-2, 1995 г.

…Многих населенных пунктов, за ко­торые шли бои, сейчас уже нет. Немцы сожгли деревни Кушелово, Линево, Шарыгино. Жителей угнали в лагерь для пленных в Демянске. Здесь людей сор­тировали: молодых и сильных отправ­ляли в Германию, старых, слабых, де­тей уничтожали. В Демянске в их честь поставили памятник.

Большинство сожженных дере­вень не возрождалось. На том месте, где раньше была д. Кушелово, те­перь воинская часть. На мои об­ращения мне не раз отвечали: за брат­скими могилами должны следить мест­ные Советы. А в нашем местном Сове­те - 2400 жителей на огромном про­странстве. Давно не ремонтированные школы, медпункты, мосты, колодцы, нет радио и телефона, не завозят хлеба и раз в неделю ходит автобус...

Земляки, волжане, дети и внуки пав­ших воинов, к вам обращаюсь. Сейчас мы намного старше наших погибших отцов и дедов. Каждый чело­век должен знать, где могилы предков. Еще живы свидетели тех страшных дней. В д. Поля в 1985 г. было 15 дворов, 28 человек. Некоторым из них в войну было по 12-14 лет. Они еще многое помнят и знают. Умрут они - будем и дальше строить дома и есть хлеб, выросший на могилах наших роди­телей.

В 1966 г. я в последний раз ходила по домам жителей д. Темерлик, записывала всех, список есть. Земляки, я немногого добилась, простите. Давайте создадим фонд по сбору средств для захоронения и увеко­вечения памяти павших. Внуки, поез­жайте на места боев. Отклик­нитесь те, кто ищет своих погибших отцов, братьев, сыновей, му­жей. Будем искать вместе.

Мой адрес: 620103, Екатеринбург, ул. Шаумяна, д. 93, кв. 231.

Ольга ПЕТРЯКОВА (ЧУДИНОВА)».

ОТ РЕДАКЦИИ. Письмо Ольги Григорьевны Петряковой, как и дру­гие подобные, мы передали в редакцию Книги Памяти Республики Татарстан. Заместитель редактора Книги Памяти Михаил Черепанов вот уже 13 лет возглавляет экспедиции казанский поисковиков в Новгород­скую обл. Публикуем его размышления по затронутой теме.

«Наша редакция ежедневно получает по десятку писем со всех концов страны. В том числе и по поводу пропавших без вести в Новгородской обл. Но это письмо особенное. В нем говорится о тех общих проблемах, с которыми сталкивается всякий, кто занимается поиском сведений о павших на фронтах Великой Отечест­венной войны. Надо ли напоминать, что и у нас с этим далеко не все в порядке. А ведь это Казань, столица Татарстана, а не безвестная деревушка в разоренных войной местах. Только в сентябре 1994 г. мэрия города издала, наконец, положение о статусе воин­ских захоронений, об ответ­ственности за надругательство над ними (точнее сказать - за их ликвидацию).

...Многие знают теперь о трагедии 2-й Ударной армии, о Долине смерти у ст. Мясной Бор. Организовав 23 экспедиции, поисковики республики совместно с кол­легами из других регионов страны собрали и захоронили останки более 13 тысяч советских солдат.

В прошлом году создан общественный фонд «Отечество» РТ, который взял на себя координацию поисковой работы, в том числе и сбор средств. Помощь поисковикам пообещали прави­тельства и Татарстана, и России. Но пока перечисленных из Москвы средств хватает лишь на оплату проезда студентов и школьников, принимающих участие в экспедиции.

Проблема незахороненных солдат существует во всех областях, где шли бои. Где-то они лежат чуть ли не на поверхности, под слоем дерна и листьев, где-то присыпаны в воронках и окопах. Боль­шинство из них до сих пор считаются пропавшими без вести, а их семьи порой не получали ни сведений о гибели, ни пенсии.

Неизвестный солдат стал своеобразным символом нашей страны. Вспомните хотя бы главную могилу у Кремлевской стены. Но стоит ли гордиться тем, что у нас неизвестными считается практически три четверти не вернувшихся с войны солдат?

Сведения о них собирают поисковые группы, стихийно образовавшие­ся по всей стране. Практически без поддержки государства, советов ветеранов молодежь доказала: при желании можно найти сведения о каждом третьем неизвестном солдате. Они есть во многочисленных архивах, чьи фонды засекречены. Неизвестными наши деды были потому, что их никто не пытался искать по-настоящему, на профессиональном уровне, как это делается во всем мире. Государственные службы по розыску пропавших без вести во время военных действий есть даже в островных странах Тихого океана.

Мне могут возразить: им, мол, и искать-то некого. У них - десятки или сотни, у нас - миллионы. В том-то и дело, что именно огромные мас­штабы наших потерь требуют государственного подхода к системе поиска. Ведь это касается почти каждой второй семьи, живущей в стране.

Вывод один: необходимо конституционно признать право семьи воен­нослужащего получать своевременно и бесплатно полную информацию о гибели родного человека. Хотя бы ту, которая имеется в государствен­ных и ведомственных архивах. Разве это не обязанность государства - сообщать людям все, что известно о гибели их отцов, мужей, сыновей, отдавших жизнь за Отечество?

Сейчас в этом деле наметились некоторые положительные сдвиги. Создан и признан государством Народный союз по охране памяти погибших защитников Отечества. Его первоочередная задача - поиск и захоронение погибших в годы Великой Отечественной войны, а также репрессированных граждан. В принципе решен и вопрос финансирова­ния поисковых работ.

Надо признать, что и прежде наше государство тратило больше всех в мире на увековечение памяти погибших. Но затраты шли не на захоронение солдат, не на поисковую работу, а на строительство мемориалов и монументов, зачастую безликих. Но ведь память - это не бетонные плиты и газовые горелки в парках, а восстановление доброго солдат­ского имени, возможность посетить дорогую могилу, поплакать над тем местом, где пролилась кровь родного человека. Пока мы не осознаем это, не отдадим долг павшим, - нельзя считать завершенной Великую Отечественную войну, ждать покоя на нашей земле.

Решение этой проблемы - дело не узкого круга энтузиастов, а воп­рос чести всего нашего народа. И если бы все мы относились к долгу перед павшими так, как Ольга Григорьевна Петрякова из Екатеринбур­га, не лежали бы наши отцы и деды полвека непохороненными.

 

ВЗГЛЯД ИЗ ВОИНЫ

Дмитрий БЕЛИЧЕНКО. Красная звезда, 1996 г.

 

...Вот и мне довелось побывать в Мясном Бору. Только «весе­ленький» выдался первый же вечер. Сначала отряд «Латуза» вы­шел на связь и сообщил, что его обстреливают из винтовок, а в отдалении слышны разрывы минометных мин. Потом отряд Михаила Черепанова, связав­шись со штабом, доложил, что стрельба началась и у них. Людмила Бородачева, начальник штаба экспедиции «Долина» вызвала ОМОН.

«Черные копатели». Мародеры. Трофейщики. Много раз я слышал о них. Обычно они первыми в драку не лезут, а угрожать начи­нают только тогда, когда пои­сковики заходят на чужую, по мнению мародеров, террито­рию.

Омоновцам пришлось разделиться. Часть умчалась к «Латузе», а четверо, во главе со стар­шим, влезли в армейский тягач - ГТТ - единственный транспорт на болотистых дорогах Долины.

С лязгом и грохотом тягач тронулся. Мы въехали в лес. ГТТ прыгал на колдобинах, рыл носом ржавую болотную воду и гнал буруны. Сверху было тряско и неуютно. Лес сжимался и сжи­мался вокруг, дышал сыростью. Болотный кулик, завороженный светом фар, вспорхнул и поле­тел перед машиной, время от времени садясь.

Штаб «Долины» координиро­вал действия отрядов, разбросанных по всему Мясному Бору, в Керести, на Глушице, на Копаной дороге, в Замошье. На картах командиров отрядов красным была прочер­чена линия, вдоль которой они должны были работать. По этому месту, по бывшей войне и быв­шим людям пройдет трасса ско­ростной железной дороги Мо­сква - Санкт-Петербург.

Фары сделали плавный полукруг, чиркнув по палаткам. Отовсюду к тягачу бежали люди. Было совершенно темно, и только багровели то там, то тут затухающие костры.

С борта тягача спрыгнули ав­томатчики.

- Где бандиты? - строго спро­сил старший.

Бандитов напоминала вся окружившая их толпа. В солдат­ских гимнастерках, в спецовках, в камуфляже, в каких-то немыс­лимых драных куртках, они пречудно выглядели в свете фар.

- О-го-го, - развеселились пои­сковики. - Какие бандиты? Такие? Посмотрите, а на нас по­хожи? Нет, не пробегали.

Вперед выступил командир отряда Михаил Черепанов - плотно сбитый, круглолицый, с узкими и хитрыми татарскими глазами.

- Они ушли, Люда, - сказал Михаил.

- Сколько их было?

- Двое. С помповыми ружьями. Слава Богу, стреляли над головами.

Тут из тягача полезли еще люди с рюкзаками. Поисковики побежали к вновь­ прибывшим, тормошили их жали руки, обнимали.

- Вот так мы встречаемся только раз в году, - объяснил мне Михаил Черепанов. - Один только раз, в Долине Смерти.

- Откуда они?

- Эти - тобольчане, мы - из Татарстана. Два полных вагона приехали на Вахту Памяти. Весь Казанский университет.

Запищала рация. Из лагеря сообщили, что вторая группа омоновцев захватила четверых подвыпивших трофейщиков с немецким карабином.

- Ну пора и нам, - решила Люд­мила. - Заедем в пару мест, где они могут прятаться. (Следы этих новгородцев омоновцы на­шли много позже, но это уже другая история).

Я попросился остаться в ла­гере. Хотелось поговорить с людьми, посмотреть, как они работают.

- Пошли к костру, - сказал мне Черепанов.

Мы направились к ближай­шему костру. Как огромные ки­тайские фонарики, светились вокруг шатра из парашютного шелка пологи и тенты из полиэ­тилена, сохраняющие тепло. Ре­бята обустроились грамотно. Тут в основном были ветераны Долины - те, кто ездил сюда много лет. Мясной Бор стал местом па­ломничества. «Меккой для поисковиков», - сказал мне Михаил Черепанов.

Михаил был один из тех, кто первым пришел к путевому обходчику Орлову. Сын Орлова Валерий повел их - «Снежный десант» Казанского университета - в лес и показал набитые останками воронки. Тут же был найден первый ме­дальон, копия его послана в военкомат, и вдова солдата, пропавшего без вести в сорок втором, ютившаяся в полуразва­лившемся домике, из которого провожала мужа на войну, получила пенсию и квартиру.

Раз за разом приезжали поисковики в Долину, их становилось все больше. А в 1987 г. Михаил Черепанов выступил по центральному телевидению... Рассказал о том, что здесь, в Мясном Бору лежат десятки тысяч непохороненных солдат 2-й Ударной армии. А спустя десяток лет оказалось, что именно по этим местам планируется построить железную дорогу...

- Здесь вся страна перебывала, в Долине, - сказал мне Михаил Черепанов. – И в сорок втором, и сейчас, в поиске.

...Я вспомнил обелиск павшим воинам 2-й Ударной, общую мо­гилу и несколько маленьких мраморных плит с фотогра­фиями. Родственники найденных солдат при­езжали и оставляли эти плитки с фотографиями. Я впер­вые увидел тогда тех, кого мы находим - не серые и черные кости, пробитые черепа, а лица, глаза... Каждый по-своему глядел с фотогра­фий, но в них во всех было что-то общее. То, ради чего работают поиско­вики. Взгляд из войны.