Тайна Василия Буслаева, или Дело о пропавшем посаднике

Кто он?

Вряд ли на Руси сыщется так уж много людей, не слыхавших про Василия Буслаева. Ему посвящены поэма Сергея Наровчатова и кинофильм Геннадия Васильева. Появился новгородский удалец и в фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский». Появился не ко времени — как мы скоро увидим, прототип былинного героя до Ледового побоища не дожил более полувека — и, пожалуй, не к месту. Буслаев всегда был олицетворением новгородской вольности и новгородского буйства, Александр же Ярославич эту вольность жёстко, чтоб не сказать жестоко, давил, заставляя вольный северный город платить дань ордынскому хану. Будь они современниками — были бы врагами, а никак не союзниками... ну да не про то речь. Вернёмся к нашему Буслаю. Кроме стихотворцев и кинематографистов, удаль и молодечество Василия Буслаева воспели живописцы Андрей Рябушкин и Константин Васильев, художники Палеха и бесчисленные иллюстраторы русских былин.

В общем, образ Василия Буслаева хоть и не сравнится с такими титаническими фигурами, как богатыри былинного Киева, князь Святослав или Евпатий Коловрат, место своё в русской культуре занял давно и прочно.

Но кто же он? Сказочный герой, плод фантазии народной, «литературное обобщение», воплощающее своеволие и удаль Господина Великого Новгорода?

Василию Буслаеву повезло больше иных героев русских преданий.

Мы можем твёрдо сказать — он жил на свете. Мы знаем, где. Мы даже примерно знаем, когда — во всяком случае, мы знаем, когда он умер.

 

Некролог в одну строчку

«Преставися в Новгороде посадник Васка Буславич».

Так гласит Никоновская летопись под 1171 годом.

Стало быть, в этом году исполняется 840 лет со дня смерти Василия Буслаевича — он же Буславич, Буслаев, а то и попросту Буслай. Что в летописи — да и в былинах, сохранивших для нас имя новгородского удальца, он назван всего лишь «Васка» — не оскорбление, не знак пренебрежения. Только Московская Русь возвела в культ полную форму имени, только при дворе московских государей и на подвластных им землях сокращённая форма имени стала уничижительной — «холопишко твой Ивашко Данилкин челом бьёт». В старой, дотатарской Руси и князья, бывало, звались так же — стоит вспомнить злополучного князя Василько из Теебовля, ослеплённого Давыдом и Святополком, или воевавшего с крестоносцами князя Вячко. То же было и у других славян — на польском престоле сидели короли по имени Мешко и Лешко — тоже вроде бы уменьшительные формы, но кто рискнёт сказать, что королей не уважали? Да и в иных странах подобные обычаи сохраняются доныне — во главе огромной страны, мировой державы, не так давно стоял человек по имени Билл Клинтон, его так везде и звали — Билл, и никто, собственно, не вспоминал, что Билл — это только уменьшительное от Уильям.

Вернёмся, однако же, к нашему Буслаю. Кроме его имени, подтверждения его новгородского происхождения, из скупого летописного сообщения мы узнаём, что «Васька Буславич» был при жизни посадником. А кто такой посадник? На землях, по выражению историка Николая Костомарова, «Севернорусских народоправств» — Новгорода, Пскова, Вятки и иных — посадник был человеком весьма почтенным. В старину посадниками называли княжеских наместников, но к 1171 году Господин Великий Новгород уже сам выбирал себе посадника. Наряду с владыкой-архиепископом и главой новгородского ополчения — тысяцким — посадник возглавлял всё Новгородское государство. Вместе с ними посадник закладывал города на новгородских землях, отправлял посольства, ведал городской казной, отправлял и принимал посольства, вершил суд и руководил вечем. Он распределял начальства, всех этих старост, побережских, сотских, подвойских, позовников, изветников, межников, биричей и приставов, по «волостям» — подчинённым Новгороду землям. У посадника была своя печать и своя дружина, а жалованье он получал с особого налога. Короче говоря, посадника смело можно назвать на нынешний лад президентом северной республики.

Так что Василий Буслаев был человеком в Новгороде, как выясняется, отнюдь не последним.

И вот тут начинаются странности.

 

Фокус с исчезновением

Никоновская летопись — московская. Свои летописи были, разумеется, и в Новгороде. Да вот беда — ни одна новгородская летопись знать не знает посадника Василия Буслаева. И даже подробные списки посадников — были и такие, — перечисляющие невенчанных государей вольного Новгорода от легендарного Гостомысла до последних, правивших последние десятилетия новгородской вольности, про нашего героя молчат.

Странно?

Не то слово.

Для сравнения заменим Москву на СССР, а Новгород на США. Представим, что в газете «Правда» мы читаем некролог президенту, допустим, Джиму Джимкинсу. А вот в американских газетах нет не то что некролога, но даже и упоминаний о том, что Джим Джимкинс когда-то жил, не говоря уж — сидел в Белом доме. Ни в газетах, ни в журналах, ни в книгах — нигде.

Как вам, читатель?

Первое предположение — что Джима Джимкинса президентом признавала только Москва. Допустим, был это кандидат-коммунист, победил на выборах, но злодеи-буржуины подделали голосование, а то и попросту выпустили на беднягу Джимкинса очередного психа с ружьём. Как говорится, пиф-паф, ой-ой-ой...

Могло такое быть? Да запросто. И в Новгороде была партия, держащая, как тогда говорили, руку сперва суздальских, а потом и московских великих князей.

Вот только... никто этого не скрывал. В летописях новгородских достаточно честно и подробно сообщается о всех перипетиях политической жизни республики. Кто был за кого, кто хотел дружить с немцами, кто с литвой, кто с Москвой, и что сделал победивший на выборах кандидат с проигравшим — тут по-разному бывало. Одни уступали место преемнику, так и сохранив за собою почётное и весомое звание «старого посадника» — такой мог и суд вести, и в войске воеводить. Если оппоненты были настроены порешительнее, посадники, случалось, расставались не только с постом — и забить насмерть могли, и в Волхов скинуть вниз головой с моста. И всё это, повторяю, записывали в летописи, а не стирали из них.

Значит, дело не в политике — или не только в ней. Маловато будет политики для того, чтоб в не слишком стеснительном Новгороде имя главы республики постарались истребить из всех письменных источников.

В чём же дело?

В поисках ответа на этот интересный вопрос придётся нам перечитать былины про Василия Буслаева.

 

Житие несвятого

Странности окружают Василия ещё до рождения. Старательно подчёркивается, что его отец, Буслай или Буслав, ни с кем не ссорился, старался жить мирно — с чего бы такое миролюбие в небедном человеке торгового города? Так ведут себя люди, чувствуя уязвимость, чем же был уязвим отец Василия?

В некоторых вариантах состарившийся Буслав идёт просить о зачатии сына к «бел горюч камню». Перед ним «объясняется», то есть объявляется, возникает «бабища матёрая» и корит его, что он поспешил с просьбой на три месяца — ещё немного, и его сын мог бы родиться неуязвимым.

Вскоре после рождения сына Буслав умирает. Мать (её имена меняются от варианта к варианту — Ненила, Мамелфа, Авдотья и проч.) старается дать сыну покойного наилучшее образование — Василий учится чтению, письму, церковному пению. Но в нём играет уже дикая, неукротимая натура, он задирается со сверстниками и теми, кто старше его, и легко их калечит. Недовольные новгородцы грозятся «заквасить Волхова» Буслаевым — то есть утопить его в реке. Высшая мера по новгородскому законодательству, кстати! Вряд ли такое предполагалось за просто подростковые драки, сколь угодно опасные для здоровья. В некоторых вариантах мать журит сына, кое-где, услышав об угрозах «мужиков новгородских», прямо советует ему собрать дружину, дабы избежать столь сомнительных почестей. Василий собирает дружину. Причём, когда на его призыв откликаются те же «мужики новгородские», идущие «из церквы из соборныя», Василий «привечает» их своим «червлёным вязом», или, попросту говоря, дубиной. В его дружине оказывается Костя Новоторженин, Васька Белозерянин, «мужики залешане» или «заонежане» — то есть люди с окраин новгородской земли, в городе пришлые.

Вскоре Василий с дружиной незваными заявляются на пир новгородского князя или на «братчину николыцину», то есть на пир, который устраивает община при церкви святого Николы. Там вспыхивает новая ссора, и Василий с новгородскими «мужиками», что называется, «забивает стрелку». В случае, если Василий с дружиною сумеют пройти мост через Волхов — при активном противодействии горожан, понятно, — новгородцы обязуются выплачивать Василию дань. В противном случае, по одним вариантам, Василий с дружинниками сам должен выплачивать дань Новгороду, по другим — лишится головы.

Мать, стараясь спасти сына от столь непродуманного пари, запирает спящего Буслаева. Тем временем начинается бой между его дружиной и новгородцами. «Девушка-чернавушка», очевидно, служанка Василия, с коромыслом пробивается к своему двору, выпускает хозяина и рассказывает ему о бедственном положении его людей. В некоторых вариантах это положение описано несколько странно — у дружинников

 

Связаны ручки белые,

Им скованы ножки резвые

И загнаны они во Почай реку.

 

Буслаев врывается на место расправы с дружиной, освобождает своих людей, и побоище вспыхивает с новой силой. Против него выходит крестовый брат, а потом и крёстный отец, монах, несущий на плечах Софийский колокол и подпирающийся вместо клюки колокольным языком. Василий, не слишком раздумывая, расправляется с обоими, сопровождая смертоносный удар глумливым «вот тебе яичко — Христос воскрес!». Он разбивает колокол Святой Софии, главной христианской святыни Новгорода. Кстати, иллюстраторы былин этот эпизод любят особенно.

Разошедшегося силача унимает только его мать. По одним вариантам, её сподвигла на это покорная просьба пришедших к ней с дарами «мужиков новгородских», а по другой — просьба явившейся ей Богородицы (!). Василий соглашается примириться с новгородцами и получает у них дань. В ряде вариантов всё обозначено проще и ясней — Василий стал «владеть да всем Новым градом».

То есть, очевидно, стал посадником.

Таково содержание первой из былин о Буслаеве.

Тут бросается в глаза наличие некоего не обозначенного, но явного антагонизма между Василием и остальными новгородцами. Невзирая на то, что у Василия христианское имя, что он «учился петью церковному», он раз за разом противопоставляется не просто Новгороду, а Новгороду христианскому. Новгородцы грозятся расправиться с ним не как с простым буяном, а как со смутьяном или еретиком. Он дубиной гонит со двора пришедших туда из соборной церкви. Он не придаёт никакого значения крестовому братству и без колебаний подымает руку на крёстного отца, на колокол Софии. Даже Богородица является отнюдь не самому Василию, а его матери — которая вообще выведена, как в большей степени «своя» мужикам новгородским, чем её сын.