За Альфреда. Это месть "голодных волков".
Ребята...
И раздался тройной выстрел!!! Монах, с криком, вскочил с кровати. Залаял Крематорий. Монах заглянул к нему. Пёс недоумённо сверкал глазами, высунул язык. Монах помял его, себя. Всё в порядке. Это сон, просто сон...
Глянул на часы. Час дня. Неплохо поспал. Только почему-то болит всё тело. В особенности живот, и правая пятка. Бывает...
Так пролетели ещё несколько месяцев. Изредка, монах выполнял задания банды. Через него проходили все её новости. Его номер знал каждый солдат, не говоря уж о капо. Дела у "пылающего костра" шли, просто лучше некуда. Стас так и оставался крёстным отцом. Место крёстной матери было ещё свободно, но Стас ни на кого не смотрел так, как когда-то смотрел на свою покойную жену. Не снял обручального кольца. Доверял монаху целиком и полностью. Монах отвечал ему взаимностью. Крёстный отец немного изменил внешний вид банды. И немного состав. Одел всех в официальные костюмы. И принимал а банду только рок-н-ролльных ребят. Меломанов старался не брать. Его слова: "меломаны - те же пофигисты, им всё равно, что слушать. Это ненадёжные люди. А надёжны те люди, которые редко меняли свои убеждения..."
Эти несколько месяцев монах только и делал, что собирал новости банды. А когда Стас давал ему немного времени погулять, монах брал литровую бутылку портвейна "777", Крематория, спускался в метро, садился в вагон и спал. На конечной остановке, его, как обычно, выкинут из вагона, он залпом хлопнет полбутылки, сядет в другой вагон, и опять сначала. На свой внешний вид полностью забил. Полностью отдался своей скорби…
Теперь монах постоянно носил солнцезащитные очки, так как синяки под глазами сделались аховые. Про курево и говорить нечего. Смолил папироску везде, даже в метро. В середине марта произошла следующая ситуация: монах, в доску пьяный, спокойно сидит на станции, ждёт поезд. Вставил в зубы сигарету. Через несколько секунд раздался свист, и к монаху уже бежали дежурная по станции, и мент, или полицай, или кто он не был там.
Мужчина, что вы делаете? - сурово спросила дежурная, упирая руки в мясистые бока.
Тебе-то что, жирная мразь? Поезд жду, не видишь что-ли? Отстань от меня, мне и так паршиво...
Что у вас во рту? - задал вопрос серый мент. Монах снял очки, скатил глаза на нос.
Сигарета. А в чём проблема?
На станцию подъехал поезд. Двери пока закрыты.
На станции курить нельзя. Трое суток ареста, - перешёл мент на официальный тон.
Щас...
И выстрелил в мента! Тот рухнул. Монах навёл пистоль на дежурную. Небольшой дымок, и та лежит. Двери вагона распахнулись. Монах, надев очки и дёрнув за поводок Крематория, сел в вагон, и был таков. Пришёл домой, кое-как. Ни на что сил нет. Только бухнуться на кровать, и забылся сном. Что монах и сделал. Не успел поспать и часа, раздался звонок мобильника. Монах, не глядя, нащупал трубку и прижал к уху.
Алло.
Монах, на хрена ты это сделал?!, - раздался в трубке железный голос крёстного отца. - Ты пьяный, что-ли?!
Есть такое, - монах и эти два слова с трудом выговорил.
Твою мать. Зачем на станции "улица Подбельского" застрелил мента и дежурную?!, - голос Стаса стал стальным.
О-о-они м-м-мне по-по-покурить не дали спокойно, - монах начал заикаться от количества выпитого портвейна. За тот день он выпил четыре бутылки "777". - Я-я-я только с-смог к-курок на-на-нажать. Они меня достали, - монах произносил эти слова почти по слогам.
Ладно, проспись, - крёстный отец вздохнул и раздался стальной щелчок зиппы. - Мы это с тобой в "Рок-н-ролле" обсудим. Через двадцать четыре часа чтобы был в баре, как штык! Если что, я пошлю за тобой Валентина. Усёк, монах?
П-понял...
И равнодушные гудки. Монах откинулся на мягкие подушки, и забылся крепким сном. Снилось ему всякое. Иришка, первое его появление в "Рок-н-ролле", и всё такое прочее...
Проспался, и пошёл в "Рок-н-ролл". На улице приятный, прохладный и свежий ветерок. Красота...
Шёл по Чистопрудному бульвару, наслаждался пейзажем, слушал город. И глядел на витрины. У одной внезапно остановился. Пригляделся получше., и даже папироску изо рта выронил."Твою мать. Я на себя не похож!", - яростно пробубнил монах.
Волосы, до этого более-менее нормально расчёсанные, теперь где-то ещё выросли, где-то слиплись, и голова монаха была похожа скорее, на метлу, которой улицу чистят. Борода отросла настолько, что монах испугался собственного отражения. Ряса, давно уже не знавшая щётки и стиральной машины, где-то протёрлась, где-то вернула свой первоначальный чёрный цвет. Монах отошёл от витрины, глянул на сапоги. Вывод сформулировал в секунду - либо тут же выкинуть, либо нести в ремонт, что немного геморройной затеей. Пораскинув мозгами, решил отнести в ремонтную мастерскую. Хвала небесам, она находилась рядом. Монах глянул на Крематория."Ну что, дружище. Нести сапоги в ремонт?" Пёс утвердительно кивнул. Добрались до ремонтной мастерской. За сорок пять минут, были заделаны все дырки в сапогах монаха. Монах вылез на свежий воздух, а то в такую погоду на улицу без сапог не выйдешь. Дотопал до "Рок-н-ролла". Приметил, среди привычной кавалькады мотоциклов, новенький, будто только из салона, знаменитый джип Хаммер, жёлтого цвета. Как обычно, оставил Крематория у входа, сам пошёл внутрь. Сел за барную стойку, и тут же его окликнул Валентин.
