Часть третья. Испытание и торжество 19 страница

свободных кроликов, когда заработаешь себе тринадцать звезд. На нашем

флаге тоже появилось тринадцать звезд, когда мы заработали _свою_ свободу!

[Соединенные Штаты после освобождения из-под власти Англии состояли всего

из тринадцати штатов, поэтому первоначально на американском флаге было

тринадцать звезд; теперь число штатов дошло до пятидесяти, и

соответственно с этим увеличилось число звезд на флаге]

За ближайшую неделю Боевой Конек победил новых борзых, и звезды

перевалили уже с правого уха на левое. Еще неделя - и у него были все

тринадцать звезд: шесть на левом ухе, семь на правом.

Газеты шумели о его подвигах.

- Ого-го! - торжествовал Мики. - Ты теперь вольный кролик, Боевой

Конек! Тринадцать - счастливое число. Никогда оно меня не обманывало.

 

 

 

- Да-да, знаю, что обещал, - сказал распорядитель, - но мне хочется

выпустить его на арену еще разок. Я поставил на него деньги против одной

из новых собак. Теперь это ему не опасно, он превосходно с ней справится.

Да ну же, Мики, не упрямься! Ведь бегают же собаки по два и три раза в

день, почему бы кролику еще раз не побегать?

- Собаки не ставят жизнь на карту, сэр.

- Отстань!

В загородке прибавилось много новых кроликов, крупных и мелких,

миролюбивых и воинственных. Один рослый самец с диким нравом, увидев

поутру стремительное возвращение Джека в Пристань, воспользовался случаем,

чтобы напасть на него.

В другое время Джек щелкнул бы его по черепу, как сделал это однажды с

кошкой, и мгновенно разделался бы с ним, но теперь драка затянулась.

Царапины и тумаки, полученные перед гонкой, повлияли на резвость Джека.

Начало этого состязания ничем не отличалось от предыдущих. Боевой Конек

понесся легко и низко, с поднятыми ушами. В тринадцати звездах свистел

ветерок.

Вслед за ним нетерпеливо рвался пес Минки с новичком Фанго, и, к

удивлению стартеров, расстояние между ними и кроликом уменьшалось. Боевой

Конек замедлил бег, и как раз перед Большой трибуной старый Минки заставил

его свернуть с прямого пути. Зрители восторженно заорали, так как все

хорошо знали участников состязания. Через пятьдесят шагов Фанго, в свою

очередь, сбил кролика с пути, и состязавшиеся вернулись прямо к старту.

Там стояли Слаймен и Мики. Кролик лавировал, борзые прыгали.

В тот самый миг, когда гибель казалась неминуемой, Боевой Конек прыгнул

прямо на Мики. Мики схватил его на руки, отбиваясь ногами от

рассвирепевших собак.

Едва ли Джек сознавал, что Мики ему друг. Он только повиновался

странному инстинкту, повелевающему бежать от верного врага к возможному

доброжелателю, но, по счастливой случайности, оказалось, что он не мог

разумнее поступить. Публика радостно зашумела, увидев Мики с общим

любимцем на руках. Но владельцы собак запротестовали: "Неправильно! Надо

довести дело до конца!" Они обратились к распорядителю. Тот ставил на

Джека против Фанго и, раздосадованный неудачей, назначил новый пробег.

Насилу Мики удалось выговорить для кролика хотя бы час отдыха. И вот

Джек снова пустился бежать с Фанго и Минки по пятам. Теперь он бежал

лучше, чем в прошлый раз, но за трибуной его заставил повернуть сначала

Фанго, а потом Минки. Джек прыгал направо, налево, бросался из стороны в

сторону и еле ускользал от врагов. Так длилось несколько минут. Мики

видел, что уши Джека начинают обвисать. Собака прыгнула к кролику. Джек

проскользнул почти под ее брюхом и увернулся - для того лишь, чтобы

встретиться со второй собакой. Теперь оба его уха лежали плашмя на спине.

Однако борзые тоже начали уставать. Их языки болтались. Челюсти и

вздымавшиеся бока были все в пене. Уши Боевого Конька снова взлетели

кверху. Казалось, усталость псов вернула ему бодрость. Он ринулся по

прямой линии к Пристани. Но прямая линия была для собак легче поворотов, и

ему опять пришлось завернуть, снова начав отчаянную игру зигзагов.

Владельцы борзых стали бояться за здоровье своих собак, и были спущены еще

две, свежие борзые. Эти уж наверняка прикончат кролика. Боевой Конек

напряг последние силы. Он оставил первых двух борзых далеко позади и уже

подходил к Пристани, когда подоспели вторые.

Ничто, кроме лавирования, не могло спасти его. Уши Джека повисли и

сердце колотилось о ребра, но дух был еще силен. Он метался, делая

зигзаги. Собаки натыкались друг на друга - казалось, вот-вот они схватят

его. Одна из них отщипнула кончик его длинного черного хвоста, и все же он

увернулся. Но достигнуть Пристани он уже не смог. Счастье ему изменило.

Против воли он очутился снова у Большой трибуны. Тысячи зрителей смотрели

на него. Срок гонок истекал.

Вторые собаки начинали уже уставать, как вдруг на них налетел Мики,

выкрикивая безумные, бессвязные слова:

- Негодные твари! Подлые мерзавки!

И он яростно бросился к собакам.

Сбежались служащие и оттащили прочь Мики, продолжавшего осыпать людей и

собак самыми оскорбительными ругательствами:

- "Чистая" игра! Вот что вы зовете чистой игрой, лгуны вы, грязные

обманщики, кровожадные трусы!

Его уволокли с арены. Последнее, что он увидел, были четыре собаки,

устало преследующие слабого, загнанного кролика, да судья на лошади,

подающий знак человеку с ружьем.

Ворота захлопнулись за Мики. Он услышал два выстрела, гомон голосов,

смешавшихся с визгом собак, и понял, что для Джека - Боевого Конька

применили развязку N_4.

На беговое поле его не пустят. Недолго думая, Мики помчался к Пристани.

Он увидел Джека - Боевого Конька, ковыляющего к Пристани с полуповисшими

ушами, и понял, что стрелок промахнулся, попал не в того, в кого

следовало.

Одну раненую борзую уносили, около другой хлопотал ветеринарный

фельдшер.

Мики оглянулся, схватил ящик, поставил его в угол Пристани, бережно

загнал в него измученного беглеца, закрыл крышку, затем с ящиком под

мышкой перелез через забор, незамеченный во всеобщем смятении, и исчез.

Все равно его прогнали бы! Мики отправился из города пешком, сел в

поезд на ближайшей станции и, пропутешествовав несколько часов, очутился в

кроличьей стране.

Солнце давно зашло, и над равниной стояла звездная ночь, когда Мики

осторожно открыл ящик и здесь, среди ферм, терновника и трав, тихонько

выпустил Боевого Конька на свободу.

С минуту Боевой Конек озирался в недоумении. Затем сделал три или

четыре длинных прыжка и один разведочный, чтобы обозреть местность. Тогда,

развернув свои украшенные почетными звездами уши, он понесся навстречу так

трудно отвоеванной свободе, вновь бодрый и сильный, и затерялся во мраке

своих родных равнин.

Его не раз с тех пор видели в Каскадо. Много перебывало облав в этой

местности, но, должно быть, он изобрел какой-нибудь новый способ спасаться

от людей, так как среди всех тысяч загнанных и пойманных кроликов ни разу

более не попадался кролик со звездами на ушах, Джек - Боевой Конек.

 

 

АРНО

 

 

Через боковую дверь мы вошли в конюшню. Слабый запах чисто содержимых

денников терялся в нежном аромате сена. Поднявшись по лестнице, мы

очутились на длинном чердаке. Южный конец его был отгорожен, и знакомое

"ку-у-у, ку-у-у, рук-эт-э-ку", смешанное с "уирр, уирр, уирр" крыльев,

дало нам знать, что мы находимся на голубятне.

В этой голубятне жили знаменитые птицы, и на этот самый день было

назначено состязание между пятьюдесятью молодыми голубями. Хозяин

голубятни пригласил меня быть судьей в этом состязании.

Для тренировки голубей необходимо устраивать гонки. Раза два уже их

относили вместе с родителями в поле и выпускали на свободу, чтобы они

научились возвращаться в голубятню. Теперь им предстоял первый

самостоятельный полет, без старших. Выпустить их решено было в деревню

Элизабет. Меня удивило, что молодых голубей с самого начала заставляют

пролететь такое большое расстояние.

- Дело в том, - заметил тренер, - что таким способом мы избавляемся от

дурачков. Возвращаются только самые лучшие, а они-то нам и нужны.

Все служащие голубятни и многие соседи-любители держали пари на разных

голубей. Они установили между собой приз для победителя. Мне, как судье,

предстояло определить, который из голубей окажется победителем. Выигравшим

должен был считаться не тот, кто _вернется_ первым, но тот, кто первым

_войдет в голубятню_, потому что голубь, возвращающийся только по

соседству от своего жилья, но не являющийся немедленно домой, плохой

письмоносец.

Голубь, всегда и отовсюду возвращающийся домой, зовется возвратным

голубем. Эти голуби не отличаются особой окраской и лишены причудливых

украшений, годных для птичьих выставок. Их разводят не на показ, а потому,

что они быстрокрылы и умны. От них требуется привязанность к родным местам

и способность без промаха отыскивать их. Теперь доискались, что чувство

направления помещается в костяных извилинах уха. Нет на свете существа,

обладающего более тонким чувством направления, чем исправный возвратный

голубь. Такого голубя всегда можно узнать по большим выпуклостям над ушами

и по мощным крыльям.

И вот предстояло подвергнуть испытанию способности последнего

голубиного выводка.

Несмотря на множество свидетелей, я счел более надежным запереть все

дверцы голубятни, за исключением одной, и стать наготове, чтобы тотчас

захлопнуть ее, как только первый голубь влетит в голубятню.

Никогда не забуду, что я пережил в этот день. Меня предупредили, что

голубей спускают в двенадцать часов. В половине первого им следует быть

здесь, но надо держать ухо востро - они прилетают, как вихрь. Едва успеешь

их заметить, как они уже влетят в голубятню.

Мы выстроились у стенки внутри голубятни, и каждый припал глазом к щели

или неплотно закрытой дверце, жадно всматриваясь в юго-западный горизонт,

как вдруг кто-то крикнул:

- Смотрите, вот они!

Белое облако низко пронеслось над городскими крышами, обогнуло высокую

трубу, и не прошло двух секунд, как голуби уже были на месте. Появление

белого облачка, шелест крыльев - все это было так внезапно, так быстро,

что как я ни готовился, а был застигнут врасплох. Мое место было у

единственной открытой дверцы. Синяя стрелка просвистела мимо меня, задела

мне лицо крыльями, и я едва успел спустить дверцу, как поднялся вопль:

- Арно! Арно! Говорил я вам, что он победит! Ох ты, прелесть моя! Всего

три месяца - и уже приз! Радость ты моя!

И владелец Арно прыгал, больше радуясь птице, нежели выигранной премии.

Все присели на корточки вокруг голубя, созерцая с благоговением

победителя, сперва поглотившего огромное количество воды, а потом

спустившегося к кормушке.

- Смотрите на этот глаз, на эти крылья! А видали вы когда-нибудь такую

грудь? О, да он молодец, хоть куда! - болтал его владелец, обращаясь к

безмолвным хозяевам-неудачникам.

Это был первый подвиг Арно. Он оказался лучшим из пятидесяти голубей

хорошего завода, и ему предстояла блестящая карьера.

Он получил серебряное кольцо, которым награждают лучших голубей. На

кольце красовался его номер: 2590 С - номер, о котором и поныне любители

говорят с благоговением.

Всего в голубятню возвратилось сорок голубей. Так бывает почти всегда.

Некоторые ослабели и отстали, другие сбились с пути по глупости. Этим

простым способом отбора владельцы голубей достигают усовершенствования

своей породы. Из десяти пятеро пропали без вести, другие пятеро вернулись

позднее в тот же день, не сразу, а один за другим. Последним из них явился

большой, неповоротливый сизый голубь. Работник голубятни заметил его и

сказал:

- Вот он, тот безмозглый сизый, на которого ставил Джек. Не думал я,

что он вернется. Слишком уж у него большой зоб.

Большой Сизый, прозванный также Угловым, потому что он родился в

угловом гнезде, отличался с самых первых дней замечательной силой.

Несмотря на то что все голуби были приблизительно одного возраста, он

скоро перерос своих ровесников и был красивее всех. Но знатоки мало ценят

красоту голубей. Он, видимо, гордился своим превосходством и смолоду любил

обижать слабых. Его хозяин предсказывал ему великую будущность, но конюх

Билли не доверял его длинной шее, большому зобу, неповоротливости и

излишнему весу.

- Разве птица может хорошо летать с таким пузырем на шее? Да и длинные

ноги только весу прибавляют, - пренебрежительно ворчал Билли, подметая по

утрам голубятню.

 

 

 

После первого полета испытания стали производиться ежедневно в

определенное время. Расстояние с каждым днем увеличивалось на двадцать

пять - тридцать миль, и направление менялось до тех пор, пока голуби не

ознакомились со всеми окрестностями Нью-Йорка на полтораста миль вокруг.

Из пятидесяти птиц осталось всего двадцать, потому что суровое воспитание

не только отбрасывает слабых и неспособных, но еще и тех, кто случайно

заболел, или попал в беду, или слишком сытно наелся перед гонками.

На голубятне было много красивых птиц, грудастых, ясноглазых и

длиннокрылых, созданных для того, чтобы служить человеку в минуту

серьезной нужды. Окраска их была преимущественно белая, сизая или

коричневая. У них не было определенной масти, но у каждого из оставшихся

избранников были блестящие глаза и выпуклые уши высшей возвратной породы.

И лучшим из всех, почти всегда первым в полете, был маленький Арно. Сидя

дома, он мало отличался от других, потому что теперь уже все голуби

щеголяли серебряными кольцами. Но в воздухе он тотчас давал себя знать.

Как только открывали корзинки, Арно первый взлетал, поднимался на

необходимую высоту, угадывал путь к дому и безошибочно мчался, не

останавливаясь ни для еды, ни для питья, ни для развлечения.

Несмотря на мрачные предсказания Билли, Большой Сизый из углового

гнезда оказался одним из двадцати избранников. Он частенько запаздывал в

пути и никогда не возвращался первым. А иной раз, возвратившись на

несколько часов позднее остальных, не выказывал ни голода, ни жажды -

явный признак, что он как следует наелся. Но всякий раз он возвращался, и

на лапке его, как и у всех остальных, виднелось серебряное кольцо с

номером. Билли презирал Сизого, но хозяин его говаривал:

- Дай срок. Кто скоро созревает, тот скоро и увядает. Я всегда

подмечал, что лучшая птица позднее всех дает себя знать.

Еще не прошло года, как маленький Арно побил славный рекорд. Труднее

всего перелететь через море, где нет возможности узнать дорогу по

каким-нибудь приметам. А еще того хуже, если приходится лететь в тумане,

когда даже солнца не видно. Но когда память, слух и зрение бессильны, у

голубя все же остается врожденное чувство направления. Только страх может

уничтожить это чувство. Вот почему необходимо, чтобы между мощными

крыльями помещалось мужественное сердечко.

Арно с двумя из своих товарищей был сдан на океанский пароход, шедший в

Европу. Их намеревались выпустить при выходе в открытое море, но внезапный

густой туман спутал все планы. Пароход увез их с собой дальше. Голубей

собирались отправить обратно с первым встречным судном. После десяти часов

пути судовая машина испортилась, туман сгустился, и пароход оказался

беспомощным и брошенным на произвол стихий. Единственное, что можно было

делать, - это свистеть о помощи. Но и это не помогло. Тогда-то вспомнили о

голубях. Выбор пал на Старбека, 2592 С. Написали записку, обернули

непромокаемой бумажкой, свернули в трубочку и привязали снизу к перьям

хвоста. Старбек взвился в воздух и исчез. Полчаса спустя снарядили

Большого Сизого из углового гнезда 2600 С. Этот также поднялся в воздух,

но почти сейчас же вернулся и опустился на снасти. Он съежился от страха.

Никак нельзя было заставить его покинуть судно. Он до такой степени был

испуган, что дал беспрепятственно себя изловить и постыдно всунуть в

клетку.

Достали теперь третьего - маленького, коренастого голубка. Моряки не

имели о нем представления, но отметили имя и номер на его кольце: Арно,

2590 С. Для них эта надпись ничего не означала. Однако державший его моряк

заметил, что сердце его не так сильно колотится, как у предыдущего гонца.

Его снабдили запиской, снятой с Большого Сизого. Вот эта записка:

 

"10 часов утра, вторник.

Машина испортилась в 210 милях от Нью-Йорка. Беспомощно блуждаем в

тумане. Пришлите буксирное судно как можно скорее. Через каждые

шесть-десять секунд даем один длинный свисток, за ним один короткий.

Капитан."

 

Письмо было свернуто в трубочку, обернуто непромокаемой бумагой,

адресовано Пароходному обществу и прикреплено к нижней стороне перьев

хвоста.

Голубь, едва его отпустили, описал круг над судном, затем другой,

повыше, снова выше, пока не скрылся из виду. Он мчался все выше и выше до

тех пор, пока сам не перестал видеть судно. Лишенный возможности

пользоваться всеми своими чувствами, кроме одного чувства направления, он

всецело предался ему. Голубок не испытывал страха. Безошибочно, как игла

компаса, Арно двинулся к цели без колебаний, без сомнений. Спустя минуту

после освобождения из клетки он уже несся - прямой, как луч света, - к

взрастившей его голубятне, единственному месту, где он чувствовал себя

дома.

В этот день на голубятне дежурил Билли. Вдруг послышался шелест быстрых

крыльев: в голубятню скользнул синий луч и бросился к корытцу с водой.

Голубь тянул уже один глоток за другим, когда Билли вдруг спохватился:

- Да это ты, Арно, красавец мой!

Затем привычным движением голубиного тренера он достал часы и отметил

время: 2 часа 40 минут. В то же мгновение он заметил нитку на хвосте.

Билли притворил дверцу и быстро опустил сетку на голову Арно. Через минуту

он держал в руке записку, а две минуты спустя торопился уже к конторе

общества, предвкушая щедрую награду. Здесь он узнал, что Арно проделал 210

миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут, и не прошло часа,

как на выручку злополучного парохода было отряжено спасательное судно.

_Двести десять миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут_!

Славный это был рекорд! Его занесли, как подобало, в списки Голубиного

клуба. Арно держали на руках, а секретарь, вооружившись резиновой печаткой

и несмываемыми чернилами, отметил на одном из белоснежных перьев крыла

подвиг и день, когда этот подвиг был совершен.

Старбек, второй голубь, так и не вернулся. Без сомнения, он погиб в

море.

Сизого из углового гнезда привезли на буксирном судне.

 

 

 

Это был первый подвиг Арно, а вскоре последовали и другие.

Однажды к конюшне подкатила карета; из нее вышел седоволосый господин,

вскарабкался по пыльной лестнице на голубятню и все утро просидел вместе с

Билли, поглядывая сквозь золотые очки то на кучу бумаг, то поверх

городских крыш, высматривая и дожидаясь - чего? Вести из местечка,

отстоящего всего на сорок миль, - вести огромной для него важности, вести,

которая должна была спасти или погубить его, вести, которую ему необходимо

было получить скорее, нежели ее мог доставить телеграф, так как телеграмма

задержится по меньшей мере на час в каждом направлении. Что могло прийти

быстрее телеграммы на расстоянии сорока миль? В те времена было лишь одно

средство - первоклассный почтовый голубь.

Деньги не в счет, если только победа останется за ним. Старик-банкир

просил послать самого лучшего голубя, сколько бы это ни стоило. И

вестником был избран Арно, с его семью неизгладимыми рекордами на крыльях.

Прошел час, другой и начинался третий, когда синий метеор ворвался,

свистя крыльями, в голубятню. Билли захлопнул дверцу и поймал голубя.

Живехонько он сорвал нитку и подал записку банкиру. Старик смертельно

побледнел, с трудом развернул ее, и лицо его оживилось.

- Благодарение богу! - пролепетал он.

Затем счастливый банкир поспешил на собрание. Маленький Арно спас его

от гибели. Банкир хотел приобрести голубя, чувствуя, что ему подобает

беречь и холить своего спасителя, Но Билли ответил ему:

- Что в этом толку? Вам не купить сердца возвратного голубя. Вы можете

превратить его в пленника - вот и все. Но ничто на свете не заставит его

покинуть старую голубятню, в которой он родился.

Итак, Арно остался в 211-м номере на Западной Девятнадцатой улице. Но

банкир не забыл его.

В нашей стране есть немало негодяев, считающих летящего голубя законной

добычей, убивающих его потому лишь, что их трудно уличить. Не один

благородный гонец, летевший с вестью о жизни или смерти, был убит злодеем

и превращен в начинку для пирога.

Брат Арно, Арнольф, уже отмеченный тремя славными рекордами, был убит,

когда летел за врачом для больного. Он упал к ногам стрелка, и

великолепные его крылья развернулись, обнаружив список побед. На ножке

виднелось серебряное кольцо, и охотник почувствовал угрызения совести. Он

отправил доктору письмо и возвратил убитую птицу Голубиному клубу с

уведомлением, что "нашел ее". Владелец явился к нему в дом, охотник

растерялся и вынужден был сознаться, что застрелил вестника сам, но якобы

потому, что его больной сосед мечтал о пироге с голубятиной. Гнев

владельца голубя смешался со слезами:

- Моя птичка, мой красавец Арнольф! Двадцать раз он приносил важные

известия, побил три рекорда, дважды спас человеческую жизнь, и вы убиваете

его на пирог! Я мог бы преследовать вас по закону, но у меня не хватает

духу для такой жалкой мести. Прошу вас только об одном: если еще

когда-нибудь у вас будет больной сосед, желающий пирога с голубятиной,

приходите - мы даром снабдим вас пригодными на то ублюдками. Но если в вас

есть хоть капля чести, вы никогда, никогда больше не будете убивать и не

позволите другим убивать наших благородных и бесценных вестников.

Это произошло в то время, когда банкир часто бывал в голубятне и сердце

его горело благодарностью к голубям. Он был человек влиятельный и

потребовал, чтобы в Олбани [столица штата Нью-Йорк] ввели закон,

защищающий голубей.

 

 

 

У Билли никогда не лежало сердце к Сизому из углового гнезда, 2600 С.

Несмотря на то что Сизый все еще числился в списках Серебряного ордена,

Билли продолжал пренебрежительно относиться к нему. Случай с пароходом

показал в нем труса. Кроме того, он, без сомнения, был еще и буяном.

Однажды утром Билли застал на голубятне драку. Два голубя, один большой

и один маленький, носились, сцепившись, по полу, поднимая пыль. Когда

удалось их разнять, Билли увидел, что маленький - Арно, а большой - Сизый

из углового гнезда. Арно стойко сражался, но побеждал Сизый, так как был

вдвое тяжелее.

Вскоре выяснилась и причина поединка - прелестная маленькая голубка.

Большой Сизый давно уже раздражал Арно своей грубостью, но окончательным

толчком к смертному бою послужила маленькая голубка. Билли не имел права

скрутить Сизому шею, но сделал все что мог для своего любимца Арно.

Билли запер Арно с маленькой голубкой в отдельном помещении на две

недели и для большей верности сделал то же с Большим Сизым, назначив ему в

подруги первую подходящую даму.

Все вышло, как он ожидал. Маленькая голубка признала своим владыкой

Арно, а "подходящая дама" - Большого Сизого. Обзавелись гнездами, и все,

казалось, вело к тому, чтобы жить-поживать и добра наживать. Но Большой

Сизый был очень велик и красив. Он умел выпячивать зоб, и на солнце вокруг

его шеи появлялась такая радуга, что перед ним не устояла бы ни одна

голубка.

А наш Арно, хотя плотно сложенный, был мал ростом и не особенно красив.

Только глазки у него чудно сверкали. Вдобавок он часто покидал голубятню

по важным делам, между тем как Большому Сизому только и было дела, что

красоваться на голубятне и выставлять напоказ свои лишенные надписей

крылья.

Писатели любят искать у животных, и преимущественно у голубей, примеры

супружеской любви и верности. И они, в общем, правы, но - увы! - бывают

исключения.

Жена Арно была с самого начала очарована Большим Сизым, и в конце

концов однажды, когда муж ее был послан по делам, ужасное событие

совершилось.

Возвратившись из Бостона, Арно увидел, что Большой Сизый, не

отказываясь, однако, от своей законной "подходящей дамы" в угловом гнезде,

в то же время присвоил себе его жену и гнездо. Последовал отчаянный бой.

При нем присутствовали одни только жены, равнодушно гулявшие в отдалении.

Арно бился своими чудесными крыльями, но изворотливость их не

увеличивалась от летописи рекордов. Клюв его и ноги были малы, как у

всякого хорошего почтового голубя, и отважное сердечко не могло возместить

недостаток веса. Бой должен был кончиться не в его пользу. Жена беззаботно

сидела на гнезде, как будто была тут ни при чем, и Арно был бы убит, если

бы не подоспел вовремя Билли. Он так обозлился, что готов был скрутить

Сизому шею, да только буян успел улизнуть из голубятни.

В течение нескольких дней Билли с нежностью ухаживал за Арно. Через

неделю тот совсем оправился, а через десять дней был уже в пути. Он,

по-видимому, простил неверной жене, так как, не подавая виду, продолжал с

ней жить по-прежнему. В этот месяц он установил два новых рекорда: он

принес письмо за десять миль в восемь минут и перелетел из Бостона в

Нью-Йорк за четыре часа. Всякий раз его влекла обратно любовь к родине.

Печально было возвращение Арно, так как он снова застал свою жену в

приятной беседе с Большим Сизым. Как он ни был утомлен, поединок

возобновился и кончился бы смертью Арно, если бы не вмешался Билли. Он

разнял бойцов, потом запер Сизого отдельно.

Между тем приближалось большое соревнование всех возрастов - полет на

девятьсот миль из Чикаго в Нью-Йорк.

Голуби были отправлены в Чикаго по железной дороге. Там их выпустили

одного за другим.

Чем лучше был голубь, тем позже его выпускали. Последним был выпущен

Арно.

Миновав Чикаго, несколько голубей инстинктивно соединились в стаю.

Возвратный голубь следует по прямой линии, когда повинуется общему чувству

направления, но когда ему приходится проделывать знакомый уже путь, он

обыкновенно придерживается известных признаков, сохранившихся у него в

памяти. Большинство птиц тренировались по пути, идущему на Колумбус и

Буффало. Арно знал дорогу на Колумбус, но знал дорогу и на Детройт.

Поэтому, миновав озеро Миниган, он полетел по прямой линии на Детройт.

Таким образом, он сразу выиграл несколько миль.

Детройт, Буффало, Рочестер с их знакомыми башнями и трубами один за

другим растаяли в пространстве, и приближались уже Сиракузы. День клонился

к вечеру. Арно пролетел шестьсот миль в двенадцать часов и был, без

всякого сомнения, впереди всех. Но вдруг ему захотелось пить. Пролетая над

городскими крышами, он увидел голубятню и, спустившись с высоты

двумя-тремя большими кругами, примкнул к своим соплеменникам и жадно

напился из корытца. Он не раз уже проделывал это и раньше.

Всякий любитель голубей всегда желает, чтобы вестники пользовались его

гостеприимством. Владелец голубятни был тут и заметил незнакомого голубя.

Он осторожно стал на такое место, откуда мог следить за ним. Один из его

собственных голубей вздумал было поспорить с пришельцем, и Арно, защищаясь

развернутым крылом, выставил напоказ ряд напечатанных рекордов. Владелец

дернул веревку дверцы, и через несколько мгновений Арно очутился у него в