«Down Deep»
Уворачиваясь от запрудивших дорогу такси, Розмари Малдун перебежала Централ-Парк-Уэст, вошла в парк и поняла, что ей предстоит трудный день. Она растерянно пробиралась сквозь толпу собачников, собравшихся на тротуаре, и выглядывала среди них Вонищенку.
Розмари была интерном нью-йоркского отдела социального обеспечения, и ей поручали самые сложные случаи, за которые не брался никто другой. Вонищенка, загадочная бродяжка, которая досталась ей сегодня днем, принадлежала к их числу. Ей было никак не меньше шестидесяти, а пахла она так, как будто не мылась по крайней мере половину этого срока. К этому Розмари так и не привыкла. Ее собственное семейство – тоже не сахар, но все они хотя бы ежедневно принимали душ, на этом настаивал отец. А перечить ее отцу не смел никто.
Она занималась отбросами общества именно из-за их отчужденности. Очень немногие из них не порвали со своим прошлым и со своими родными. Розмари отдавала себе в этом отчет, но ей хотелось верить, что, каковы бы ни были причины, главное – результат. Она могла помочь им.
Вонищенка стояла в тени раскидистого дуба. При ближайшем рассмотрении оказалось, что женщина, размахивая руками, что-то говорит дереву. Розмари покачала головой и вытащила досье Вонищенки – совсем тонкое: настоящее имя неизвестно, возраст неизвестен, место рождения неизвестно, прошлое неизвестно. Судя по скудной информации, эта женщина жила на улице. По предположению предыдущего социального работника, занимавшегося ею, Вонищенку турнули из какого-то государственного учреждения, чтобы освободить место. Бродяга явно страдала паранойей, но скорее всего не представляла никакой опасности. Поскольку Вонищенка отказалась сообщать о себе что-либо, они никак не могли помочь ей. Розмари, вздохнув, убрала папку и направилась к пожилой женщине, одетой в многочисленные лохмотья, так что она напоминала капусту.
– Привет, Вонищенка. Меня зовут Розмари, я хочу помочь вам.
Ее уловка не помогла. Вонищенка повернула голову и уставилась на двух ребятишек, которые перекидывали друг другу летающую тарелку.
– Неужели вам не нужен теплый, уютный и безопасный ночлег? Где есть горячая еда и люди, с которыми можно поговорить?
Единственным, кто отреагировал на ее слова, оказался большущий кот – больше она видела только в зоопарке. Он подошел к Вонищенке и теперь не сводил взгляда с Розмари.
– Вы могли бы принять там ванну. – У бездомной были грязные волосы. – Но для этого мне нужно знать ваше имя.
Огромный черный кот взглянул на Вонищенку и вновь уставился на Розмари злыми глазами.
– Почему бы вам не пройтись со мной? Мы бы поговорили.
Кот начал рычать.
– Идемте.
Стоило только Розмари протянуть к Вонищенке руку, как кот прыгнул. Девушка шарахнулась и споткнулась о сумку, которую сама и поставила на землю. Она упала навзничь и очутилась нос к носу с разъяренным представителем семейства кошачьих.
– Хорошая киска... Оставайся на месте.
Она попыталась встать, и в этот миг к черному коту присоединился пятнистый, лишь немногим меньше первого.
– Ладно. Увидимся в другой раз.
Розмари подхватила сумку и папку, поднялась на ноги и сочла за лучшее отступить.
Отец никогда не понимал, почему она хочет работать с городской беднотой, со «швалью», как он их называл. Сегодня вечером предстояло вытерпеть очередной нудный ужин с родителями и женихом. Жениха ей выбрал отец – и это в наше-то время! Как бы ей хотелось взбунтоваться против него, сказать «нет»! Ее семья придерживалась строгих традиций. А она была паршивой овцой.
Розмари жила в своей квартире, которую до недавних пор делила с Сиси Райдер. Сиси была певицей и хиппи, поэтому приходилось прилагать множество усилий, чтобы ее отец и Сиси никогда не встретились. О последствиях такой встречи страшно было бы даже подумать, так что две ее жизни ни в коем случае не должны были пересекаться.
Эта мысленная цепочка причинила ей боль – Сиси пропала. Растворилась где-то в городе. Розмари боялась за Сиси и за себя, понимая, что это значило для города.
Розмари поднялась со скамьи, куда рухнула, чтобы собраться с силами. Пора было нести досье обратно в офис и идти в университет на лекцию.
* * *
– Ночка сегодня – первый класс!
Ломбардо Люччезе по прозвищу «Везунчик Ламми» пребывал в великолепном расположении духа. После двух лет работы шестеркой и занятия мелким вымогательством ему наконец удалось пробраться в самую влиятельную из «Пяти семей». Они умели ценить таланты, а он был наделен ими в изобилии. Шагая с тремя друзьями по 81-й улице к парку, он был на седьмом небе.
Нужно пойти засвидетельствовать свое почтение его невесте, Марии. Настоящая серая мышка – и единственная дочь дона Карло Гамбионе, а это очень пригодится ему в будущем. Потом можно будет посидеть с ребятами, отметить. А сейчас следует добыть где-нибудь монет, чтобы купить пресной Марии цветов, продемонстрировать заботу. Гвоздик, что ли?
– Я спущусь в метро, пощиплю кого-нибудь. Деньжата нужны, – сказал Ламми.
– Тебе помочь? – спросил Джоуи Манцони, по прозвищу Безносый.
– Ха. Смеешься? Да через две недели я деньги буду грести лопатой. Просто хочу последний разок сходить на дело. Тряхну стариной. Пока.
Разбрызгивая радужные, в бензиновых разводах лужи и насвистывая, Ламми вразвалочку зашагал к светящемуся шару у спуска на станцию метро «81-я улица». Сегодня вечером ничто не могло испортить ему настроения.
* * *
«Господи, ну и вечер!» – думала Сара Джарвис. Шестидесятивосьмилетняя женщина и представить не могла, что ее пригласят на вечеринку от «Эмвей»[79]. Подумать только! Они с подругой едва дождались, когда можно будет уйти. И разумеется, именно в тот момент зарядил дождь, а вокруг, как назло, ни одного такси! Ее подруга жила по соседству. Саре же предстояло тащиться через весь город, на Вашингтон-Хайтс.
Сара терпеть не могла метро, от одного его затхлого запаха ее тошнило. Она вообще не любила шумные районы города, а в метро вечно стоял невообразимый шум. Но сегодня вечером было тихо. Оказавшись в полном одиночестве на платформе, Сара зябко куталась в твидовый жакет, пряча руки в рукава и прижимая воротник к горлу.
Она вгляделась в темноту туннеля, и ей показалось, что она видит приближавшиеся огни нужного ей пригородного поезда «АА», который почему-то ехал слишком медленно. Сара отвернулась и принялась разглядывать рекламные плакаты. Ее внимание привлекла листовка, которая призывала переизбрать этого славного мистера Никсона. В соседнем газетном автомате заголовки кричали о ночных грабителях, вломившихся в какой-то вашингтонский отель и многоквартирный дом. Уотергейт? «Ну и имечко же у этого здания», – подумала она. «Дэйли ньюс» поместила на переднюю полосу историю о так называемом «Мстителе из подземки». Полиция обвиняла этого неуловимого преступника в пяти кровавых убийствах за одну только прошлую неделю. Все жертвы были наркоторговцами и преступниками. Все убийства были совершены на станциях метро. Сара поежилась. Да, город теперь стал далеко не тот, что был во времена ее детства.
Сначала раздались шаги – кто-то спускался по лестнице, потом прошел мимо пустого киоска для продажи жетонов. Затем послышался свист – странный, лишенный ритма звук: человек вошел на станцию. Сара против воли заметалась между страхом и облегчением. Собственная реакция смутила ее, и она решила, что компания ей не помешает.
Но стоило женщине его увидеть, как уверенность пошатнулась. Сара никогда не любила черные кожаные куртки, в особенности те, что были на плечах скользкого вида ухмыляющихся молодых типов. Она решительно отвернулась в другую сторону и уткнулась взглядом в стену за рельсами.
Как только старуха повернулась к нему спиной, Везунчик Ламми осклабился и облизнул верхнюю губу.
– Эй, леди, прикурить есть?
– Нет.
Уголок губ Ламми дернулся, и он двинулся на ее спину.
– Ну-ну, леди, не жадничайте.
Он не заметил, как напряглись ее плечи: Сара вспомнила занятия в группе самообороны, которую посещала прошлой зимой.
– Давайте сюда сумочку, лед... ииии!
Сара развернулась и с размаху заехала ему по щиколотке носком практичной, но элегантной бежевой туфли-лодочки. Ламми отскочил и замахнулся, метя ей в лицо. Она шарахнулась назад и поскользнулась на чем-то слизком, и грабитель, ухмыльнувшись, двинулся на нее.
Из туннеля налетел ветер: к станции приближался «АА».
В это время с десяток человек умудрился подойти к входу в метро практически одновременно. Большая часть этой толпы побывала на последнем сеансе «Крестного отца» и еще продолжала оживленно спорить, преувеличил ли Коппола роль мафии в современном криминальном мире или нет.
Один из тех, кто не присутствовал на просмотре, был путевой рабочий, у которого выдался долгий и трудный день. Ему хотелось одного: добраться до дома и поужинать, не обязательно именно в таком порядке. Газеты опять развели шумиху; даже вся эта мура с правами джокеров не могла занять их надолго. Сегодня его сняли с обхода путей, и он восемнадцать часов впустую искал аллигаторов в коллекторах и туннелях метро, смотровых шахтах и глубоких технических скважинах. Он мысленно выругал свое начальство за то, что пресмыкается перед желтой прессой, не забыв упомянуть и назойливых репортеров, которым ему в конце концов удалось утереть нос.
Путевой рабочий чуть задержался, чтобы переждать толкучку, устроенную любителями кино, которые сначала рылись по карманам в поисках жетонов, потом всем скопом устремились к турникетом. Все это время они не переставали болтать.
Из туннеля с ревом и скрежетом тормозных колодок вырвался «АА». На платформе все было видно, как на ладони. Выругавшись по-итальянски, Ламми выпустил свою жертву и принялся оглядываться по сторонам в поисках укрытия.
Первые две парочки вошли в вестибюль и уставились на разыгравшуюся перед ними сцену. Один мужчина двинулся к Везунчику, а другой схватил свою подружку и попытался удрать.
Двери вагонов с шипением разъехались. В такое позднее время пассажиров в поезде было немного, и на платформу никто не вышел.
– Когда эти полицейские нужны, их вечно не дождешься! – буркнул предполагаемый заступник.
Ламми на миг задумался, не прыгнуть ли на него и не выбить из него дух. Но вместо этого сделал обманное движение и, прихрамывая, вскочил в последний вагон. Двери захлопнулись, и поезд начал набирать ход. Возможно, что-то произошло со светом. Но только яркие граффити на стенах стали какими-то другими.
За стеклянной дверью Вензунчик расхохотался и показал Саре неприличный жест, но она была занята тем, что ощупывала себя в поисках ушибов и пыталась привести в порядок перепачканную одежду. Второй жест Ламми адресовал группе ее нечаянных спасителей, которые окружили ее кольцом.
Внезапно лицо грабителя исказилось от страха, а потом – от смертельного ужаса, и он принялся колотить по двери. Мужчина, который пытался помешать ему на платформе, успел лишь мельком заметить, как тот цеплялся за заднюю дверь, прежде чем поезд умчался в темноту.
– Ну и придурок! – покачала головой подружка неудавшегося спасителя. – Он что, один из этих джокеров?
– Не-а, – отозвался его приятель. – Просто засранец.
Из туннеля, куда только что скрылся поезд, послышались дикие вопли, и все застыли на месте. Поезд исчез. Но безнадежные, полные отчаяния крики Ламми были слышны до «83-й улицы».
Путевой рабочий двинулся к обратному туннелю, а на платформе героя часа хвалила отделавшаяся легким испугом Сара вместе с остальными зрителями. На ступенях у другого края платформы появился еще один рабочий.
– Эгей! – крикнул он. – Джек-ассенизатор? Джек Робичо! Ты вообще когда-нибудь спишь?
Усталый рабочий не обратил на него никакого внимания и вошел в металлическую дверь. Шагая по туннелю, он начал сбрасывать с себя одежду. Наблюдатель, окажись он здесь, мог бы решить, что видел, как этот человек встал на четвереньки и пополз по сырому дну туннеля, – только теперь он обладал длинной мордой с острыми, неправильной формы зубами и мускулистым хвостом, способным превратить этого самого наблюдателя в кровавое месиво. Но никто не заметил, как вспыхнули зеленовато-серые чешуи, когда бывший путеец слился с темнотой и был таков.
Позади, на платформе станции «81-я улица», люди были так ошеломлены отголосками предсмертных криков Ламми, что немногие услышали раскатистый басовитый рык, раздавшийся в другой стороне.
* * *
Последняя лекция закончилась, и Розмари устало поплелась к входу станции метро «116-я улица». Ну вот, еще одно сегодняшнее дело сделано. Теперь она направлялась в квартиру к отцу, где ей предстояло увидеться с женихом. Она не испытывала по этому поводу особого восторга – в последнее время ее вообще не посещало подобное чувство. Розмари плыла по течению, мечтая о том, чтобы хоть что-то в ее жизни наконец изменилось.
Девушка переложила стопку книг, которую несла под мышкой, в правую руку и левой принялась рыться в сумочке в поисках жетона. Она прошла через турникет, остановилась в сторонке, чтобы не путаться под ногами у других студентов. Судя по плакатам, которые были в руках у многих, только что кончился очередной антивоенный митинг. Розмари заметила вполне нормальных с виду ребятишек со значками с неофициальным лозунгом «Джокерской бригады»: «Последним в строй – первым на тот свет».
Сиси вечно этим занималась. Однажды она даже притащила домой какого-то товарища, парня по имени Фортунато. Хотя он и участвовал в движении за права джокеров, Розмари не любила сутенеров, гейшами он там заведовал или кем-нибудь другим, и не хотела видеть их в своей квартире. Он даже стал причиной одной из немногочисленных их размолвок. В конце концов соседка согласилась заранее сообщать о том, кого приводит к ним на обед.
Сиси Райдер упорно пыталась убедить ее стать активисткой, но Розмари считала, что непосредственная помощь пусть даже немногим людям принесет не меньше пользы, чем хождение по митингам и гневное обличение правящих кругов. Возможно, даже куда больше.
Розмари глубоко вздохнула и нырнула в толпу. Очевидно, все вечерние лекции заканчивались в одно и то же время. Она вышла на платформу и, обогнув толпу, оказалась в конце вестибюля. Сейчас ей не очень хотелось толкаться среди людей. Минуту спустя она почувствовала поток сырого воздуха из туннеля и поежилась в промокшем свитере.
Оглушительно гремя, мимо нее пронесся пригородный поезд. Все вагоны были разрисованы, но самый последний из них выглядел более чем странно. Розмари вспомнилась татуированная женщина, которую она видела на шоу «Ринглинг бразерс» в старом Гардене. Она часто задумывалась о психологии подростков, которые расписывали стенки вагонов. Иногда ей не нравился смысл этих слов – жизнь в Нью-Йорке и так не всегда бывала приятной.
«Я не буду об этом думать». И тут же снова погрузилась в размышления. В памяти у нее возник образ Сиси, лежащей в коме в реанимационной палате больницы Святого Иуды. Розмари присутствовала даже при том, как сестры меняли ей повязки. Она вспомнила синяки, черные и багрово-синие пятна, покрывавшие большую часть тела Сиси. Доктора не могли сказать точно, сколько раз молодую женщину изнасиловали. Розмари хотелось бы ее пожалеть. Но она не могла, даже не зная, с чего начать утешительную речь, обращаясь прежде всего к себе. А потом Сиси исчезла из больницы.
Последний вагон казался пустым. Розмари двинулась к нему, но отвлеклась на надписи, покрывавшие стены. И замерла, как громом пораженная, жадно читая слова, написанные на темной стенке вагона:
«Розмарин, шалфей-трава, я в безвременье ушла».
– Сиси? Что?
Не обращая внимания на других пассажиров, которые тоже приметили пустой вагон, она пробилась к дверям. Они были закрыты. Розмари бросила свои книги и попыталась разжать двери. У нее сломался ноготь. Она принялась бессильно колотить в дверь кулаками, пока поезд медленно не двинулся со станции.
– Нет!
Розмари со слезами проводила взглядом свое имя и последнюю строфу послания Сиси:
«Ничего не изменить, остается только мстить».
Розмари молча смотрела вслед уходящему поезду. Потом перевела взгляд на свои кулаки. Стальная на вид дверь казалась мягкой, теплой, податливой. Неужели это совпадение? Сиси теперь живет под землей? Жива ли она вообще?
Следующего поезда не было очень долго.
* * *
Он охотился в сумраке.
Голод терзал его; казалось, этот голод не утолить никогда. Поэтому он охотился.
Смутно, совсем слабо он помнил время и место, когда все было по-другому. Он был кем-то – кем? – кем-то другим.
Он смотрел, но почти ничего не видел. В таких потемках, да к тому же в стоячей воде, заваленной мусором, от зрения не было почти никакого толку. Важнее были вкус и обоняние, подсказывавшие ему о том, что находилось на расстоянии – пища, которую следовало терпеливо разыскивать, и неожиданные подарки судьбы, которые располагались в пределах досягаемости его челюстей.
Он улавливал колебания: мощные медленные движения из стороны в сторону, порожденные работой его хвоста в воде; сокрушительные, но далекие волны – они шли от города, живущего наверху своей жизнью; мириады трепыханий пищи, что кишела вокруг в темноте.
Грязная вода расходилась в стороны перед его широкой и плоской мордой, по обеим сторонам приподнятых ноздрей разбегалось течение. Время от времени прозрачные мембраны век затягивали выпуклые глаза, потом снова поднимались наверх.
Несмотря на свои размеры – он едва протискивался сквозь некоторые туннели, которые ему приходилось преодолевать в поисках еды – он двигался почти бесшумно. Сегодня большую часть сопровождавших его звуков издавала добыча – когда он пожирал ее.
Его ноздри сообщили ему о том, что приближается пир, но вскоре и его уши уловили что-то необычное. С одной стороны темнел зев еще одного туннеля. В узком проходе даже такое гибкое тело, как его, с трудом могло развернуться и устремиться в новое русло. Вода убывала, а на расстоянии двух тел от выхода закончилась вообще. Это ничего не меняло, и он продолжил передвигаться почти так же бесшумно, как прежде, и чуял запах добычи, ждавшей его где-то впереди. Ближе. Близко. Писк, визг, топоток лап, шорох мохнатых тел о камни.
Он стремительно набросился на них и смял одного в челюстях; его предсмертный крик вспугнул остальных. Самые опытные удирали от чудища в гуще толпы – и уперлись в замурованный конец туннеля. Другие попытались обежать его вокруг – один осмелился даже перескочить через его чешуйчатую спину, – но хлещущий хвост отшвыривал их в твердые стены. Третьи бросались прямиком ему в пасть, съеживаясь лишь на ту долю секунды, когда огромные зубы смыкались.
Отчаянный писк достиг своего апогея и затих. Повсюду была восхитительно пахнущая кровь. Мясо, шкура и кости приятной тяжестью покоились в желудке. Но среди его жертв еще оставались живые. Они изо всех сил пытались уползти от бойни. Охотник начал было погоню, но набитое брюхо замедляло его движения. Он был слишком сыт, чтобы преследовать – или чтобы это его заботило. Он добрался до края воды и остановился. Его тянуло в сон.
Первым делом он нарушит тишину. Это разрешено. Это его территория. Это все его территория. Великанские челюсти раскрылись, и он издал пронзительный раскатистый рев, который еще долго отзывался эхом во всех закоулках этого нескончаемого лабиринта туннелей и труб, галерей и каменных коридоров.
Когда отголоски эха наконец затихли, хищник уснул. Он был единственным, кто мог спать.
* * *
Розмари приветливо кивнула Альфредо, который дежурил у входа этим вечером. Он улыбнулся ей и покачал головой при виде стопки книг, которую она держала под мышкой.
– Позвольте мне помочь вам, мисс Мария.
– Спасибо, Альфредо, не нужно. Я справлюсь.
– Помните, как я вам носить книги, когда вы были еще совсем крошкой, мисс Мария? Вы еще говорили, что выйдете за меня замуж, когда вырастете. Теперь передумали, а?
– Прости, Альфредо. Что поделать, такая уж я ветреница.
Розмари улыбнулась и подмигнула. Кто бы знал, чего ей стоило шутить, да и вообще быть приветливой. Как же ей хотелось, чтобы этот вечер, этот день поскорее закончился!
В лифте она была одна и поэтому позволила себе маленькую слабость – на миг прижаться головой к стене кабины. Она действительно помнила, как Альфредо носил ее книги в школу. Это было во время одной из многочисленных войн, которые отравили ей все детство. Ну и семейка.
Когда двери лифта раскрылись, двое громил, стоявших у входа в пентхаус, подобрались. Увидев ее, они расслабились, но вид у них остался странно серьезный.
– Макс? Что случилось?
Розмари вопросительно взглянула на более высокого из двух одетых в одинаковые черные костюмы мужчин.
Тот покачал головой и распахнул перед ней дверь.
Розмари прошла по мрачному, обитому темными дубовыми панелями коридору в библиотеку. Старинные полотна на стенах не оживляли гнетущего впечатления.
У входа в библиотеку она уже собралась постучать, но массивные резные двери открылись, не успела она их коснуться. На пороге стоял отец – темный силуэт в свете настольной лампы. Он взял ее за обе руки и крепко их сжал.
– Мария, речь пойдет о Ломбардо. Его нет больше с нами.
– Что случилось?
Девушка вглядывалась в знакомое лицо. Под глазами у него были темные круги. Щеки обвисли еще сильнее. Он развел руками.
– Эти молодые люди принесли новости.
Фрэнки, Джоуи и Малыш Ренальдо сбились в кучку. Джоуи был само подобострастие.
– Мы уже рассказывали дону Карлосу, Мария. Везунчик Лам... э-э... Ломбардо собирался ехать прямо сюда, но на минутку заскочил в метро.
– Думаю, он хотел купить жевательную резинку, – пояснил Фрэнки, хотя никто его ни о чем не спрашивал.
– Ну, не важно. Он не вернулся обратно. Мы все равно болтались неподалеку, – сказал Джоуи, – и решили пойти выяснить, в чем дело. И услышали о... о происшествии на станции. В общем, мы все узнали.
– Да, его нашли разорванным на два десятка...
– Фрэнки!
– Простите, дон Карло.
– На сегодня хватит, ребята. Завтра поговорим.
Трое молодых людей кивнули, склонили головы в сторону Розмари и вышли.
– Мне жаль, Мария, – проговорил ее отец.
– Я не понимаю. Кто мог это сделать?
– Мария, ты же знаешь, что Ломбардо участвовал в нашем семейном бизнесе. И другие тоже об этом знали. Как и то, что вскоре он должен был стать моим сыном. Мы считаем, возможно, это кто-то пытается навредить мне. – Голос у дона Карло был печальный. – За последнее время были и другие случаи. Есть такие, кто хотят отобрать у нас то, на что мы положили жизнь. – В его голосе прозвучала сталь. – Это не сойдет им с рук. Даю тебе слово, Мария!
– Мария, я приготовила лазанью. Твою любимую. Пожалуйста, поешь, – подала голос из темного угла мать Розмари. Она повела ее на кухню, обнимая за плечи.
– Мама, не надо было из-за меня задерживать ужин.
– А я и не задерживала. Я знала, что ты появишься поздно, и оставила тебе немного.
Девушка пристально посмотрела на мать:
– Я не любила его, мама.
– Тише. Я знаю. – Она приложила палец к губам дочери. – Но со временем ты привязалась бы к нему. Я же видела, вы хорошо ладили.
– Мама, ты же не...
Розмари перебил голос отца, донесшийся из библиотеки.
– Это все эти черномазые! Кому еще могло понадобиться нападать на нас сейчас? Должно быть, они выбираются из своего Гарлема по туннелям. Они уже давно зарятся на нашу территорию! И еще хотят прикрыться Джокертауном. Нет, джокеры ни за что не посмели бы сделать это сами, но черномазые могли использовать их для отвода глаз!
Наступила тишина, прерываемая бормотанием из телефонной трубки. Мать потянула Розмари за локоть.
Дон Карло продолжал:
– Их нужно остановить сейчас, иначе они начнут угрожать всем семьям. Они – шакалы.
Снова пауза.
– Я не преувеличиваю.
– Мария... – начала ее мать.
– Значит, завтра утром, – резюмировал дон Карло. – Как можно раньше. Хорошо.
– Видишь, Мария. Твой отец обо всем позаботится.
Мать повела Розмари в золотистую кухню с ее блестящими приборами и развешанными по стенам вышивками с поучительными изречениями в рамочках. Ей хотелось рассказать матери о Сиси и надписи на вагоне метро, но сейчас все это казалось невероятным. Должно быть, у нее слишком разыгралось воображение. Ей страшно хотелось спать. На еду даже смотреть было тошно. Все, на сегодня с нее хватит.
* * *
Бездомная женщина заворочалась во сне, и один из двух здоровенных котов, спавших рядом с ней, посторонился. Он поднял голову и зафыркал на своего товарища. Оставив женщину в компании опоссума, свернувшегося клубочком у нее под боком, оба кота бесшумно зашагали ко входу в заброшенный туннель подземки. Забытый объездной путь вокруг «86-й улицы» вел их к еде.
Оба кота сами были голодны, но сейчас шли добывать завтрак для своей хозяйки. По канализационному туннелю они выбрались в парк и вышли на улицу. Когда доставочный фургон «Нью-Йорк таймс» затормозил у светофора, черный кот взглянул на пятнистую кошку и мордой указал на фургон. Машина тронулась с места, и парочка запрыгнула внутрь. Усевшись в кузове, черный вообразил гору рыбы и передал этот образ пятнистой. Проезжая мимо городских кварталов, они ждали, когда появится характерный запах рыбы. Наконец, когда фургон уже начал тормозить, пятнистая учуяла рыбу и нетерпеливо выскочила из машины. Сердито мяукнув, черный побежал следом за ней по переулку. Оба замерли, когда запах странных людей заглушил запах еды. В конце переулка собралась толпа джокеров, оскорбительных пародий на нормальных людей. Одетые в лохмотья, они рылись в помойке в поисках еды.
Мостовую прорезал луч света: кто-то открыл дверь. Хорошо одетый мужчина, здоровый, как несколько сложенных вместе оборванцев, вынес в переулок какие-то коробки. Кошки учуяли запах свежей еды.
– Пожалуйста, – толстяк обратился к замершим от изумления джокерам негромким, полным боли голосом. – Я принес вам еду, возьмите.
Немая сцена завершилась: джокеры гурьбой бросились к коробкам и принялись рвать их. Они толкались и дрались друг с другом, пытаясь добраться до лучших кусков.
– Прекратите! – закричал высокий джокер. – Мы что, совсем потеряли человеческий облик?
Джокеры остановились и отступили от коробок, и толстяк принялся раздавать им еду. Высокий взял свою долю последним.
– Сэр, мы благодарим «Козырные тузы».
В темноте переулка коты жадно наблюдали за тем, как едят джокеры. Черный обернулся к пятнистой и вообразил рыбий скелет, и они побежали обратно к улице. На 6-й авеню черный послал пятнистой образ Вонищенки. Они бежали по тротуару до тех пор, пока им не подвернулся какой-то медленно едущий продуктовый фургон. Через несколько кварталов грузовик приблизился к Китайскому базару, и черный узнал знакомый запах. Грузовик притормозил, и оба кота выскочили на землю. Они крались по темноте, стараясь не попадать под фонари, пока не добрались до открытой продуктовой лавки.
До рассвета было еще далеко, и водители разгружали свежий товар. Черный кот учуял свежую курятину и издал короткий рык, призывая подругу к действию. Пестрая прыгнула на выставленные в витрине помидоры и принялась драть их когтями.
Хозяин завопил что-то по-китайски и запустил в хвостатую мошенницу блокнотом. Но промахнулся. Мужчины, разгружавшие машину, остановились и уставились на кошку, которая явно была не в себе.
– Хуже, чем в Джокертауне, – пробормотал один.
– Вот паршивка ушастая, – добавил другой.
Убедившись, что всеобщее внимание приковано к пестрой кошке, которая самозабвенно когтила томаты, сидевший в засаде черный прыгнул в кузов фургона и схватил в зубы цыпленка. Это был невероятно крупный кот, никак не меньше сорока фунтов весом, и поднять цыпленка ему не составило никакого труда. Потом соскочил с бортика и скрылся в темном переулке. В это мгновение пестрая ловко увернулась от метлы и помчалась следом за ним.
Черный кот поджидал подругу на полпути к следующему кварталу. Когда пестрая догнала его, оба взвыли хором. Охота оказалась удачной. Они побежали обратно в парк, а оттуда к своей хозяйке. Время от времени пестрая помогала товарищу затаскивать цыпленка с мостовой на тротуар.
Вонищенкой ее как-то раз в один из нечастых моментов относительной трезвости обозвал какой-то из таких же, как она сама, бродяг, и прозвище приклеилось намертво. Ее друзья, дикая городская живность, знала ее не по имени, а по ее образу, этого было достаточно. А она сама вспоминала свое имя лишь изредка.
Женщина накинула на себя отличное зеленое пальто, которое отыскала на свалке у какого-то многоквартирного дома. Потом осторожно села, чтобы не потревожить опоссума. Так, с опоссумом на коленях и с белкой на каждом плече, она поприветствовала гордых собой котов с добычей. Легким движением, которое изумило бы тех немногочисленных бездомных, которые имели с ней дело, женщина протянула руку и почесала своих верных друзей за ушами. Одновременно с этим она нарисовала в своем мозгу мысленную картину: эта парочка, вытаскивающая наполовину объеденного костлявого цыпленка из мусорного бачка у какого-то ресторана.
Черный задрал нос и негромко фыркнул, стирая этот образ из своего сознания и сознания Вонищенки. Пестрая в притворном возмущении не то мяукнула, не то зарычала и вытянула шею по направлению к женщине. Перехватив ее взгляд, она передала хозяйке свои воспоминания об охоте: кошка размером с льва, окруженная человеческими ногами, похожими скорее на ходячие деревья. Храбрая пестрая замечает добычу, цыпленка величиной с дом. Свирепая пестрая вцепляется в человеческое горло, обнажает клыки...
