К типологии языковых ситуаций

Описание языковых ситуаций и их типология являют­ся одной из актуальных задач социолингвистики. Решение этой задачи имеет большое практическое значение, позволяя раскрыть основы и характер языковой политики государства, оценить перспективность того или иного курса в отношении языка, прогнозировать тенденции языковой жизни страны. Для создания типологии языковых ситуаций имеет первостепенное значение выделение соответствующих па­раметров. Из общего определения, данного понятию язы­ковой ситуации, следует, что наиболее существенными признаками ее компонентов являются их функциональная нагруженность и социальный статус. Эти признаки уже учитывались нами при классификации языковых систем и подсистем и при вычленении их функциональных типов. Например, понятия этой классификации «язык-макропосредник» или «местный язык», кроме указания на соотнесенность со сферами общения, обозначают соответственно официально принятое и непринятое для общегосудар- ственного общения средство языковой коммуникации. Поскольку языковые ситуации могут представлять собой совокупности языков или их подсистем, а их компоненты бывают функционально равнозначны, либо нахо­дятся в иерархических отношениях, существует два критерия для классификации языковых ситуаций. Прежде всего языковые ситуации распадаются на две группы: а) экзоглоссные — совокупности языков и б) эндоглоссные — совокупности подсистем одного языка, Экзоглоссные и эндоглоссные ситуации в свою очередь могут быть поделены па две подгруппы: 1) сбалансиро-нанные языковые ситуации, если составляющие их языки или языковые подсистемы в функциональном отношении равнозначны; 2) несбалансированные языковые ситуации, если их компоненты распределены по сферам обще­ния и социальным группам. Таким образом, теоретически возможны следующие типы языковых ситуаций: 1) экзоглоссная сбалансированная; 2) экзоглоссная несбалансированная; 3) эндоглоссная сбалансированная; 4) эндоглоссная несбалансированная.

Экзоглоссные сбалансированные языковые ситуации

Наиболее ярким примером экзоглоссной сбалансиро­ванной языковой ситуации, по-видимому, является языковая ситуация в Швейцарии, где объем частных коммуникативных функций немецкого, французского и итальян­ского языков практически одинаков. Исключение пред­ставляет ретороманский язык, который независимо от его положения юридически равноправного языка, никак не может быть поставлен в один ряд с названными тремя языками. Обслуживая всего лишь несколько десятков тысяч человек, он не имеет широкого распространения и не пользуется таким же престижем, как указанные языки. Языковая ситуация этого типа сложилась также в Бельгии. Она характеризуется функционированием двух основных языков — французского и фламандского, каждый из которых официально признан и юридически равноправен (оба языка используются в государственном управлении и в армии, на них издаются законы). Но в связи с конкретно-историческим развитием данной страны этническая общность франкоязычных валлонов долгое время доминировала в экономическом и социально-политическом отношениях. Поэтому несмотря на то, что она по сравнению с фламандцами составляет меньшинство (42% валлонов и 53% фламандцев, остальные 5% пред­ставляют немцы и другие национальные меньшинства), французский язык фактически стал доминирующим официальным языком. О его ведущей роли свидетельствует тот факт, что двуязычие в Бельгии развивается главным образом за счет усвоения французского языка фламандцами, 1/3 которых знает и использует этот язык. Другое положение сложилось в Финляндии, где доминирует язык большинства. Известно, что в этой стране официальными языками являются финский и шведский. Но поскольку финны составляют 90% населения, а шведскоязычная общность — менее 7%, финский язык преобладает во всех сферах общения. Таким образом, языки, являющиеся компонентами экзоглоссных сбалансированных ситуаций, при равенстве в своем юридическом положении могут несколько различаться функционально, объемом своих частных коммуникативных функций.

Экзоглоссные несбалансированные языковые ситуации

Экзоглоссные несбалансированные языковые ситуации представляют наиболее массовый случай. Преобла­дая в количественном отношении, они вместе с тем вклю­чают совокупности языков разных функциональных ти­пов, а также разное их число. Поэтому этот тип языковой ситуации содержит несколько разновидностей, общим для которых является функциональная неравноценность их компонентов. Основанием для выделения, разновидностей служит число языков, занимающих в функциональной классифи­кации определенное место. По числу языков, обслужи­вающих общение в той или иной стране, различаются двухкомпонентные, трехкомпонентные1 и четырехкомпонентные языковые ситуации. Двухкомпонентные языковые ситуации. Их конституирующими компонентами являются: 1) языки, которые обслуживают обиходную речь, т. е. согласно принятой нами функциональной классификации, относятся к мест­ным; 2) язык-макропосредник. Примером такого местно­го языка могут быть уэльский в Англии, бретонский во Франции, который используется крестьянами и моряками на полуострове Бретань, и по существу есть совокупность четырех территориальных диалектов, ни один из которых не является литературным. Отсутствие литературного языка восполняется здесь использованием французского в школе, при ведении административных дел, в области культуры и науки. Как следствие такого распределения языков коммуникация в пределах бретонской этно­лингвистической общности носит двухступенчатый характер: во внутриэтническом общении может функционировать местный язык, за пределами общности говорящий вынужден прибегать к макропосреднику. Языковая си­туация во многих странах, при условии, если в них не существует языка, выступающего в роли специального средства регионального общения (как волоф в Сенегале, бамбара в Мали, себуанский, илоканский и другие языки на Филиппинах), представляет эту же разновидность. Двухкомпонентность свойственна и языковой ситуации, сложившейся в Парагвае, где разговорным языком для 95% населения служит гуарани, а испанский язык, которым владеет 52%, является средством официального и письменного общения. Двухкомпонентная разновид­ность может существовать в каком-то районе страны, языковая ситуация в которой в целом более сложна. Такая языковая ситуация сложилась в новом штате Ин­дии — Нагалэнде, где в качестве официального регио­нального языка принят английский, а язык нага — все еще преимущественно обиходно-разговорный. Иными словами, двухкомпонентность языковой ситуации обу­словлена совпадением регионального языка с общеиндийским макропосредником. Трехкомпонентная языковая ситуация. Эту разновидность языковой ситуации составляют используемые в данном государстве языки трех функциональных типов: 1) местные языки (языки племен, живущих на островах Лусон и Минданао на Филиппинах, языки луба и монго в Заире); 2) региональные языки, функционирующие в зоне распространения указанных языков (соответственно илоканский и лингала); 3) в качестве макропосредника при контактах с общностями, живущими за пределами региона, применяется на Филиппинах тагалог, в Конго — французский язык. Эта разновидность языковой ситуации характеризует также Мали, Сенегал, Нигерию, Индоне­зию, т. е. те страны, где протекают процессы этнической консолидации, в ходе которых языки крупных общностей распространяются на значительных территориях, вытес­няя языки ассимилирующихся малых народностей. Строго говоря, эту разновидность языковой ситуации следует квалифицировать как трехчленную с тенденцией превращения в двухчленную. Такого же рода, но неустойчивая по другим причинам, языковая ситуация существует сейчас в Танзании. В этой стране сфера функционирования английского языка, ко­торый в колониальный период был первым, если не единственным официальным языком для территории, ныне занимаемой данным независимым государством, посте­пенно сокращается. Его вытесняет из некоторых сфер быстро развивающийся и распространяющийся суахили. Этот местный язык, который с давних пор используется как лингва франка (общий язык), в период после освобождения был провозглашен национальным языком Танзании и со временем должен заменить английский во мно­гих сферах коммуникации. Таким образом, в ранее перечисленных странах, с одной стороны, и в Танзании, с другой, протекают процессы, которые при благоприятных условиях могут привести к тому, что из языковой ситуации выпадает один из компо­нентов: местные языки в ряде стран, заимствованный макропосредник в Танзании, а останутся соответственно национальные языки и макропосредник, местные языки и новый макропосредник. Четырехкомпонентная языковая ситуация. Эта разно­видность языковой ситуации представляет собой совокупность: 1) местных языков; 2) региональных языков; 3) макропосредника; 4) религиозных или профессиональ­ных языков, либо тех и других одновременно. Такова, по-видимому, языковая ситуация в Эфиопии, где местные языки представлены письменным тигрэ и бесписьменными тиграй, галла, языками группы сидама; роль регионального языка, во всяком случае в Эритрее, играет итальянский; макропосредником является амхарский язык; в качестве религиозного языка выступает ны­не мертвый геэз, а широко используемый английский язык — по существу средство общения интеллигенции, ко­торым овладевают люди из имущих, классов, готовящие­ся к работе в государственном аппарате, в области науки и техники, внешней торговли; см. подробнее. Так или иначе английский язык в Эфиопии несет иные функции, не совпадающие с теми, которые он и другие западные языки выполняют в развивающихся странах, возникши? на территории бывших колоний и полуколоний. Там один из западных языков употребляется прежде всего как средство межэтнического общения. Здесь же английский язык выступает в другой роли: он — орудие, главным образом, сословно-профессиональной коммуникации *. К четырехкомпонентной разновидности относится так­же языковая ситуация в Индии, где макропосредником является английский, в каждом штате имеется индийский язык, признанный официальным (штат Нагалэнд, где официальный язык не язык нага, а английский, представляет исключение), т. е. выполняющий функцию регионального языка. Кроме них, в штатах функционируют языки, не пользующиеся официальным статусом, т. е. местные языки. И, наконец, в качестве языка узкой прослойки высших каст, получившей традиционное образо­вание, используется санскрит.

Эндоглоссные сбалансированные языковые ситуации

Основным признаком эндоглоссных сбалансирован­ных языковых ситуаций является наличие нескольких подсистем национального языка, которые совершенно равноценны в функциональном отношении или, иными словами, обслуживают все сферы общения в ряде языковых общностей, живущих в пределах одного территори­ально-политического объединения. В наше время языковая ситуация этого типа вряд ли вообще существует в какой-либо стране, поскольку ста­новление государства даже на территории, населенной родственными этнолингвистическими общностями, неминуемо сопровождается выдвижением одной из форм речи на роль средства общегосударственного общения. Тем не менее, по-видимому, более или менее приближается к это­му типу языковая ситуация в Сомали, где национальный язык пока представлен совокупностью территориальных Диалектов, и общая форма национального сомалийского языка еще не сложилась. Но и в этой стране отсутствие общего языка компенсируется западноевропейскими язы­ками, которые временно используются в роли официаль­ных. Более явные случаи эндоглоссных сбалансированных языковых ситуаций могут быть найдены только в прошлом. Такие ситуации складывались в однонациональной стране в период становления централизованного государ­ства, когда только начинали объединяться феодальные земли, обособленные в экономическом и политическом отношениях, а их формы речи были функционально рав­ноценны, не составляя еще иерархии подсистем в пределах языка народности. Наиболее ярким примером в этом отношении является Германия донационального периода, в которой не сложилось еще собственного общегерманского средства общения, а всю коммуникацию в «землях» обеспечивали местные формы речи.

Эндоглоссные несбалансированные языковые ситуации

Эндоглоссные несбалансированные языковые ситуа­ции обнаруживаются в абсолютном большинстве относительно немногочисленных по сравнению с многонацио­нальными однонациональных стран, в которых во всех сферах коммуникации используется единственный национальный язык. Однако степень дифференциации национального языка и ее характер, т. е. число и функциональная нагрузка обособляющихся подсистем, разнятся от страны к стране, определяясь степенью национальной консолидации, стратификацией общества и уровнем развития экономики и культуры. Поэтому, как и в случае с экзоглоссными несбалансированными языковыми ситуациями, данный тип в действительности объединяет не­сколько разновидностей. Принципом для вычленения разновидностей так же, как и при выделении разных видов экзоглоссных языко­вых ситуаций, служит число, но не языков, а языковых подсистем и их принадлежность к определенному функциональному типу. Однако при современной изученности вопроса построить даже предварительную классификацию типа предложенной выше представляется невозможным, так как разграничивать подсистемы одного языка во много раз труднее, чем языки, различия между кото­рыми в большинстве случаев самоочевидны. По этим причинам мы ограничиваемся лишь выделением трех разновидностей в данном типе языковых ситуаций и считаем, что более подробную, и главное, более точную классификацию разновидностей удастся создать лишь после детального описания языковых ситуаций в каждой однонациональной стране. Также в связи с изложенными обстоя­тельствами при выделении разновидностей мы будем учитывать только подъязыки, поскольку вычленение функциональных стилей и установление их числа в каждом национальном языке невозможны без осуществления предварительных конкретных исследований. Принимая во внимание вышеуказанные замечаний, можно говорить о следующих разновидностях языковой ситуации: 1) однокомпонентной; 2) двухкомпонентной и 3) трехкомпонентной. Однокомпонентная языковая ситуация. Данная разновидность представлена языковой ситуацией в Исландии. Исландский язык, который стал письменным еще в XIII веке, не знает диалектного членения. В сущности это — единственный язык, не распадающийся на подъязыки. Различия между его письменной и разговорной нормами не больше, чем в другом национальном языке расхождения между функциональными стилями в пределах единой литературной формы. Именно в этом смысле языковая ситуация в Исландии является однокомпонентной. Двухкомпонентные языковые ситуации. Эта разновид­ность языковой ситуации встречается наиболее часто. Ее составляют подъязыки двух функциональных типов: территориальные диалекты и литературный язык. Такая языковая ситуация сложилась в Дании, где, наряду с литературным языком, базирующимся на зеландских диалектах, существуют три группы диалектов, обслуживаю­щих устное общение (ютландские, островные—зеландские, фюнские и др., восточно-датские — бронхольмский и др.). Двухкомпонентная языковая ситуация существует также в КНДР. Она включает в качестве компонентов подъязыки национального языка, а именно северо-восточный, северо-западный и центральный и литературный язык. Трехкомпонентные языковые ситуации. Компонентами такой языковой ситуации являются: 1) территориальные диалекты; 2) литературный, преимущественно письмен­ный, язык; 3) областная или региональная форма литературного языка. Яркий пример такой языковой ситуации —ситуация, которая сложилась в Италии. В этой стране диалекты, обслуживающие главным образом устное общение (ряд диалектов: венецианский, неаполитанский, миланский, сицилийский имеют письменно-литературные варианты), представлены тремя группами: северной, центрально-южной и тосканской. Общеитальянский литературный язык сложился в XIV в. на основе флорентийского диалекта. Однако вне Тосканы он использовался лишь в письменной форме, поскольку в Италии до 1871 г. отсутствовал единый административный и Культурный центр. С начала XX века посредством радио и телевидения устная форма итальянского литературного языка проникает на периферию и оттесняет диалекты из многих сфер об­щения. Вместе с тем итальянский литературный язык под влиянием местных диалектов подвергается изменениям, в результате чего возникают так называемые italiano regoinale—его региональные формы. Эта разновидность языковой ситуации повторяется на территории ФРГ и ГДР, а также в хиндиязычном ареале Индии, в котором литературный хинди приобретает осо­бенности в каждом районе, где главным средством общения народных масс выступают диалекты. Языковая ситуация представляет собой отражение объективно существующего распределения социальных позиций между языковыми коллективами (см. определе­ние в разделе о понятийном аппарате социолингвистики). Фактически за каждой языковой ситуацией стоят языковые и речевые общности, и, следовательно, она (языковая ситуация) отражает социальное взаимодействие опреде­ленных групп людей. Иначе говоря, функциональное распределение языковых образований является также" следствием распределения людей по областям социальной деятельности в соответствии с их социальной ролью. Как эндоглоссные, так и экзоглоссные языковые ситуации подвержены определенным изменениям, которые вызывает в них передвижение того или иного языкового образования по ступеням функциональной иерархии. Языковая ситуация изменяется вследствие изменения социально-экономических и политических позиций, зани­маемых языковыми или этнолингвистическими общностя­ми, а также под воздействием мер, принимаемых государством с целью функционального перераспределения языков и форм их существования. Короче говоря, языковая ситуация в целом и социально-функциональное распреде­ление ее компонентов зависят как от объективных соци­ально-экономических процессов, так и от субъективного фактора — проводимой в государстве языковой политики.

Социолингвистика США

Юсселер М. Социолингвистика. – Киев: Вища школа, 1987. – С. 93-102

Отсутствие единого взгляда на предмет социолин­гвистики привело американских ученых к тому, что объектом их исследования в этой области стал целый конгломерат различных проблем общего и частного характера, которые можно назвать социологическими только при весьма расширенной трактовке данного термина. Образованию широкого спектра проблематики американской социолингвистики (социологии языка) способствуют также ее междисциплинарные связи с психологией языка, культурной антропологией, этнологией, диалектологией и, наконец, с фольклористикой и исследованием стилей. Все это сви­детельствует о том, что цели ее как науки не определены. Это признается некоторыми авторами и в самих США. Так, А. Д. Гримшо пишет: «В действительности никому не известно, что может войти в такую область, как социолингвистика... Как в методологии, так и в теории (или интерпретации) лингвисты допускают некоторые вовсе не обязательные ошибки, которых они могли бы избежать, если бы хотя бы в минимальной степени обладали «социологическим чутьем»... Социологи просто не имеют представления о том, насколько широк круг тем, исследование которых представляет важность с точки зрения социологии».

У. Брайт в 1967 году говорил, что социолингвистика - это прекрасно развивающийся ребенок, но всего лишь ребенок, развитие которого еще не завершилось. X. П. Рона видит недостаток социолингвистики в том, что эта отрасль науки до сих пор не получила своего четкого определения, известно лишь, что социолингвистика исследует так называемые социальные аспекты языка. Очень редко (в основном в сфере, ограниченной микросоциолингвистическими задачами) можно обнаружить более или менее четкую разработку целей и теоретических основ данной науки. У. Лабов рассматривает социолингвистику как ярко выраженную пограничную науку и видит в этом ее преимущество перед другими науками. А. Д. Гримшо говорит о социолингви­стике как о гибридной дисциплине, возникшей, в основном, в результате осознания того факта, что лингвистические данные следует рассматривать в связи с общественными явлениями.

Характерной особенностью многих публикаций, появившихся после выхода в свет работы Дж. О. Герцлера «Социология языка» («A Sociology of Language», 1965), также является постановка очень большого числа социолингви­стических проблем, причем для их решения предлагаются самые различные методы (о какой-либо методологии здесь вообще не может быть речи). В какой степени социолингвистика США представляет собой конгломерат, можно судить по сборнику Дж. А. Фишмана «Чтения лингвистического общества» («Readings in the Society of Language»), куда вошли написанные в основном еще в 50-е годы весьма разнородные работы лингвистов, социологов, антропологов культуры (направления, которые в США все еще сохраняют сильные позиции), диалектологов и специалистов в области коммуникации. В предисловии к книге Фишман обращает внимание в основном на синонимичное употребление терминов «социология языка» и «социолингвистика». А. Кейпел ограничивает исследование социолингвистических проблем в основном терминологическим аспектом. Он, в частности, говорит: «Хотя название «этнолингвистика» имеет более общий характер, чем название «социолингвистика», последнему было отдано предпочтение потому, что оно как бы само себя объясняет. Автор же счи­тает, что терминология такой науки, как лингвистика, должна отличаться как можно большей простотой». У. Брайт утверждает: «Задача социолингвистов заключается в том, чтобы показать систематическое совместное варьирование лингвистической структуры, а возможно, даже и вскрыть случайную связь в том или ином направле­нии... Одна из основных задач социолингвистики состоит в том, чтобы показать, что подобные вариации на самом деле не «свободны», что их следует рассматривать во взаимосвязи с систематическими, социальными различиями. В таком широком понимании лингвистическое многооб­разие и является истинным предметом социолингвистики».

Ч то означает «систематическое совместное варьирова­ние лингвистической структуры» и взаимосвязь «систематических, социальных различий»? Как нам известно, не всякое социальное явление (Sachverhalt) находит свое явное и непосредственное отражение в языке.

Марксистско-ленинское языкознание отвергает механическую детерминированность и подчеркивает диалектическую взаимосвязь языка и общества, которая, как правило, не поддается описанию как систематическое совместное варьирование. Упрощенная, вульгарно-социолингвистическая точка зрения неприемлема для марксистско-ленинской социолингвистики.

Ни на кого не ссылаясь и не внося ясности в понятия «система» и «структура», У. Лабов постулирует нечто вро­де теории параллельности, или механической идентичности. Так, он говорит: «Я считаю, что социолингвистика сама по себе вряд ли является самоцелью. Поэтому лингвистам следовало бы с гораздо большим вниманием относиться к основным проблемам эволюции как общества, так и языка, структуры общества и структуры языка, чем к социолингвистике в целом». С. М. Эрвин-Трипп усматривает основной предмет социолингвистики в вербальном поведе­нии партнеров по коммуникации: «Социолингвистика имеет дело с вербальным поведением в плане отношений между фоном (ситуацией), участниками, темой, функциями взаимодействия, формой и оценками, которые участники закрепляют за соответствующими факторами... Центром данной дефиниции является вербальное поведение (разго­вор и его эквиваленты). Разумеется, полное описание системы должно включать еще и жесты или изображения, когда они выступают в качестве функциональных альтернантов лингвистических знаков. Вербальное поведение всю­ду проявляет себя как в высшей степени цельная система и в силу этого его можно считать удобным исходным пунктом».

Методы Эрвин-Триппа страдают двумя недостатками: 1) своим исключительно синхроническим характером, ос­тавляющим многое неясным, неспособностью полностью преодолеть структуралистские позиции, а также 2) микросоциологической направленностью исследования и подачи материала, что позволяет делать обобщения лишь в весьма ограниченных масштабах.

У. Брайт различает семь так называемых параметров (Dimensionen) социолингвистики. Кратко перечислим их, поскольку они вполне позволяют составить общее представление о рассматриваемом предмете:

1) социальная идентичность говорящих (соответственно передатчиков) в процессе коммуникации;

2) социальная идентичность адресатов обращения (соответственно приемников);

3) контекст, релевантный для коммуникации;

4) синхронические и диахронические методы, избирае­мые в зависимости от цели исследования, а не от речевого поведения;

5) оценка речевого поведения самим говорящим;

6) степень языковой дифференциации: а) многодиалектальной, в) многоязычной, с) соответствующей множест­венности сообществ;

7) сфера применения социолингвистики: а) социальный диагноз, в) история языка, с) языковая политика.

В дополнение к данному обзору рекомендуем работы С. М. Эрвин-Тоиппа и Р. глмрпя.

В своих семи параметрах Брайт ясно указывает на гетерогенный характер американской социолингвистики (социологии языка) с ее различными специальными областями. Кроме того, более отчетливо осознается то обстоятельство, что социолингвистика должна представлять собой неотъемлемую часть социальной теории, имеющей историко-материалистическую направленность.

Не имея такой направленности, американская социолингвистика вынуждена оставаться в рамках эклектизма. Методология ее строится на позитивистской или, иначе говоря, на идеалистической основе. Поэтому основной упор в социолингвистических исследованиях переносится в ко­нечном счете на синхронию, хотя по самой природе объекта этих исследований их насущной задачей является анализ лингвистических и социально обусловленных фактов в их тесной взаимосвязи.

Учитывание американской социолингвистикой социаль­ного фактора можно расценивать как шаг вперед. Но ее приверженность синхронической точке зрения означает, что действительного преодоления позиций структурализма не произошло. Некоторые ученые верно оценивают положение, создавшееся в лингвистике и социолингвистике США. Так, П. Л. Гарвин считает, что слабостью амери­канской лингвистики последних десятилетий было отсутствие теоретического обоснования ее метода. Причем в дальнейшем прогресс и в этом вопросе, по его мнению, не предвидится.

Как уже говорилось (гл. 1), психологию языка мы рас­сматриваем как дисциплину, послужившую источником для социолингвистики. Особенно это относится к американской социолингвистике, перенявшей целый ряд объектов иссле­дования как у психологии языка, так и у психолингвистики. Среди них такие, как восприятие и образование понятий, явления интерференции и даже явления языковой патоло­гии. Тесные связи между социолингвистикой и психологией стали, пожалуй, традиционными в американской науке. В своей статье «Лингвистика и психология» («Linguistics and Psychology») Ф. Г. Лаунсбери, определяя границы психологии языка, утверждает, что, несмотря на оторван­ность лингвистики от психологии, обе дисциплины обна­руживают ряд общих черт. Как и большинство амери­канских социолингвистов, автор выступает сторонником гипотезы Сэпира — Уорфа («гипотезы языковой относитель­ности»— «linguistic relativity hypothesis»), отвергаемой марксистско-ленинской лингвистикой и социолингвистикой.

Рассмотренные выше общие черты между психолингвистикой, психологией языка и социолингвистикой обнаружи­ваются прежде всего в терминологии и интерпретации яв­лений (особенно психологии обучения языку и психологии поведения). Причины этого неясны. Ч. Фергюсон (понятиями «высокого и низкого языка» — «high and low language») и У. Вайнрайх (определением интерференции и семантического заимствования), исходя из принципов пси­хологии языка, внесли свой вклад в определение рабочих понятий социолингвистики. Но если описание типичных ситуаций в различных языковых коллективах проводится в отрыве от исследования социальной структуры и без учета исторических, социальных и культурных отношений, то оно неизбежно будет носить поверхностный характер. Хотя различия в речевом поведении и констатируются, а в некоторых случаях даже подвергаются анализу (довольно, впрочем, поверхностному), однако никакого исследования социально-экономических причин, приводящих к различиям в уровне владения языком и в речевом поведении, не проводится. Конгломерат, который представляет собой амери­канская социолингвистика, или социология языка, состоит из областей, имеющих некоторые общие черты, в частно­сти методологическую установку о якобы имеющей место независимости предмета исследования и вытекающих отсюда трудностей поиска объективного критерия, который помог бы отделить значительные явления от незначительных. На таком же поверхностном уровне находятся и работы по диглоссии, билингвизму и мультилингвизму. Проблемы, связанные с речевой коммуникацией, хотя и ставятся, но и здесь проводятся, по существу, лишь поверхностные исследования.

Изучение стилистических аспектов социолингвистики ограничивается анализом ситуативно и функционально об­условленных стилистических дифференциаций языка. Здесь тоже преобладает констатирующее описание различий. Анализ социально-экономических и даже функционально-социальных факторов почти полностью отсутствует. Профессиональные языки сводятся к профессиональной лексике. Автономный (institutional) характер профессио­нальных языков, особенно проявляющийся при терминоло­гическом нормировании и представляющий необходимую область социолингвистического исследования, американ­скую социолингвистику не интересует