Государственный режим как составная часть формы государства

Помимо принадлежности к тому или иному типу, а также наличия определенных форм правления и государственного устройства, государства отличаются друг от друга своими режимами.

Под государственным режимом понимается совокупность используемых стоящими у власти группами, классами или слоями общества методов и способов осуществления государственной власти.

Как и другие составные части формы государства – форма правления и форма государственного устройства, государственный режим имеет непосредственную связь с властью. Однако в отличие от них он не ассоциируется напрямую ни с порядком формирования высших местных органов государственной власти или организацией верховной власти в государстве, как это имеет место в случае с формой правления, ни с внутренним строением государства, административно-территориальной и национально-государственной организацией власти, как это проявляется в форме государственного устройства. Государственный режим выступает как реальное проявление организационно оформленной власти, как процесс ее функционирования.

В научной литературе существует несколько определений государственного режима и представлений о нем. Одни из них незначительно

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 213

отличаются друг от друга. Другие вносят весьма существенные коррективы в традиционно сложившееся о нем представление.

Наиболее распространенным представлением о государственном режиме в настоящее время является вышеназванное понимание его как совокупности средств, методов, способов или приемов осуществления государственной власти. Это наиболее устоявшийся взгляд на государственный режим.

К нему примыкают другие аналогичные, но в то же время в определенной мере отличающиеся от него представления. Среди них можно выделить, например, определение государственного режима как «конкретного проявления государственной организации, выражающегося в состоянии и характере демократии и политической свободы в обществе». В данном определении понятие режима как процесса осуществления, «проявления» государственной власти и организации, дополняется еще и ссылкой на то, что это «конкретное проявление», которое выражается как в «состоянии и характере», иными словами, в уровне развития демократии, так и в состоянии (уровне развития, степени гарантированности) политической свободы в обществе[281][1].

Другим, близко примыкающим к традиционному, определением государственного режима может служить рассмотрение его как системы или совокупности форм, методов, средств и способов властвования, «через которые государственная власть легитимирует свое существование и функционирование»[282][2].

В данном определении обращают на себя внимание два момента, отличающие его от традиционного определения. Во-первых, то, что режим ассоциируется не только с процессом функционирования государственной власти, но и с процессом самого ее существования. А во-вторых, то, что государственный режим связывается с процессом легитимации государственной власти. При этом под легитимацией (леги-тимностью) власти понимается «принятие власти со стороны подчиненных ей субъектов и их согласие с тем, что эта власть (являясь в идеале легальной) соответствует общим представлениям граждан о справедливой политической системе»[283][3]. Иными словами, легитимность власти означает принятие и поддержку ее со стороны граждан и их объединений как соответствующей их представлениям о справедливости.

Наряду с названными определениями государственного режима, укладывающимися в устоявшееся о нем представление, существуют и

214 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

другие, далеко выходящие за рамки традиционных представлений определения.

В качестве одного из примеров такого нетрадиционного понимания государственного режима может служить трактовка его, даваемая М. Ориу. Он рассматривает государственный режим не как совокупность методов и способов осуществления государственной власти, а как «государственное» и «негосударственное» состояние общества.

Отождествляя, по существу, государственный режим с самим государством, а точнее, с государственным строем, автор исходит из того, что государственный режим «есть некоторого рода надстройка», которая устанавливается по мере развития общества «над уже существующими политическими институтами».

Процесс возникновения и развития государственного режима рассматривается автором как вполне естественный процесс, вызванный к жизни происходящим в обществе, особенно на ранних стадиях его развития, процессом «политической централизации»[284][4].

По мнению автора, те народы, у которых впервые появляется государственный режим, являются «народами, уже осевшими на земле» и обладающими «уже известными политическими институтами с элементами клиентуры и патримониальных отношений». В известный период многие «из этих первоначальных политических институтов концентрируются либо добровольно, либо в результате завоевания, и над ними устанавливается правительство государства»[285][5].

Концентрация «первоначальных институтов и создающийся в качестве известной надстройки государственный режим», с точки зрения М. Ориу, осуществляется в основном в силу того, что «эти явления вызывают рост политического общества и такие изменения, которые выгодны для составляющих это общество индивидов»[286][6].

По мере дальнейшего развития общества государственный режим, по мнению автора, пытается подчинить себе и «даже совершенно уничтожить» все те первоначальные политические институты, «над которыми он возник в качестве известной надстройки» и на основе которых он развивался. «Именно в этот период, – заключает ученый, – возникает административный режим»[287][7].

Последний зарождается и развивается в рамках существующего государственного строя. Главным отличительным признаком админи-

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 215

стративного режима является то, что он «доводит до наибольшего развития гражданскую жизнь, побуждая государственную власть заняться ее полицейским регулированием»[288][8].

Для административного режима характерно также, по концепции Ориу, преобладание сугубо гражданского управления над всеми другими видами управления, включая военное; полное доминирование «административной власти над судебной властью»; проявление всего государственного управлений в виде «гражданской полиции»; административно-полицейская регламентация всех «индивидуальных прав и свобод».

Кроме государственного и административного режимов, М. Ориу выделяет также конституционный режим. Этот режим имеет своей задачей «организовать государство в виде морального лица путем выработки формальных статутов и путем децентрализации суверенитета» с целью достижения и «обеспечения политической свободы»[289][9].

На конституционный режим, поясняет автор, следует смотреть как на усилие, «которое делает государство в известный момент своей истории с целью придать себе самому статут морального лица, аналогичный статуту, придаваемому обществам и ассоциациям в момент их учреждения».

В условиях конституционного режима происходит определенная децентрализация государственной власти, чрезмерно сконцентрировавшейся в условиях административного режима в руках правительства или одного лица. Известно в связи с этим выражение короля Франции Людовика XIV. «Государство – это я». Процесс разделения властей, а вместе с ним и «децентрализация суверенитета» происходят строго в рамках действующего законодательства и «опираются на писаный формальный статут, т.е. на писаную конституцию»[290][10].

Конституционный режим, заключает М. Ориу, «появляется не в любой момент истории государства, а всегда находится в некотором соотношении с административной централизацией, которой он противостоит в качестве антагонистической силы»[291][11].

Он устанавливается либо после периода административной централизации, в виде реакции против последней (такова, например, история Франции и всех государств континентальной Европы, где конституционный режим установился в XIX в. как реакция против административной централизации XVII и XVIII вв.), либо в качестве предупредительной меры, как только административная централизация начинает

216 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

приобретать угрожающий характер, прежде чем она осуществилась и с целью помешать этому осуществлению (так произошло, например, в истории Англии)[292][12].

Как видно из сказанного, понимание государственного режима М. Ориу, обнаруженное им в начале XX в., существенно отличается от современной трактовки данного феномена. То, что автор называет государственным, административным и конституционным режимом, по существу своему отождествляется с государственным и общественным строем на различных этапах развития человечества. Однако данный подход, несомненно, имеет полное право на существование, ибо он помогает глубже и разносторонне понять исследуемую материю. Особенно ценен он был на ранних стадиях изучения государства и права. В настоящее же время он имеет скорее историческую, нежели теоретическую и практическую, значимость.

По мере развития общества и накопления новых знаний о государстве и праве среди юристов – теоретиков и практиков сложилось совсем иное представление о государственном режиме, его понятии, роли в государственно-правовой жизни и его содержании.

Идентифицируя государственный режим с системой методов и способов осуществления государственной власти, исследователи неизменно рассматривают его как наиболее динамичную составную часть формы государства, чутко реагирующую на все наиболее важные процессы и изменения, происходящие в окружающей экономической и социально-политической среде, в частности в соотношении социально-классовых сил. Государственный режим в значительной мере индивидуализирует форму государства, определяет ее роль в государственно-правовом механизме и социально-политическую значимость, а также указывает на ее известную организационную законченность.

Без учета данного обстоятельства, равно как и без учета характера самого государственного режима, весьма трудно было бы понять не только сущность и содержание, но и социально-политическую роль и назначение государства, существующего в той или иной стране. Весьма трудно также было бы ответить на вопросы относительно того, почему в некоторых государствах с монархической формой правления (современная Великобритания, Голландия, Швеция и др.) существующий государственный и общественный строй более демократичен, чем в отдельных государствах-республиках (Германия 30–40-х годов, Чили 70-х годов – периода властвования Пиночета, и др.). Ведь если придерживаться формально-юридического определения данных форм правления, то все должно быть как раз наоборот.

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 217

Решающую роль в установлении реального характера форм государства, впрочем, как и других составных частей – атрибутов государства, неизменно играет государственный режим.

Государственный режим не возникает спонтанно. Он складывается и развивается под воздействием целого ряда объективных и субъективных факторов. Среди них самые разнообразные экономические, политические, социальные и иные факторы: характер экономики (централизованная, плановая, децентрализованная, рыночная и др.); уровень развития общества; уровень его общей, политической и правовой культуры; тип и форма государства; соотношение в обществе социально-классовых сил; исторические, национальные, культурные и иные традиции; типовые и другие особенности стоящей у власти политической элиты. Эти и другие им подобные факторы относятся к разряду объективных факторов.

Однако помимо них и наряду с ними весьма важную роль в становлении и поддержании определенного государственного режима играют и субъективные факторы. Среди них одним из важнейших является фактор, обычно называемый духом и волей нации или народа.

Категория «духа и воли» применительно к нации и народу – весьма общая, довольно неопределенная и к тому же весьма деликатная материя. Ибо в любой нации и любом народе можно найти и сильную, непоколебимую волю (к победе, свободе и т.п.), и безволие; и свободолюбие, и раболепие; и ярко выраженную целеустремленность, и целевую неопределенность; и смешанный с цинизмом эгоизм, и бескорыстный альтруизм. Однако тем не менее данной категорией с давних пор достаточно широко и активно оперируют в своих исследованиях и философы, и историки, и социологи, и юристы. Последние используют эти категории как в процессе изучения государства и права в целом, так и при анализе их отдельных атрибутов, включая государственный режим.

Оперируя данными категориями, исследователи пытаются определить, как влияют дух и воля народа или нации на состояние государственного строя, государственного режима и состояние общества; направлены ли они благодаря своей активной, целенаправленной поддержке на их укрепление или же, наоборот, своим пассивным, безразличным отношением они непроизвольно способствуют их ослаблению; наконец, способны ли они в случае необходимости защитить себя не только от опасности разрушения государства и общества, исходящей извне, но и от аналогичной опасности, исходящей от властей предержащих, изнутри общества и государства.

В качестве исходного тезиса при этом неизменно берется положение о том, что каковы общество, нация и народ, каковы их дух и воля,

218 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

таковым в конечном счете будет и создаваемое ими государство, а вместе с ним и соответствующий государственный режим.

Каковыми были дух и воля римского народа в период расцвета римского государства (Римской империи)? Таким вопросом задавался, например, еще в конце XIX в. известный немецкий юрист Р. Иеринг в своей знаменитой работе «Дух римского народа на различных ступенях его развития», пытаясь понять суть римского государства и права и характер функционировавшего в этот период государственного режима. Какими субъективными факторами, кроме воли императоров и других должностных лиц, определялся в этот период государственный режим?

Отвечая на эти и подобные им вопросы, автор прежде всего обращался к характеру римлян, к его основным признакам и чертам. В чем проявлялись особенности этого характера, а вместе с ними – дух и воля римского народа? Каков был по характеру этот народ – покоритель десятков других народов и создатель величайшей в древнем мире империи и культуры?

Одной из характерных черт римского народа, отмечал Р. Иеринг, была глубокая приверженность его к своим национальным корням. «Тот, кто ничего не знает о римском народном характере, – писал автор, – мог бы подумать, что его существо состоит в космополитической всеобщности. Но кто хоть сколько-нибудь знает римлян, тот знает, что едва ли какой-либо другой народ обладал такой неискоренимой национальностью и держался ее так крепко, как они»[293][13].

Важными чертами римского народа, оказавшими огромное влияние на государственный строй, были также, по мнению автора, неискоренимая любовь к свободе, личной независимости, ярко выраженное чувство собственного достоинства, благородство, индивидуализм, личный и национальный эгоизм.

«Эгоизм есть побудительная причина римской всеобщности», – подчеркивал Иеринг. Эгоизм – это «основная черта римского духа». Есть мелочной эгоизм, пояснял автор, «мелочной в нравственном и умственном отношении, недальновидный в своих расчетах, без энергии в исполнении, находящий удовлетворение в минутных, мелочных выгодах». Но есть и величавый эгоизм, великий по цели, которую он себе поставил, достойный удивления в своих планах, в своей логике и дальновидности, внушающий уважение железной энергией, настойчивостью и самопожертвованием, с которым он преследует свои «отдаленные цели». Этот второй род эгоизма, резюмировал автор, представ-

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 219

ляет нам зрелище полнейшего напряжения нравственных и умственных сил, он является «источником великих дел и добродетелей»[294][14].

У римлян личный, мелочной эгоизм, продолжал Иеринг, причудливо сочетался и зачастую перерастал в эгоизм народа, нации и государства. По мере развития римского общества и «расширения отношений, в которых стоит индивидуум, а также целей, которым он себя посвящает», проявления эгоизма делаются «неузнаваемее, его формы возвышеннее». На высшей же точке римского величия – преданности римскому государству, индивидуальный эгоизм преодолевает даже самого себя, с тем чтобы «себя самого и все, к чему он стремится для себя, принести в жертву государству»[295][15].

Будучи весьма прагматичным, целеустремленным и эгоистичным по своей натуре, стремясь, как и все смертные, к удовлетворению прежде всего своих личных, обыденных потребностей, «индивидуальных благ», римлянин в то же время, со слов Иеринга, никогда не добивался их «за счет права, чести, отечества»[296][16].

Он глубоко осознавал, что «его индивидуальное благо обусловлено благом государства, его эгоизм обнимает, следовательно, вместе с первым в то же время и государство». Он понимал, что «строгое соблюдение и исполнение законов соответствует всеобщему и, следовательно, его собственному интересу». Он знал, что «выгоды, покупаемые бесчестностью, трусостью, малодушием и т.п., только видимы, что эгоизм только в связи с честью, храбростью, правдивостью и т.д. может достигнуть прочных результатов»[297][17].

Но это его знание, подчеркивал автор, было в то же время его «обязанностью и волей». Ибо «национальное чувство долга» требовало от каждого римлянина именно таких поступков, такого образа действий, которые органически сочетались бы с общими целями и интересами.

Таким образом, делал вывод Иеринг, римлянин даже в повседневной своей жизни преследовал «не личную выгоду за счет государства, не минутную прибыль за счет окончательной цели, не вещественные блага за счет невещественных», а «подчинял относительно низшее – относительно высшему, отдельное – всеобщему»[298][18].

Данные черты характера римлян, в которых отражались дух и воля всего римского народа, вместе с другими его чертами и особенностями, такими, как «железная последовательность и упорный консерватизм»; «нравственное отвращение римлян к неуважению» и неуважающим

220 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

свои, «ранее принятые принципы»; ярко выраженное законопослуша-ние, отношение к праву как к «высшему пункту поднятия римского мира»; подчинение своих религиозных чувств и «религиозных установлений» целям римского государства[299][19], несомненно, в решающей степени способствовали укреплению и дальнейшему развитию в рассматриваемый период государственного строя Древнего Рима, оказывали огромное влияние на государственный режим.

Являясь неотъемлемой составной частью формы римского, равно как и любого иного государства, государственный режим никогда не отождествлялся с политическим режимом. Государственный режим всегда был и остается важнейшей составной частью политического режима, охватывающего собой не только государство, но и все другие элементы политической системы общества. Политический режим как явление и понятие более общее и более емкое, нежели государственный режим, включает не только методы и способы осуществления государственной власти, но и приемы, способы реализации властных прерогатив негосударственных общественно-политических организаций – составных частей политической системы общества.

О характере режима, существующего в той или иной стране, могут свидетельствовать самые разнообразные факторы. Однако наиболее важные из них следующие: способы и порядок формирования органов государственной власти; порядок распределения между различными государственными органами компетенции и характер их взаимоотнешений; степень реальности и гарантированности прав и свобод граждан; роль права в жизни общества и в решении государственных дел; место и роль в государственном механизме армии, полиции, контрразведки, разведки и других аналогичных им структур; степень реального участия граждан и их объединений в государственной и общественно-политической жизни, в управлении государством; основные способы разрешения возникающих в обществе социальных и политических конфликтов.

Политическая практика полностью подтвердила справедливость тезиса о том, что стоящий у власти слой или класс, в частности буржуазия, «во всех странах неизбежно вырабатывает две системы управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаивания своего господства, причем эти два метода то сменяют друг друга, то переплетаются вместе в различных сочетаниях. Это, во-первых, метод насилия, метод отказа от всяких уступок рабочему движению, метод поддержки всех старых и отживших учреждений, метод непримиримого отрица-

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 221

ния реформ... Второй метод – метод «либерализма», шагов в сторону развития политических прав, в сторону реформ, уступок и т.д.»[300][20].

В зависимости от того, какой из этих методов осуществления государственной власти в той или иной стране выступает на первый план, как они сочетаются и переплетаются друг с другом, а также в зависимости от некоторых других факторов все когда-либо существовавшие и ныне существующие государственные режимы подразделяются на определенные виды и подвиды.

Юридической науке известны несколько вариантов классификации государственных режимов. Иногда классификацию «привязывают», например, к различным типам государства и права и соответственно в каждом типе выделяют «свои» режимы. Так, при рабовладельческом строе выделяют деспотический, теократически-монархический, аристократический (олигархический) режим и режим рабовладельческой демократии. При феодальном строе – абсолютистский, феодально-демократический (для дворянства), клерикально-феодальный (в теократических монархиях), милитаристско-полицейский и режим «просвещенного» абсолютизма. При капитализме – буржуазно-демократический (конституционный), бонапартистский, военно-полицейский и фашистский режимы. В условиях социализма апологетически выделялся лишь «последовательно-демократический» государственный режим[301][21].

Многие исследователи, не «привязывая» государственные режимы к отдельным типам государства и права, дают лишь общую их классификацию. При этом выделяются такие виды и подвиды государственных режимов, как тоталитарный (чрезмерно, извращенно-авторитарный, обычно-террористический, тиранический); жестко-авторитарный; авторитарно-демократический; демократически авторитарный; развернуто-демократический; и анархо-демократический[302][22].

При рассмотрении различных вариантов классификации государственных режимов в разное время внимание исследователей особо акцентировалось на таких режимах, как конституционный, государственно-правовой, военный и др. Последнему уделялось повышенное внимание в Германии во второй половине XIX – начале XX в., когда апологетика войны по своей социальной значимости ставилась чуть ли не в один ряд с немецким, а точнее, с прусским, патриотизмом.

«Военный интерес, – писал в связи с этим Р. Иеринг, – есть мотив, обогащающий государство идеей, которой мы в нем до сих пор еще не

222 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

открыли, – идеей преобладания и подчинения». И далее: «Что война может оказать самое целебное влияние на развитие государства и права, это далеко не так парадоксально, как кажется с первого взгляда. Война в надлежащее время может в несколько лет подвинуть это развитие далее, чем столетия мирного существования». Она, продолжал автор, подобно грозе очищает воздух, «полагает быстрый конец политическому и нравственному застою, разрушает одним ударом гнилое здание неуклюжего государственного устройства и гнетущих социальных учреждений и дает толчок к целебному политическому и социальному процессу омолаживания». Что «старчески слабому государству», заключал Иеринг, может стоить жизни, «юношески сильному служит к тому, чтобы принудить его к напряжению его сил и возбудить в нем новую, свежую жизнь»[303][23].

Аналогичные, весьма сомнительные по своей гуманистической природе, милитаристские тирады с целью апологетики военного государственного режима звучали в данный и более поздний периоды истории человечества и со стороны других авторов. Они отражали определенный общественный настрой, существовавший в данный период в той или иной стране, и в целом вписывались в предлагавшуюся различными авторами классификацию государственных режимов. Дело в том, что военному, как, впрочем, и ряду других режимов, выступающих в «чистом» виде, сами по себе или же в качестве составных частей других, более общих режимов почти всегда, при любой классификации находилось место.

При решении вопроса о классификации государственных режимов на разных этапах развития общества, включая современный, чтобы избежать возможной при этом в силу сложности и противоречивости самого предмета исследования путаницы, представляется целесообразным в сугубо учебных, академических целях исходить лишь из необходимости самой общей классификации государственных режимов, а именно из подразделения их только на два вида – демократический и недемократический, или антидемократический, режимы.

Каждый из этих видов в зависимости от того или иного этапа развития общества, сущностных и содержательных характеристик государства и права, исторических, национальных и иных обычаев и традиций, а также множества других обстоятельств подразделяется на самые различные подвиды или разновидности.

Например, разновидностями антидемократического режима являются теократические и деспотические режимы Древнего Востока, полицейские режимы феодального государства, тоталитарные и автори-

§ 5. Государственный режим как составная часть формы государства 223

тарные режимы современности (фашистские, военно-диктаторские и пр.).

Характерными признаками демократического режима являются следующие: конституционное провозглашение и осуществление социально-экономических и политических прав граждан и их организаций, существование ряда политических (в том числе оппозиционных) партий, выборность и сменяемость центральных и местных органов государственной власти, официальное признание принципа законности и конституционности, принципа разделения властей, существование институтов представительной и непосредственной демократии, наличие демократического законодательства и др.

Недемократический режим характеризуется ликвидацией или значительным ограничением прав и свобод граждан, запрещением оппозиционных партий и других организаций, ограничением роли выборных государственных органов и усилением роли исполнительных органов, сосредоточением огромных властных полномочий в руках главы государства или правительства, сведением роли парламента и других органов государственной власти др. положения сугубо формальных институтов.

Логически завершенной и наиболее опасной разновидностью недемократического режима является фашизм. Фашистский режим как крайняя форма авторитарного режима полностью ликвидировал в 30– 40-е годы в ряде западных стран буржуазно-демократические права и свободы, уничтожил все или почти все оппозиционные организации и учреждения, выдвинул на первый план и широко использовал террористические методы правления. Широкая социальная база фашизма создается в основном за счет жаждущей власти и богатства мелкой буржуазии, отчасти средней буржуазии и обманутых слоев рабочего класса, крестьянства.

Фашистские режимы – показатель резкого обострения социально-классовых противоречий внутри общества, кризиса политической власти господствующего класса, свидетельство того, что правящая элита не в состоянии больше обеспечить свое господство, опираясь лишь на либеральные, демократические методы. Она вынуждена под страхом утраты государственной власти прибегать к широкому использованию террористических методов. Ярким примером тому могут служить фашистские режимы, существовавшие в довоенный период в Германии и Италии.

224 Глава VII. Методологические проблемы изучения форм государства

Для этих режимов были характерны сочетание репрессивных методов правления с широкой социальной и политической демагогией по поводу защиты прав неимущих слоев; официально насаждаемые через средства массовой информации антисемитизм и гонения инакомыслящих; прикрытие антинародной политики лозунгами заботы о благе народа; постоянно проводимая на государственном уровне «охота на ведьм» и «всех иных», несогласных с политикой фашистских лидеров; опора правящих кругов на армию, полицию и другие репрессивные органы; непререкаемая власть вождя – фюрера, дуче, ставших «богами» фашистской Германии и Италии; абсолютное доминирование исполнительной власти над законодательной; диктатура исполнительной власти повсеместно под предлогом проведения «кардинальных реформ», борьбы за «единство нации», за установление демократии, торжество законности и справедливости; паралич и политическая нейтрализация деятельности парламентских структур; замена представительной власти народа властью политиканствующей клики; лишение парламента традиционной компетенции – творить закон.

Согласно, например, Закону о ликвидации бедственного положения народа и государства, принятому 24 марта 1933 г. в Германии, вся законодательная деятельность была фактически закреплена за правительством. Оно наделялось полномочиями принимать любые законы без какой-либо санкции парламента (рейхстага). При этом допускалось, что такие законы могли и не соответствовать Конституции. Международные договоры не нуждались более в ратификации парламента. Канцлер наделялся исключительными прерогативами на разработку и внесение на рассмотрение правительства проектов законов. Последние вступали в силу на следующий день после их утверждения.

До недавнего времени в нашей стране и за рубежом считалось, что рассмотрение особенностей фашистского режима вообще и государственно-правовых проблем фашистской Германии в частности, равно как и других тоталитарных государств, является исключительно делом историков и данью истории[304][24].

Однако оживление в последнее время неонацистских элементов в Германии, праворадикальных объединений в других странах, раздувание «фашистских» и «околофашистских» страстей в России свидетельствуют о том, что пристальное внимание к данной тематике – это не только дань трагической немецкой истории, но и потребность не менее трагической российской современности.