Однако за что же ратовал Василий, что было у него за душой, когда он разбивал Софийский колокол? Ведь не диалектический же материализм, право слово. Да и до первых христианских ересей оставалось не одно столетие. В XII веке на новгородских землях православному христианству мог противостоять только один враг — язычество.
Позвольте, может сказать неподготовленный читатель, о каком язычестве речь? Ещё в конце X века, почти за двести лет до смерти посадника Василия Буслаева, Новгород был крещён огнём и мечом дружин Добрыни и Путяты.
Не всё так просто.
«Слово невежам о посте», написанное не ранее конца XI века, упоминает жителей Новгородской земли, «словен», вкупе с половцами и волжскими булгарами, среди нехристианских народов. И недаром — когда в Новгород в 1071 году пришёл волхв и стал поднимать народ против епископа, за того вступился только пришлый, черниговский, князь со своей дружиной, «людие же все идоша за волхва». В 1166 году — как раз при жизни Василия Буслаева — епископ Новгородский Илья говорил, что «земля наша недавно крещена», и поминал, как очевидец, «первых попов».
Подтверждается приверженность новгородцев древней вере и археологами. В 1964 году, раскапывая усадьбу на Ильинской улице, начавшей застраиваться с конца XI века, учёные обнаружили остатки жертвоприношения коня. И такие находки остаются обычным делом вплоть до слоёв XIII века. Деревянные идолы встречаются и позднее. В 20-е годы XIII века летописи упоминают в Новгороде особый налог для упорствующих в язычестве — «забожничье». В 1227 году в Новгороде снова открыто выступили волхвы, однако... однако их время уже прошло — люди новгородского архиепископа быстро сожгли кудесников. Но и это ещё не было концом. В XIV веке некий христианин гневно обличает язычников в берестяной грамоте.
Среди жителей сельской округи и дальних «волостей» Господина Великого Новгорода, вдали от собора Святой Софии и престола архиепископа древняя вера, естественно, держалась ещё дольше. Видимо, Василий набирал дружинников из этих земель не случайно. Ещё в конце XIV — начале XV века монахи, основывавшие на русском Севере обители, сильно рисковали подвергнуться нападению со стороны «множества неверных человек». И это далеко не всегда была дикая «чудь». Архиепископ Новгородский Макарий в письме великому московскому князю Ивану Васильевичу, будущему Грозному царю, жаловался на «скверные молбища идольские», что сохранились «во многих русских местех» его епархии. А «Устав святого Саввы», записанный в новгородских землях примерно в те же годы, требовал у исповедников спрашивать своих духовных дщерей: «не молилася ли вилам, или Роду и Рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши». Ещё раз — это — XVI век. Тут, кстати, и эпизод, когда новгородцы «зачем-то» загоняют связанных людей Буслаева в реку, получает вменяемое объяснение. Да крестить их собираются! Так же, как двумя веками раньше крестила самих новгородцев киевская дружина.
Зная всё это, мы можем предположить, что Буслав, отец Василия, как раз был язычником — не зря же сына просил не у чудотворной иконы, а у «бел горюч камня», и явилась ему не Богородица, как его вдове-христианке, а «бабища матёрая». Потому-то и подчёркивались его миролюбие и незлобивость, что надо было объяснить, как язычник без единой христианской черты (а возможно, и жрец — Буслав, Богуслав, богов славящий) смог мирно прожить жизнь в городе, уже в основном христианском. Крестился ли он — сказать трудно. С одной стороны, нет никаких указаний на его христианство, с другой — женитьба откровенного язычника на женщине из явно христианской семьи как-то не слишком попадает под определение «Нову городу поперёк не ставился».
А вот с самим Василием всё выходит совсем интересно. Он не просто язычник. У него христианское имя. У него есть крёстный отец. Он учился «петью церковному» — то есть воспитан он как христианин. И тем не менее он действует как язычник, во главе ватаги с языческих окраин выступает против единоверцев матери, и — своих единоверцев тоже. Юноша, воспитанный матерью-христианкой, идёт по пути язычника отца, более того, идёт на прямой конфликт там, где его отец, судя по всему, шёл на компромиссы. Удивительная аналогия с князем Святославом — сыном терпимого к христианам язычника Игоря и христианки Ольги, выросшим ярым и истовым противником новой веры.
Игорь Яковлевич Фроянов упоминает целый покаянный канон, бытовавший на Руси для людей, рождённых в православии, впавших в язычество, а затем решивших вернуться. Очевидно, случаи, когда крещёные русичи решали вернуться к Богам пращуров, были не так уж редки, раз для них учредили особый канон.
Если посадником, главой Новгородской республики, хотя бы ненадолго, пусть на год, стал даже не просто язычник, а отступник христианской веры — это вполне могло стать поводом, дабы всякую память об святотатце выжечь со страниц новгородских летописей.
