Судья по бракоразводный делай 3 страница

СЦЕНА ВТОРАЯ

Улица. Входят Каньисарес-старик и его кум. Каньисарес. Сеньор кум, сеньор кум, если семидесятилетний женится напятнадцатилетней, так он или разум потерял, или имеет желание как можноскорей отправиться на тот свет. Я думал, что донья Лоренсика будет мнеподругой и утешением, будет сидеть у моей постели и закроет мне глаза, когдая умирать буду; но едва я успел жениться на ней, как стала меня одолеватьтоска да беспокойство всякое. Было хозяйство, так хозяйку захотел; мало былогоря, так прибавил. Кум. Была, кум, ошибка, но небольшая; потому что, по словам апостола,лучше жениться, чем страстями распаляться. Каньисарес. Где уж мне распаляться! Каждая малая вспышка обратит меня впепел. Я желал подруги, искал подругу и нашел подругу; но упаси господи оттакой подруги, какова она! Кум. Вы ревнуете жену, сеньор кум? Каньисарес. К солнцу, которое на нее смотрит, к воздуху, который еекасается, к юбкам, которые бьются об нее. Кум. Подала она повод? Каньисарес. Ни малейшего, да и не может ничем, никогда и нигде; окна нетолько заперты, но закрыты занавесками и ставнями; двери не отпираютсяникогда; ни одна соседка не переступает моего порога и никогда непереступит, пока я, благодаря бога, жив. Кум, дурное приходит в головуженщинам не на юбилеях, не на процессиях или других народных увеселениях;где они портятся, где они извращаются и где сбиваются с пути, так это усвоих соседок и приятельниц. Дурная подруга прикроет срамных дел больше, чемдаже покров ночи. Связи начинаются и устраиваются более у приятельниц, чем вразных собраниях. Кум. Да, я то же думаю. Но если сеньора донья Лоренса не выходит издому и к себе никого не принимает, так об чем же, кум, вам печалиться? Каньисарес. А о том, что недалеко то время, когда Лоренса догадается,чего ей недостает. Это будет очень дурно, так дурно, что я и вздумать боюсь;а от боязни прихожу в отчаяние и с отчаянием-то живу да маюсь. Кум. Да и есть причина вам бояться, потому что женщины желаютпользоваться вполне тем, что им предоставляет супружество. Каньисарес. Моя более других чувствует, что такое супружеская жизнь. Кум. Это тоже плохо, сеньор кум. Каньисарес. Нет, нет, нисколько! Потому что Лоренса проще голубя и досих пор ничего не понимает в этих глупостях. Прощайте, сеньор кум, я пойдудомой. Кум. Я тоже хочу пойти с вами, посмотреть на сеньору Лоренсу. Каньисарес. Знайте, кум, что у древних римлян была пословица: amicususque ad aras. Это значит: друг только до домашнего алтаря, то есть надоделать друг для друга все, что не противно богу. А я говорю, что у меня мойдруг usque ad portam, - только до двери, потому что никто не перешагнетмоего порога. Прощайте, сеньор кум, и извините меня. (Уходит.) Кум. В жизнь свою не видал человека более подозрительного, болееревнивого и более грубого. Он из тех людей, которые сами на себя цепинакладывают и которые всегда умирают от три болезни, (которой боятся.(Уходит.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Комната. Входят донья Лоренса и Кристина. Кристина. Тетенька, дядя что-то долго замешкался, а сеньора Ортигосаеще дольше. Лоренса. Да уж лучше б он и совсем не приходил, а она и подавно; он мненадоел, а она меня в стыд вводит. Кристина. Все-таки всякое дело надо прежде испробовать, сеньоратетенька; ну, а не выйдет толку, можно и бросить. Лоренса. Аи, что ты, племянница! Уж в этих делах я или не знаю ничего,или знаю и скажу тебе, что вся и беда-то в том, что попробуешь. Кристина. Надо правду сказать, сеньора тетенька, у вас мало смелости;будь я на вашем месте, да я бы никаких волков не побоялась. Лоренса. В другой раз я тебе говорю и тысячу раз еще скажу, что сатанав тебя вселился да и разговаривает. А ведь это сеньор! Как он вошел? Кристина. Он, должно быть, отпер своим ключом. Лоренса. Ну его к чорту с его ключами! Входит Каньисарес. Каньисарес. С кем вы разговаривали, донья Лоренса? Лоренса. С Кристиной разговаривала. Каньисарес. То-то же, вы смотрите, донья Лоренса! Лоренса. Я говорю, что разговаривала с Кристиной. С кем же мне ещеразговаривать? Разве есть с кем? Каньисарес. Не желал бы я, чтобы вы и сами с собой разговаривали, этовсегда ко вреду для меня. Лоренса. Не понимаю я этих ваших разглагольствований, да и понимать нехочу. Дайте хоть сиесту {Отдых в полдень. (А. Н. О.)} мирно провести. Каньисарес. Да я даже и во время ночного бдения не желаю воевать свами. Но кто это так сильно стучит в дверь? Посмотри, Кристина, кто там, иесли нищий, так подай милостыню, и пусть идет дальше. Кристина. Кто там? Ортигоса (за сценой). Это соседка Ортигоса, сеньора Кристина. Каньисарес. Ортигоса, да еще и соседка! Сохрани господи! Спроси,Кристина, чего ей нужно, и дай ей, но с условием, чтоб не всходила накрыльцо. Кристина. Что вам угодно, сеньора соседка? Каньисарес. Слово "соседка" меня возмущает; называй ее по имени,Кристина. Кристина. Скажите, что вам нужно, сеньора Ортигоса? Ортигоса. Я хочу попросить сеньора Каньисареса об одном деле, котороекасается моей чести, жизни и души. Каньисарес. Скажи, племянница, этой сеньоре, что у меня есть дело,которое тоже касается всего этого и даже больше, и чтобы она поэтому неприходила сюда. Лоренса. Боже, вот дикий поступок! Разве вас нет здесь, со мной? Что ж,меня съедят, что ли, глазами-то? Или на воздухе унесут? Каньисарес. Ну, коли вы желаете, так пусть войдет, сто тысяч ей чертей! Кристина. Войдите, сеньора соседка! Каньисарес. Ах, роковое это слово для меня: "соседка"! Входит Ортигоса; у нее в руках ковер, по четырем углам которого изображены Родамонт, Мандрикардо, Рухеро и Градасо; Родамонт изображен закутанным в плащ. Ортигоса. Сеньор души моей, подвигнутая и возбужденная доброй славой овашем великом милосердии и многих благодеяниях, я осмелилась притти проситьвашу милость оказать мне такое одолжение, милосердие, помощь и благодеяние -купить у меня этот ковер. Мой сын взят под стражу за то, что ранилцирюльника. Суд приказал произвести хирургу осмотр, а мне нечем заплатитьему; последствия могут быть опасные и очень убыточные, потому что мой сынпарень отчаянный. Я хотела бы выкупить его из тюрьмы сегодня или завтра,если возможно. Работа хорошая, ковер новый, и при всем том я отдам его затакую цену, какую ваша милость назначит, хоть и в убыток. Сколько я в своюжизнь вот так-то растеряла добра! Держите, сеньора моя, развернем его, чтобысеньор мог видеть, что в моих словах нет обмана. Подымите выше, сеньора.Посмотрите, как хороши коймы. А фигуры по углам совсем живые. Когда поднимают перед Каньисаресом и показывают ему ковер, входит молодой человек и пробирается во внутренние комнаты. Каньисарес. О, это милый Родамонт! Что ему нужно в моем доме, этомузакутанному сеньору? Если б он знал, как я люблю эти подходы и прятанья, онбы ужаснулся. Кристина. Сеньор дяденька, я ничего не знаю о закутанных; и если ктовошел к нам в дом, так по воле сеньоры Ортигосы, а я, пусть чорт менявозьмет, если я словом или делом виновата в том, что он вошел; говорю посовести. Уж это будет чорт знает что такое, если вы, сеньор дядя, подумаете,что это я виновата в том, что он пришел. Каньисарес. Да, я вижу, племянница, что виновата сеньора Ортигоса. Я ине удивляюсь этому, потому что она не знает ни моего характера, ни того, какя не люблю таких рисунков. Лоренса. О рисунках он говорит, племянница, а не о другом чем-нибудь. Кристина. Да я про то же говорю. (Про себя.) Ах, господи помилуй! Опятьдуша на свое место стала, а то было в пятки ушла. Лоренса. На кой чорт мне этот трехполенный верзила, да и к тому жеповодись я с этими ребятами, так... Кристина (про себя). Ай, как неловко, в какую беду влететь можно стакими проказами! Каньисарес. Сеньора Ортигоса, я не охотник до закутанных лиц и ни докакого переряживанья; вот вам дублон, этого довольно на ваши нужды, иуходите из моего дома как можно скорей, сию же минуту, и возьмите свойковер. Ортигоса. Продли бог вашей милости веку больше, чем Мордасуилуиерусалимскому. Вот клянусь жизнью этой сеньоры, имени я их не знаю, пустьони приказывают мне, а я буду служить, день и ночь, телом и душой, потомучто у них душа, надо полагать, как есть у горлинки невинной. Каньисарес. Сеньора Ортигоса, кончайте и уходите! Не ваше дело чужиедуши разбирать. Ортигоса. Если вашей милости нужно какого-нибудь пластыря противболезни матки, так у меня есть удивительные и против зубной болезни я знаютакие слова, которые всякую боль как рукой снимают. Каньисарес. Кончайте, сеньора Ортигоса; у доньи Лоренсы нет ни болезниматки, ни зубной боли, все у ней здоровы и целы, и во всю ее жизнь еще невыпало ни одного. Ортигоса. Еще выпадут, бог даст; ей господь долгую жизнь пошлет, астарость уж в конец зубы-то сокрушает. Каньисарес. Ах, господи, нет возможности отделаться от этой соседки!Ортигоса, дьявол ли ты, соседка ли, или кто бы там ни было, убирайся,освободи нас! Ортигоса. Справедливо говорить изволите. Не сердитесь, ваша милость, яухожу. (Уходит.) Каньисарес. Ох, уж эти мне соседки, соседки! Разжигало меня каждоеслово этой соседки, и именно потому только, что она соседка. Лоренса. А я вам говорю, что у вас характер совсем как у варвара и удикого. Что такое сказала эта соседка, что вы так взъелись на нее? Вы ковсякому доброму делу примешиваете какой-нибудь смертный грех. Волчий рот,скорпионов язык, бездонная яма злости! Каньисарес. Нет, нет, остановите вашу мельницу, а то это добром некончится. А вот не нравится мне, что вы так заступаетесь за вашу соседку. Кристина. Сеньора тетенька, шли бы вы к себе в комнату и позабавилисьчем-нибудь; оставьте дядю в покое, он, кажется, сердит. Лоренса. Я так и сделаю, племянница, и не покажусь ему на глаза целыхдва часа. Божусь тебе, я его так отпотчую, что он доволен останется.(Уходит.) Кристина. Дяденька, видели, как она скоро дверь-то защелкнула? Я думаю,она теперь ищет какой-нибудь запор, чтоб припереть ее покрепче. Лоренса (за сценой). Кристиника, Кристиника! Кристина. Что угодно, тетенька? Лоренса. Если б ты знала, какого мне любовника судьба послала! Молодой,красивый, смуглый и весь померанцевыми цветами продушен. Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Вы с ума сошли,тетенька? Лоренса. Ничуть, в полном своем разуме. Ну, божусь тебе, если бы тыувидела, ты бы возрадовалась. Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Дяденька,побраните ее, она даже и в шутку не должна говорить таких непристойностей. Каньисарес. Ты дурачишься, Лоренса? Но я тебе; серьезно говорю, ясовсем не в расположении терпеть от; тебя такие шутки. Лоренса. Не шутки, а правда; да еще какая правда-то! Чего лучше небывает! Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Скажите,тетенька, уж не там ли и мой школьник? Лоренса. Нет, племянница. Он придет как-нибудь в другой раз, еслизахочет Ортигоса, соседка. Каньисарес. Лоренса, говори, что хочешь, только слова "соседка" непроизноси никогда; у меня трясутся все члены, как я его услышу. Лоренса. И у меня тоже трясутся, только от любви к соседке. Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Лоренса. Теперь-то я увидала, каков ты, проклятый старик! А до сих пор,пока я жила с тобой, ты меня все обманывал. Кристина. Побраните ее, дяденька, побраните ее, дяденька, уж очень онабесстыдничает. Лоренса. Я хочу помочить бородку моему милому ангельской водой избритвенного тазика; он так хорош лицом, вот как есть ангел писаный! Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Расшибите ее намелкие части, дяденька! Каньисарес. Не ее, а двери, за которыми она прячется, я расшибу намелкие части. Лоренса. Незачем; видите, они отворены. Войдите и увидите, что я правдуговорила. Каньисарес. Хоть я и знаю, что ты шутишь, но я войду, чтоб тебя на умнаставить. (Идет в дверь. В дверях Лоренса выплескивает ему в глаза воду избритвенного тазика. Каньисарес возвращается и протирает глаза; Кристина идонья Лоренса окружают его. В это время молодой человек пробирается изкомнаты и уходит.) Каньисарес. Ведь, ей-богу, ты меня чуть не ослепила, Лоренса! К чортуэти шутки, от них без глаз останешься. Лоренса. Посмотрите, с кем меня судьба связала! С самым-то злымчеловеком на свете! Посмотрите, он поверил моим выдумкам, по своей... толькопотому, что я его ревность поддразнила! Как испорчено, как загублено моесчастье! Заплатите же вы, волосы, за злодеяние этого старика! Оплакивайтевы, глаза, грехи этого проклятого! Посмотрите, как он мою честь и славуподдерживает! Подозрения он принимает за действительность, ложь за правду,шутки за серьезное, забаву за преступление! Ах, у меня душа расстается стелом! Кристина. Тетенька, не кричите так; все соседи соберутся. Альгвасил (за сценой). Отоприте двери! Отоприте сейчас, или я расшибуих в прах! Лоренса. Отопри, Кристиника, и пусть весь свет узнает мою невинность излобу этого старика. Каньисарес. Господи помилуй! Да ведь я сам говорил тебе, что ты шутишь.Потише, Лоренса, потише! Входят альгвасил, музыканты, танцовщик и Ортигоса. Альгвасил. Что это? Что за ссора? Кто кричал здесь? Каньисарес. Сеньор, ничего нет; ссора между мужем и женой; она сейчасже и кончилась. Музыкант. А мы, чорт возьми, то есть я и мои товарищи, мы, музыканты,были здесь неподалеку, на сговоре, и прибежали на крик с немалой тревогой,полагая, что это что-нибудь другое! Ортигоса. И я тоже, грешным делом, подумала. Каньисарес. По правде сказать, сеньора Ортигоса, если бы не вы, так невышло бы того, что вышло. Ортигоса. Это по грехам моим; я такая несчастная, чтонежданно-негаданно на меня всякие чужие грехи сваливают. Каньисарес. Сеньоры, отправляйтесь подобру-поздорову! Я благодарю васза ваше доброе желание, но уж теперь мы опять примирились с женой. Лоренса. Примиримся, если вы прежде попросите у соседки прощения за то,что дурно думали о ней. Каньисарес. Если у всех соседок, о которых я дурно думаю, мне проситьпрощения, то этому конца не будет. Ной все-таки я прошу прощения у сеньорыОртигосы. Ортигоса. И я вас извиняю и теперь, и напредки. Музыкант. Ведь не напрасно же мы сюда пришли: играйте, товарищи, пляши,плясун! Отпразднуем замирение песенкой. Каньисарес. Сеньоры, я не люблю музыки; я наслушался ее довольно. Музыкант. Да хоть бы вы и не любили, мы все-таки споем. Музыканты (поют) На Иванов день дожди, Урожая уж не жди; А как брань в тот день зайдет, Будет мир на целый год. Когда в дождь хлеб на току, Виноградники в цвету; У несчастных поселян Плохо в житницах и в бочках. Если ж ссоры да жары Приключатся на Ивана, Будет мирно целый год И здорово для кармана. Желчь в каникулы вскипает, А под осень утихает. И недаром разговоры Про Иванов день идут, Что в Иванов день раздоры Мир на целый год дают. Плясун пляшет. Музыканты (поют) Между мужем и женою Хоть частенько брань идет, Но она всегда ведет Примиренье за собою. О ненастье нет помину, Если солнышко взойдет, Ссора на Иванов день Мир дает на целый год. Каньисарес. Вот вы сами видите, ваши милости, в какое беспокойство ирасстройство поставила меня соседка. Так прав ли я, что не люблю соседок? Лоренса. Хоть мой муж и не любит соседок, но я целую ваши ручки,сеньоры соседки. Кристина. И я тоже. А если б моя соседка привела мне школьника, то былабы она самая лучшая соседка. Прощайте, сеньоры соседки!

СУДЬЯ ПО БРАКОРАЗВОДНЫЙ ДЕЛАЙ

(El juez de los divorcios)

ЛИЦА:

Судья по бракоразводным делам. Письмоводитель. Прокурадор. Старик. Мариана, его жена. Солдат. Донья Гиомар, его жена. Подлекарь {*}. Донья Альдонса, его жеяа. Крючник {**}. Два музыканта. {* В подлиннике cirujano - фельдшер; их прежде называли подлекарями.Есть и пословица: "Толкуй больной с подлекарем". От испанского cirujanoпроизошло русское слово "цирюльник". Как испанский cirujano, и русскийцирюльник, по экзамену, имел право пускать кровь, дергать аубы, ставитьбанки и пиявки. (А. Н. О.) ** Ganapan - носильщик тяжестей, то же, что в Тифлисе муша. У настеперь тяжести перевозятся ломовыми извозчиками; но при нагрузке и разгрузкетоваров на пристанях, дебаркадерах и пр. есть артели носильщиков, которыеназываются крючниками. (А. Н. О.)} Зала суда. Входят судья, письмоводитель и прокурадор; судья садится на кресло. Входят старик и Мариана. Мариана (старику очень громко). Ну, вот, сеньор судья бракоразводныхдел сел на свое судейское кресло; вот теперь как хочу... хочу брошу дело,хочу в ход пущу. Но нет, уж теперь я хочу жить на воле, проживатьбезданно-беспошлинно, как птица. Старик. Ради бога, Мариана, не суетись ты так со им делом! Говори тыпотише, богом прошу тебя. Посмотри, ведь ты всполошила всех соседей своимикриками; вот теперь сеньор судья перед тобой, ты и без крика можешьобъяснить ему свою просьбу. Судья. Что у вас за спор, добрые люди? Мариана. Развод, сеньор, развод, и опять развод, и тысячу раз развод! Судья. С кем и почему, сеньора? Мариана. С кем? С этим стариком, который перед вами. Судья. Почему? Мариана. Потому, что не могу я переносить его причуд, не могу постоянноухаживать за его болестями, которых у него несть числа. Меня мои родителивоспитывали совсем не в сиделки или сестры милосердия. Я хорошее приданоепринесла этому костяному скелету, который только жизнь мою заедает. Когда яшла за него замуж, так у меня лицо-то светилось, как зеркало, а теперь оноточно суконка. Ваша милость, сеньор судья, разведите нас, коли вамнежелательно, чтоб я удавилась. Смотрите, смотрите, какие борозды у меня налице, - это все от слез, которые я каждый день проливаю, как только вздумаю,что я замужем за этой анатомией! Судья. Не плачьте, сеньора! Умерьте ваш голос и утрите слезы, я рассужувас по справедливости. Мариана. Позвольте мне плакать, ваша милость; в этом одно мое утешение.В королевствах и республиках, хорошо-то устроенных, время супружеской жизнинадо бы ограничить; через каждые три года браки-то нужно бы разводить илиутверждать еще на три года, вот как аренды; и чтоб уж никак не тянулись онивсю жизнь, на вечную муку для обеих сторон. Судья. Если б это можно или должно было сделать, так уж во что бы то нистало, а давно бы это сделали, сеньора; но определите мне точнее причины,которые вас заставили просить развода. Мариана. Его дряхлость и мои цветущие лета; никакого сна, потому чтодолжна я вставать в полночь, греть платки да мешочки с отрубями иприкладывать ему к бокам и накладывать то ту, то другую перевязку, а гораздобы мне приятнее было видеть, чтоб ему пеньковую перевязку на шею присудили;и всю ночь сторожить, чтобы поднимать повыше подушки, подавать сиропы дамягчительные, чтоб ему не теснило грудь; и принуждена я еще терпеть дурнойзапах у него. изо рта, которым разит от него на три выстрела из аркебуза. Письмоводитель. Это, должно быть, оттого, что у него коренной зубгниет. Старик. Нет, не должно быть; потому что у меня во, рту давно уж самчорт не только коренного, а и никакого зуба не найдет. Прокурадор. Я слышал, что и закон такой есть, будто бы единственно задурной запах изо рта можно развести жену с мужем и мужа с женой. Старик. По правде сказать, сеньоры, этот дурной запах, о котором онаговорит, совсем не от гнилых зубов, потому что у меня их нет, и не отжелудка, который совершенно здоров, а все это умысел ее злой души. Вашамилость, вы мало знаете эту сеньору; а кто ее знает-то, так, божусь вам,либо отмалчивается от нее, либо открещивается. Двадцать два года живу я сней мучеником, и нет-то мне никакого утешения в жизни, терплю ее блажь,крики да причуды; и уже вот два года я каждый день получаю от нее потасовкии побои чуть не насмерть. От ее крику я почти совсем оглох и уж начистопомешался. Если она и ухаживает за мной во время болезни, как она вамговорит, так делает это скрипя зубами, а совсем не так заботливо и ласково,как лекаря. Словом сказать, сеньоры, от этого брака я умираю, а она живет,потому что она полновластная госпожа всего моего хозяйства. Мариана. Вашего хозяйства? Да какое ж у вас хозяйство, кроме того, чтовы приобрели на мое приданое? И половина всего благоприобретенного моя. Ужкак вам этого ни жалко, а из этого и из приданого, если я сегодня умру, явам не оставлю ни на копейку, чтобы только доказать, какова моя любовь квам. Судья. Скажите, сеньор, когда вы женились на вашей супруге, вы были ещемолодцом, здоровым, крепким человеком? Старик. Я уж говорил, что прошло целых двадцать два года с тех пор, какя поступил под ее команду, вот точь-в-точь к под начальство калабрийскогокапитана в каторжную заботу на галеры; я тогда был так здоров, что какуюхочешь игру заводи, нескоро забастую. Мариана. Было-то было, да не надолго хватило, пословица говорится. Судья. Молчите, молчите, прах вас побери, добрая женщина, и ступайте сбогом; я не нахожу достаточного повода для развода. Вы пробовали сладкое,попробуйте и горького. Нельзя обязать мужей не подчиняться быстрому времении не стареться. Сопоставьте неприятности, которые он вам теперь причиняет, стем добром, которое он делал для вас, когда мог, и не возражайте более ниодного слова. Старик. Если только возможно, ваша милость сделали бы мне большоеодолжение и облегчение, освободив меня из этой тюрьмы. Оставаться в ней,терпеть от нее побои - это значит попасть в руки палача, который будет менятерзать. А вот бы что сделать: шла бы она в монастырь, а я в другой;разделили бы мы имение и жили бы таким образом в мире, посвятив на служениебогу остальные дни своей жизни. Мариана. Вот еще, чорт тебя возьми! Очень мне нужно запирать себя вмонастырь. Я ведь не девчонка; тем, может быть, нравятся сетки, потайныедвери, железные решетки в окнах да подслушиванье. Запирайтесь в монастырь!Вам это легко, потому что у вас нет ни глаз, чтоб видеть, ни ушей, чтобслышать, ни ног, чтоб ходить, ни рук, чтоб осязать. А я здорова и всемимоими пятью чувствами, полными и свежими, хочу пользоваться открыто, а непрятать их так, как игроки прячут свои карты друг от друга. Письмоводитель. Вольного духа женщина! Прокурадор. И муж умный человек; но уж больше ничего не спрашивай. Судья. Я не могу произвести развода; quia nullam invenio causam {ибо ненахожу никакого основания.}. Входят солдат, хорошо одетый, и его жена, донья Гиомар. Гиомар. Благодарение господу, желание мое исполнилось, я нахожусь передвашей милостью. Самым убедительнейшим образом, как только умею, умоляю васразвести меня с этим. Судья. Что такое "с этим"? Разве у него нет другого имени? Вам быследовало сказать по крайней мере: "с этим человеком". Гиомар. Если бы он был человек, я бы и развода не просила. Судья. Кто же он? Гиомар. Полено. Солдат (про себя). Да, клянусь богом, я буду молчалив и терпелив, какполено; я не стану оправдываться, не стану противоречить жене; может быть,судья и сделает такое одолжение, обвинит меня и, в наказанье, избавит меняот неволи; ведь бывают же чудеса, и невольники иногда спасаются из тюремТетуана. Прокурадор. Говорите учтивее, сеньора, и объясняйте дело безоскорблений для вашего мужа; сеньор судья, который перед вами, рассудит вашедело по всей справедливости. Гиомар. Отчего ж, милостивые государи, вы не желаете, чтоб я назвалаполеном статую, в которой движения не больше, чем в бревне? Мариана. Ну, видно, мы обе терпим одно и то же горе. Гиомар. Скажу вам, наконец, сеньор мой, что меня точно выдали за этогочеловека, если угодно вашей милости, чтоб я его так называла; но ведь это нетот человек, за которого я вышла замуж. Судья. Как же это так? Я вас не понимаю. Гиомар. То есть я хочу сказать: я думала, что выхожу замуж за человекадельного и проворного; а через несколько же дней оказалось, что я вышла, какуже я говорила, за полено. Он не знает, которая у него правая рука; ненаходит ни средств, ни способов добыть хоть реал для поддержки своего дома исемейства. Утро он проводит по церквам у обеден и толчется у воротГуадалахарских, шепчется, разузнает новости, рассказывает и слушает сплетни.После полудня, да и по утрам тоже, шляется по игорным домам, из одного вдругой, и только зевак прибавляет; а это такого сорта люди, которые, как яслышала, всем игрокам надоели и которых они презирают. В два часа приходитобедать, не получив с выигрышу ни от кого ни одного реала, потому что теперьуж это вывелось. Потом уйдет опять, возвращается в полночь, ужинает, колинайдет что; а коли нет, крестится, зевает и ложится спать; но всю ночь он неуспокоится, а ворочается с боку на бок. Спрошу его: "что с тобой?" Отвечаетмне, что сочиняет в уме сонет для друга, который его об этом просил. Онвоображает себя поэтом, как будто это такое занятие, которое избавляет отнужды. Солдат. Моя сеньора, донья Гиомар, во всем, что говорила, не перешлаграниц правды и основательности; и если б я в своих делах был так жеоснователен, как она в речах, то уж давно бы я достал себе какое-нибудьзанятие и хлопотал бы так же, как и другие ловкие и проворные людишки. Схлыстом в руках, на наемном муле, маленьком, худом и злом, без погонщика,потому что такие мулы никогда не нанимаются и ничего не стоят, с перекиднойсумкой на крупе, в одной половине воротничок и рубашка, в другой кусок сыру,хлеб и кожаная фляжка, без приличного дорожного платья, кроме пары штиблетоб одной шпоре, с беспокойной торопливостью уезжает он комиссионером поТоледскому мосту на ленивом и упрямом муле. Глядишь, и через несколько днейпосылает домой окорок ветчины и несколько аршин небеленого полотна, и такимивещами, которые ничего не стоят в той местности, куда он послан,поддерживает свой дом, как только он, грешный, может... Но у меня нетникакой должности, и я не знаю, как добыть ее, потому что ни один сеньор нежелает взять меня в службу, оттого что я женат. Так что я принужденнадоедать вашей милости, сеньор судья, так как бедные идальги оченьнадоедливы, да и жена моя того же просит, - разделите и разведите нас. Гиомар. И еще вот что, сеньор судья. Видя, что мой муж ни к чемунеспособен и терпит нужду, я умираю, чтоб помочь ему как-нибудь, но не могу,потому что, прежде всего, я женщина честная и ни на какие низостинеспособна. Солдат. Вот только единственно за это и стоит любви жена моя. Но подэтой честностью таится в ней самый дурной характер, какой только есть насвете: ревнует без всякой причины, бранится ни за что, превозносится, ничегоне имея; а за то, что я беден, не считает меня за человека. А хуже-то всего,сеньор судья, она желает, чтобы я, ради ее верности ко мне, терпел и скрывалтысячи тысяч ее капризов и пошлостей. Гиомар. Отчего ж нет? Почему вам не иметь почтения и уважения к такойдобродетельной женщине, как я? Солдат. Слушайте, сеньора донья Гиомар, что я желаю сказать вам передэтими сеньорами. Что вы так важничаете тем, что вы честная женщина, коли этоваша прямая обязанность, так как вы происходите от честных родителей, таккак вы христианка и, наконец, обязаны быть честной в отношении к самой себе?Хорошо было бы, если б жены требовали от мужей уважения за то только, чточисты и честны; как будто бы только в этом и состоит все их совершенство, ипри нем они могут обойтиться без тысячи других добродетелей, которые ониобязаны иметь. Что мне из этого, что вы сами-то по себе честны, если вы несмотрите за честностью вашей горничной, если вы постоянно нахмурены,сердиты, ревнивы, надуты, растрепаны, сонны, неодеты, бранчивы, ворчливы иеще с другими безобразиями подобного рода, которые способны сокрушить жизньдвумстам мужей? Но я вам доложу, сеньор судья, что ничего этого в моейсеньоре донье Гиомар нет; и я признаюсь, что я полено, что я неспособный,вялый и рассеянный человек и что только для порядка, хотя бы даже не былоникаких других причин, ваша милость обязаны развести нас, потому что ясейчас сим заявляю, что я ничего не имею возразить против того, что говориламоя жена, и что я считаю нашу тяжбу конченной и заявлю удовольствие, еслименя осудят. Гиомар. Да что же можно возразить против того, что я говорю? Что вы некормите ни меня, ни вашу горничную; и добро б их много было, а то всегоодна, да еще семимесячный ребенок, который ест не более сверчка. Письмоводитель. Потише! Входят новые просители. Входят подлекарь, в одежде лекаря, и Альдонса де Минхака, его жена. Подлекарь. Четыре весьма основательные причины привели меня проситьвашу милость, сеньор судья, произвести развод между мною и сеньорой доньейАльдонсой де Минхака, моей женой, которая здесь перед вами. Судья. Вы начинаете решительно. Скажите эти четыре причины. Подлекарь. Первая: видеть ее для меня хуже, чем всех дьяволов вместе;вторую она сама знает, третья... я об ней промолчу; четвертая, что я не хочупопасть к чорту на рога, что непременно случится, если всю жизнь проживу всоюзе с нею. Прокурадор. Он выразил свое желание самым удовлетворительнейшимобразом. Альдонса. Сеньор судья, выслушайте меня и заметьте, что если у моегомужа четыре причины, чтобы просить развода, то у меня их четыреста. Перваята, что каждый раз, как я его вижу, мне кажется, что я вижу самого Люцифера;вторая, что я была обманута, когда выходила за него замуж; он говорил мне,что он настоящий пульсовый лекарь, который щупает пульс, а оказалось, что онпросто подлекарь, который делает перевязки и лечит кой-какие неважныеболести; и выходит, что он только половина настоящего-то лекаря; третья, чтоон ревнует меня даже к солнцу, когда оно меня касается; четвертая, что я немогу его видеть и желала бы убежать за два миллиона верст от него. Письмоводитель. Какой чорт теперь справит эти часы, коли все колеса вних в разлад пошли? Альдонса. Пятая... Судья. Сеньора, сеньора, если вы желаете излагать все свои четырестапричин, так я вам скажу, что я слушать их не в расположении, да и времени неимею. Ваше дело отлагается до исследования; и ступайте с богом, у меня естьдругие дела спешные. Подлекарь. Какие еще исследования, кроме того, что я не желаю умирать сней, а ей не нравится жить со мной? Судья. Если б этого было достаточно для развода, то бесконечное числосупругов сбросили бы с плеч своих супружеское иго. Входит крючник в четырехугольной шапке на голове. Крючник. Сеньор судья, я крючник, - это уж я не запираюсь; но, однако,я старый христианин и человек на руку честный, и если бы я иной раз ненабирался вина или оно меня не забирало, что вернее, так был бы уж давностароста в артели крючников. Но это в сторону, у меня есть еще много о чемразговаривать. Желаю я, чтоб ваша милость, сеньор судья, знали, что однаждыя, закружившись до одурения от паров Вакха, обещал одной заблудшей женщинежениться на ней. Когда я пришел в себя и поправился, я исполнил обещание иженился на женщине, которую я вытащил из грязи. Посадил я ее фруктамиторговать; напала на нее такая гордость и такой дурной характер явился, чтони один-то покупатель не подойдет к ее прилавку без того, чтобы она непоругалась с ним; то у нее весу нехватит, то зачем роются в фруктах; и уждвум из трех непременно пустит гирю в голову или во что попало и срамит ихдаже до четвертого колена, а с соседками и товарками ни одного часу не живетв мире. И я целый-то день должен держать в руках, точно дудку, свою шпагунаготове, чтобы защищать ее. У нас нехватает всей выручки за неполный вес ина судебные издержки за проигранные тяжбы. Если ваша милость будете такдобры, я желал бы, чтобы или развели меня с ней, или по крайней мерепеременили ее горячий характер на скромный и тихий; и обещаю я вашеймилости, что перенесем мы даром ваш весь уголь, который вы купите этойвесной, потому что я в своей артели большой вес имею. Подлекарь. Я знаю жену этого доброго человека; она так зла, как мояАльдонса, а выше этого ничего быть не может. Судья. Слушайте, сеньоры: хотя некоторые из вас присутствующих далинекоторые показания, в которых заключаются некоторые поводы для развода, нопри всем том необходимо письменное заявление и свидетели; а потому все вашипроцессы я отлагаю до представления доказательств. Но что это? Музыка игитары в моей присутственной зале? Это какие-то новости. Входят два музыканта. Музыкант. Сеньор судья, те рассорившиеся супруги, которых вы, вашамилость, соединили, согласили и примирили, ждут вашу милость на большой пирв их доме, почему и послали нас просить вас сделать им честь пожаловать кним. Судья. Я сделаю эту честь с великим удовольствием. И прошу бога, чтобывсе присутствующие примирились так же, как и они. Прокурадор. И помрут тогда с голоду и писцы и прокурадоры этогоприсутственного места. Нет, нет, все просите развода, все; потому чтонаконец, - наконец, если вас и не разведут, то все-таки нам-то доход отваших распрей и ссор. Музыкант. Теперь пойдемте пировать и веселиться. Знайте, добрые супруги, Коли брань у вас зайдет, Что плохое примиренье Все же лучше, чем развод. Правда то иль заблужденье, Но давно твердит народ, Что в Иванов день раздоры Мир сулят на целый год, После горя снова радость Там, где знают наперед, Что плохое примиренье Все же лучше, чем развод. Ревность женская нам мука, Но с красавицей-женой Нам и горе то не горе, Даже ревность рай земной. О любовь, правдиво мненье И испытан тот расчет, Что плохое примиренье Все же лучше, чем развод.