Социолингвистика Франции и Италии

По сравнению с США, Великобританией и ФРГ социолингвистика во Франции и Италии не испытала за последние двадцать лет такого стремительного подъема64. Социолингвистика во Франции развивалась иначе, чем в других западных странах. Ее скорее следовало бы назвать лингвистикой текста в социологическом и социолингвистическом аспектах (Kriterien). Одну из причин такого особого развития следует искать, пожалуй, в языковедческой традиции, которая в этой стране никогда полностью не утрачивала связи с социологической проблематикой. Сказанное относится к школе Мейе (ученика Соссюра) и еще более – к А. Мартине. Совершенно особое место принадлежит в этом процессе языковеду марксистского направления Марселю Коэну, рассматривающему социолингвистические проблемы в своих книгах «За социологию языка» («Pour une sociologie du langage». Paris, 1956) и «История языка. Французский язык» («Histoire d’une lange, le franзais». Paris, 1960). Другая причина заключается, пожалуй, в централистской государственной политике Франции, в значительной мере подавившей интерес к национальным меньшинствам и региональным особенностям, что привело к пренебрежению местными французскими и не-французскими диалектами (Mundart) как объектом исследования.

Но хотя во Франции социолингвистика как отрасль науки не в такой мере выдвинулась на передний план, как в других странах, это ни в коем случае не означает, что здесь отсутствовала постановка действительно социолингвистических проблем. Следует сказать, что дело обстоит как раз наоборот. Именно во Франции истинно социолингвистическая проблематика имеет определенные традиции.

В этой связи необходимо еще раз подчеркнуть роль языковеда-марксиста М. Коэна, первым составившего каталог социолингвистических проблем (в широком и узком понимании этого слова), поскольку содержанием последних являются социальные импликации языка (M. Cohen. «Pour une sociologie du langage». Paris, 1956). Новаторская деятельность М. Коэна тем более заслуживает высокой оценки, что в 50-е годы в языкознании господствовала структурная лингвистика. Наряду с Коэном основоположниками французской социолингвистики вполне можно считать также А. Г. Одрикура и Г. Гране. Их публикация «Лингвистика и социология» («Linguistique at sociologie»), появившаяся в журнале «Les Cahiers Internationaux de Sociologie» еще в 1955 году, стала важной частью того фундамента, на котором строилась социолингвистика Франции. Такое же значение имеет и их «Разработка начального курса французского языка» («L’йlaboration du franзais йlйmentaire», 1956), многочисленные последующие издания которой выходили с 1958 года под названием «Разработка основного курса французского языка» («L’йlaboration du franзais fondamental»). О связях между лексикой и обществом говорится в работе Г. Маторе «Метод в лексикологии» («La mиtode en lexicologie». Paris, 1953).

Влияние Коэна, заключающееся в интегрировании языка в общественную жизнь, чувствуется в таких лексикологических работах, как Ж. Дюбуа «Технический и социальный словарь Франции с 1869 по 1872 г.» («Le vocabulaire technique et social en France de 1869 а 1872». Paris, 1962) и Л. Гильбера «Возникновение словаря авиации» («La formation du vocabulaire de l’аviation». Paris, 1965). Интерес к социолингвистическим проблемам можно объяснить осознанием того, что «чистая лингвистика», какой ее представляли себе структуралисты, более не удовлетворяла предъявляемым к ней требованиям, а также тем фактом, что этнология, социология и антропология, затрагивая социальные функции языка, могли рассматривать лишь сугубо свои вопросы.

Специфически французским предметом социолингвистического исследования (не претендующим, однако, на статус социолингвистики) стал анализ речи (discours) со специализацией его на речи политической (социодифференциальный анализ). Ряд статей, посвященных этой теме, помещен в изданном под редакцией Ж.-Б. Марселлези сборнике «Лингвистика и общество» («Linguistique et sociйtй», 1971). В других его статьях рассматриваются вопросы языка и социальных групп. Так, в статье самого Ж.-Б. Марселлези социальные диалекты противопоставляются региональным. Он предостерегает от механистической точки зрения на социальные языковые группы. Особый интерес вызывают у него способы выражения (языковые варианты) в связи с определенными целями в соответствующем окружении. Во многих статьях заметна тесная связь французской социолингвистики с лингвистикой текста65. В статье Ш. и Ж.-Б. Марселлези рассматриваются общие вопросы, связанные с неологизмами, исследуется социолингвистический подход к неологизмам. Авторы отличают неологизм в разговорных ситуациях от неологизма в сфере языка, рассматривают неологизм как попытку говорящего найти средства, адекватные данной ситуации 66.

Бажжони подчеркивает силу слова и роль средств массовой коммуникации. Он проводит параллель между фетишизмом слова и фетишизмом золота и денег, как его описал К. Маркс в первом томе «Капитала».

Краткий обзор развития социолингвистики во Франции вплоть до начала 70-х годов дает Ф. Эльгорски 67. В нем представлены типично французские традиции социолингвистики, которые, как уже говорилось, могут быть названы социолингвистикой в самом широком смысле. Автор ссылается на работы М. Коэна, А. Зоммерфельта, А. Г. Одрикура, Г. Маторе68. При этом он определяет роль французской социолингвистики, а также сущность анализа речи и считает, что в этой сфере, наряду с лингвистикой текста и лексикологией (особенно теорией неологизма), и лежат главные задачи французской социолингвистики.

Ряд публикаций последних лет свидетельствует о возросшем интересе к социолингвистической проблематике в узком понимании. В них тоже указывается на междисциплинарный характер социолингвистики, рассматриваются имеющие во Франции большую традицию проблемы овладения языком, которые первоначально принадлежали к сфере психологии, педагогики и социологии. Такие периодические издания, как «La Pensйe» и «Langue Franзaise», в последние годы отводили значительное место публикациям, посвященным социолингвистическим проблемам.

Значительное внимание стало уделяться также региональным вариантам французского языка, в частности исследованию региональных акцентов, окказионализмов французских городов и т. д.70

В отличие от Франции в Италии существует обусловленная федералистской структурой сильная диалектологическая традиция, связанная с самого начала с социологическими вопросами (прежде всего, неравномерным развитием регионов). После окончания второй мировой войны социальные проблемы еще явственнее выдвинулись на передний план. Причина этого заключалась в развитии индустриализации, в притоке рабочих из слаборазвитого юга в промышленно развитые северные районы страны и, наконец, в возрастании противоречий между населением города и деревни71.

С самого начала в исследованиях региональных и локальных диалектов, а наряду с ними и влияний социолокального характера⁷² были достигнуты значительные и во многом показательные результаты. В итальянской социолингвистике диалекты рассматриваются не только как варианты стандартной формы (национального языка), но скорее даже как языки, существующие отдельно от стандарта и обнаруживающие весьма существенные отличия как от него, так и друг от друга, что значительно затрудняет взаимное общение⁷³. В настоящее время все еще существует свыше двадцати региональных диалектных групп, не имеющих (либо имеющих очень мало) общих черт с диалектами других провинций. Всякого рода усилия, направленные на достижение региональной унификации диалектов (региональные диалекты в функции койнэ), в каждом конкретном регионе имели различную степень успеха. Г. Берутто и другие социолингвисты определяют итальянские диалекты как различные системы итальянского стандартного языка ⁷⁴.

Одной из существенных является здесь проблема романских и нероманских меньшинств. К романским относятся провансальское, франко-провансальское, доломитско-ладинское, фриульское, сардинское и каталанское языковые меньшинства. Из нероманских выделяется верхненемецкое (южнобаварское) языковое меньшинство в Южном Тироле, вошедшем в состав Италии после второй мировой войны. Вследствие непризнания за верхненемецким меньшинством права на свой язык здесь долгое время сохранялась напряженная политическая обстановка. Лишь в 1975 году это меньшинство, насчитывающее 260 тыс. человек, добилось признания своих языковых прав. Жители немецкоязычных анклавов в других провинциях (около 50 тыс.) таких прав не имеют. Серьезные проблемы еще и сегодня существуют у таких нероманских меньшинств, как сербохорваты, албанцы, греки. Следует сказать, что предпринимаются определенные усилия, направленные на устранение в будущем дискриминации языковых меньшинств.

Нельзя забывать, что во времена фашизма в Италии проводилась ярко выраженная националистическая и нейтралистская языковая политика. Под запретом оказались не только языки национальных меньшинств, но даже диалекты. В настоящее время национальный итальянский язык (по крайней мере, рецептивно) широко распространен во всей стране. К диалектам относятся терпимо, хотя степень этой терпимости в отдельных регионах различна⁷⁵. В то же время существует тенденция к образованию своего рода «итальянского народного языка» (italiano popolare unitario), основу которого составляют элементы разговорного языка рабочего класса различных районов Италии (особенно промышленных центров на Севере страны)⁷⁶. Однако образцом остается язык средств массовой информации (прежде всего радио и телевидения), который можно назвать стандартным итальянским языком. При этом происходит тройной процесс: 1) отказ от каких-либо других языков в пользу итальянского; 2) эволюционное развитие регионального языка в функции койнэ со стандартным языком в качестве образца; 3) эволюционное развитие локальных диалектов в направлении к общему языку путем смешения и выравнивания (койнэ)⁷⁷.

Расплывчатый и противоречивый характер носят рассуждения Ф. Росси-Ланди в его книге «Язык как труд и рынок». Анализируя язык как форму общественного труда, Росси-Ланди переносит теорию трудовой стоимости К. Маркса, а также понятие «капитал» в сферу языка. При этом он обнаруживает полную неспособность постичь саму логику понятия «капитал» у Маркса. Он говорит о постоянном и переменном капитале языка, языковых деньгах и т. п. (все это – по аналогии с теорией трудовой стоимости), пытаясь таким образом устранить «языковую отчужденность»⁷⁸. «Аналогично ориентированному на потребление простому рыночному производству с его институционализированием денег, мы бы имели институционализирование слов, т. е. социальную возможность сохранять их отдельно, изолированно от их современного, живого значения, независимо от того, каким образом их можно употребить: этого можно достичь лишь с помощью письма или же мнемонических операций и ритуальных или технологических формул, более не являющихся непосредственным выражением специфической (в каждом отдельном случае) формы языкового труда, который явился причиной их возникновения»⁷⁹.

В научном отношении такая механистическая и вульгарноматериалистическая аналогия «капитал – язык» несостоятельна. Даже при всей пластичности и ярко выраженном метафорическом характере некоторых аналогий, при всем том, что они легко запоминаются и помогают обнаружить существующие проявления несправедливости в образовательном потенциале капиталистических стран, посредством подобной гомологии не может быть создана основа для какой-либо теории. Не имея теоретического значения, отдельные замечания Росси-Ланди типа «Рабочий абсолютно подавлен, поскольку он даже не осознает эту подавленность как таковую. Переход от капитализма к неокапитализму осуществился как в языковом, так и в неязыковом отношении»⁸⁰ не служат и интересам рабочих, которые в конце концов осознают и преодолеют, эту бесспорно сильную в каких-то случаях подавленность.