По своей природе североамериканский индеец является символистом, мистиком и философом. Души индейцев, как и многих аборигенных народов, находятся в прямом контакте с космическими силами, с их прямым проявлением. Маниту не только контролирует свои творения, сидя на небе, но и спускается с небес в мир людей и смешивается с своими краснокожими детьми. Серые облака, поднимающиеся над горизонтом, – это дымы от трубки мира богов, которые могли устраивать костры из сгнившего дерева и зажигать их кометами. Американские индейцы населили леса, реки и небеса мириадами сверхъестественных и невидимых существ. Рассказывают легенды о целых племенах индейцев, живущих в глубинах озер, о народе, которого никто не видел в дневное время и который ночами выходит из своих пещер, пугая запоздалых путников. Есть сказания индейцев о летучей мыши, которая имеет тело человека и крылья мыши и живет в чащобах и в скалах, свисая вниз головой с веток. Философия стихийных сил краснокожих племен тесно связана с их постоянным контактом с природой, чьи непостижимые чудеса становятся источником таких метафизических спекуляций.
Как и ранние скандинавские народы, индейцы Северной Америки рассматривали землю (Великая Мать) как промежуточную плоскость, над которой находится небесная сфера (обиталище Великого Духа) и под которой – темный и устрашающий подземный мир (обиталище теней и подземных сил). Подобно халдеям, они разделили пространство между небом и землей на различные слои, один из которых состоял из облаков, другой – из путей небесных тел, и так далее. Подземный мир подразделялся таким же образом и, подобно греческим системам, представлял для инициированных Дом Меньших мистерий. Те создания, которые могли обитать в двух или большем числе элементов, рассматривались как посланники духов из различных плоскостей. Обиталище мертвых помещалось в отдаленных уголках мира, за дальними морями. В некотором отношении река, разделяющая миры мертвых и живых, может быть уподоблена соответствующим понятиям египетской, греческой и христианской теологий.
ФРАГМЕНТ ИНДЕЙСКОЙ ПОСУДЫ
Этот любопытный фрагмент был найден в четырех футах под землей недалеко от Каса‑Гранде в Аризоне. Он является весьма важным, потому что поразительно напоминает масонский компас и угольник. Индейские корзины, посуда и одеяла часто украшены орнаментами, представляющими интерес для масонов и философов.
Для индейцев число четыре обладает священными свойствами, поскольку Великий Дух сотворил вселенную в квадратной форме. Тетрада почиталась пифагорейцами, которые считали ее символом Творца. Легендарные сказители индейцев говорят о приключениях героев, проникающих в царство мертвых. Это свидетельствует о культе мистерий у индейцев Северной Америки. Установление мистерий осознавалось как философский эквивалент смерти, потому что прохождение ритуалов сводилось к переживанию смерти при обладании физическим телом. По завершении ритуала инициированный по‑настоящему получает способность входить и выходить из своего физического тела по своей воле. Это и есть философское основание аллегории приключений в индейской земле теней, или мире духов.
ЗАПИСИ МИДЕВИВИН НА БЕРЕСТЕ
Свитки из бересты являются одной из наиболее ценных реликвий, посвященных Мидевивин, или Великому медицинскому обществу племени оджибве. Относительно этих свитков полковник Гаррик Маллери писал: «Люди, знакомые с тайными обществами, при тщательном рассмотрении рисунков Мидевивин увидели бы в них то, что называется подмостками масонского ордена, которые публикуются без боязни разглашения тайн ордена. Тем не менее, они являются полезными в делах эзотерических, помогая оживить память относительно деталей церемоний».
Наиболее полный и вызывающий доверие рассказ о Мидевивин дан У. Гофманом в «7‑м ежегодном отчете бюро этнологии». Он пишет: «Мидевивин, общество миде, или шаманов, состояло из неопределенного числа миде обоих полов. Общество было разделено на четыре степени, хотя многие разделяли общее впечатление, которое превалировало даже среди некоторых членов общества, что любая степень за пределами первой была лишь повторением первой. Большая власть, достигаемая человеком, зависит от готовности его подчиниться и “быть положенным в лечебный мешок”, отдав себя в руки практикующих жрецов. Для этих жрецов всегда было привычным сохранять записи на бересте, в тонких линиях которых графически представлен общий план числа степеней, которым принадлежит его владелец. Такие записи являлись священными и не были предназначены для публичного ознакомления».
Две прямоугольные диаграммы представляют две степени ложи Миде, а две прямые линии через центр – духовный путь, или «прямой и узкий путь», проходящий через степени. Линии, идущие тангенциально к центральному пути, означают искушения, и лица на окончании этих линий – это манидос, или сильные духи. Говоря о Мидевивин, большой специалист по американским индейцам говорит: «Цель общества Мидевивин – учить высшей доктрине духовного опыта и способов существования и влияния, которое оказывается этим на людей. Это ассоциация мужчин, которые обладают высшим знанием в племени».
Согласно легенде, Манабозо, Великий Кролик, слуга Дзе Манидо, Доброго Духа, смотрел вниз на прародителей оджибве и видел, что они не обладают духовным знанием. Он научил Выдру мистериям Мидевивин. Манабозо построил Мидевиган, вставив священную Мигис (небольшая раковина, священный символ Миде) в тело выдры. Он затем даровал бессмертие животному и поведал ему секреты великого медицинского общества. Церемонии инициации предшествовало купание, с помощью которого преодолевались влияния злых манидос. Инициированный также обучался искусству лечения и, судя по рисунку III в статье Гофмана, знанию того, как направлять силы к жизненным центрам человеческого тела. Хотя крест является важным символом в ритуалах миде, следует заметить, что жрецы миде отказывались оставлять свою религию и переходить в христианство.
«На всем пространстве от океана до океана, – пишет Хартли Александер, – священная трубка мира является индейским алтарем, а дым его есть приношение Небу» («Мифология всех народов»). В примечаниях к той же работе он дает такое описание церемонии курительной трубки:
«Мастер церемонии, снова поднявшись на ноги, наполнил и зажег трубку мира от своего огня. Сделав три затяжки, он выпустил первый дым в зенит, второй – в землю и третий – по направлению к солнцу. Первым действием он благодарил Великий Дух за охранение его жизни в последний год и за разрешение присутствовать на этом совете. Вторым он благодарил его мать, землю, за плоды ее. И третьим он благодарил солнце за его нескончаемый, все освещающий свет».
Важным обстоятельством является то, что красный камень для трубки мира должен быть добыт в каменоломне, куда в отдаленные времена приходил Великий Дух, закуривал трубку и пускал дым во все стороны света. Таким вот образом и установилась эта священная церемония. Индейские племена, многие из которых кочевали за тысячи километров, хранили священный камень из этой единственной каменоломни, где Великий Дух повелел быть вечному миру.
ЖИВОПИСЬ НАВАХО НА ПЕСКЕ
Живопись навахо, сухая или на песке, делалась нанесением цветной краски на сглаженный песок. На этом рисунке изображена очерченная радугой богиня, и речь идет об эпизоде из космогонического мифа навахо. Согласно Хостину Клаху, автор рисунка – жрец. Навахо не верили в идолов, и поэтому они не делали изображений богов, но хранили их образы в своем воображении. Точно так же как боги рисуют картины на движущихся облаках, так и жрецы делают картины на песке, и когда достигнута поставленная при этом цель, рисунок исчезает мановением руки. Жрецы говорят, что цуни, гопи и навахо имеют общее происхождение, что они все вышли из земли и затем уже разделились на три племени.
Навахо выделились как племя около 3000 лет тому назад в месте, называемом Горное плато в Колорадо. Четыре горы были священными для них в этом месте – гора Тэйлор, Плоская гора, гора Навахо и гора св. Франциска. Пока эти три племени были под землей, четыре горы были под ними. Восточные горы были белыми, южные – синими, западные – желтыми и северные – черными. Подъем и опускание этих гор привели к смене дня и ночи. Когда поднимаются белые горы, наступает день, когда поднимаются желтые – наступают сумерки, черные горы приносят ночь, и синие – рассвет. Навахо имели семь главных божеств, но неизвестно, соотносили ли индейцы эти божества с планетами. Барохидци, один из семи основных божеств, был белого цвета с рыжими волосами и серыми глазами. Его отцом был солнечный луч, а его мать – дневной свет. Он взошел на небо, и в некоторых отношениях его жизнь подобна жизни Христа. Чтобы отомстить за похищение его ребенка, Кахоцоде, бог‑рыба, послал на землю страшное наводнение. Чтобы избежать смерти, цуни, гопи и навахо поднялись на поверхность земли.
Живопись на песке, здесь воспроизведенная, является частью лекарственных средств, приготовленных для лечения болезни. В церемонии лечения пациент кладется на место рисунка, который делается кровью жертвенных боровов. Все посторонние при этом удаляются. Священная свастика в центре рисунка является наиболее распространенной религиозной эмблемой и представляет четыре стороны света. Два горбатых бога справа и слева проявляют себя через большие облака на их спинах. В религиозном искусстве навахо мужские божества всегда показывались с круглыми головами, а женские божества – с квадратными.
Индейцы не поклонялись солнцу. Они рассматривали его в качестве подходящего символа Великого и Доброго Духа, который передает жизнь своим краснокожим детям. В индейском символизме змей, особенно Великий Змей, является еще одним среди многих других свидетельством, указывающим на присутствие мистерий на Североамериканском континенте. Крылатый змей является знаком посвященного Атлантиды. Семиглавый змей представляет семь великих островов Атлантиды (городов Хибола?) и семь великих доисторических школ эзотерической философии. Больше того, разве можно сомневаться в присутствии тайной доктрины в Америке, если стоять перед огромной змеевидной насыпью в графстве Адамс, штат Огайо: огромная рептилия изрыгает Яйцо Существования. Многие индейские племена верят в воскрешение, а также в переселение душ. Они даже называют своих детей по именам, которые те, по предположению, имели в предыдущей жизни. Известны такие случаи, когда ребенку, по родительскому незнанию, давалось неверное имя, и дитя кричало до тех пор, пока ошибка не исправлялась. Вера в воплощение душ распространена также и среди эскимосов. Весьма часты были случаи умерщвления стариков для того, чтобы дать возможность воплощения в семье ее новому члену.
Американские индейцы осознавали различие между призраком и настоящей душой мертвого человека. Это знание обычно было достоянием только лишь инициированных в мистерии. Вместе с платонистами они разделяли принципы архетипических сфер, где существуют различные образцы самых разнообразных форм, имеющих проявления в каждой плоскости. Теория группы душ, или пробразов, управляющих разными видами животных, также разделяется ими. Вера индейцев в охранительных духов согрела бы сердце Парацельса. Когда речь шла об охранителе всего племени, он назывался тотемом. В некоторых племенах существовали впечатляющие церемонии, когда молодой человек посылался в леса, чтобы поститься и молиться, и оставался там до тех пор, пока ему не являлся его дух‑хранитель. Обличье, в котором он являлся, какое бы животное это ни было, становилось его хранителем, к которому человек взывал в моменты своих затруднений.
Выдающимся героем фольклора индейцев Северной Америки был Гайавата, имя которого, согласно Льюису Спенсу, означало «тот, кто ищет пояс‑вампум». Гайавата предвосхитил на несколько веков идею, которую холил и лелеял Вудро Вильсон, идею о Лиге Наций. Лонгфелло спутал исторического Гайавату из племени ирокезов с Манобозо, мифологическим героем алгонкинов и оджибве. Гайавата, вождь племени ирокезов, после многих попыток и неудач преуспел в воссоединении пяти больших племен ирокезов в Лигу пяти народов. Первоначальная цель создания Лиги – предотвращение войны советом, разрешающим споры и конфликты – не была осуществлена полностью, но мощь «Серебряной Цепи», соединившей ирокезские племена, не была достигнута ни одним другим союзом индейцев Северной Америки. Гайавата, однако, столкнулся с теми же затруднениями, с которыми сталкивается любой идеалист, независимо от времени и места происшествия или действия. Против него обратили свою магию шаманы и, согласно одной из легенд, сотворили дьявольскую птицу, которая, ринувшись с небес, разорвала у него на глазах единственную дочь. Когда Гайавата, завершив свою миссию, отплыл на самодвижущемся каноэ вдоль закатной солнечной дорожки, его соплеменники осознали истинное значение их благодетеля и возвеличили его до уровня полубога. Лонгфелло в своей поэме превратил великого индейского деятеля в заклинателя и мага, но даже сквозь туман символики и аллегорий можно угадать фигуру инициированного Гайаваты – самой персонификации краснокожего человека и его философии.
«Пополь – Вух»
Ни в одной другой священной книге нет столь полного описания ритуалов инициации великой школы мистической философии, как в «Пополь‑Вух». Одна эта книга свидетельствует о несомненном философском превосходстве красной расы.
«“Красные” дети солнца, – пишет Джеймс Морган Прайс, – не поклонялись единому богу. Для них единый бог абсолютно безличен, а все силы, исходящие от единого бога, являются персонифицированными. Эта ситуация в точности противоположна западной концепции личностного бога и безличных сил природы. Сами решайте, какая из этих концепций более философская. Эти дети солнца поклонялись Пернатому Змею, посланнику Солнца. Он был богом Кецалькоатлем в Мексике, Кукумацем у киче, в Перу его называли Амару. От последнего слова произошло название Америка. Амарука в дословном переводе есть “Земля Крылатого Змея”. Жрецы этого бога мира одно время правили обеими Америками из своего центра в Кордильерах. Все индейцы, которые остались верными своей религии, находятся под ее влиянием до сих пор. Одним из важнейших центров этой религии была Гватемала, и автор книги “Пополь‑Вух” был членом этого религиозного ордена. В языке киче Кукумац является точным эквивалентом Кецалькоатля в языке индейцев навахо; кецаль – райская птица, коатль – змей, «змей, украшенный опереньем райской птицы».
«Пополь‑Вух» был открыт отцом Хименесом в XVII веке, переведен на французский язык Брассером де Бурбуром и опубликован в 1861 году. Единственный полный английский перевод этой книги принадлежит Кеннету Гатри. Именно этот перевод лег в основу данной главы. Частично книга «Пополь‑Вух» была переведена на английский язык, с исключительно ценными комментариями, Джеймсом Прайсом, но, к несчастью, этот перевод не был завершен. Вторая книга «Пополь‑Вух» содержит в основном описания ритуалов посвящения у племени киче. Эти церемонии представляют огромную важность для исследователей масонского символизма и мистической философии, так как они кладут конец сомнениям в существовании древних и божественно установленных школ мистерий на Американском континенте.
Льюис Спенс при описании «Пополь‑Вух» приводит несколько версий перевода самого названия манускрипта. «Книга циновок», «Запись дел коммуны» – такие названия допускаются им в качестве равноценных с «Собранием записанных листов». Пополь означает «обработанная кора дерева», а Вух – «бумага» или «книга», от глагола uoch – писать. Доктор Гатри интерпретирует слово «Пополь‑Вух» как Книга Сената или Книга Священного Собрания. Брассер де Бурбур называет ее «Священной Книгой», а отец Хименес – Национальной Книгой. В своей статье о «Пополь‑Вух», появившейся в томе 15 «Люцифера», Джеймс Прайс, подходя к предмету с точки зрения мистика, называет эту работу «Книгой Лазурного Покрывала». Древние записи, из которых христианизированные индейцы составили «Пополь‑Вух», содержат данные, говорящие, что его называли «Сказаниями о Человеческом Существовании в Земле Теней и Как Человек Видел Свет и Жизнь».
Скудные доступные материалы содержат все‑таки много свидетельств того, что в поздних цивилизациях Центральной и Южной Америки безнадежно доминировала черная магия их жрецов. В увеличительном стекле своих магических зеркал индейские волшебники ловили стихийных духов и, глядя в глубины своих отвратительных устройств, делали духов подвластными жезлу. Облаченных в мрачные одеяния неофитов в поисках истины вели их зловещие гиды запутанными путями некромантии. По левому пути они спускались в мрачные глубины адского мира, где учились заставлять камни вещать человеческими голосами и подчинять умы людей через заклинания и фетиши. Как и случается в такого рода извращениях волшебной практики, никто не мог достичь высшей степени мистерий до тех пор, пока не приносилась человеческая жертва и кровоточащее сердце жертвы не подносилось к лицу каменного идола. Члены жреческого сословия, делавшие этих идолов, понимали гораздо больше в истинной природе этих сделанных человеком идолов, нежели могли в этом признаться. Неописуемо жестокие ритуалы, практиковавшиеся многими индейцами Центральной Америки, могут рассматриваться как остатки позднего извращения атлантов в их солнечных мистериях. Согласно секретной традиции, во время поздней эпохи Атлантиды черная магия и волшебство доминировали в эзотерических школах, что выражалось в кровавых жертвоприношениях и идолопоклонстве, и привело в конце концов к гибели империи атлантов, но при этом проникло в религию арийцев.
Мистерии Шибальбы
Вожди Шибальбы (как повествует «Пополь‑Вух») послали своих четырех людей к Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑Хун‑Ахпу, приказав тем явиться к месту инициации со всей поспешностью, которая только возможна в гватемальских горах. Не сумев пройти это испытание вождей Шибальбы, оба брата заплатили за это своими жизнями. Хун‑Хун‑Ахпу и ВукубХун‑Ахпу были похоронены вместе, но голова первого была спрятана меж ветвей священного дерева – тыквенного дерева, которое росло посреди дороги, ведущей к страшным мистериям Шибальбы. Сразу же дерево покрылось плодами, и не стало видно головы Хун‑Хун‑Ахпу, которая затерялась среди плодов. Шкик была дочерью вождя Кукумаца. От своего отца она унаследовала волшебное тыквенное дерево, и желая отведать его плодов, она пошла в одиночку в мрачное место, где это дерево росло. Когда она протянула руку, чтобы сорвать плод, изо рта Хун‑Хун‑Ахпу капнула слюна, и голова сказала, обращаясь к Шкик: «Эта слюна и речь – мое наследство, которое я отдаю тебе. Сейчас моя голова умолкнет, потому что это лишь голова трупа, который уже не живая плоть».
Молодая девушка вернулась домой. Вскоре ее отец Кукумац обнаружил, что она должна стать матерью, и стал расспрашивать ее, кто является отцом будущего ребенка. Шкик ответила, что ребенок был зачат в то время, когда она смотрела на голову Хун‑Хун‑Ахпу на тыквенном дереве, и что она не знает имени отца. Кукумац не поверил этой истории и при подстрекательстве вождей Шибальбы решил вырвать ее сердце и бросить его в огонь. Когда Шкик вели на казнь, она умоляла своих палачей пощадить ее. Те согласились и вместо ее сердца подложили плод одного дерева, сок которого был красен, как кровь. Когда вожди Шибальбы положили предполагаемое сердце на угли алтаря, они были изумлены ароматом от огня, поскольку они не знали, что сжигают плод ароматного дерева.
Шкик родила двух сыновей‑близнецов, которых назвала Хун‑Ахпу и Шбаланке, которые посвятили свою жизнь отмщению за смерть Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑Хун‑Ахпу. Шли годы, и они выросли в могучих мужей, и велики были их подвиги. Особенно они преуспели в игре, напоминавшей хоккей и теннис. Услышав об удали молодых, вожди Шибальбы спросили: «Кто это опять начал играть над нашими головами и не совестится сотрясать все вокруг? Разве Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑ХунАхпу не мертвы?» И послали тогда вожди Шибальбы за двумя юношами, Хун‑Ахпу и Шбаланке, чтобы уничтожить их опять‑таки в семь дней мистерий. Перед отбытием оба брата попрощались со своей бабушкой, положили посреди дома тростник и сказали, что, пока жив тростник, будут живы и они. «О бабушка, о наша мать, не рыдайте, помните, что знак нашего слова остается с вами». Хун‑Ахпу и Шбаланке при этом отбыли, каждый со своей трубкой – сабаркан, и много дней они шли по опаснейшим тропам, спускаясь в пропасти и поднимаясь на вершины, мимо странных птиц и кипящих источников по направлению к святилищу Шибальбы.
Испытаний в мистериях Шибальбы было семь. До того два путешественника пересекли реку из грязи, а затем ручей из крови, помогая при этом себе своими трубками, из которых они сотворили мосты. Продолжая свой путь, они достигли того места, где сходились четыре дороги – черная, белая, красная и зеленая. И тогда Хун‑Ахпу и Шбаланке поняли, что их первое испытание будет состоять в том, чтобы отличить вождей Шибальбы от деревянных статуй, чрезвычайно на них похожих. Кроме того, каждого из вождей нужно было назвать правильно по имени, и это при том, что оба юноши не имели об этом никакой информации. Чтобы получить ее, Хун‑Ахпу выдернул волос из своей ноги, и тогда волос этот стал странным насекомым по имени Ксан.
Летя вдоль черной дороги, Ксан влетел в зал вождей Шибальбы и ужалил в ногу ближайшую к двери фигуру, которая оказалась манекеном. То же самое произошло со второй фигурой, но когда была ужалена третья, последовала реакция. Ужалив каждую из двенадцати фигур собравшихся вождей, насекомое узнало их имена, потому что во время укусов они обращались друг к другу по именам, удивляясь происшествию. Затем насекомое полетело назад к Хун‑Ахпу и Шбаланке, которые, вооружившись этой информацией, бесстрашно приблизились к порогу Шибальбы и предстали перед двенадцатью вождями.
Когда им сказали, чтобы они поклонились царю, Хун‑Ахпу и Шбаланке рассмеялись, поскольку знали, что указываемая им фигура является лишь просто безжизненным манекеном. Затем путешественники обратились к вождям по именам: «Приветствуем, Хун‑каме, приветствуем, Вукуб‑каме, приветствуем, Ксикирипат, приветствуем, Кукумакук, приветствуем, Ксиксик, приветствуем, Патан, приветствуем, Квикре, приветствуем, Квикриксак, приветствуем, Ахаопух, приветствуем, Ахалкана, приветствуем, Чамбиак, приветствуем, Чамиахолом». Затем вожди Шибальбы пригласили молодых людей сесть на большую каменную скамью. Но те отказались сделать это, заявив, что знают о том, что камень будет нагрет и они погибнут, если сядут на него. Тогда вожди Шибальбы приказали молодым людям отдыхать ночью в Доме Теней. Таким образом закончилась первая степень испытаний мистерии Шибальбы.
Второе испытание проходило в Доме Теней, где каждому кандидату были принесены курительные принадлежности, щепка и сигара, с условием, что ими нужно пользоваться всю ночь, и вместе с тем эти предметы должны быть возвращены утром нетронутыми. Зная, что в случае неудачи при прохождении испытания им грозит смерть, молодые люди вместо щепки зажгли перья попугаев (которые очень похожи на сосновую щепку) и на кончики сигар положили светлячков. Видя огоньки на кончиках сигар, стражи полагали, что кандидаты попали в ловушку, но когда утром щепки и сигары были возвращены тлеющими, но не истраченными полностью, вожди Шибальбы воззрились на них с немалым удивлением, потому что до сих пор ничего подобного не было.
Третье испытание проходило в пещере, называемой Домом Копий. Здесь час за часом молодые люди защищались против сильнейших и искусных воинов, вооруженных копьями. Хун‑Ахпу и Шбаланке усмирили воинов. Затем они обратились ко второй части испытания, более трудной: собрать четыре вазы редких цветов, не покидая при этом храма. Поскольку невозможно было миновать стражников, молодые люди прибегли к помощи муравьев. Эти маленькие создания, прокравшись мимо стражников, принесли к утру ароматные цветы. Когда Хун‑Ахпу и Шбаланке представили вождям цветы, те с удивлением воззрились на изысканнейшие цветы из собственных садов. В ужасе вожди стали советоваться, как им ухитриться уничтожить этих неустрашимых неофитов, и приготовили следующее испытание.
Во время четвертого испытания двум братьям нужно было войти в Дом Холода и остаться там на всю ночь. Вожди Шибальбы считали пребывание в ледяной пещере невыносимым и даже называли ее «обиталищем замороженных ветров севера». Хун‑Ахпу и Шбаланке, однако, сберегли себя от холода, сумев зажечь сосновые шишки, чье тепло заставило дух холода покинуть пещеру, и поэтому, когда наступил рассвет, молодые люди оказались полными жизни. Вожди Шибальбы потеряли головы от изумления, увидев братьев живыми и невредимыми.
Пятое испытание также проходило ночью. Хун‑Ахпу и Шбаланке были введены в огромный зал, в котором сразу же оказалось большое число свирепых тигров. И вот с ними нужно было остаться на всю ночь. Молодые люди кинули хищникам кости, которые те немедленно сгрызли. Глядя на тигров, вожди Шибальбы говорили друг другу: «Наконец‑то они поймут нашу силу». Но когда на рассвете Хун‑Ахпу и Шбаланке предстали перед вождями невредимыми, те в удивлении вскричали: «Из какого они племени?», потому что они не могли понять, как человек может избегнуть ярости тигра. Вожди тогда приготовили следующее испытание для братьев.
Шестое испытание заключалось в пребывании в Доме Огня с заката до восхода солнца. Хун‑Ахпу и Шбаланке вошли в большой зал, построенный в виде печи. Со всех сторон пылал огонь, и воздух был удушливым. Столь жарко там было, что вошедший сюда мог выжить лишь несколько мгновений. Но при восходе солнца, когда эта печь была открыта, Хун‑Ахпу и Шбаланке вышли неповрежденными пламенем. Вожди Шибальбы с ужасом осознали, что молодые люди выходили невредимыми после каждого испытания, и стали бояться, что все секреты Шибальбы могут попасть в руки молодых людей. Поэтому они приготовили последнее, седьмое, испытание, более ужасное, чем были до сих пор, надеясь, что сейчас‑тο молодые люди не смогут пройти его.
Седьмое испытание проходило в Доме Летучих Мышей. Здесь в темноте подземных лабиринтов обитали многие ужасные и опасные создания. Огромные летучие мыши летали в подземелье, касаясь крыльями стен и потолков. Здесь обитал Камазоц, бог Летучих Мышей, страшное чудовище с телом человека, крыльями и головой летучей мыши. У Камазоца был большой меч, и, таясь в темноте, он одним взмахом меча обезглавливал любого, зашедшего в его владения. Шбаланке успешно миновал его меч, но вот Хун‑Ахпу лишился головы.
Позднее Хун‑Ахпу был возвращен к жизни магией, и оба брата, сорвав таким образом все попытки покуситься на их жизнь со стороны вождей Шибальбы, для того чтобы отомстить за убийство Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑Хун‑Ахпу, позволили сжечь себя на костре. Их измельченные кости были брошены в реку и тут же стали огромными человеко‑рыбами. Позднее, приняв вид странников, они танцевали для обитателей Шибальбы и творили чудеса. Так, один разрезал на куски другого и одним словом воскрешал его. Или же они могли сжечь дом и чудесным образом восстановить его. Слава о двух танцорах, которые были на самом деле Хун‑Ахпу и Шбаланке, достигла вождей Шибальбы, которые пожелали, чтобы эти чудеса были выполнены перед ними. После того как Хун‑Ахпу и Шбаланке умертвили, а затем воскресили собаку, сожгли царский дворец и тут же восстановили его, а также продемонстрировали другие чудеса, вожди Шибальбы попросили умертвить их и воскресить. И Хун‑Ахпу и Шбаланке умертвили вождей, но не возвратили им жизнь, отомстив за убийство Хун‑Хун‑Ахпу и Вукуб‑Хун‑Ахпу. Эти герои впоследствии были вознесены на небо, где они стали небесными огнями, светилами.
