Nithardi Historiarum libri IIIi 17 страница

52. Как решали, кому поручить право выносить суждение и кому быть председателем

Итак, утверждая порядок проведения собора, они решили назначить кого-то, кому будет передано право судить в отдельных случаях и кому поручили бы следить за соблюдением порядка и объяснять происходящее. Достойным выносить суждение сочли Сигуина, архиепископа Санского, в пользу которого говорили и почтенный возраст, и жизнь, полная заслуг ⁶⁸. А право распоряжаться и обязанность объяснять были вверены Арнульфу, епископу Орлеанскому, ибо он процветал среди галльских епископов даром красноречия и ораторскими способностями ⁶⁹. После того, как определили все это, впустили остальное духовенство и огласили содержание подлежащего рассмотрению дела, Арнульф начал так:

53. Обращение Арнульфа к собору

«Достопочтенные отцы, поскольку мы собрались вместе по приказу светлейших королей, а также и ради дела святой веры, мне кажется, что мы должны призвать всю нашу верность, все усердие, чтобы нас, собравшихся здесь милостью св. Духа, не заставила отклониться от истинного пути ни ненависть, ни любовь к кому-либо. И так как мы собрались во имя Господне, нам должно принимать все решения правильно, помнить, что Бог все видит, никого не лишать возможности высказаться, [159] печься об истине, упорно отстаивать ее, обсуждать дело и отвечать на обвинения в простых и ясных выражениях. Пусть каждому будет оказан должный почет, пусть каждый имеет право выступить, вам дана свобода обвинять и опровергать обвинения. И теперь, поскольку вы пожелали, чтобы я перед вами выступил, полагаю, что я должен объяснить всем задачу этого собора, чтобы всем все было совершенно ясно. Недавно славнейшая Реймская метрополия подверглась нападению из-за измены. Святая святых осквернена вражеским вторжением; Божье святилище поругано нечестивцами, а горожане ограблены разбойниками ⁷⁰. И обвинение гласит, что зачинщик этого зла — тот, кому должно было защищать город от врагов, — Арнульф, епископ этого города; вот что вменяется ему в вину, а мы собрались здесь по велению короля, чтобы обсудить это. Итак, достопочтенные отцы, приложите все усердие, чтобы вероломство одного не обесценило самого епископского сана». Когда некоторые из присутствующих возразили, что человека такого рода следует как можно скорее осудить и покарать справедливым приговором, епископ Сигуин ответил, что он не допустит, чтобы обвиняемого в оскорблении величества подвергли судебному разбирательству до того, как он получит от королей и епископов клятвенное обещание обойтись с ним милостиво; он утверждал, что согласно 31 главе постановлений Толедского собора ⁷¹ следует поступить именно так. Мы воздерживаемся от приведения ее здесь краткости ради.

54. Выступление Даиберта с требованием суда

Даиберт, архиепископ Буржский, сказал: «Поскольку содеянное им очевидно и нет никаких сомнений в том, как следует назвать этот поступок, а также в том, насколько тяжелым является это преступление, я совершенно не понимаю, почему необходимо проявить милосердие к обвиняемому. Кажется, необходимость в этом есть тогда, когда нельзя выносить приговор, если прежде не будет подано прошение о помиловании. Но если обратиться к мирскому праву, то, если кто-нибудь совершит какой-либо поступок, то подвергнется наказанию, строгость которого соответствует серьезности преступления» ⁷².

55.

Херивей, епископ Бове, сказал: «Следует всячески остерегаться смешения мирских и божественных законов. Они сильно разнятся между собой, так как божеские законы трактуют церковные дела, а мирским законам подлежат мирские дела. [160] Из них первые стоят настолько выше вторых, насколько вторые ничтожнее первых. Поэтому должно всегда охранять величие божественных законов. Если же наш собрат Арнульф обвиняется в оскорблении величества, то я не возражаю, чтобы светлейшие короли оказали ему милосердие из уважения к сану и ради кровного родства. Однако он не избежит вовсе судебного приговора, если из его признания станет очевидным, что он недостоин епископского сана» ⁷³.

56. Обвинительная речь Брунона против Арнульфа

Брунон, епископ Лангра, сказал: «Мне кажется, из этой речи следует, что причиной несчастья стало то, что его поспешили возвести на вершину почета против желания многих добрых людей. Не только родство побуждает меня сказать это, но и желание привлечь его к лучшей жизни, ведь я знаю, что этот захватчик города Лана, этот дерзкий главарь нечестивой шайки в письменном виде клялся королю в верности, в том, что никакая клятва в прошлом или будущем не заставит его нарушить присягу, что он будет сражаться против королевских врагов, используя все силы и средства, и никак не будет сноситься с ними. Но, так как Карл, мой дядя по матери, оказался недругом королей, и так как тот, о ком мы сейчас говорим, вступил в сношения с ним и поклялся ему в верности, то он полностью нарушил присягу. Или нельзя назвать противниками королей Манассию ⁷⁴ и Ротгера ⁷⁵, которые вместе с Карлом вторглись в Реймс, ворвались с вооруженной шайкой в базилику св. Марии, матери Божьей, и нечестивым вторжением осквернили священное место? Именно они были поверенными его замыслов и лучшими друзьями. Так как все это очевидно, он ныне утверждает, что пошел на это под их натиском и уговорами. Пусть или докажет вину других, или падет, уличенный показаниями свидетелей. Никакая родственная привязанность, никакое почтение к старинному роду не удержат меня от вынесения должного приговора».

57. Годесман хвалит храбрость Брунона и требует вынести приговор

Годесман, епископ Амьенский, сказал: «Нам известна отвага достопочтенного Брунона, которого никакая привязанность, никакое родство не заставит отклониться от истины; непреклонность его духа и скромность нрава больше всего заставляют поверить в его правдивость. Поэтому, так как все выступления были посвящены расследованию вины нашего собрата Арнульфа, мне кажется, следует спросить у Брунона, каким, по его мнению, должен быть приговор, и не следует ли умерить его суровость, ведь он оказался между двух партий, [161] будучи и королю обязанным верностью, и с Арнульфом связанным кровным родством. Тогда никакие клеветники не смогут ни в чем обвинить того, кого верность господину вдохновляет на вынесение приговора, а привязанность к близкому удерживает от чрезмерной неприязни».

58. Ответ Брунона

На это епископ Брунон ответил: «Мне совершенно ясен ваш образ мыслей. Обвиняемый в оскорблении величества связан со мной кровным родством, поскольку он сын моего дяди, короля Лотаря. Поэтому вы, при всей вашей доброте, и опасаетесь, что я проявлю несправедливость, признав достойным его предложенный вами приговор. Но нельзя ставить родственную любовь выше любви к Христу. Поэтому пусть по ходу дела ваше святейшество посоветуется со мной касательно расследования. Не опасайтесь за приговор, вынесенный против виновного, ибо равно справедливо как покарать виновного в оскорблении величества, так и освободить невиновного».

59. Ратбод объясняет, что лотарингские епископы порицают письменную клятву в верности

Ратбод, епископ Нойонский, сказал: «Если вы согласны, достопочтенные отцы, я думаю, что сейчас вам следует обсудить письменную присягу на верность, данную некогда Арнульфом королям в обеспечение своей преданности. Ведь ясно, что ее одной достаточно для его осуждения, так как нечестивым преступлением он полностью нарушил верность, клятвенно обещанную и скрепленную собственноручной подписью. Но есть нечто тревожное, а именно то, что лотарингские епископы, говорят, оспаривают ее. Они утверждают, что писать, читать и сохранять ее — против божьих законов. Поэтому, если вам угодно, да будет она предъявлена, чтобы вы обсудили ее». Собор сказал: «Да будет предъявлена».

60. Содержание письменной клятвы Арнульфа в верности

Итак, была предъявлена грамота следующего содержания ⁷⁶: «Я, Арнульф, Божьей милостью становясь Реймским архиепископом, обещаю королям франков Хугону и Роберту, что сохраню строжайшую "верность, что буду оказывать им совет и помощь во всех предприятиях соответственно моим знаниям и возможностям, что сознательно не предоставлю ни совета их недругам, ни помощи их неверным подданным. Обещаю исполнить это перед лицом Всевышнего, дабы в награду достичь вечного блаженства ⁷⁷. А если, чего да не будет, и чего я не желаю, я отступлюсь от этого, пусть все благословения обернутся для меня проклятием, и укоротятся дни мои, и мое епископство воспримет другой, и да покинут меня друзья мои и станут навеки недругами. Я подписываю эту расписку, составленную мной как свидетельство, навлекающее на меня благословение или проклятие, и прошу подписать моих братьев и моих сынов. Я, Арнульф, архиепископ, подписал».

61. Арнульф отчасти соглашается с записью, а отчасти отвергает ее

Когда ее зачитали, собор изучил ее, так как видел, что она имеет силу обвинения или защиты. Тогда достопочтенный епископ Арнульф, которому было поручено давать объяснения, сказал: «Сама по себе расписка отчасти содержит доводы в защиту, а отчасти дает силу обвинению. Ведь ее решил написать и ее автором был Арнульф. Пораженный отвратительным недугом тщеславия, он совершил достойный осуждения поступок, когда, присягнув на верность, не сохранил ее. Это подпадает под обвинения. А то, что мудрые и добрые люди сделали это, чтобы противостоять хитрости и проискам пропащего человека, говорит в пользу защиты и против жалобщиков. То, что произошло на самом деле, должно быть подкреплено свидетельством. Пусть выйдет священник Адальгер, ведь он, соучастник предательства, лучше всего знает, как было дело. Говорю вам, пусть он выйдет и поведает вашим святейшествам о неслыханном злодеянии, чтобы вы узнали, кого следует обвинить, и увидели, кто заслуживает похвалы».

62. Адальгер привлечен как свидетель обвинения

Итак, появился призванный Адальгер, его спросили об этом деле, он ответил, ничуть не медля: «О, если бы, святые отцы, это признание как-нибудь смягчило мою участь! Но так как я дошел до того, что, кажется, все, что можно найти в мою пользу, будет говорить против меня, опишу в коротких словах то, что вы спрашиваете. Дудон, воин Карла, велел мне совершить это предательство, о котором вы расспрашиваете, поклявшись мне, что этим я угожу своему господину. Так как я ему не поверил, то сам спросил моего господина, он ответил, что хочет этого. Затем, чтобы придать этому позорному деянию достойный вид, я принес присягу Карлу и, став его человеком, поклялся совершить измену. И я сделал это, но не беззаконно ⁷⁸. Если это покажется вам выдумкой, я готов подвергнуться судебному испытанию любого рода».

63. Епископ Гвидон коротко и ясно описывает преступление

Гвидон, епископ Суассонский, сказал: «Если бы мы судили на основании его показаний, то выходит, что за одно преступление [163] следует обвинять обоих. Но он утверждает, что совершил это, находясь в зависимости от господина, который убедил его пойти на злодеяние, и таким образом сам стал его зачинщиком. Поскольку налицо очевидные доказательства действий каждого, когда один побуждал к преступлению, а другой исполнил, для вас, отцы, не тайна, как следует их судить. Также силу обвинению придает то, что сам епископ, став виновником измены, чтобы лучше скрыть свой позор в великом рвении, с проклятиями, лишил тела и крови Христовой и отлучил от истинной церкви зачинщиков разграбления Реймса, участников, сообщников, пособников и тех, кто расточал чужое имущество под видом распродаж ⁷⁹. Но так как зачинщиком столь великого зла оказался епископ, совершенно очевидно, что он подпадает под анафему. И это не в малой степени способствует его осуждению».

64. Гуалтерий возмущается Арнульфом

Гуалтерий, епископ Отенский, сказал: «Не лишен ли рассудка этот епископ, который старательно защищается, в то время как королям и всем святым отцам ясно видна его вина, и сверх того он уличен свидетельством священника, сообщника преступления? Может ли виновник зла избежать анафемы, когда сам зачинщик зла и исполнитель преступления подверг проклятию зачинщиков, и исполнителей, и пособников? Неужели он не знает, что сам Бог его осудил, так как сказано: «на всяком месте очи Господни: они видят злых и добрых» ⁸⁰. И полагаю, что в сердце своем наверняка говорит неразумный: «Нет Бога». Итак, подумайте, отцы, насколько развращены и достойны презрения преступник и пособник в его трудах».

65. Епископ Одон увещевает скорее вынести приговор

Одон, епископ Санлисский, сказал: «Поскольку мы собрались здесь ради дела веры и по приказу светлейших королей, не следует откладывать вынесение приговора. Этого ожидают короли, этого ждет духовенство и простой народ. Не следует более медлить, рассматривая различные доводы, так как дело очевидное и приговор суда ясен. Составляя его, прочитайте не только постановления отцов церкви, но и не оставьте без внимания подобные дела для вынесения приговора».

66. Арнульф взывает к. защитникам, чтобы свободно вступили в спор

Арнульф, епископ Орлеанский, сказал: «Достопочтенные отцы, хотя то, что говорилось об Арнульфе, совершенно ясно, и его можно справедливо осудить согласно многим постановлениям [164] отцов церкви, однако, чтобы не показалось, что мы радуемся падению брата и жаждем его неправедного осуждения, я полагаю, надо постановить общим решением, чтобы каждый, кто желает что-либо сказать в его защиту, имел возможность защищать его, вновь перечитать свитки, изложить все соображения, какие пожелает и все, что подготовил для защиты, предъявить здесь, перед всеми, ничего не опасаясь. Я считаю, что надо постановить так, чтобы более не пустовало место для защиты. Пусть подумают и скажут».

Тогда епископ Сигуин одобрил предложение Арнульфа и запретил нарушать его. Если кто-нибудь имел, что сказать, он уговаривал таких высказаться. И из присутствующих многие выступили на защиту, среди них наиболее влиятельными защитниками были аббаты Аббон Флерийский и Рамнульф Санский и схоластик Иоанн, учитель из Оксерра. Они отличались от остальных познаниями и красноречием. И, когда установилось молчание, было предъявлено много свитков, также многое было зачитано из декретов отцов церкви, так как некоторые из них свидетельствовали в защиту обвиняемого.

67. Схоластики защищают Арнульфа

Среди прочего они выдвинули четыре основных возражения. Говорили, что, во-первых, следует восстановить его на кафедре, затем призвать к суду в законном порядке, также сообщить об этом римскому первосвященнику'и, наконец, получив согласие римского первосвященника, обсудить преступление на общем соборе. Они уверяли, что это будет соответствовать законам божественным и человеческим.

68. Опровержение защиты.

С другой стороны ответили, что нельзя восстановить его на прежней кафедре, так как уличенный в очевиднейших винах вызывающим доверие свидетелем, он кажется более склонным к нечестию, чем к соблюдению достоинства церкви и верности своим господам. И уже нельзя более его призывать, ведь после нечестивой измены его в течение шести месяцев звали прийти и оправдаться, а он этим пренебрег. А римского первосвященника известить невозможно, так как этому препятствуют трудности пути и угрозы недругов. И это преступление уже не подлежит обсуждению, так как все ясно: обвинитель доказал его вину и хорошо подкрепил свои доказательства; обвиняемый же, будучи уличенным, не смог ничего возразить. Когда епископы предложили эти соображения, подкрепленные вескими доводами, защитники уступили. [165]

69.

После того, как они отказались от защиты, епископы сочли, что больше ничего не осталось, как только вызвать на середину Арнульфа, чтобы он сказал, что сможет, в свою защиту. Итак, его призвали и он проследовал сквозь ряды епископов. Епископы задали ему много вопросов, на некоторые из которых он не ответил, причем он, как мог, настаивал на одном и отвергал другое, но затем, побежденный силой доводов, он уступил и прилюдно признал себя виновным и недостойным сана.

70. Короли приходят на собор

Когда это сообщили королям, они вместе со знатнейшими людьми сами пришли на священное собрание епископов, чтобы отблагодарить епископов, которые так долго отстаивали в споре их благо и благо сеньоров. Они также попросили, чтобы им рассказали по-порядку, как все происходило и каков был исход споров. Тогда королям изложили ход дела. Выслушав изложение, они объявили, что уже пришло время вынести приговор. Тут епископы стали уговаривать Арнульфа, чтобы он бросился к ногам королей, признал себя виновным и просил оставить ему жизнь и члены в целости. Сразу он, простершись в ногах у своих господ, признался в преступлении и, объявив себя недостойным сана, молил сохранить ему жизнь и все члены, обливаясь при этом слезами. Поэтому и весь собор заплакал. Охваченные великой жалостью короли обещали сохранить ему жизнь и члены и решили содержать его без оков и цепей, под собственной охраной.

71. Постановление

И когда он поднялся с земли, его спросили, желает ли он, чтобы сложение с него сана проходило торжественно, в соответствии с канонами. Он предоставил все решению епископов, и тут же было постановлено, что, так как он признал себя недостойным сана и не скрыл своих злодеяний, следует низложить его по степеням, как он постепенно восходил. Короли попросили его вернуть то, что он получил от них, и он без промедления сложил с себя епископские инсигнии. Затем его спросили, сделает ли он запись о своем отречении; он ответил, что поступит по желанию епископов. Сразу написали грамоту и предложили ему, он зачитал ее собору в присутствии королей и подписал.

72. Содержание письменного отречения Арнульфа

А содержание грамоты было такого рода: «Я, Арнульф, некогда божьей милостью архиепископ Реймский, признавая свою слабость и тяжесть своих прегрешений, зову в свидетели [166] своих исповедников: Сигуина архиепископа, Даиберта архиепископа, Арнульфа епископа, Годесмана епископа, Херивея епископа, Ратбода епископа, Гуалтерия епископа, Брунона епископа, Милона епископа, Адальберона епископа, Одона епископа, Видона епископа, Хериберта епископа; я сделал их судьями моих грехов и искренне исповедался в них, прося целительного наказания ради спасения души моей, и отказался от своей власти и своих обязанностей, которых я недостоин и которые я утратил через свои грехи, в каковых грехах тайно им исповедовался и в которых был публично обвинен, для того, чтобы они стали свидетелями и имели право назначить и посвятить другого на мое место, того, кто был бы достоин его и мог бы служить интересам церкви, которую я недостоин был возглавлять. Я желаю, чтобы, согласно канонам, у меня не осталось никакой возможности восстановиться или нарушить приговор, и для того скрепляю его, подписав собственной рукой. Зачитав его, подписал. Я, Арнульф, некогда Реймский архиепископ, подписал» ⁸². Присутствующие епископы также подписали грамоту по его просьбе и ответили ему так: «В соответствии с твоим устным и письменным отречением с тебя слагается сан. Сложи свои полномочия». После этого он освободил от клятвы своих людей и вернул им свободу перейти под власть другого.

73. Низложение священника Адальгера

Во время этой торжественной церемонии священник Адальгер, отлученный от церкви, пал к ногам королей и жаловался им, прося снять отлучение и уверяя, что следует смягчить ему приговор, так как он повиновался приказам господина. Ему возразил Арнульф, епископ Орлеанский: «Не думаешь ли ты, что сегодня твои выдумки тебя оправдают? Не ты ли открыл ворота Карлу и как враг ворвался с ним в святая святых? Разве не ты с тебе подобными покинул юношу? ⁸³ Покайся, несчастный!» Тот ответил: «Не могу отрицать свою вину». Арнульф сразу продолжил: «Так можно ли снять с тебя отлучение, чтобы ты, нечестивец, смеялся, когда господин твой рыдает?» Наконец, решили, что следует дать ему выбрать одно из двух подходящих наказаний: или низложить его, или предать анафеме навечно. Тот долго думал и наконец предпочел лишение сана вечному проклятию. И по приказу епископов с него сразу сложили священническое облачение. Отобрали у него все инсигнии без сожаления, и каждый ему сказал: «Сложи с себя полномочия». Его вернули в сообщество мирян и подвергли наказанию, после чего собор был распущен. [167]

А если кто пожелает подробнее узнать, какие из канонов и постановлений отцов церкви были привлечены каждым из выступавших, какие санкции были приняты, какое послание короли и епископы отправили римскому понтифику, какие аргументы были выдвинуты в пользу отречения Арнульфа, пусть прочтет сочинение господина и несравненного мужа Герберта ⁸⁴, ставшего преемником Арнульфа на епископстве ⁸⁵, которое включает все постановления, принятые там, и удивительное красноречие которого может сравниться с красноречием Туллия ⁸⁶. Оно содержит все обвинения, ответы, расследования и воззвания, инвективы, предположения и дефиниции, и наиболее разумным образом излагает их, объясняет и дает заключения. Оно чрезвычайно полезно нс только ради изучения вопросов, связанных с собором, но и для познания правил риторики.

74. Одон жалуется своим людям на утрату Мелена

Тем временем Одон ⁸⁷ старался увеличить свои владения. Поэтому он, вместе со своими людьми, в верности которых не сомневался, готовился захватить замок Мелен, уверяя, что будет крайне несчастен, если не завладеет переправой через Сену, чтобы иметь возможность переправить войско; вот ему и пришла мысль захватить в свою власть Мелен, прекрасно защищенный, благодаря обтекающей его Сене, и доступный, благодаря двум портам, в то время, как ему принадлежало множество портов на Луаре; он не испытывал страха перед беззаконным злодеянием, так как этим замком некогда владел его дед, и ныне он принадлежал не королю, а другому человеку. Поэтому он уговаривал всех, кто поклялся ему в верности, поспешить и, используя все возможные средства, захватить его и передать в его власть.

75. Обращение посольства Одона к кастеллану Мелена

Тогда один из его людей отправился к кастеллану крепости ⁸⁸, изобразил перед ним прочнейшую дружбу и посулил великую преданность. Оба сразу скрепили дружбу клятвой. Обратившись к кастеллану, посол спросил его, чьей была эта крепость ранее; тот не отрицал, что знает, чьей она была. Посол продолжил: «Каким образом она перешла под власть короля?» Тот стал объяснять. А посол и говорит: «Почему в ней было отказано Одону, хотя он неоднократно просил вернуть ему крепость, и почему сейчас ею владеет чужак?» ⁸⁹ «Поскольку, — отвечает тот, — королю это показалось уместным». Посол же спросил: «Не считаешь ли ты, что самого Бога оскорбляют, когда после смерти отца сироту обманом лишают [168] отцовского достояния?» Тот говорит: «Так. И еще это вселяет отчаяние в добрых людей. Кто из знатных сеньоров могущественнее Одона? Кто более достоин всяческих почестей?» На что посол промолвил: «Если пожелаешь перейти на сторону Одона, разве твое могущество не возрастет и ты не возвысишься, как ты считаешь? Если ты станешь его человеком, то, без сомнения, получишь его милость, совет и помощь; вместо одной крепости получишь много. Ты достигнешь вершины почета и прославишь свое имя». Этот же в ответ: «Как ты думаешь, каким образом можно это сделать без греха и позора?» А тот и говорит: «Если ты вместе с замком перейдешь к Одону, то все, что последует за злодеянием, пусть падет на меня, пусть называется моим, принимаю на себя кару и дам во всем отчет Богу. Я забочусь о твоей знатности, хочу, чтобы твое достояние возросло; время подходящее и обстоятельства призывают к этому, ведь король обесславился своей неспособностью править, а Одону всегда сопутствует блестящий успех». Охваченный желанием получить обещанное, кастеллан принес присягу. Тот принял ее и попросил заложников для успешного осуществления предприятия. Кастеллан, полагая, что его ожидают большие почести, не отказался дать ему заложников; тот, получив их, отправился домой и доложил обо всем Одону.

76. Одон захватывает Мелен

Итак, он убеждал Одона поскорее начать действовать. Тем временем Одон тайно подготовил войско, чтобы вторгнуться в замок и захватить его. Подготовив все, он в условленное время подступил к замку и вошел в него; притворяясь разгневанным, он настиг предателя и отправил его в темницу; немного спустя тот был освобожден, прилюдно принес присягу на верность и приготовился сопротивляться вместе с Одоном ⁹⁰. Вскоре весть об этом достигла слуха королей. Встревоженные потерей замка, короли готовили воинов для похода против врагов, предполагая не снимать осады до тех пор, пока они либо не возьмут замок с боя, либо, если того потребуют обстоятельства, не померяются с врагом силами врукопашную.

77. Прибытие королей к Мелену

Итак, подготовив войско, они выступили, чтобы начать осаду. И так как замок был окружен Сеной, они разбили первый лагерь на берегу, поближе к замку, а на другом берегу расставили приглашенных пиратов; а чтобы ничто не мешало осаде, добавили ко всему еще и корабли с вооруженными людьми на реке вокруг замка. Они должны были решительно напасть на замок с воды. Защитники замка, равные им по [169] силам, сопротивлялись осаждающим, сражались всеми силами и ни в чем не уступали противникам, Они уже долго сопротивлялись, борясь врукопашную, и не сдавались, когда пираты прорвались в замок через заднюю дверь, запертую изнутри, и, напав с тыла на защитников стен, учинили жестокую резню. Оставшееся на берегу войско также смогло взойти на корабли и внезапно напасть на замок.

78. Взятых в плен защитников замка передают королю

Побежденные и захваченные в плен защитники замка были сразу доставлены к королю. Друзья просили за них короля и их отпустили после того, как они поклялись ему в верности, так как можно было не столько обвинить их в оскорблении величества, сколько признать, что они остались верны своему господину. Они утверждали, что не грех вероломства, но великая доблесть увлекла их. После того, как их отпустили, взяли заложников и вернули замок прежнему владельцу, король приказал повесить у ворот замка пленного предателя, из-за козней которого случилось это несчастье. Также была повешена и его жена, причем необыкновенно позорным образом — за ноги, так что одежда задралась и оголила ее, и так она приняла страшную смерть рядом с мужем. Пока все это происходило, Одон с войском выжидал неподалеку окончания дела, полагая, что его люди смогут защитить замок и опасаясь пиратских засад. Пока он пребывал в сомнениях относительно исхода, появились вестники, которые утверждали, что замок взят, а его люди схвачены и обезоружены. Услышав это, он, с печалью в душе, увел войско к себе. Когда некоторые упрекали его в том, что из-за него был повешен муж консульского достоинства, Одон, говорят, отвечал, что его больше печалит пленение его людей, нежели смерть предателя.

79. Ссора Одона и Фулькона из-за Бретани

Вскоре после этого возобновились гражданские войны. Ведь Фулькон ⁹¹, который держал сторону короля, приготовил войско к походу против Одона, требуя у него часть Бретани, которую тот немногим ранее отнял у него. Итак, он собрал четыре тысячи воинов, которые должны были не сражаться врукопашную, так как их сил было недостаточно, чтобы противостоять мощи Одона, но разорять его земли поджогами и грабежами. И предполагал он поступать так до тех пор, пока Одон, пресытившись его нападениями, либо вернет часть Бретани, либо предложит за нее другие, равноценные владения. Вот почему он свирепо двинулся вперед, разоряя земли грабежами и пожарами и захватывая добычу. Когда он поджег пригороды [170] Блуа, дуновение ветра разнесло вокруг огонь, и в обители монахов св. исповедника Лодомера занялся большой пожар. Она быстро сгорела и разрушилась, огонь поглотил также и запасы продовольствия и это вынудило монахов переселиться. Совершив это, он увел войско в другие места и опустошил их. После его ухода Одон, в свою очередь, повел войско на его земли и так свирепствовал там, что не оставил ни хижины, ни петуха ⁹², вызывая врага и приглашая его сразиться. А тот, сознавая, что у него недостаточно войска, уступил бросившему вызов врагу и ушел к себе. И это происходило в течение двух лет.

80. Выступление послов перед королем по поводу захвата Мелена

Тем временем Одон, огорченный потерей замка, вел себя из-за этого очень осторожно. Ведь он полагал, что ему угрожает двойная беда, так как его огорчала и потеря крепости, и то, что надо было немало опасаться королевского гнева. Поэтому он отправил к королю послов, так как считал, что через их посредничество сможет наилучшим образом оправдаться в любых предъявленных ему обвинениях; он собирался утверждать, что не нанес никакого оскорбления его королевскому величеству, а если речь зайдет о Мелене, то он ничего не имел против короля, ведь это предприятие было направлено не против короля, но против его собственного соратника, то, что он не причинил никакого ущерба королю, так как он сам — человек короля, как и тот, у кого он отнял замок; который из них его держит — это ничуть не затрагивает королевского достоинства; у него были законные основания так поступить, ведь он может доказать, что некогда это было владение его предков. Поэтому стоит обратить внимание, что у него больше прав держать замок, чем у кого-либо другого. Наконец, если он и совершил достойный наказания поступок, то уже был сверх меры подвергнут наказанию позором, и за его проступок было отплачено равным бесчестьем. Поэтому должно его помиловать и смягчить его участь за такое беззаконие. Убежденный силой этих доводов король удовлетворил послов и вернул благосклонность просящему. Послы доложили это Одону. Итак, Одон прибыл к королю. Выступив перед ним с пользой, он снискал его милость и был отмечен такой приветливостью, что возобновил прежнюю дружбу с ним, и король ни в чем его не подозревал.