Проблема барокко в русской литературе XVII – начала XVIIIвв. 3 страница

Но - прошло три года со времени его отъезда, деньги у Татьяны истощились, и она отправилась к Афанасию Бердову, прося его дать ей в долг сто рублей. Бердов же, прельщённый её красотой, согласился дать ей просимые деньги лишь при условии, что она проведёт с ним ночь. Татьяна, весьма смущённая таким предложением, сказала Бердову, что она не может дать ему никакого ответа, прежде чем не посоветуется со священником — своим духовным отцом. Духовный отец, выслушав Татьяну, предлагает ей на тех же условиях, какие предлагал и Бердов, двести рублей.

Татьяна ещё более смущена и просит дать ей подумать, а сама отправляется за советом к архиепископу, который рекомендует ей отказаться от предложений купца и попа и провести ночь с ним, за что обещает ей уже триста рублей. На слова Татьяны: «О великой святый, како я могу убежати от огня будущаго?» — архиепископ отвечает: «Аз тя во всем разрешу». Тогда Татьяна назначает архиепископу свидание в третьем часу дня, отцу духовному — в шестом, а Афанасию Бердову — в десятом.

Когда на свидание является архиепископ, вручивший Татьяне триста рублей, она, сославшись на неприличие человеку столь высокого духовного сана оставаться при любовной встрече в обычном его одеянии и наставительно высказав при этом благочестивые соображения, советует ему, за неимением под руками ничего другого, переодеться в женскую сорочку, на что он с удовольствием соглашается. Между тем пока Татьяна умышленно удерживает вожделение архиепископа, в ворота стучится поп, её духовный отец, принёсший с собой двести рублей. Взглянув а окно, она с притворной радостью сообщает архиепископу, что приехал её муж, которого она как раз в это время ждала, и прячет архиепископа в сундук. Начав с укоров попу за его грешное поведение, за которое им обоим грозит вечная мука, Татьяна и его отвлекает многими разговорами до того времени, как в ворота постучался купец Афанасий Бердов. Сказав и попу, что приехал её муж, она, преподав своему духовному отцу душеспасительное наставление, его также отправляет в сорочке во второй сундук. Приняв от купца сто рублей, она и к нему обращается с наставительными словами, а затем велит служанке громко стучать у ворот и, объявив Бердову, что вернулся муж, прячет его в третий сундук.

На утро Татьяна отправляется к воеводе того города, в котором она жила, и говорит ему, что она пыталась взять взаймы у купца Афанасия Бердова сто рублей, но не застала его дома, и просит воеводу дать ей эту сумму под заклад трёх сундуков с дорогими одеждами. Воевода соглашается ссудить Татьяне сто рублей и без заклада, но она упрашивает взять у неё сундуки, так как боится, как бы в отсутствие мужа их не украли у неё со всем содержимым. Когда сундуки привезены были на воеводский двор, воевода велел вскрыть их, чтобы, по просьбе Татьяны, проверить положенные в них дорогие одежды, но обнаружил там купца Бердова, попа и архиепископа, сидящих в одних сорочках и чуть не мёртвых от срама.

Узнав от Татьяны, как все трое очутились в сундуках, воевода подивился её разуму и очень похвалил её за то, что она осталась верной своему мужу: «Доброй, жено, заклад твой и стоит тех денег!»— сказал ои при этом, усмехнувшись, и, взяв с купца пятьсот рублей, с попа тысячу, а с архиепископа полторы тысячи, отпустил их, а деньги поделил пополам между собой и Татьяной и ещё раз похвалил её за целомудрие, «яко за очи мужа своего не посрамила, и таковыя любви с ними не сотворила, и совету мужа своего с собою не разлучила, и великую честь принесла, и ложа своего не осквернила». Когда же муж вернулся домой и узнал от Татьяны обо всём происшедшем, он «велми возрадовался о такой премудрости жены своей, како она таковую премудрость сотворила».

Повесть написана на довольно распространённый сюжет, нашедший себе значительное количество отражений в произведениях иноземной письменной литературы, а также в устных сказках, в том числе русских.

В большом количестве восточных и западных повестей и сказок на тему об остроумных проделках женщины, избавляющей себя от притязаний своих поклонников и ставящей их в очень конфузное положение, нет, однако, ни одной, в которой повторились бы в точности мотивы, присутствующие в повести о Карпе Сутулове. Возможно, что эта повесть является литературно обработанной записью новеллы, попавшей на Русь вначале устным путём. За это говорит наличие в ней типичных особенностей устно-поэтического стиля, сказывающегося особенно в эпических повторениях, которые вызываются главным образом тем, что Татьяна каждому следующему претенденту на её ложе обстоятельно пересказывает разговор, бывший у неё с его предшественниками. Отсюда та замедленность повествования, какая обычна для устнопоэ-тических произведений.

У нас популярный сюжет подвергся значительному обрусению. В повесть введены были не только русские имена и фамилии, но и типично русская бытовая обстановка с её купеческим укладом, с воеводской властью в городе и с рядом деталей, характеризующих специально русские условия жизни.

Вложенная в уста Татьяны цитата из «Слова о злых жёнах» и моралистические наставления Татьяны в стиле церковных изречений также очень характерны для русской действительности. Язык повести представляет собой соединение церковнославянских форм с элементами живой разговорной речи. Всё это вместе взятое заставляет нас рассматривать повесть о Карпе Сутулове как произведениеоригинальной литературы в такой же мере, как оригинальным произведением итальянской литературы мы считаем, например, «Декамерон» Боккаччо, несмотря на то, что этот сборник почти целиком возник на основе популярной повествовательной литературы Востока и Запада.

В повести отсутствует какая-либо осудительная моральная оценка тех фактов, о которых в ней рассказывается. Татьяна предстаёт перед нами как добродетельная и здравомыслящая, практически настроенная женщина. Она смущена, но не оскорблена теми непристойными предложениями, с которыми к ней обращаются все три её поклонника. Оберегая свою честь и честь своего мужа, она вместе с тем использует влечение к себе этих поклонников с наибольшей для себя материальной выгодой.

Если автор повести вкладывает в её уста благочестиво звучащие наставления, то делает он это лишь для пущего комического эффекта. Весёлая купеческая жена церковными цитатами поучает своего духовного отца и архиепископа, как им следует вести себя, чтобы избегнуть суровой божьей кары, и в ответ на эти поучения слышит реплики, сами по себе также являющиеся плодом авторского юмора: распутный архиепископ своей духовной властью обещает женщине разрешить её от греха, а священник заявляет, что, прогневляя его, она тем самым гневит и бога. Муж Татьяны также не выказывает негодования по отношению к тем, кто пытался посягнуть на целомудрие его супруги, и очень радуется мудрому поступку жены, не нарушившей супружеской верности и вместе с тем умножившей его капитал.

И степенный воевода не возмущается любовными проказами почтенных своих сограждан, а лишь смеётся над их неудачными похождениями. Очень характерно, что в числе персонажей, столь зазорно себя ведущих, оказывается не только купец, но и священник, бывший к тому же духовным отцом той, на которую он польстился, и даже сам архиепископ. Такое откровенно сатирическое третирование особ, в старой литературе не подлежавших осмеянию, а тем более фривольной издёвке, могло найти письменное воплощение лишь в XVII в., в пору ослабления церковного авторитета, и притом в такой среде, которая менее всего была связана с официальным почитанием этого авторитета, т. е. скорее всего — в среде демократической, посадской.

 

11. Силлабическая поэзия — это определенная система стихосложения, которая определяется одинаковым количеством слогов в рифмующихся строчках. Она наиболее органична для языков, у которых ударение фиксировано на определенном слоге. В силлабической поэзии существует несколько форм стихосложения. В этой статье рассмотрим основные виды: хайку, танка, и вирши.

История первого силлабического ведется уже более 100 лет назад. Появлению русского силлабического стиха мы обязаны Симеону Полоцкому, который вдохновившись произведениями польских поэтов, начал писать русские силлабические стихи. Наиболее распространилась эта система стихосложения в виде хайку и танка.

Хайку (или по-другому хокку) произошла из японской поэзии. Это стихотворная силлабическая форма, которая состоит всего из трех строк. По 5-7-5 слогов. В первой строке обязательно указывается ключевое или сезонное слово, т.е. своего рода подсказка читателю, чтобы он верно понял смысл хайку. В русских хайку ключевое слово не обязательно должно быть связано с временем года, тогда как в классической хайку — это непременное условие.

Танка также произошла из японской поэзии. Это стихотворение по той же силлабической системе, только состоит из 5 строк. По 5-7-5-7-7 слогов. Как мы видим первые три строчки — это хайку, а последние две им противостоят.

Еще один вид силлабической поэзии — вирша. Это стихотворение, которое состоит из строк с одинаковым количеством слогов. Вирши бывают 8-сложные, 9-сложные и т.д. Самыми сложными, но в тоже время шикарными являются 13-сложные вирши. Вирши не ограничивают по длине. Поэтому они могут быть и двухстрочные, и составлять целые поэмы. Вирши ярки и просты по своей форме.

Свою деятельность Симеон Полоцкий посвятил борьбе за распространение просвещения. Он активно участвует в спорах сторонников греческой и латинской образованности, принимая сторону последних, поскольку защитники греческой системы образования стремились подчинить развитие просвещения контролю церкви. Полоцкий считал, что в развитии образования основная роль принадлежит школе, и, обращаясь к царю, призывал его строить училища и "стяжати" учителей. Он разрабатывает проект создания первого в России высшего учебного заведения - академии. Незадолго до смерти им был написан проект устава будущей академии. В нем Симеон Полоцкий предусматривал весьма широкое изучение наук - как гражданских, так и духовных.

Большое значение придавал Полоцкий развитию печати: "Ничто бо тако славу разширяет, яко же печать",- писал он. По его инициативе и личному ходатайству перед царем Федором Алексеевичем в 1678 г. в Кремле была открыта "Верхняя" типография.

Одним из любимых занятий Симеона Полоцкого было "рифмотворение", т. е. поэтическая литературная деятельность, которая привлекала к себе внимание многих историков литературы.

Силлабический стих Полоцкого формировался под непосредственным воздействием украинского и польского стиха. Однако возможность использования в русском стихосложении одиннадцати - и тринадцатисложного силлабического стиха с обязательной парной женской рифмой была подготовлена длительным историческим развитием выразительных средств, органически присущих русскому книжному языку. Силлабический стих Симеона Полоцкого был тесно связан с тем рафинированным книжным "словенским языком", который им сознательно противопоставлялся языку разговорному.

Своим поэтическим произведениям Полоцкий придавал большое просветительное и воспитательное значение. Высокое призвание поэта Полоцкий видел в способности привлекать "слухи и сердца" людей. Могучее оружие поэзии, считал он, должно быть использовано для распространения просвещения, светской культуры, правильных нравственных понятий. Кроме того, вирши должны служить образцом для всех пишущих на "словенстем книжном языце".

Симеон Полоцкий выступает в качестве первого придворного поэта, создателя панегирических торжественных стихов, явившихся прообразом хвалебной оды.

Панегирические вирши С. Полоцкого носят "характер сложного словесно-архитектурного сооружения - словесного зрелища". Таковы, например, панегирические вирши "Орел российский". На фоне звездного неба ярко блистает своими сорока восемью лучами солнце, движущееся по зодиаку; в каждый его луч вписаны добродетели царя Алексея. На фоне солнца - венценосный двуглавый орел со скипетром и державою в когтях. Сам текст панегирика написан в форме столпа - колонны, опирающейся на основание прозаического текста.

Карион Истомин

— Иеромонах Московского Чудова Монастыря и Московской Духовной Типографии Справщик, обучался в Московской Академии у Греков Лихудов. Он составил в 1692 г. Букварь в лицах, представив большие буквы изображениями человеческими и других животных или каких орудий в разных положениях, дабы по именам сих вещей была начальная буква их в азбуке. Такие заглавные буквы заимствовал он из Древних Славянских рукописей, в коих они часто встречаются. После заглавных букв он присовокупил почерки и строчных уставных и скорописных, а помощь Греческих и Польских. Под каждою таковою картиною внизу поместил он нравоучительные стихи, сочиненные по Силлабической Поэзии. Книгу сию всю на медных досках, каждую букву особо со стихами, выгравировал и напечатал в лист 1695 г. в Москве Леонтий Бунин, бывший гравер при Московском Печатном дворе. Кроме всего, Карион сочинил целую книгу Приветственных Стихов Царевне Софье Алексеевне в 1681 г. Книга сия рукописною хранится в библиотеке Академии наук. Есть еще в Новгородской Софийской библиотеке между рукописями целая стихотворная Поэма его на брак Государя Царя Петра Алексеевича с Евдокиею Феодоровною, сочиненная 1689 г.; а в Московской Патриаршей библиотеке между рукописями его книга под названием Имя новое,сочиненная в 1686 г. Голиков в Деяниях Петра Великого (Дополнен. Том III, стр.46) ссылается еще на Летопись его. Когда при доме Иова, Митрополита Новгородского, Лихуды завели Греко-Славено-Латинские училища, то в 1712 году вызван Карион в Новгород для перевода книг с Греческого языка, где он и находился около года; а после возвратился в Москву и там скончался в Чудове Монастыре.

Сильвестр Медведев (в миру Медведев Симеон Агафонович) (27.01.1641—11.02.1691), поэт, писатель, историк, переводчик, педагог, автор проекта первого в России высшего учебного заведения, один из идеологов «латинства». Родился и до 17 лет прожил в Курске. В 1658 переехал в Москву и стал служить в Приказе тайных дел. С 1665 в течение 3 лет учился в школе Заиконоспасского монастыря. Здесь на него обратил внимание Симеон Полоцкий и их отношения переросли в крепкую дружбу. Участвовал в дипломатической миссии под руководством российского дипломата А.Л. Ордина-Нащокина. В 1672, после того как Ордин-Нащокин попал в опалу, Медведев скрылся на юге Русского государства в Молчинском монастыре в Путивле. После долгих размышлений и уговоров через 3 года он принял монашеский постриг под именем Сильвестр и поселился в курском Богородицком монастыре. В 1667 приехал в Москву, где в присутствии Симеона Полоцкого встретился с новым царем Федором Алексеевичем и после долгого разговора с ним получил прощение. С тех пор Сильвестр Медведев служил на Печатном дворе «справщиком», т. е. исправлял рукописи и тексты печатных книг. Вместе с Полоцким создал типографию в Кремле — т. н. «Верхнюю», т. е. дворцовую типографию, неподвластную церковной цензуре. Принимал активное участие в книгоиздательской деятельности, занимался переводами и поэзией. После смерти Симеона Полоцкого в 1680 Сильвестр Медведев стал своего рода лидером «латинского» направления в отечественной религиозно-философской мысли. Исполнял обязанности придворного поэта при дворах царя Федора Алексеевича и царевны Софьи. Современники говорили о нем: «Чернец великого ума и остроты ученой».

В 1682 составил и подписал у царя Федора Алексеевича «Привилею Московской Славяно-греко-латинской академии». Смерть царя помешала решению вопроса. В 1685 переработанный текст «Привилеи» Медведев подал царевне Софье. Но в этот период его начинание вызвало резкий протест со стороны «грекофилов» и официальной церкви. В 1687 школа Заиконоспасского монастыря, возглавляемая Медведевым, была закрыта. Вместо нее и вместо академии были открыты «эллино-славянские сходы» во главе с прибывшими из Греции братьями Лихудами. Когда в 1682 к власти пришла царевна Софья, Сильвестр Медведев участвовал в подделке решения о передаче ей власти при малолетних царях Иване и Петре. Поэтому после отстранения Софьи в 1689 оказался одним из главных врагов пришедшего к власти царя Петра I. Осенью 1689 Медведева арестовали и расстригли. Более года он провел в застенках — в колодках и под пытками. 11 февраля 1691 был публично казнен.

Сильвестр Медведев — автор многих стихов, нескольких сочинений на богословские темы: «Книги о манне хлеба животнаго», «Известие истинное православным…» Автор исторического сочинения «Созерцание лет 7190, 91 и 92, в них же содеяся во гражданстве». Это сочинение посвящено событиям стрелецкого бунта 1682. «Созерцание» — одно из первых в России историческое исследование, которое уже не может считаться летописью. После казни на все сочинения Сильвестра Медведева был наложен строжайший запрет, они были приговорены к уничтожению.

По своим религиозно-философским предпочтениям Сильвестр Медведев был последователем Симеона Полоцкого. Правда, в последние годы, А. П. Богданов во многих работах, посвященных Сильвестру Медведеву, настаивает на том, что тот не был «западником», ибо в спорах с «грекофилами» выступал против искажения греками русского Православия. А. П. Богданов более склонен считать Сильвестра Медведева «просветителем». Думается, что нужно согласиться с А. П. Богдановым в том, что Медведев не был «западником», в том смысле, что видел необходимость дальнейшего пути развития России именно по «западным» образцам. В отличие от Полоцкого, Сильвестру Медведеву были близки и традиционное русское понимание православного учения, и события русской истории. И, может быть, именно в его творчестве в большей степени, нежели в творчестве Симеона Полоцкого, выразилась объективная потребность освоения русской религиозно-философской мыслью нового для нее опыта рационалистического мышления.

Однако по своим методологическим установкам, которые базировались на «рационалистической методе», Сильвестр Медведев был продолжателем именно линии Симеона Полоцкого. Недаром даже в эпитафии Полоцкому, Сильвестр Медведев постоянно говорит о «пользе», которую приносил России своей деятельностью Симеон:

Сильвестр Медведев целенаправленно и последовательно отстаивал необходимость рационального знания и самого широкого образования, прежде всего светского. В стихотворном «Вручение привилегии на Академию

Особенно ярко эти его воззрения проявились в ходе спора с «грекофилами» в 80-е XVII в., в котором приняли участие и русские мыслители, и приехавшие в Россию греки, особенно братья Лихуды. Спор, развернувшийся вокруг проблемы «пресуществления Святых Даров» в таинстве евхаристии, очень сложен для толкования. Еще в прошлом веке А. А. Прозоровский обратил внимание на то, что «Русская церковь до приезда Лихудов держалась и отстаивала отчасти латинское мнение о времени пресуществления св. даров в таинстве евхаристии». Кстати, как установил тот же А. А. Прозоровский, «в Москве оно едва ли не впервые открыто было высказано С. Полоцким в “Жезле правления” (1666) и не вызвало тогда никакого возражения».

Так что, по сути дела, Сильвестр Медведев отстаивал мнение, с самого начала существовавшее в Русской церкви. Однако на православном Востоке уже издавна сложилась иная трактовка вопроса о пресуществление Святых Даров. И в ходе унификации церковной обрядности, проходившей в России, это мнение стало позицией официальной Церкви. Именно его и высказали публично братья Лихуды, написавшие в 1687 книгу с опровержением «латинских» (южно-русских и польских) книг по данному вопросу. Именно это мнение отстаивал инок Евфимий Чудовский и патр. Иоаким. В ответ Сильвестр написал «Книгу о манне хлеба животнаго», в которой опроверг это мнение, а затем развил свою позицию в книге «Известие истинное православным…»

В этих книгах Сильвестр доказывал, что Русской православной церкви, уже более 700 лет просвященной Святым Крещением, нет никакого смысла учиться у приезжающих с Востока греков, которые и сами-то несведущи в богословских вопросах. Так о братьях Лихудах Медведев с возмущением писал: «Яко они люди ученые, а мы люди неученые, и того ради нам неученым подобает Бога за се благодарити, еже нам благоволил оных, акинский свет, на просвещение нашего неразумия прислати, и их ученых людей весьма почитати, и во всем… слушати, и им нимало в чем противления являти…» И далее: «Ныне, увы! Нашему такому неразумию вся вселенная смеется… и сами тии нововыезжие греки смеются и глаголют: Русь глупая, ничтоже сведущая!»

В данном случае опять же важнее обратить внимание на разные методологические подходы спорящих сторон. Как можно заметить, Медведев ставил вопрос не просто о богословской проблеме, а о степени учености спорящих сторон. Следовательно, по мнению Сильвестра Медведева, истинность в споре определяет не просто верность догмату, но и способность логического, рационального доказательства истинности своего мнения. Именно слабость аргументации «грекофилов» Медведев считал свидетельством неверности их мнения. Т. о., спор из области богословия, основанного обычно на догматах, выходил в совершенно иную область — Медведев писал о способности человеческого разума познавать мир и, соответственно, критерием истины становилась степень подготовленности и аргументации участника спора.

В основу своих доказательств Сильвестр Медведев положил проведенный им подробный анализ изданных греками книг, основанный на рациональном методе. В своих рассуждениях он доказывал, что для новоизданных русских богослужебных книг использовались книги, изданные в католических государствах, которые были «со старыми греческими книгами несогласны». И, как пишет А. П. Богданов, книги Сильвестра Медведева по этим вопросам представляют собой образчик исторической критики и переводческой деятельности.

Сам же он отстаивает именно «рационалистическую методу», в его книгах везде встречаются выражения типа: «зде убо правый разум стоит тако…», «зде правовернии, разум грамматичный известно ведущий». А своих оппонентов он укоряет как раз в непонимании значения логики и рационального знания. Так, Евфимия Чудовского Медведев обвиняет не только в презрении к «силлогизмам», но и в обычном невежестве: «Человек неученый, не точию силлогизмы добре весть, им же не учился, но и грамматики совершенно не точию греческия, но и словенския не разумеет, точию нечто греческих речений памятствует».

Кстати, еще более резко отзывался Сильвестр Медведев о «неучености» старообрядцев (см.: Старообрядчество). В книге «Созерцание лет 7190, 91 и 92, в них же содеяся во гражданстве», описывая знаменитые прения со старообрядцами в присутствии царевны Софьи, он так характеризовал старообрядцев: «Злобнии глупцы, безумные прелести учители, в себе мятущися, ничтоже глаголюще… Сия безчинныя кличи глупых мужиков, буест же, и невежество, и нечинное стояние пред царским величеством, и презрение…» Правда, в данном случае, кроме резких выражений, Медведев не приводит никаких других «разумных» доводов.

Сама же книга «Созерцание лет 7190, 91 и 92, в них же содеяся во гражданстве», по мнению подробно ее исследовавшего А. П. Богданова, является одним из первых в России историческим исследованием, которое уже не может считаться летописью, что, в совокупности с анализом др. исторических сочинений этого периода, позволяет А. П. Богданову сделать очень важный вывод о том, что в последней четв. XVII в. «успешно осуществлялся переход от летописания и других традиционных форм историографии к историческому исследованию». Этот факт также доказывает стремление Медведева применять «рациональную методу» во всех формах своей творческой деятельности.

Но не стоит считать, что Сильвестр Медведев уповал лишь на силу человеческого разума. Конечно же, он не был «рационалистом» в том понимание, какое этому понятию придавали позднее в XVIII столетии, когда рационализм уже противостоял вере. Нет, он считал, что рациональные доводы должны лишь дополнять веру, доказывать ее истинность, видел ограниченность рационального знания, если оно не основано на крепкой вере. Недаром он восклицал: «О яко же некрепка вера, юже силлогизмы и человеческие доводы едва на всякий день разсуждают и новая установливают!..»

Рационалистические методы изучения богословских вопросов, которые отстаивал Сильвестр Медведев, вызвали резкий протест «грекофилов», посчитавших подобную «методу» не только вредной, но и еретической. Обвинения в еретичестве, постоянно преследующие Медведева в последние годы жизни, сыграли немалую роль и в окончательном решении его судьбы, окончившейся столь трагично.

13. "Житие протопопа Аввакума" относится к древнерусской литературе XVII века. Этот век для истории Руси был переломным, "бунташным". Одной из примет того времени стала церковная реформа патриарха Никона. Накануне реформы церковь переживала глубокий кризис. Никон мечтал о вселенской православной церкви под покровительством Руси. Но реализации этой идеи мешало различие между русскими и греческими обрядами. Патриарх настаивал на унификации обряда и требовал исправления церковных книг по греческим оригиналам.

Реформа Никона вызвала резкое противодействие защитников старых обрядов, ее следствием стал раскол православной Руси. Как полагают историки, значительная часть населения страны сохранила верность древним традициям. Таким образом возникло явление старообрядчества (старообрядцами стали называть тех, кто не принял реформы Никона). Старообрядчество – самое мощное религиозное движение за всю русскую историю. Влиятельнейшим вождем его был протопоп Аввакум.

Он стал писателем уже в зрелом возрасте, до сорока пяти лет за перо брался редко. Из разрозненных сочинений Аввакума едва ли десяток приходится на раннюю пору, все остальные, включая его знаменитое житие — первую в русской литературе развернутую автобиографию¹, — он написал в маленьком городке Пустозерске, в устье Печоры. Сюда Аввакума привезли в заточение 12 декабря 1667 года, здесь он провел последние 15 лет своей жизни. Здесь же 14 апреля 1682 года его возвели на костер.

В Пустозерске с 1669 по 1675 год пишет Аввакум свое "Житие". Его открывает вступление, рассказ о юных годах Аввакума и о чудесах, которые должны свидетельствовать о божественном призвании автора. Не случайно поэтому в начале жития Аввакум рассказывает о своем чудесном сне-видении: по Волге плывут "стройно два корабля золотые". Это корабли Луки и Лаврентия. За ними плывет третий корабль — это корабль Аввакума. Это знамение явилось символом многотрудного "плавания Аввакума по волнам житейского моря" и предопределило его мученический путь.

Житие Аввакума напоминает монолог. Автор непринужденно и доверительно беседует с читателем-единомышленником. В искренности и страстности, с которой протопоп ведет свое повествование, рассказывая о перенесенных тяготах, о своих победах, о видениях и чудесах, выражается его позиция. Он то взволнованно, то эпически спокойно, то иронично делится воспоминаниями, ибо трагическое в его судьбе важно как пример мужества и стойкости, а победы Аввакума воспринимаются как убедительные свидетельства его искренности и правоты той идеи, за которую он боролся всю жизнь. Аввакум вызывает уважение своей убежденностью, откровенностью, мужеством. Он не терпит компромиссов и самым страшным судом судит себя за редкие проявления человеческих слабостей.

Главным делом своей жизни Аввакум считал борьбу с реформами Никона, и большая часть жития посвящена именно этому. Рассказывая о своей жизни, он стремился воодушевить единомышленников на борьбу "за дело Божие". Поэтому он выделяет разного рода знамения и чудеса, которые должны подтвердить божественное освящение его борьбы за истинную веру. Это и затмение солнца в 1654 году, когда патриарх Никон собрал церковный собор, утвердивший новые реформы, и затмение, произошедшее тогда, когда Аввакума расстригли и бросили в темницу. Протопоп терпит страшные испытания: его избивают, ссылают, на долгие месяцы и годы заточают в тюрьму.

Автор рассказывает о страшных своих мучениях необычайно просто в бытовой разговорной манере. Он пишет о своем первом заключении в Андрониевом монастыре. Он сидел на цепи в темной камере, что ушла в землю. "Никто ко мне не приходил, — вспоминает Аввакум, — только мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно".

Подробно и, казалось бы, бесстрастно описывает он перенесенные им побои и надругательства. Так, тобольский воевода Афанасий Пашков "рыкнул, яко дивий (дикий) зверь, и ударил меня по щоке, таже по другой, и паке в голову, и збил меня с ног и, чекан ухватя, лежачева по спине ударил трижды и, разболакши (раздев) по той же спине 72 удара кнутом"².

В другой раз, закованного протопопа везли в лодке. "Сверху дождь и снег, а на мне на плеча накинуто кафтанишко просто; льет вода по брюху и по спине, — нужно (мучительно) было гораздо"³.

"Житие" — бытописание социальной и общественной жизни, освещение религиозных и этических конфликтов времени, выражение демократической идеологии и эстетики Аввакума, ориентированной на "природный русский язык", на нового читателя — крестьянина, посадского мужика, "природного русака", которого объединяет с автором общность национального русского чувства⁴.

Русский уклад, национальный быт и в целом проблема национальной самобытности Руси, не только как проблема государства, церкви, официальной идеологии, но и как факт внутренней, душевной жизни человека, области интимных чувств, личных переживаний, — все это широкий бытовой общественно-социальный фон "Жития". Но в то же время "Житие" и автобиография – это исповедь человеческой души, что сказывается на характере этнографизма и психологизма произведения. Форма литературного выражения, жанр и стиль определяют их специфику: бытовые реалии, в том числе и отчетливо нарисованные с натуры этнографические картины — описание сибирского края, рек, озер, гор, флоры и фауны, — не просто создают фон, а входят в структуру художественного произведения. Этнографические картины даны не сами по себе, они как бы усиливают, обостряют психологические состояния, влияют на характер психологических чувств и переживаний героев.