Новая структура мировой системы

МИРОВОЕ СООБЩЕСТВО И МИРОВАЯ СИСТЕМА

Сегодня понятие «общество» стало деже более широким, чем об этом говорилось выше. Действительно, под обществом можно понимать от­дельную страну, а можно — все страны мира. В таком случае мы должны говорить о мировом сообществе.

Если общество понимают в последовательности двух значений — узкого и широкого, то неизбежен переход от отдельно взятого общества, рас­сматриваемого в единстве его территориальных границ (страна) и поли­тического устройства (государство), к мировому сообществу, или миро­вой системе, подразумевающей все человечество как сущностное це­лое.

МИРОВОЕ СООБЩЕСТВО

Под мировым сообществом понимают все народы, обитающие на нашей планете. Чтобы избежать путаницы с обществом в собственном смысле, его следует называть квазиобществом. Почему? Дело в том, что восемь призна­ков, выдвинутых Э. Шилзом, применимы не только к локальному, но и к глобальному обществу. Действительно, мировое сообщество не является ча­стью более крупной системы; браки заключаются только между членами дан­ного объединения, и оно пополняется за счет их детей; оно имеет свою тер­риторию (вся планета), название, историю, управление и культуру. Органом управления мирового сообщества является ООН. Ей подчиняются все стра­ны, она оказывает гуманитарную помощь, охраняет культурные памятники и посылает миротворческие силы («голубые каски» ООН) практически во все уголки Земли. Сегодня в составе мирового сообщества образуются региональ­ные объединения типа Европейского сообщества, куда входят 12 стран с 345 млн человек, объединенных экономическим, валютным и политическим союзом. Сообщество имеет Совет министров и Европарламент.

Представление о глобальном или, как сегодня принято говорить, плане­тарном единстве всех людей существовало не всегда. Оно появилось только в XX в. Мировые войны, землетрясения, международные конфликты дали почувствовать землянам общность своей судьбы, зависимость друг от друга ощущение того, что все они — пассажиры одного корабля, благополучие которого зависит от каждого из них. Ничего подобного в прежние века не происходило. Еще 500 лет назад трудно было говорить, что проживающие на Земле люди объединены в какую-то единую систему.

Процесс формирования мировой систе­мы резко ускорился, особенно после эпохи Великих географических открытий (хоти начало было положено раньше), когда ев­ропейцам стали известны все, даже самые отдаленные уголки планеты. Сегодня мож­но говорить лишь о географической отда­ленности или отдельном существовании стран и континентов. В социальном, поли­тическом и экономическом смысле плане­та представляет собой единое пространство. Главным фактором в развитии мировой цивилизации становится тенденция к мультиединообразию. Средства массовой информации (СМИ) превращают нашу пла­нету в «большую деревню». Миллионы лю­дей становятся свидетелями событий, про­изошедших в разных местах, миллионы приобщаются к одному и тому же культур­ному опыту (олимпиады, рок-концерты). что унифицирует их вкусы. Повсюду в ходу одни и те же потребительские товары. Миг­рация, временная работа за границей, ту­ризм знакомят людей с образом жизни и нравами других стран. Когда говорят о мировом сообществе, то подразуме­вают процесс глобализации, следствием которого такое сообщество и стало. Наш мир постепенно превращается в глобальную коммуникационную сис­тему, в которой общества распадаются на отдельные группы, перетекающие, в зависимости от меняющихся жизненных приоритетов, из одной социаль­ной сети в другую. Возможно, что для описания новой ситуации больше подходит термин «общества-сети», в которых происходит непрерывный об­мен информацией и которые не замкнуты благодаря глобальным сетям в своих государственных границах.

В результате присоединения России к мировому информационному со­обществу главным содержанием социального взаимодействия в российском обществе становится непрерывный обмен информацией. Это положение обосновал А. Н. Качеров¹:

♦ с момента прорыва информационных потоков в Россию (начиная с 1989—1992 гг.) наблюдается сокращение числа прямых контактов или так называемого face-Го-face взаимодействия;

♦ увеличилось число контактов с помощью средств связи (телефон, факс, компьютерные сети);

♦ наблюдается экспоненциальный рост «искусственного» взаимодействия на основе радио и телевидения;

♦ личные контакты между индивидами сокращаются по количеству и продолжительности времени в связи с тем, что возросшая скорость информационных потоков заставляет людей избегать излишней эмоци­ональной нагрузки и затрат энергии при личных контактах.

Вхождение России в систему мировых коммуникаций в определенной степени (в значительной или нет, это еще предстоит выяснить социологам) изменило традиционный уклад жизни, свойственные ей каналы и способы общения. Современный житель крупного мегаполиса имеет в своем распо­ряжении все необходимые средства коммуникации и подключен к глобаль­ной сети. Чем больше вызовов в сети он принимает или осуществляет, тем больше соответствует образу жизни, принятому в мировом информационном сообществе. Старое содержание коммуникаций — научные беседы, разгово­ры с друзьями и любовницами, административные или деловые перегово­ры — облечено сегодня в новую техническую форму.

Глобализация — это исторический процесс сближения наций и народов, между которыми постепенно стираются традиционные границы, и челове­чество превращается в единую многонаправленную систему. Начиная с се­редины XX в. и особенно в последние десятилетия тенденция к глобализа­ции качественно повлияла на общество. Национальные и региональные ис­тории теряют свой смысл.

Доиндустриальное общество представляло собой чрезвычайно пеструю, разнородную мозаику из изолированных социальных единиц, начиная с орд, племен, царств, империй и кончая появившимся недавно национальным государством. Каждая из этих единиц имела независимую и самодостаточ­ную экономику, собственную культуру. Постиндустриальное общество совсем иное. В политическом плане существуют наднациональные единицы различного масштаба: политические и военные блоки (НАТО), имперские сферы влияния (бывший социалистический лагерь), коалиции правящих групп («большая семерка»), континентальные объединения (Европейское сообщество), всемирные международные организации (ООН). Очевидны уже контуры всемирного правительства в лице Европейского парламента и Ин­терпола. Усиливается роль региональных и мировых экономических согла­шений. Наблюдается глобальное разделение труда, растет роль много- и транснациональных корпораций, которые нередко обладают доходом, пре­вышающим доход среднего национального государства. Такие компании, как «Тойота», «Макдоналд», «Пепси-Кола» или «Дженерал моторе», утратили национальные корни и действуют по всему миру. Финансовые рынки реа­гируют на события молниеносно. Доминирующей в культуре становится тенденция к единообразию. Формируется единый или по крайней мере об­щепринятый разговорный язык — английский. Компьютерные технологии разносят одни и те же программы по всему свету. Западная массовая культу­ра становится универсальной, а местные традиции размываются.

Наряду с термином «мировое сообщество» в науке широко используются и другие понятия, очень похожие на него, но тем не менее обладающие сво­ими отличительными особенностями: «мировая система», «мировая эконо­мическая система», «мировая империя», «цивилизация».

МИРОВАЯ СИСТЕМА

Термин «мировая система» ввел в научный оборот Иммануил Валлер-штайн². Он полагал, что привычное слово «общество», позаимствованное уче­ными из обыденной практики, слишком неточное: его почти невозможно от­делить непротиворечивым способом от термина «государство». Вместо того и другого он предложил понятие «историческая система», благодаря которому, как ему верилось, наконец-то воссоединятся два рода наук — исторические (идеографические) и социальные (номотетические). Старый термин «обще­ство» их разъединял, а новый призван их объединить. В понятии «историчес­кая система» уживаются социологический и исторический взгляды на мир³.

Кроме него о мировом обществе писал Никлас Луман. Он определял об­щество через коммуникацию и коммуникативную досягаемость. Но если это так, то единственной закрытой системой, не являющейся частью другой, по­строенной на принципах коммуникации, является только мировое общество⁴.

Валлерштайна и Лумана считают самыми влиятельными теоретиками мирового общества. Они ставят явления производства и воспроизводства неравенства в центр своей концепции⁵. По убеждению Валлерштайна, исто­рия есть не история борьбы классов, а смена мировых гегемонов: Голландия заслонила Испанию, Великобритания победила Голландию, Германия и США боролись за британское наследство. По его мнению, Россия не была истинным противником США, скорее ее партнером в удержании экономи­ческого господства Америки в своей половине мира, а России — в своей. Но никакая гегемония не может быть вечной, поскольку циклический характер развития мироэкономики неизбежно ведет к спаду старых производств и созданию новых, что дает шансы другим странам на реванш.

Согласно Валлерштайну, всего существуют три формы, или разновидно­сти, «исторических систем» — мини-системы, мировые империи и мировые хозяйства (хотя можно выделить и другие их разновидности)⁶. Мини-систе­мы — небольшие по размерам структуры, недолговременные (жизненный путь примерно шести поколений) и гомогенные с культурной точки зрения.

Мировые империи — крупные полити­ческие структуры, в культурном плане они гораздо более многообразны; спо­соб существования — взимание дани с подведомственных территорий, преж­ де всего сельских округов, которая сте­кается в центр и перераспределяется среди немногочисленной рати чинов­ников. Мировые хозяйства — огромные неравные цепи интегрированных производственных структур, разделенных многочисленными политически­ми структурами. Логика их существования заключается в том, что прибавоч­ная стоимость неравномерно распределяется в пользу тех, кто смог захватить временную монополию на рынке. Это — «капиталистическая» логика.

В ту далекую эпоху, о которой мы можем судить только по археологичес­ким раскопкам, когда на Земле обитали собиратели и охотники, преоблада­ющей формой были мини-системы. На раннем этапе истории одновремен­но существовало множество общественных систем. Так как эти общества являлись в основном племенными, следует исходить из существования мно­гих тысяч общественных систем. Позже в связи с переходом к земледелию и изобретением письменности, а именно в период между 8000 г. до н.э. и 1500 г. н.э., на земле сосуществовали одновременно все три разновидности «исторических систем», но доминировала мировая империя, которая, расши­ряясь, разрушала и поглощала как мини-системы, так и мировые хозяйства. Когда мировые империи распадались, на их развалинах вновь появлялись мини-системы и мировые хозяйства. История, похоже, напоминает круго­ворот веществ в природе.

Большая часть того, что мы называем «историей» этого периода, — это история рождающихся и умирающих мировых империй, полагает Валлер-штайн. Мировые экономики в то время были еще слишком слабы, чтобы кон­курировать с тремя формами исторических систем.

Примерно в 1500 г. из консолидации разрозненных мировых хозяйств, чудом уцелевших после очередного нашествия мировых империй, родилась «современная мировая система». С тех пор «она достигла своего полного развития как капиталистическая система. По своей внутренней логике это капиталистическое мировое хозяйство затем расширилось и захватило весь земной шар, все существующие мини-системы и мировые империи. Таким образом, к концу XIX в. впервые в истории на Земле оказалась только одна историческая система. Мы до сих пор существуем в этом положении⁸.

Теория мировой системы, созданная Валлерштайном в середине 1970-х гг., позволяет объяснить многие исторические факты, которые не поддавались

объяснению традиционной теорией общества. Несомненно, весьма эвристичиа гипотеза циклического возникновения и распада мировых империй, к числу которых необходимо отнести и нашу страну, принимавшую форму то царско­го самодержавия, то советского тоталитарного государства. Из вечного круговорота исторических форм общества следует не только неизбежность рас­пада социальных гигантов и возникновения социальных карликов, но и ги­потеза о внутренней нестабильности «слабо упакованных», неплотных по удельному весу грамма «социального вещества» на единицу площади мировых империй. Внутренняя культурная разнородность не позволила просущество­вать СССР до III тысячелетия, несмотря на жесткий внешний политический контроль.

Все мировые империи являлись весьма зыбкими и неустойчивыми. Что такое империя монголов в XIV в., куда входила покоренная Русь, как не ге­терогенное и внутренне противоречивое объединение, где власть держалась только «на штыках»?

Мировые империи включали несколько территорий, объединенных военной и политической властью. Империи инков, Александра Македонского, Дария I, Наполеона, наконец СССР, который также относят к типу мировых империй.

представляли собой очень разнородные (культурно, социально, экономически, реже — религиозно), обширные по тер­ритории, политически непрочные об­разования. Они создавались принуди­тельно и быстро распадались.

Европейцы давно уже практиковали трансокеаническую торговлю и эко­номику. Именно они стали пионерами новой формы «исторической систе­мы» — мировой системы. Начало европейской гегемонии прослеживается с крестовых походов — христианских военных экспедиций, предпринятых меж­ду XI и XIV вв. для отвоевания «священной земли» у мусульман. Итальянские города-государства использовали их для расширения торговых путей. В XV в.

Европа установила регулярную связь с Азией и Африкой, а затем и с Амери­кой: открытие Америки Колумбом навсегда соединило Старый и Новый Свет. Европейцы колонизировали другие материки, приезжая в качестве моряков, миссионеров, купцов, чиновников. Испания и Португалия добывали в чужих странах рабов, золото и серебро, оттесняя туземцев в глухие районы.

С освоением внеевропейских территорий изменился не только характер экономических связей, но и весь уклад жизни. Если раньше, буквально до середины XVII в., рацион питания европейца составляла продукция нату­рального хозяйства, т.е. то, что было выращено на континенте сельскими жителями, то в XVIII и XIX вв. в меню, в первую очередь высшего класса (он всегда идет в авангарде прогресса), входят импортые продукты. Одним из первых заморских товаров стал сахар. После 1650 г. его стали употреб­лять в пищу не только высшие слои, но и средние, а затем и низшие (на сто­летие раньше в Европу попал табак). К 1750 г. даже самая бедная англий­ская семья могла попить чай с сахаром. Из Индии, где сахар впервые полу­чили производственным способом, европейцы завезли его в Новый Свет. Климат Бразилии и Карибских островов создавал идеальные условия для выращивания сахарного тростника. Европейцы основали здесь плантации, удовлетворяя растущий спрос на сахар по всему миру. Спрос на сахар и его предложение привели к международному рынку, а вслед за этим и к рабо­торговле. Дешевая рабочая сила нужна была для растущей плантационной экономики, а рынком труда выступала Африка. Сахар и хлопок стали ос­новным предметом международной торговли, связав континенты по раз­ные стороны океана.

В XVII в. сложились два торговых треугольника торговли сахаром и ра­бами. Во-первых, производимые Англией товары продавались в Африке, а африканские рабы продавались в Америке, в свою очередь американские тропические товары (особенно сахар) продавались Англии и ее соседям. Во-вторых, спиртные напитки из Англии кораблями доставлялись в Аф­рику, африканские рабы — на Карибы, а черная патока (из сахара) — в Новую Англию для изготовления спиртных напитков. Труд африканских рабов увеличивал американское богатство, которое большей частью воз­вращалось в Европу. Продукты, выращенные рабами, потреблялись в Европе. Сюда из Бразилии шли кофе, краски, сахар и пряности, из США — хлопок и спиртное.

Постепенно международная торговля превратилась в основной фактор развития. Вскоре и капитализм стали определять как экономическую ори­ентацию на мировой рынок в целях получения дохода. Сложилось понятие мировой капиталистической экономики — единой мировой системы, вовле­ченной в производство для продажи и обмена больше с целью увеличения прибыли, чем для обеспечения благосостояния народа. Теперь она указыва­ет, в каком направлении двигаться отдельным странам. Современный мир — это мировая система, базирующаяся на капитализме, поэтому она и называ­ется капиталистической мировой системой.

«Единицей анализа современной мировой системы является капиталис­тическое мировое хозяйство», — пишет Валлерштайн^..

Мировая экономическая система — совокупность территорий или стран объединенных экономическими связями. Это понятие шире, чем мировая капиталистическая экономика, поскольку включает в свою орбиту страны с капиталистическим и некапиталистическим хозяйством, но уже, чем поня­тие мировой системы.

Мировая капиталистическая экономика — высшая и последняя форм_а мировой экономической системы. Она существует чуть ли не 500 лет, но так и не превратилась в мировую империю. Транснациональные корпо­рации находятся вне контроля единого правительства. Они свободно пе­ребрасывают огромные капиталы через государственные границы. К типу мировых экономических систем следует отнести и социалистический ла­герь, куда в 1960-1980-е гг. входили СССР, Куба, Румыния, ГДР, Юго­славия, Польша, Болгария, Венгрия, Вьетнам. У них не было единого правительства, каждая страна — суверенное государство. Стало быть, это не империя. Зато между ними существовали международное разделение труда, кооперация и экономический обмен в рамках Совета экономичес­кой взаимопомощи.

В широком смысле мировая система включает все ныне существующие на планете страны.

Анализируя исторические воззрения на общество, неизбежно замечаешь такую особенность: начиная с античности понятие общества постоянно рас­ширялось — от семьи и союза племен до мировой державы. Сегодня оно раз­рослось до мирового сообщества.

Древние римляне, создавшие мировую империю, расширили понятия общественного и социального. Уже не союз племен, а огромная держава должна была именоваться римским обществом, ибо и столица, и дале­кие окраины управлялись по одним законам, жители придерживались единых законов, традиций и идеалов. Но можно ли мировую державу. каковой являлась Римская империя, строить по образцу общества? В свое время Платон полагал, что 5040 семейств достаточно для образования настоящего политического общества. Аристотель назвал его чрезмерным. В XVIII в. Райналь назвал чудовищным общество в 20-30 млн человек. А как быть с современными сверхдержавами (США, Китай, Россия) или древнеримской империей, в которой Азия и Африка скромно числились в провинциях?

Понятно, что в сверхдержавах иным должен быть тип отношений между населением и властью. Власть императора устанавливается сверху им самим, поэтому ее зовут самодержавной. Но в греческом полисе или римской рес­публике власть вырастала снизу — из общества. В автократических государ­ствах правители царствуют не волей народа, а Божьей милостью. Они — лишь наместники и восседают на вершине огромной пирамиды власти, которая по нисходящей иерархии чинов очень косвенно связана с населением. Можно ли назвать такие отношения между властью и населением социальными'.¹ В античном смысле слова нет. Скорее, государственными или политически­ми. Государство все больше отдалялось от общества, которое относимо ско­рее к населению — нижней части пирамиды.

Древние римляне не смогли решить для себя вопроса, где начинается и заканчивается общество. На него попытались ответить современные мысли­тели и ввели в обиход новое понятие — мировое сообщество.

 

СТРУКТУРА МИРОВОЙ СИСТЕМЫ

Как было сказано выше, на глобальном уровне общество превращается в мировую систему, которую еще называют мировым сообществом. Различа­ют две формы подобной системы — мировые империи (множество террито­рий, политически объединенных в одно государственное образование) и мировые экономические системы (страны, развивающие сходную экономи­ку, но политически не объединенные в одно государство).

Мировую систему надо понимать в узком и широком значении. Валлерштайн предложил различать: а) мировые империи; б) мировые экономичес­кие системы. Мировая империя включает несколько территорий, объединен­ных военной и политической властью. Это обширные по территории непроч­ные образования, они создаются принудительно и быстро распадаются.

 

Мировая экономическая система — совокупность территорий или стран, объединенных экономическими свя­зями. В древности они практически совпадали с мировыми империями либо служили их источником. Что та­кое империя монголов в XIV в., куда входила покоренная Русь, — империя или экономическая система? Если множество территорий объединено только тем, что с них собирают нало­ги или дань, то это — экономическая система. У нее нет единого политичес­кого центра и органа управления. А ку­да отнести английские, испанские и французские колонии в Африке? Ско­рее к системам, нежели к империям.

Валлерштайн разделил мировую систему на три части: ядро, полупери­ферию, периферию.

Ядро включает самые сильные и мо­гущественные государства с совершен­ствованной системой производства — страны Западной Европы, Северной Америки, Японии. У них больше всех капиталов, самые качественные това­ры, самые сложные технологии и сред­ства производства. Дорогую и высокотехнологичную продукцию эти страны экспортируют на периферию и полупериферию. Государства полупериферии и периферии — это страны «второго» и «третьего мира». У них меньше влас­ти, богатства и влияния.

Страны периферии — это самые отсталые и бедные государства Африки и Латинской Америки. Они считаются сырьевым придатком ядра. Полезные ископаемые добываются, но не перерабатываются на месте, а экспортируют­ся. Большая часть прибавочного продукта присваивается иностранным капиталом. Местная элита вкладывает деньги за пределами своего государства, она поступает на службу иностранному капиталу и обслуживает только его интересы (даже если эти люди не уезжают за границу). Политические режи­мы нестабильны, часто происходят перевороты, постоянно возникают соци­альные и национальные конфликты. Высший класс не отделен от низшего широким слоем среднего класса. Периферийное общество характеризуется издольщиной в сельском хозяйстве и отраслями добывающей промышлен­ности. Поскольку благополучие стран периферии зависит от экспорта сырья технологии и капиталы поступают только извне. В определенной степени государственный аппарат является посредником иностранного капитала. Анклавы современной технологии, ввозимой из-за рубежа и контролируе­мой иностранцами, соседствуют с архаическими методами производства и массовой недозанятостью. Бюрократическая система монополизирует не только государственное управление и функцию подавления, но и прямое предоставление социальных привилегий, выполняет роль крупнейшего ра­ботодателя, осуществляет непосредственный контроль над главными отрас­лями производства и (или) экспортом, контроль над средствами массовой информации и т.д. Исключительно высокая степень эксплуатации в разви­вающихся странах часто соседствует с распространением репрессивных ре­жимов, отсутствием консенсуса, а часто также с военными диктатурами и полуофициальными «эскадронами смерти» как повседневной системой уп­равления".

Правительства (при диктаторских или авторитарных режимах) существу­ют и способны более или менее разумно управлять страной до тех пор, пока приходят иностранные инвестиции. Но и западная помощь часто оседает в карманах госчиновников или на их заграничных счетах. Такие правительства нестабильны, они то и дело развязывают международные конфликты, внут­ренние войны и мятежи. Подобное часто происходит в странах Латинской Америки, Иране и Филиппинах. Даже после революций им не становится легче. Новые правительства поворачивают к репрессиям, показывают свою недееспособность, и вскоре их смещают.

 

Перемещение транснациональными компаниями трудоемкого производ­ства в страны с дешевой рабочей силой является решающим фактором совре­менного подъема промышленности в некоторых развивающихся обществах. Массы неквалифицированных рабочих, часто нищая «люмпен-буржуазия» совместно с большей частью местной буржуазии практически лишены вли­яния на реальную политическую жизнь страны, несмотря на парламентские процедуры, которые обычно служат лишь средством создания легитимнос­ти¹². Демографическую ситуацию стран «третьего мира» характеризуют про­тиворечивые процессы: высокая рождаемость и высокая детская смертность; миграция из перенаселенных деревень в слаборазвитые города в поисках рабочих мест.

С 1960-х гг. страны «третьего» и «четвертого мира» взяли в долг у разви­тых стран несколько миллиардов долларов. Кредиты брали в период эконо­мического подъема Запада, следовательно, при низких процентных ставках, а отдавать приходится совсем в иных условиях. Совокупный долг Западу превысил 800 млрд долл., но не видно способов, каким заемщики могли бы расплатиться с кредиторами. Самыми крупными должниками являются Бра­зилия, Мексика, Аргентина, Венесуэла, Нигерия, Перу, Чили и Польша. Стараясь поддержать на плаву экономики этих стран, западные кредиторы вынуждены рефинансировать займы. Но чаще они сталкиваются с частич­ной или полной некредитоспособностью той или иной страны. Невыполне­ние долговых обязательств в столь крупных масштабах разрушает междуна­родную финансовую систему.

Как показывает опыт, обильные иностранные инвестиции в такие стра­ны очень мало помогают им выбраться из кризиса. Для улучшения ситуации нужна внутренняя перестройка экономики.

В 1998 г. Россия объявила о своей некредитоспособности перед западны­ми инвесторами. Разразился скандал, а затем и мировой кризис, которого мир не знал с конца Второй мировой войны. Некоторые западные банки, купив­шие государственные бумаги (ГКО) в России, разорились или оказались на грани разорения. Россия, которая прежде твердо держалась в ряду развитых экономических держав, по существу показала, что относится к странам «тре­тьего мира».

Полупериферия — это интенсивно разви­вающиеся страны с динамичной полити­кой, набирающим силы средним классом Как и государства ядра, они экспортируют промышленные и непромышленные това­ры, но им не хватает власти и экономичес­кого могущества стран ядра. Например, Бразилия (страна полупериферии) экспор­тирует в Нигерию автомобили и двигатели для машин, в США — экстракт апельсино­вого сока и кофе. Производство механизи­ровано и автоматизировано, но все или большая часть технологий, которыми воо­ружена промышленность, заимствуются у стран ядра.

Если передать классификацию Валлерштайна в терминах теории постиндустри­ального общества Д. Белла, то мы получим такие соотношения:

♦ ядро — постиндустриальные общества;

♦ полупериферия — индустриальные общества;

♦ периферия — традиционные (аграрные) общества.

Как уже говорилось, мировая система складывалась постепенно. Соответ­ственно разные страны в разное время могли выполнять роль лидеров в ядре, откатываться на периферию или занимать место полупериферии.

Обычно в ядре доминирует одно государство. В XIV в. в мировой торгов­ле господствовали северо-итальянские города-государства. Голландия лиди­ровала в XVII в., Англия после 1750 г., а Соединенные Штаты — после 1900 г. В 1560 г. ядро мировой системы располагалось в Западной Европе (Англия, Франция, Нидерланды, Португалия и Испания). Северо-итальянские горо­да-государства, которые были до этого самыми могущественными, присо­единились к полупериферии. Северо-Восточная Европа и Латинская Аме­рика составляли периферию. Многие общества (особенно в Океании и внут­ренних областях Африки и Азии) до недавнего времени находились вне периферии. Они долго не могли присоединиться к мировой капиталистичес­кой экономике, производя и потребляя свои же продукты, т.е. вели натураль­ное хозяйство. Сегодня таких стран фактически нет. Страны бывшего совет­ского блока (Венгрия, Польша, Болгария и др.) отнесены к странам «второ­го мира». Долгое время они были отгорожены от мировой капиталистической системы. Сейчас их причисляют к периферии или полупериферии.

Концепция центр—периферия, нашедшая немало приверженцев среди ученых, получила яркое выражение в недавно вышедшей книге К. Кристи-ансена «Европа до истории»¹³, по-особому интерпретирована в статьях анг­лийского ученого Эндрю Шератта и французского археолога Поля Брюна.

Последний выделяет три концентрическиу зоны, обусловленные влиянием средиземноморской экономики в VIII—VI вв. до н.э. Первая зона включала греческие и этрусские городские центры — «двигатели», действие которых и определило формирование иерархической системы концентрических зон; второй круг базировался на комплексе кельтской цивилизации; третий ох­ватывал северные периферийные культуры, где развитие происходило намно­го медленнее¹⁴.

НОВАЯ СТРУКТУРА МИРОВОЙ СИСТЕМЫ

Сегодня считается, что выдвинутая в 1980-е гг. Валлерштайном теория ядра и периферии в принципе правильна, но нуждается в корректировке и дополнении. Согласно новому подходу, основу современного международ­ного сообщества, которое иногда именуют транснациональным миром, со­ставляют ведущие международные организации, 50—60 основных финан­сово-промышленных блоков, а также около 40 тыс. транснациональных корпораций (ТНК). «Глобальная экономическая федерация» пронизана тесными хозяйственными, политическими и культурными связями. Круп­нейшие западные ТНК, создавая филиалы по всему миру, прежде всего в странах «третьего мира», опутывают финансовыми и товарными потоками весь мир. Они делают различные регионы мира экономически зависимы­ми друг от друга.

На этом глобальном пространстве выделяют постиндустриальный Се­вер, контролирующий торгово-финансовые каналы, высокоиндустриаль­ный Запад — совокупность национальных экономик ведущих промышленно развитых держав, интенсивно развивающийся новый Восток, строящий хо­зяйственную жизнь в рамках неоиндустриальной модели, сырьевой Юг, жи­вущий преимущественно за счет эксплуатации природных ресурсов, а так­же находящиеся в переходном состоянии государства посткоммунистичес­кого мира.

Движение мира к новому типу объединения называют геоэкономической или геополитической перестройкой планеты. Для нового международного пространства характерны две противоборствующие тенденции: концентра­ция принятия важных стратегических решений небольшой группой ведущих держав, типа «большой семерки» (после присоединения к ней России став­шей «большой восьмеркой»), размывание централизованных регионов и формирований на множество самостоятельных точек, суверенизация мелких государств, повышение их роли в мировом сообществе (например, события в Югославии, Палестине и т.д.).

Важные политические и экономические решения, принимаемые узким кругом лиц, могут вести к серьезным последствиям в различных частях земного шара, иногда затрагивая судьбы населения целых стран. Приме­ром могут служить события в Югославии, когда США вынудили присо­единиться к военному давлению на сербов чуть ли не все европейские стра­ны, хотя само это решение было выгодно небольшой кучке политиков в Конгрессе США.

Мировое сообщество обладает огромной силой. До применения им эко­номических санкций к Ираку основная часть населения проживала на сред­нем уровне даже по европейским меркам, а через несколько лет действия эмбарго национальная валюта обесценилась, представители среднего клас­са превратились в бедноту. Являясь самым мощным экономическим государ­ством мира, США ведет себя как политический монополист. Доллары дела­ют политику по принципу «один доллар — один голос». За решениями, при­нимаемыми от лица международных организаций, например Совета Безопасности ООН, МВФ, МБРР, ВТО, финансируемых опять же развиты­ми странами, скрываются намерение и воля узкого круга ведущих держав

Вытесненные на политическую и экономическую периферию страны Юга (развивающиеся страны) борются с гегемонией сверхдержав доступными им средствами. Одни выбирают модель цивилизованного рыночного развития и, как Чили и Аргентина, ускоренными темпами догоняют экономически развитые Север и Запад. Страны, в силу разных обстоятельств лишенные такой возможности, встают на «тропу войны» — создают разветвленные кри­минально-террористические организации и мафиозные формирования по всему миру: исламский фундаментализм, меделинский картель...

В новом мировом устройстве все связано со всем. Мировая валютно-фи-нансовая система, сильная благодаря мировым лидерам, прежде всего США, Германии, Японии, Великобритании, уже не так стабильна, как прежде. Финансовые кризисы на периферии этой системы, на которые ранее, может быть, и не обратили внимание ее «киты», сегодня сотрясают всю мировую систему. Так, кризис 1997—1998 гг. в Индонезии и России отразился на фи­нансовых биржах всего мира — индустриальные гиганты потеряли милли­арды долларов.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Ученые неоднократно, чуть ли не с древнейших времен, пытались систе­матизировать геополитическое пространство Земли, например: разделить его не только на страны и континенты, которые существуют вполне реально, но и на системы (капиталистическая и социалистическая), миры («первый мир». «третий мир» и др.), ядро и периферию, регионы (Восточно-Азиате кий реги­он), бассейны (бассейн Тихого океана), зоны влияния (советская зона), ци­вилизации (китайская, исламская и др.), границы которых ни в каких доку­ментах не фиксировались, а существовали скорее как научные понятия. Тра­диционным способом разбиения всех стран и народов на целостные, внутри себя однородные зоны является так называемый цившизационный подход.

Цивилизация отражает глобальный уровень человеческого общества, на котором происходит интеграция социальных систем. О его содержании уче­ные продолжают спорить. Понятия «государство» и «страна» по смыслу уже. чем «цивилизация» и «мировая система». Понятие «общество» занимает про­межуточное положение: оно может быть очень конкретным и локальным и абстрактным и глобальным (все человечество). К типу мировых, или глобаль­ных, систем относится цивилизации. Но в отличие от мировой системы ци­вилизация отражает социокультурный, а не экономический и политически" аспект развития человечества.

Ученые не пришли к единому мнению о том, что есть цивилизация. Одни относят это понятие к историческим эпохам и говорят об античной, средне­вековой и современной цивилизациях. Другие соотносят это понятие с гео­графическим местом, подразумевая локальные, региональные и глобальную цивилизации. Третьи опираются на религиозные и социокультурные крите­рии и анализируют евразийскую, мусульманскую, христианскую, восточную, европейскую, западную и другие цивилизации. Иногда культуру понимают не как синоним цивилизации, т.е. нечто равное ей, а как ее аспект, часть, сторону. Поэтому говорят о культуре как о символическом коде цивилиза­ции, неважно, материализованном (в книгах, памятниках и т.д.) или нема-териализованном (нормы, этикет, знания).

Древний Китай, Древняя Греция, Древний Египет, Вавилония, средне­вековая Европа и Россия принадлежат к одному и тому же историческому типу общества — к традиционному. Несомненно, каждая страна обладала собственной культурой, непохожей на другие. В рамках традиционного обще­ства встречается многообразие цивилизаций — античная, средневековая, христианская, восточная, древнеегипетская, евразийская.

Цивилизация понимается и как степень культурного развития, которой достигли далеко не все страны. Существует множество показателей цивили­зованности: уровень смертности (особенно детской), санитарное состояние городов, экология и т.п. Исторически самым важным показателем считает­ся наличие письменности: хотя во всех культурах используется язык, не все они обладают письменностью. Отметим интересную деталь: слово «цивили­зация» произошло от латинского civilis — гражданский, государственный — и в Средневековье носило юридический смысл — «относящийся к судебной практике». Позднее его значение расширилось. «Цивильным» стали называть человека, умеющего хорошо себя вести, а «цивилизовать» — означало делать благовоспитанным и вежливым, общительным и любезным. Цивилизовать можно было варварские племена или низшие сословия, к примеру крестьян. В светском обществе «цивильность» означала учтивость. В одном из самых авторитетных изданий — книге Р. Уильямса «Ключевые слова: словарь по культуре и обществу» сказано, что культура явилась некоей альтернативой «цивилизации», которая ассоциировалась с социальным прогрессом. В по­нятии «культура» воплотилась идея национальных и традиционных культур, всего комплекса явлений, обычно связываемых у нас с народной культурой¹⁵. Российские этнографы, в частности Ю.И. Семенов, считают, что призна­ками перехода к цивилизации выступают: в области материальной культу­ры — появление монументальных каменных или кирпичных строений (двор­цов, храмов и т.п.), в области духовной культуры — возникновение письмен­ности. И монументальное зодчество, и письменность представляют собой яркое проявление культуры «верхов», или элитарной культуры¹⁶.

Для антропологов цивилизация — всего лишь более сложный, или наи­высший, тип культуры. А если следовать этимологии слова, то окажется, что цивилизация — это культура людей, живущих в городах. Горожанам прису­щи сложный образ жизни и письменный язык. Иного различия между куль­турой и цивилизацией антропологи в отличие от социологов не проводили «Цивилизация» — совокупность созданных человеком «средств», а «культу­ра» — совокупность всех человеческих «целей».

Что же такое цивилизация в таком случае? Чем она отличается от двух других фундаментальных понятий — общества и культуры? Когда мы гово­рим об обществе, то вспоминаем социальную структуру, социальные инсти­туты, социальную стратификацию. А под культурой подразумевают среду общества — нормы, законы, манеры, этикет, обычаи, традиции и т.д.

Что же остается на долю цивилизации? Какие важные аспекты жизнеде­ятельности людей охватывает это понятие? Что отличает, например, восточ­ную цивилизацию от западной? Скорее всего, понимание смысла жизни, справедливости, судьбы, места труда и досуга и т.д. Обе цивилизации осно­вываются на различных системах социальных ценностей, философии, обра­зе жизни и принципах, отношении к природе. Это первично, а их воплоще­ние — в типах жилища, образе жизни, способах общения — вторично. В по­нимание цивилизации следует, видимо, включить отношение к прогрессу, рациональной науке и технике, трактовку природы человека.

В палитре самых разных подходов, порой весьма противоречивых, мож­но выделить два центральных. Большинство специалистов предпочитают рассматривать цивилизацию в двух значениях — как историческое (время) и географическое (место) образование.

В первом случае цивилизация обозначает историческую эпоху, пришед­шую на смену «варварству», иначе говоря, знаменует высший этап развития человечества. К нему примыкает определение О. Шпенглера: цивилизация — высшая стадия развития культуры, на которой происходит ее окончательный упадок. Оба подхода роднит то, что цивилизацию мыслят исторически — как этап прогрессивного либо регрессивного движения общества.

Во втором случае цивилизацию связывают с географическим местом, под­разумевая локальные, региональные и глобальные цивилизации, например восточную и западную. Они различаются экономическим укладом и культу­рой (совокупностью норм, обычаев, традиций, символов), которая подразу­мевает специфическое понимание смысла жизни, справедливости, судьбы, роли труда и досуга. Так, восточная и западная цивилизации покоятся на специфических ценностях, философии, принципах жизни и образе мира (рис. 27). А в рамках таких глобальных понятий формируются конкретные различия людей в поведении, манере одеваться, типах жилища.

Сегодня ученые согласились, что первый и второй подходы применимы только к обществам, стоящим на достаточно высокой ступени развития, где бы географически они ни размещались. В таком случае вне цивилизации ока­зываются, в частности, примитивные общества Полинезии и Океании, где до сих пор существует первобытный образ жизни, нет письменности, горо­дов и государства. Получается своеобразный парадокс: культура у них есть, а цивилизации нет (там, где нет письменности, нет и цивилизации). Таким образом, общество и культура возникли раньше, а цивилизация позже. За всю историю существования человечество жило в условиях цивилизации не бо­лее 2% времени.

Соединение места и времени дает поразительно богатую палитру циви­лизаций. Исторически известны, например, цивилизации евразийская, во­сточная, европейская, западная, мусульманская,христианская, античная, средневековая, современная, древнеегипетская, китайская, восточнославян­ская и др.

Первым в 1766 г. употребил термин «цивилизация» в современном смыс­ле, по мнению Л. Февра, французский философ П.А. Гольбах, один из авто­ров «Энциклопедии» Ж. Д'Аламбера и Д. Дидро. Ж.Ж. Руссо еще не пользо­вался им, а может, и не знал его. Хотя оно могло бы ему помочь, поскольку он критиковал на самом деле не культуру, а именно цивилизацию. Слово «ци­вилизация» появилось в самое нужное время — когда завершилось издание «Энциклопедии». Просветители связывали цивилизацию с разумом, а куль­туру — с духом. Немецкое Geist (духовность) с самого рождения вошло в новое понятие и долго сопутствовало ему. «Понятие «культура» вырабатывалось именно с целью разбить идею единой для всех цивилизации, чтобы сделать возможным употребление слова во множественном числе, уравняв их с точ­ки зрения духовности — Geist. Так что не случайно именно в Германии пос­ледовательность цивилизации и культуры будет увидена совсем иначе, чем она по сей день видится во Франции»¹⁷.

Францию в определенном смысле можно считать родиной цивилизации, как Германию следует называть духовной родиной культуры. По своему со­держанию «цивилизация» в одной стране обозначало то же, что «культура» в другой. Во Франции новый термин конкурировал с близкими по смыслу, в частности с police (учреждение по поддержанию правопорядка и нравов) и civilite (способность открыто, мягко и вежливо держать себя, вести беседу). Однако оно успешно выдержало соперничество и утвердилось в языке во многом благодаря тому, что несло в себе несколько иной оттенок, новое, более широкое значение. В слове civilisation, которое поначалу было обыч­ным неологизмом, содержались такие значения, как ученость, искусствен­ность, насильственность. В новом слове слышался принудительный и еди­ный для всех идеал, так радовавший просветителей, как универсальная, об­щечеловеческая цель победы грамотности над невежеством. Французское слово «цивилизация» на протяжении нескольких десятилетий не знало мно­жественного числа. «Как считает французский лингвист Э. Бенвенист, сло­во «цивилизация» берет свое начало от Zivilisation (благовоспитанность) и буквально означает воспитанное, развитое, облагороженное общество (в про­тивоположность варварству)».

Как полагает Февр, слово «цивилизация» родилось во французском языке, и, пожалуй, нигде больше оно и не могло родиться. В глазах соседних наро­дов это понятие соединилось как раз с тем культурным типом, который сло­жился именно во Франции. Февр приводит мнение Ф. Ницше, высказанное и письме к А. Стриндбергу: «Нет никакой цивилизации, кроме французской»¹⁴.

Цивилизация ассоциировалась в Европе XVIII—XIX вв. с социальными установлениями, правами и свободами, а также мягкостью нравов и вежли­востью в обращении. Вряд ли так понимаемая цивилизация затрагивала ду­ховный мир. Скорее она обозначала комфортность и удобство материальных условий обитания человека.

Долгое время культуру и цивилизованность отождествляли. Первым раз­граничил эти понятия немецкий философ Иммануил Кант, а в начале XX в. другой немецкий философ Освальд Шпенглер в своем знаменитом труде «Закат Европы» и вовсе противопоставил их. Цивилизация предстала у него высшей стадией культуры, на которой происходит ее окончательный упадок. «Культура — это цивилизация, которая не достигла своей зрелости, своего социального оптимума и не обеспечила своего роста», — писал известный французский историк культуры Ф. Бродель, как бы соглашаясь с высказы­ванием О. Шпенглера.

Постепенно в европейском сознании утвердилось представление о циви­лизации как вершине технических достижений человечества, связанных с по­корением космоса, внедрением компьютерных технологий и невиданных источников энергии. С цивилизацией ассоциируются материальные успехи, а с культурой — духовный мир человека.

Пожалуй, большинство людей согласится, что культура становится циви­лизацией только тогда, когда у нее появляются письменный язык, наука, философия, высокоспециализированное разделение труда, сложная техно­логия и политическая система. Дописьменные культуры не обладают этими чертами. Но главное — у них нет письменности. Важность данного фактора следует из самого названия культур, которые не являются цивилизациями, — дописьменные.

Итак, цивилизация началась в эпоху письменности и земледелия. Воз­никновение земледелия 10—12 тыс. лет назад отмечено крупными измене­ниями в социальном и культурном развитии. Обработка земли стала более систематичной и тщательной. Резко повысились производительность тру­да и размеры прибавочного продукта. Последнее дало скачок развитию торговли — из случайного и нерегулярного обмена между локальными груп­пами торговля превратилась в систематическое профессиональное занятие большой группы людей, вскоре подчинившей всю структуру экономичес­кой жизни общества. Именно с возникновением земледелия фигура торгов­ца стала главным экономическим и культурным агентом человеческого общества.

Считается, что возникновением письменного языка мы обязаны бизне­су. Действительно, необходимость записи собранных и хранящихся продук­тов труда, регистрирования тех, кто их привез, когда он это сделал, в каком объеме, кто чем владеет, а в конечном итоге — ведение деловой документа­ции привело к возникновению письменности. Бизнес превратился в важней­шего творца современной цивилизации, если таковую понимать как совокуп­ность не только духовных, но и материальных, научно-технических дости­жений человечества. Благодаря ему стали возможными наемные армии и возведение пирамид, дворцов и храмов, создание городов и развитие систе­мы управления. Торговец, купец и промышленник на протяжении всей че­ловеческой истории выступали постоянными меценатами, жертвователями, спонсорами культуры.

Нередко ученые применяют одно и то же понятие к противоположным явлениям. В частности, социологи уверены, что народы, стоящие надопись-менной стадии развития, нельзя считать цивилизованными. А историки го­ворят о своеобразии цивилизации скифов, не имевшей собственной письмен­ности. Тем не менее ученые согласны в одном: первобытное общество нельзя относить к цивилизации. Речь может идти только о доцивилизационном состоянии человечества. Отсюда следует, во-первых, что общество возник­ло раньше, а цивилизация позже, во-вторых, что понятия «цивилизация» и «культура» вопреки распространенному мнению не синонимы. В самом деле, у примитивных обществ Полинезии и Океании, до сих пор ведущих перво­бытный образ жизни, нет письменности, городов и государств, но культура у них есть. Антропологи начала XX в., введшие в социологический оборот понятие «культура», изучали именно такие общества. Знания, мифы, культ, церемонии, верования и т.п. — несомненные элементы культуры, они универсальны. Но их содержание и роль в обществе, характер передачи и испот-нения, удельный вес — скорее признаки цивилизации. Следовательно, не только культура — аспект цивилизации, но и цивилизация — сторона, срез культуры. Оба подхода одинаково правильны.

Итак, цивилизация — глобальное понятие, обозначающее степень и свое­образие культурного развития общества или обществ.

ПРИРОДА И ОБЩЕСТВО

В эпоху глобализации совершенно изменилась роль в развитии человечес­кого общества природы и климата. Если говорить кратко, то прежде они выступали внешним фоном, на котором разворачиваются социальные отно­шения. Удобный ландшафт или благоприятный климат ускоряли развитие одних стран, но тормозили прогресс других. Человек во всем (или во мно­гом) зависел от природы, и это было всем понятно.

Ныне ситуация до крайности обострилась, а в некоторых случаях приоб­рела драматический оттенок. Теперь уже благополучие природы зависит от доброй воли людей. Сегодня ученые говорят о вещах, которые 50 или 100 лет назад казались немыслимыми: природу приходится отвоевывать у человека. оберегая ее даже более тщательно, чем человеческую жизнь. И это понятно: планета, к сожалению, для всех одна, и если одно государство разрушает экологию, то вред наносится всему человечеству. Таким образом, природа стала глобальным фактором, а забота о ней — важнейшим показателем сте­пени цивилизованности общества.

Под природой в широком смысле по­нимается все сущее, весь мир в много­образии его форм и проявлений. В этом смысле природа стоит в одном ряду с такими обобщенными поняти­ями, как материя, универсум. Вселен­ная. В узком смысле природа — это со­вокупность естественных условий су­ществования человеческого общества. Интуиция безошибочно подсказы­вает нам: к обществу относится все то. что создано человеческими руками. Но куда в таком случае относить пахотные земли, домашних животных или по­лезные ископаемые? Они — часть об­щества или природы? Природе они принадлежат по «праву рождения» и в своем существовании подчиняются ее законам. Но обществу они принадле­жат по «праву происхождения» и так­же подчиняются его законам. Пахот­ная земля и домашние животные явля­ются частной или общественной собственностью, существуют как потребительные ценности, продаются и покупаются. К примеру, для брокеров товарной биржи не существует принципиальных различий между партией со­временной электроники и партией строевого леса, проданного на корню: и в том, и в другом случае речь идет о товаре, обладающем определенной по­лезностью, стоимостью, ценой и другими чисто общественными свойства­ми. Но ухаживать за пашней и животными необходимо, сообразуясь с зако­нами природы, а не общества.

На каждом шагу мы пользуемся предме­тами, принадлежащими сразу двум мирам — природному и общественному. Мы обраща­емся с ними по законам двух миров. Бью­щийся стакан, сообразуясь с его свойствами, осторожно ставим на стол, а не бросаем. Но еще пригодный для использования, но не­модный сосуд мы выбрасываем на свалку, заменяя его более модным. Люди освобож­даются от старых вещей, когда они физичес­ки пригодны, но морально (читай: социаль­но) устарели.

Мы уверены, что стакан или утюг созда­ет не природа, а общество. Нет в природе стаканов и утюгов, но есть сырье, из которых они изготовляются. Изменив его форму, со­единив исходные элементы в новые систе­мы, человек наделяет готовые предметы теми функциями, какие характерны только для социальных животных. Стакан необхо­дим для того, чтобы из него пить, а утюг — чтобы им гладить.

Создав вокруг себя огромное количество искусственных объектов, человек выделил себя из природы в особую — общественную — нишу. Ее мы именуем обще­ством. В этой нише одушевленные и неодушевленные предметы ведут себя не так, как в естественной нише. Поведение людей подчиняется этикету, нравственным и юридическим законам, камни и деревья начинают выпол­нять функцию строительных и оборонительных элементов, украшений или чего-либо еще. Люди делают много такого, что не в состоянии делать живот­ные: создают искусственные летательные аппараты и пишут стихи, заседа­ют в парламентах и молятся Богу.

Отношения между обществом и природой складываются противоречиво. Создавая удобные для себя условия существования — города, заводы, парки, плотины, железные и автодороги, человек одновременно ухудшает условия существования для животных и растений. Они исчезают, вымирают, пере­рождаются и вырождаются. Научно-технический прогресс, скорость кото­рого на 5 порядков превышает скорость создания новых «технологий» био­сферы (новых видов биологических организмов), порождает все более мощ­ные источники разрушения и загрязнения природной среды.

Земная экосистема лишается 50 тыс. биологических видов в год. Леса влажной тропической зоны уничтожаются ради использования для нужд сельского хозяйства, из-за водной эрозии и загрязнения окружающей среды В зоне особого риска находятся озера и другие источники питьевой воды прибрежные заросли, коралловые рифы. Три четверти всех видов птиц, оби­тающих на планете, и почти четверть из 4600 видов млекопитающих нахо­дятся под угрозой вымирания. Впервые в истории один из видов — Homo sapiens — превратился в чудовищную разрушительную силу природы.

Дикая природа, в которой еще 2—3 тысячелетия назад общество было не­заметным островком, сегодня вытеснена на периферию среды обитания Теперь ей угрожает смертельная опасность превратиться в малозаметные островки. Но как только погибнет она, погибнет и человеческое общество В отношениях между природой и обществом возник хрупкий баланс, гото­вый в любое мгновение нарушиться. Пока еще природа, вытесненная в «экологические зоны», способна как-то восстанавливаться.

Этнографы до сих пор убеждены. что отождествление с природой — при­знак примитивного сознания,свой­ственного диким племенам, а не пред­ставителям современного общества. Дикари очеловечивают природу, при­писывая живым и даже неодушевлен­ным явлениям способность думать. желать и действовать так, как это дела­ют люди. Самих себя они считают по­томками животных и растений.

Подобно этнографам, и психологи убеждены, что зооморфизм, отождествление социального и природного миров — признак ранних этапов развития человеческой психики. Малыш не понимает, что деревья, животные, камни — это царство природы, существу­ющей по иным законам, чем мир людей, именуемый обществом. Он просит «наказать» камень, о который ушибся, и требует у мамы ответа на вопрос о том, кто из людей сделал солнце.

В отличие от ученых представители некоторых религий, в частности буд­дисты, убеждены в том, что слияние с природой — признак высшего созна­ния, достигаемого усиленными тренировками, и великой мудрости. С ними, пожалуй, согласятся экологи, призывающие щадить живую природу и бра­тьев наших меньших. В течение последних 20 лет экологическому движению, принявшему невиданные масштабы, так удалось изменить западное созна­ние, что неуважение к природе считается дурным тоном. Человек просвещен­ный должен чувствовать свое родство и кровную связь с природным миром. Что же получается: отождествление человека с природой — признак не низшего, а высшего сознания? Проявление высочайшей мудрости? Не со­вершило ли человечество восхождение по спирали, отрицание отрицания? Представления о единстве человека и природы зародились у людей, ко­торые жили не в домах, а в пешерах, одевались не в ткани, а в шкуры, пита­лись найденным в лесу, а не выращенным на полях. Постепенно средой оби­тания людей становится искусственно созданный мир заводов и фабрик. шоссе и аэродромов, слепящей рекламы и шумных стадионов — не просто отличный от нерукотворной природы, но и часто враждебный ей. Одновре­менно с изменением среды обитания менялся сам человек: в нем развивались потребности, способности и склонности, которых нет и не может быть у животных.

Первобытные общества — небольшие локальные группы по 60—80 чело­век, кочующие в поисках съедобных растений и животных, обитавшие на огромном расстоянии друг от друга, не могли нанести никакого вреда при­роде — они зависели от нее, боялись, почитали и обожествляли ее.

Еще в XVIII в. на господство природы никто не посягал, хотя и тогда че­ловек усердно вырубал леса, травил зверей и загрязнял реки. Кардинальные изменения произошли всего 100—150 лет назад. Индустриальное общество разрыло все, что можно разрыть, загрязнило все, что еще оставалось чистым, истребило почти всех животных, а оставшихся, как реликвии, занесло в Красную книгу и устроило в особые резервации, которые почему-то назы­ваются зоопарками. При этом человек стал намного грамотнее, воспитаннее, культурнее, добрее. Правда, и людей в мировых войнах за это время стало гибнуть гораздо больше. Разница между двумя популяциями в том, что чис­ленность человеческой при этом катастрофически растет, а животной — катастрофически сокращается. Если 10 тыс. лет назад, чтобы выжить, человек перешел к доместикации — выведению искусственных видов животных дт_я своих хозяйственных нужд, то в конце XX в. он придумал новую техноло­гию — выведение диких животных в домашних условиях для их дальнейше­го существования опять же в диких условиях либо в зоопарках — городских «профилакториях» для животных. Некоторые виды фауны уже просто исчез­ли в дикой природе и сохранились как содержанки зоопарков.

Когда человек начинал свое героическое противостояние с природой, он являлся единственным видом Homo sapiens. Его окружали сотни тысяч ви­дов животных всех мастей и калибров. Возможно, что в конце эпопеи оста­нется всего два вида живых существ.

Последствия дисгармонии оказались гибельными для самого человека — эрозия почвы и засорение подпочвенных вод, обезлесивание, вытеснение чернозема песчаником (феномен наступления пустыни), загрязнение воз­душного бассейна земли, возникновение озоновых дыр и т.д. Конфликт между обществом и природой разрастается до масштабов необъявленной войны, а все случаи столкновения между ними выглядят как сводки с мес­та боев.

АНТРОПОГЕННЫЕ НАГРУЗКИ

Невозможно анализировать общество, не принимая во внимание его вза­имодействие с природой, поскольку оно живет в природе. Воздействие об­щества на природу обусловлено развитием материального производства, науки и техники, общественных потребностей, а также характером обще­ственных отношений. При этом в силу нарастания степени воздействия об­щества на природу происходит расширение рамок географической среды и ускорение некоторых природных процессов: накапливаются новые свойства, все более отдаляющие ее от девственного состояния. Если лишить современ­ную географическую среду ее свойств, созданных трудом многих поколений, и поставить современное общество в исходные природные условия, то оно не сможет существовать: человек геохимически переделал мир, и этот про­цесс уже необратим²¹.

Биосфера — это система растений и животных, которая за 4 млрд лет су­мела приспособиться к похолоданиям и потеплениям климата, разрушитель­ным землетрясениям и цунами. Научаясь бороться за выживание, она пере­страивала свою генетическую программу. Все это происходило медленно — буквально за миллионы и миллиарды лет. Но в последние два-три столетия ситуация резко изменилась. На авансцену вышел человек, вооруженный последними техническими достижениями. Он рубит, пилит, жжет, травит разрывает, опустошает, загрязняет. Л. Н. Гумилев²² приводит поразительный пример: во времена Цинцината (V в. до н.э.) Италия была разбита на парце_ь лы (небольшие земельные участки), тщательно обработанные, а во времена Вергилия (I в. до н.э.) там были только пастбища и плантации пармских фиалок. Что случилось? А вот что: произошел микрокатаклизм в распреде­лении ландшафтов. Возник город с полуторамиллионным населением — антропогенный ландшафт со стойким биоценозом. Жителей, владык мира надо было кормить. Хлеб, вино, оливки и т.п. можно было привезти из про­винций, но мясо без холодильников протухало, и надо было иметь его пот рукой. Римские женщины любили цветы, тоже продукт скоропортящийся В результате стали разводить фиалки, которые находили активный сбыт.

Парадокс состоит в том, что человеку для его выживания нужна приро­да, а природе для нормального функционирования человек не нужен. Поэто­му обмен веществ между человеком и природой идет в одну сторону — в сто­рону сборочной линии промышленного предприятия, а оттуда — по канали­зационной трубе в реку.

С каждым годом растут антропогенные воздействия на природу. Под ними надо понимать различные формы влияния деятельности человека на приро­ду. Количественной и качественной характеристикой антропогенных воз­действий является антропогенная на­грузка. Антропогенные воздействия могут носить как позитивный, так и негативный характер. Восстановление исчезнувших видов животных — при­мер позитивного влияния на природу, уничтожение очередного вида расте­ний или животных — пример негатив­ного воздействия. Последние заставля­ют правительства принимать специ­альные природоохранные меры.

Больше всего загрязняют окружаю­щую среду слаборазвитые страны — у них нет денег ни на высокие техно­логии, ни на защиту окружающей среды. Зато у них больше всех бедных и нищих, которым также надо помогать, и все из того же источника — сово­купного национального дохода. Когда возникает вопрос, кому раньше помо­гать — бедным людям или беззащитным животным, он решается обычно i' пользу людей: именно они могут взбунтоваться и свергнуть власть, которая довела их до такого состояния. Но животные в принципе неспособны на та­кой шаг, а значит, спасать их можно в самую последнюю очередь.

Следствием антропогенного воздействия на природу стал совершенна уникальный феномен, который можно было бы назвать «третьей природой» Речь идет об антропогенной растительности — сообществе растений, возникаюших в результате деятельности человека (посевы и посадки растений, выпас скота, вырубка леса, осушение болот и пр.)- Это уже не «первая при­рода», поскольку выросла под влиянием человека, но еще и не «вторая», по­скольку не представляет собой функционально полезной и эстетически цен­ной среды обитания человека. Она близка к свалкам и «мусоркам» — местам средоточения бытовых и производственных отходов.

Если в 1900 г. в естественных экосистемах было разрушено до 20% суши, то к концу XX в. — на 60%. На очереди стоит экосистема Мирового океана. В начале XX в. человек потреблял 1% чистой первичной продукции (нефть, каменный уголь, сельхозпродукция), в конце века — в 40 раз больше, при­чем продукция эта в значительной части гниет, разлагается, съедается «до­машней фауной» (крысы, мыши, тараканы, микроорганизмы).

Разрушение природы в отличие от разрушения общества, всех законов ди­намики которых ученые еще толком не знают, носит необратимый характер.

За период с XVI по XX в. исчезло свыше 250 видов и подвидов позво­ночных животных. С начала 1980-х гг. в среднем 1 вид (или подвид) жи­вотных исчезал ежедневно, а вид растений — еженедельно. Под угрозой ис­чезновения еще более 20 тыс. видов. Около 1000 видов птиц и млекопита­ющих (в основном обитатели тропических лесов, сводимых с лица Земли со скоростью десятков гектар в минуту) находятся под угрозой вымирания. Ежегодно сжигается около 1 млрд т условного топлива, выбрасываются в атмосферу сотни миллионов тонн оксидов азота, серы, углерода (часть из них возвращается в виде кислотных дождей), сажи, золы и пыли. Почвы и воды загрязняются промышленными и бытовыми стоками (сотни милли­ардов тонн в год), нефтепродуктами (несколько миллионов тонн), мине­ральными удобрениями (около сотни миллионов тонн) и пестицидами, тяжелыми металлами (ртуть, свинец и др.), радиоактивными отходами. Разрушение озонового экрана Земли поставило под угрозу способность биосферы к самоочищению.

Разрушение природы носит не только необратимый, но еще и некотро-лируемый характер. Международные организации принимают бесчисленные документы, призывы и декларации. Но они воздействуют на тех, кто мень­ше других портит природу — на интелли