История французского права

Литература

ARMIJON/NOLDE/WOLFF, Traite de droit compare I (1950) 120 ff.

BRISSAUD, Manuel d'histoire du droit prive (1935).

DAWSON, «The Codification of the French Customs», 38 Mich.L. Rev.

756 (1940). The Oracles of the Law (1968). A.ESMEIN, Precis elementaire de l'histoire du droit francais de 1789 a

1814 (1908). Cours elementaire d'histoire du droit francais (15th edn.,

1925).

FENET, Recueil complet de travaux preparatoires du Code civil (1836). HEINSHEIMER, Die Zivilgesetze der Gegenwart I (1932): Frankreich,

Code civil, Introduction V ff. HEYMANN, "Romanische Rechtsordnungen", in: Handwцrterbuch der

Rechtswissenchaft V (1928) 151. KOSCHAKER, Europa und das romische Recht (2nd edn., 1953). Le Code

Civil, Livre du Centenaire, 2 vols. (1904), with essays by Sorel, Es-

mein, Vigie, Saleilles and others. MITTELS, "Die germanischen Grundlagen des franzцsischen Rechtes",

SavZ/Germ. 63 (1943) 137. OLIVIER MARTIN, La Coutume de Paris — Trait d'union entre le droit

romain et les legislations modernes (1925). RABEL, "Private Laws of Western Civilization — The French Civil

Code", 10 LaJL.Rev. 107 (1950).

SAVATIER, L'art de faire les lois — Bonaparte et le Code civil (1927). WILHELM, "Gesetzgebung und Kodifikation in Frankreich im 17. und 18.

Jahrhundert", Jus commune I (1967) 241; "Portalis und Savigny",

in: Aspekte europaischer Rechtsgeschichte, Festgabe fьr Coing (1982)

445.

ГК 1804 года не только стал ядром французского гражданского права, но и послужил классическим образцом для кодификации частного права всей романской правовой семьи. Кодекс явился вдохновенным порождением французской революции и весь проникнут ее реформаторским духом. Вместо решительно отброшенных правовых институтов феодаль-

ного прошлого в основу развития нового общества были заложены и законодательно закреплены провозглашенные естественно-правовой доктриной ценности, являющиеся неотъемлемыми правами индивида, — право на собственность, свободу договоров, семью и наследование. Но не только революция 1789 года формировала дух и основные черты кодекса. Не менее важным оказалось и то, что, несмотря на революционные потрясения, кодекс сохранил все ценное, накопленное в течение долгого исторического развития. И потому в нем отражено счастливое сочетание нового с традиционными правовыми институтами, взятыми из «писаного права» явно римско-правового происхождения юга Франции и кутюмов Северной Франции, источником которых служило германо-французское обычное право. И хотя многие положения кодекса обладают революционной новизной, он несет на себе отпечаток своего исторического прошлого, оставаясь наследником дореволюционного права, так называемого «старорежимного» права (ancien droit). Поэтому представляется целесообразным первоначально изложить в общих чертах дореволюционную историю развития французского права в той мере, в какой это необходимо для понимания того, как создавался ГК Франции. Затем будет сделан краткий экскурс в «промежуточное право» (droit intermediaire) революционного периода, историю создания ГК, и только после этого будет рассмотрен сам кодекс.

II

После завоевания Галлии римлянами там, как и во всех провинциях империи, стало действовать римское право. Даже после крушения Западной Римской империи в 476 году оно продолжало действовать в образовавшихся на ее месте германских государствах, особенно Бургундском и Вестготском королевствах, как действующее право подданных негерманского происхождения. В 506 году король вестготов Аларих II издал закон — Бревиарий Алариха, или римское право вестготов (Breviarium Alaricianum, или lex Romana Wisig-othorum). В нем в сокращенном виде воспроизводились и комментировались кодекс Феодосия и другие источники римского права. Это способствовало тому, что, несмотря на великое переселение народов в V-VI веках, римское право

сохранилось в южных областях Франции. На севере Франции, наоборот, после вторжения туда франков и образования ими собственного государства римское право стало вытесняться, так как у франков было собственное довольно развитое обычное право германского происхождения, которое в дальнейшем было закреплено путем придания ему внешней формы благодаря изданию ряда законов, важнейший из которых — «Салическая правда». В XI-XII веках начался ренессанс римского права в связи с изучением его постглоссаторами в Северной Италии. Это нашло сильный отклик на юге Франции. И уже в XII веке римское право преподается в университетах Монпелье и Тулузы. Даже на севере изучение римского права находит все большее распространение. Но при этом не происходит вытеснения франкского обычного права. Тем самым закладывается основа для разделения французского правового пространства на две приблизительно равные сферы влияния: южных областей с их писаным правом, основанным на римском праве, и северных — с преобладанием германского обычного права (кутюмов). Граница между этими сферами влияния различных источников Права проходит по устью Жиронды параллельно Луаре на восток к Женевскому озеру.

Таким образом, на V₅ территории современной Франции, прилегающей к ее северным границам, господствовало право кутюмов, а на южных ²/₅ — писаное право. Такой территориальный раздел между писаным правом и кутюмами не следует понимать буквально. Даже на юге страны в таких городах, как Бордо и Тулуза, и прилегающих к ним регионах действовали кутюмы, зафиксированные письменно. И хотя они подверглись влиянию римского права, но сохранили в основном германские элементы.

В то же время и в областях, где действовали кутюмы, римское право не отвергалось полностью. Поскольку ряд правовых проблем — как, например, в области договорного права — не был урегулирован кутюмами в достаточной мере, охотно обращались к детально разработанному как по содержанию, так и с точки зрения формы римскому праву. И потому на севере распространилась точка зрения, что к римскому праву, как к писаной мудрости, следует обращаться с точки зрения его субсидиарного применения и в целях толкования в том случае, если в кутюмах нет ответа на поставленный вопрос.

Любопытно, что во Франции римское право — в противоположность тому, как это имело место при рецепции его позднее в Германии, — рассматривалось как авторитетное и ценное отнюдь не потому, что это было право Римской империи. Французские короли были заинтересованы в укреплении своего суверенитета в рамках и в противовес Священной Римской империи и сохранении своего государства. Поэтому королевские юристы всячески защищали тезис о том, что римское право действовало во Франции не как навязанное Римом, а было воспринято естественным образом как обычное право или в силу присущих ему высоких качеств: поп ratione imperii, sed imperio rationis.

И потому во Франции рецепция римского права никогда не оспаривалась, как это было позднее в Германии. Оно применялось в той мере, насколько отвечало местным обычаям юга, или в силу большей эффективности регулирования по сравнению с кутюмами на севере.

В конце правления Каролингов и в начале правления Ка-петингов, также в X-XI веках, французское правовое пространство было раздроблено на множество мелких и мельчайших правовых территорий, на которых возникли владения церковной и светской знати (ср. M.Heis, aaO, S. 152 ff.). В X веке появился ряд трактатов, принадлежавших перу авторитетных юристов-практиков. В каждом из них давался обзор кутюмов какой-либо определенной провинции.

К наиболее важным из этих юридических исследований причисляют книгу Жостиса и Пле (Jostice et Plet), в которой описываются кутюмы Орлеана (со значительными вкраплениями римского и канонического права), затем кутюмы Бовези (Beauvaisis), описанные Филиппом де Бомануаром (Ph. de Beaumanoir), и Свод нормандского обычного права (Grand Coutumies de la Normandie), который до сих пор является основным источником права Нормандских островов. Но это никак не повлияло на укоренившуюся устную традицию обычного права севера Франции. И если судья не знал соответствующей нормы применяемого кутюма, чтобы ее установить, он был обязан провести «поголовный опрос» (enquete par turbe), во время которого определенное число местных жителей той провинции, о которой шла речь, должно было по памяти воспроизвести содержание кутюма. Раздробленность кутюмов, трудность определения их содержания и, как следствие этого, правовая нестабильность

способствовали, наряду с другими причинами, усилению абсолютизма во Франции в XV веке. В 1454 году Карл VII издал ордонанс Монти-ле-Тур (Montils-les-Tours), согласно которому провинциальным властям в сотрудничестве с комиссией королевских экспертов предписывалось записать все местные кутюмы, а уже записанные заново пересмотреть. И хотя эта работа шла медленнее, чем предполагалось, сопротивление отдельных провинций, особенно Нормандии, было в конце концов преодолено (подробнее см. Dawson, ааО). Совершенно очевидно, что укрепление центральной королевской власти резко усилило сопротивляемость традиционного обычного права римскому праву. «Редактирование кутюмов в XVI веке, — пишет французский историк права Оливье Мартан, — по инициативе королевской власти, без сомнения, избавило Францию от тотальной рецепции римского права, осуществленной в Германии» (ааО, р. 13). Очевидно также, что запись кутюмов создала предпосылки для формирования общефранцузского обычного права (droit coutumier commun), а позднее и для слияния обычного и писаного права. Без этого невозможно было бы реализовать идею создания единого права во Франции с помощью ГК 1804 года. К концу XVI века все важные кутюмы, за исключением кутюмов чисто местного значения, были переписаны в соответствии с предписанной кодексом процедурой. Было подсчитано, что накануне французской революции действовало не менее 60 общих кутюмов (coutumes gene-rales), частично повторявших друг друга, на территории сразу нескольких провинций и 300 — чисто местного значения (coutumes locales).

Очевидно, что это вело к разнобою в регулировании с помощью кутюмов. Одна и та же проблема по-разному решалась в разных провинциях. Так, бретонец составляет в Париже завещание, а кутюмы Бретани требуют иной формы составления завещания и по-иному определяют действительность завещания, чем кутюмы Парижа. Это способствовало активному развитию во Франции в XVI веке юридической дисциплины, которая сегодня называется «Международное частное право» (МЧП). Она связана с именами Дюмулена (1500-1566) и особенно Д'Аржантре (1519-1590) (см. Gamillscheg. Der EinfluЯ Du- moulins auf die Entwicklung der Kollisionsrecht, 1955).

Если в результате переписи всех более или менее важных кутюмов правовая нестабильность существенно уменьшилась, то различия в материально-правовом регулировании кутюмов устранить не удалось, равно как и правовые разли-

чия между провинциями с «писаным правом» и обычным. По мере укрепления абсолютизма во Франции все чаще ощущались отрицательные последствия правовой раздробленности и все настоятельнее становилась потребность в создании единого общефранцузского гражданского права.

Важный шаг по пути сближения отдельных кутюмов был сделан Парижем. Обычное право этого города было зафиксировано в письменной форме в 1510 году, и с тех пор его влияние постоянно возрастало. Этому прежде всего способствовала практика Парижского суда (Parlement de Paris).

Решения суда признавались практически на всей территории, где действовало обычное право, за исключением Бретани и Нормандии. Судья этого суда обязан был применять различные кутюмы, и это способствовало постепенной унификации норм, особенно в связи с самостоятельным решением судьей вопросов, в отношении которых возникали сомнения, и в связи с восполнением им пробелов. В результате в 1580 году появилась новая расширенная редакция парижского кутюма. В нее был дополнительно включен раздел, содержащий краткий обзор решений Парижского суда по «общим вопросам». Все больше находила признание мысль о необходимости применения парижского кутюма повсеместно для восполнения пробелов в праве провинций. При этом утверждался примат парижского кутюма над римским правом.

Решающую роль в постепенном становлении общефранцузского гражданского права сыграли известные юристы, не только профессора, но и практики: адвокаты, эксперты, королевские чиновники и судьи. Среди них следует назвать прежде всего Дюмулена. Он первым увидел единое право Франции в единой правовой мысли, которая пронизывала все разные по материальному содержанию кутюмы. Его работы — особенно знаменитый и влиятельный комментарий к первой книге парижского кутюма — направлены в первую очередь на выявление всеобщих правовых принципов. В них он критически анализирует правовое содержание сравнительных кутюмов и следует принципу: при отсутствии обычая следует обращаться не к римскому праву, а к сходным по содержанию общим и местным обычаям Галлии (deficiente consuetudine... non est recurrendum ad ius Romanorum, sed ad vieinas et generales et promiscuas consuetudines Galliae) (Gamillsched, aaO, S.88 ff.).

Наряду с Дюмуленом следует также назвать Кокия (Со-quille) (1523-1603). Он написал комментарий к кутюму графства Невер и «Институции французского права». В обоих трактатах он использует сравнительно-правовой метод для гармонизации и сближения кутюмов. Аналогичная задача стоит и перед современным сравнительным правом. Только сегодня объектом исследования являются не местные кутю-мы, а национальное право.

Дюмулен, Кокий и ученые — их единомышленники XVI века вряд ли смогли бы в одиночку столь решающим образом способствовать развитию унифицированного права кутюмов без поддержки авторитетного и влиятельного юридического сословия, особенно в Париже, которое также рассматривало выполнение этой задачи как свою обязанность. Кошакер отмечал, что неприятие римского права в Англии (об этом еще будет сказано), равно как и умеренное и взвешенное его применение во Франции, объясняется среди прочего и тем, что в обеих странах довольно рано возникло организованное и потому влиятельное сословие юристов-практиков, которые считали себя союзниками королевской власти, были заинтересованы в создании единой королевской юстиции и открыто выступали сторонниками национального права. Уже в XIV веке священников, баронов и придворных аристократов заменили профессиональные судьи из третьего сословия. Они назначались королем, причем не только для рассмотрения отдельных тяжб или для конкретных заседаний, а на неограниченное время, и по предложению Парижского суда выбирались постепенно из среды практикующих адвокатов и экспертов по праву.

В XV и XVI веках королевская власть признала за судьями право продавать и наследовать должности. И каким бы шокирующим ни казался нам сегодня этот факт, это способствовало укреплению французского юридического сословия, так как продажа должности делала судью практически несменяемым, а ее наследование вело к появлению большого числа юридических семей с прочными традициями. Так появился некий вид юридического наследного дворянства, дворянства, приобретенного на гражданской службе. Это дворянство состояло из семей, гордящихся сословием, к которому они принадлежали, высокообразованных и со своим особым стилем жизни.

В противоположность Германии юридическое сословие во Франции не допустило обюрокрачивания судей. Французское гражданское право создавалось в основном практиками, будь то судьи Парижского суда, адвокаты или авторы литературных трудов. Это право было, однако, по

преимуществу старым правом Франции, не в последнюю очередь потому, что парижский кутюм хотя формально и не являлся общим для всех правом, но по значению превосходил остальные кутюмы. Оно не порывало своей связи с римским правом, используя его отточенные понятия, а когда было необходимо, и материально-правовые нормы. Так что не только в Англии, но и здесь, во Франции, нашлись юристы, которые хотя и не предотвратили рецепцию римского права, но сгладили остроту проблемы и сохранили большую часть национального права (см. Koshaker, aaO, S. 169, 223).

Однако непосредственным образцом и ориентиром для создателей ГК послужили работы юристов XVII и XVIII веков.

Прежде всего, это Буржон, парижский адвокат и блестящий знаток кутюма своего родного города. В 1720 году он написал авторитетную работу под характерным названием «Общефранцузское право и парижский кутюм, сведенные к правовым принципам» (Le droit commun de la France et la coutume de Paris reduits en principes). Другой юрист — Дома (Domat, 1625-1695). Он был чистым теоретиком, далеким от практики, с философским складом ума, испытал сильное влияние своего друга Паскаля.

Будучи крупным систематиком, он в своей работе «Гражданские законы и естественное право» (1689) систематизировал нормы римского права, отвечающие требованиям своего времени в свете естественно-правовых идей, и тем самым внес вклад в научные основы ГК. Но наибольшее влияние на редакторов ГК оказал Потье (Pothier, 1699-1722). Его сильная сторона заключалась не в обобщении и систематизации огромного количества материала и даже не в оригинальности мышления, а в том, что он, по утверждению историка А.Дюма, «иногда ограничивался изложением на хорошем французском языке того, что до него уже говорил Дюмулен на плохой латыни». Как бы то ни было, Потье блестяще знал римское и кутюмное право, и, хотя он действовал скорее как эклектик, его многочисленные небольшие статьи об обязательственном праве, праве купли-продажи, найме, дарении и т.д. отличаются элегантным стилем, кристальной ясностью и терминологической точностью.

Правовое единство французского права на протяжении всей истории своего развития в известной степени было достигнуто также и с помощью королевских указов. Вплоть до XVI века эти указы касались ленного права, процессуального права и судоустройства. Лишь позднее ими стало регулироваться и материальное гражданское право. Мулан-

ским ордонансом (1566) впервые начала регулироваться сфера, наполовину относящаяся к процессуальному праву.

В результате не принимались в расчет устные свидетельские показания по делам, в которых речь шла о ценностях, превышающих 100 франков. Эта норма, которая выполняет функцию формального предписания, до сих пор (разумеется, с другой стоимостной границей) сохраняется в ГК (ст. 1341, ср. т. II, с. 46 и ел.).

В XVII веке упоминаются Ордонанс о торговле (1673) и Морской кодекс (1681). В них содержалось специальное регулирование норм торгового и морского права. Эти акты заложили основу для разграничения гражданского права в узком смысле этого слова от торгового. Это разграничение, к удивлению англо-американских юристов, сохраняется и по сей день в романской и германской правовых семьях (за исключением Италии и Швейцарии), и обе отрасли права регулируются различными кодексами. Наконец, три исключительно важных ордонанса были разработаны при Людовике XV его канцлером Дагу-иссо (Daguisseau). Один касался права дарения (1731), второй — наследственного права (1735). Примечательно, что в них было предусмотрено различное регулирование для провинций с писаным правом и кутюмами.

Наконец, третий ордонанс касался фидеикомисса (1747). Первые два ордонанса заняли место в важных разделах ГК, третий — в очень узкой сфере, которую ГК отвел фидеикомиссу как институту ушедшей в прошлое феодальной эпохи (ср. Wilhelm, Gesetzgebung u. Kodifikation, aaO).

Несмотря на все усилия, процесс унификации гражданского права Франции накануне революции бьш далек от своего завершения. Как и раньше, оставалась зияющая пропасть между писаным правом и кутюмами. Хотя важные, ставшие общегосударственными кутюмы были кодифицированы, разница между ними оставалась. И она столь явственно бросалась в глаза, что это дало повод Вольтеру для едкой насмешки:

«Ну не абсурдно ли, не чудовищно ли, когда правда в одной деревне считается ложью в другой? Какое варварство не дает гражданам одной страны жить по единым законам?.. И так на каждом шагу по всему королевству. Меняя лошадей на каждой почтовой станции, вы меняете законы» (Voltaire VII, 1838, Dialogues, p. 5).

Конечно, верно, что интеллектуальная основа для грандиозной работы по унификации была заложена наукой и практикой уже давно. Идея «унифицированного обычного права» или, как теперь стали чаще говорить, «французского права» была четко сформулирована и уже в течение 150 лет являлась лейтмотивом французской юриспруденции.

Но для воплощения этой идеи единого французского гражданского права в действительность потребовались еще два фактора: мощный политический импульс французской революции и решительность Наполеона.

III

«Промежуточным (intermediaire) называлось право времен революции между созывом Учредительного собрания в 1789 году и захватом власти Наполеоном Бонапартом. Оно вступило в силу в 1799 году. Это право, как никакое другое, в считанные годы основательно разрушило старый социальный порядок. Абсолютная монархия, все связанное с королем, дворянство, духовенство и судебное сословие, старое административно-территориальное деление на провинции, феодальное земельное право, судебная система, налоговая система — все эти институты старого режима были в короткое время решительно уничтожены. Их место занял общественный идеал Просвещения, как его понимали Дидро, Вольтер и Руссо: индивид, как разумное и самостоятельно отвечающее за свои действия существо, с рождения обладает неотъемлемым правом на свободу совести, свободу вероисповедания, свободу на осуществление экономической деятельности. Между ним и государством более не стоят промежуточные сословные объединения старого режима. И государство обязано принять законы, освобождающие граждан от отживших феодальных, церковных, семейных, цеховых и сословных пут и наделяющие всех равными правами.

Осуществляя эти требования, революционный законодатель развил в первые годы лихорадочную активность и действовал слишком радикально в области индивидуальных гражданских прав. И умеренные составители ГК позже заняли более сбалансированную позицию в этом вопросе. В 1791 году декретом Учредительного собрания были отменены безвозмездно все феодальные повинности, право первородства и законы о наследстве, устанавливающие особые привилегии в зависимости от возраста и пола. Одновременно в наследственном праве устанавливался уравнительный принцип как в отношении родственников по нисходящей линии и других наследников по закону, так и движимого и недвижимого имущества: «Все наследники в равной степени на-

следуют в равных долях имущество, причитающееся им по закону». При этом еще оставалась возможность в завещании отдать предпочтение одним лицам перед другими или отложить выдачу наследства на долгий срок. Революция и этому положила конец: были запрещены не только субституты фи-деикомисса, которые функционально соответствовали институту назначения наследника согласно установленному порядку в немецком праве. Стремясь добиться раздела имений, революционный законодатель пошел столь далеко, что отменил даже свободу дарения и завещания. Поэтому в 1793 году Конвент декретировал: «Право распоряжаться имуществом в результате смерти, между живыми, по договору дарения по прямой линии отменяется; как следствие этого, все потомки будут обладать равной долей в имуществе предков».

При наличии родственников по прямой линии наследодатель мог завещать лишь V₁₀, а при наличии родственников по боковой линии — лишь 7₆ своего наследства, да и то лишь в пользу третьих лиц, не являющихся его родственниками, поскольку иначе было бы нарушено «святое равенство» между родственниками, наделенными правом наследования.

В семейном праве революционный законодатель был не менее радикален. Отцовская власть, которая в провинциях писаного права распространялась и на совершеннолетних, была отменена как несовместимая с правами человека. Ограничения канонического права в отношении браков были в значительной степени ослаблены. Требования к заключению браков, особенно согласие родителей, были сведены к минимуму. Сам брак рассматривался как «гражданский договор» (contrat civil). Соответственно каждый из супругов мог заявить о расторжении договора и потребовать развода, достаточно было заявить о «несовпадении темпераментов или характеров». Это было неслыханно для того времени. Обоснование этого принципа говорит само за себя: «Право на развод вытекает из индивидуальной свободы, невозможность разорвать брачные узы будет означать ее потерю». Было введено обязательное гражданское бракосочетание. Внебрачные дети, признаваемые своими родителями, наделялись равными правами с законнорожденными, но лишь с одним ограничением: дети, рожденные в нарушение супружеской верности, включая и внебрачных детей, в момент рождения которых по крайней мере один из родителей имел другую

семью, должны были получить лишь У₃ той доли наследства, которая им причиталась бы как законнорожденным.

Одним из наиболее важных программных требований революции с самого начала стало создание унифицированного гражданского права. Уже Учредительное собрание провозгласило: «Следует разработать гражданские законы, единые для всего королевства». В 1793 году Камбасерос подготовил первый проект. Он содержал 697 статей и был столь всеобъемлющ и сложен, что было выдинуто требование разработать «более простую и более философскую концепцию» (Fenet, ааО, I, p. XL VII). Второй проект, разработанный Камбасеро-сом на следующий год, содержал уже 297 статей, но показался Национальному конвенту слишком скупым на слова и лапидарным. Неутомимый Камбасерос представил в 1796 году «Совету пятисот» — законодательному органу, созданному в соответствии с конституцией Директории, — третий проект, обсуждение которого надолго затянулось и неожиданно было прервано в связи с захватом власти Наполеоном в конце 1799 года.

С этого момента работа начинает продвигаться в непрерывном темпе. Прежде всего Наполеон ввел конституцию Консульства, согласно которой управление страной и законодательная инициатива переходили в руки консульского триумвирата. Наполеон назначалсйПервым консулом, два дру-гах имели право лишь совещательного голоса. Согласно конституции, проекты законов по поручению консулов редактировал Госсовет.

Затем консулы должны были передать их Трибуналу, который мог их одобрить или отклонить, но не менять. Далее проект передавался на рассмотрение Законодательному собранию, которое было, скорее, карикатурой на парламент, гак как оно также после заслушивания точек зрения представителей правительства и Трибунала могло лишь принять или отвергнуть проект без всяких дискуссий. После вступления этой конституции в силу Наполеон энергично взялся за создание ГК. Он назначил состоящую лишь из четырех человек редакционную комиссию, в которую входили не пламенные революционеры, а опытные практики. В качестве специалистов по кутюмам в нее входили Тронше (Tronchet), председатель кассационного суда, и Биго де Преамене (Bigot de Preameneu), оба — бывшие адвокаты при Парижском суде. А специалистами в области писаного права были Портали

(Portalis), высокопоставленный чиновник и блестящий оратор и писатель, а также Мальвилль (Maleville), судья кассационного суда. В течение удивительно короткого времени — четырех месяцев — комиссия подготовила проект, который был представлен кассационному суду и апелляционному суду. А затем проект вместе с экспертной оценкой обоих судов был передан на обсуждение в Госсовет под председательством одного из консулов. Большей частью председательствовал лично Наполеон. Госсовет решил, что кодекс следует разбить и систематизировать по большим разделам и каждый раздел в отдельности принимать в соответствии с процедурой принятия законов.

Уже обсуждение первых разделов показало, что они встретили сопротивление в Трибунале. В нем заседали люди, которые с недовольством встретили отмену конституции Директории и возвышение молодого генерала Наполеона, среди них — Бенджамин Констан, друг г-жи де Сталь. В ее салоне он высказывал резкую критику в адрес Первого консула и позднее, будучи в эмиграции, прославился смелыми памфлетами против Наполеона. Скорее из-за ревности и недоверия, чем по существу дела, Трибунал отверг первые разделы ГК. Законодательное собрание на основании результатов голосования в Трибунале последовало его примеру. Наполеон отреагировал на это неожиданным образом. Не долго думая, он отозвал проект закона целиком, поскольку, как он объяснил, еще не достигнуто спокойствие и единодушие, необходимое для принятия столь важного проекта. Затем он «очистил» Трибунал от противников, включая и Констана, и распорядился, что в будущем от Трибунала потребуется неофициальная предварительная оценка до представления проекта ему и Законодательному собранию. Прервав процедуру принятия проекта почти на год, Наполеон вернулся к нему, и в течение 1803-1804 годов без каких-либо затруднений были приняты 36 отдельных законов. Законом от 31 марта 1804 г. они были окончательно объединены и вступили в действие под названием «Гражданский кодекс Французов».

Каково личное участие Наполеона в создании кодекса? Выше было показано, что лишь благодаря его усилиям кодекс успешно прошел испытание законодательным процессом. Другой вопрос заключается в мере его влияния на форму и содержание ГК. Госсовет обсуждал проект редакционной комиссии на 102 заседаниях, и по крайней мере

на 57 из них председательствовал и принимал активное участие Наполеон. Конечно, Наполеон не был ученым-юристом. Он был солдатом, и в период обсуждения кодекса его внимание больше занимали военные мероприятия против Англии.

Важные разделы, такие как обязательственное право и регулирование имущественных отношений супругов, обсуждались без него Госсоветом. Вряд ли он участвовал в чисто юридических деталях. И тем не менее его роль в создании ГК была велика. Наполеону было 34 года, и он стоял во главе государства. По свидетельству всех современников, его личность обладала удивительной силой воздействия. На заседаниях Госсовета он постоянно сопоставлял юридическое и жизненное, мгновенно схватывал суть абстрактных норм, резко обрывал вызывающие ненужные споры дискуссии, вновь и вновь придавал простыми и ясными вопросами дискуссии практический и наглядный характер. И прежде всего постоянно настаивал как неюрист, чтобы законы были написаны ясным и понятным языком.

Утверждают, что ясность и понятность языка ГК была достигнута благодаря постоянным вопросам его создателей самим себе о том, способны ли выбираемые ими формулировки выдержать критический взгляд такого талантливого, но незнакомого с юридической лексикой человека, как Наполеон. Тибодо (Thibeaudeau), участвовавший в обсуждении ГК как член Госсовета, вряд ли преувеличивает, когда в своих воспоминаниях так характеризует стимулирующую роль участия Наполеона:

«Он затевал дискуссию, поддерживал ее, руководил ею, реанимировал ее. Он говорил свободно, не смущаясь, непретенциозно и в тоне непринужденной беседы, которая незаметно становилась оживленной при обсуждении сути проблем, при столкновении различных точек зрения, когда дискуссия достигала своей кульминации. Он ни в чем не уступал членам совета. Его можно было сравнить в чем-то с наиболее искусными из них благодаря его умению тотчас улавливать суть проблем, благодаря правильности его идей и благодаря убедительности его аргументации. Он превосходил их часто изяществом своей речи и оригинальностью выражений» (цит. по Sorel. Livre du Centenaire, T, p. XXV ff.).

Во многих случаях Наполеон оказал влияние и на содержание кодекса. Так, он с особым красноречием постоянно отстаивал идею сильной патриархальной семьи. Его основ-

ная мысль заключалась в следующем, по словам Саватье (см. Savatier, aaO, р. 25): «Сильная семья в сильном государстве с Наполеоном во главе». То, что он столь настойчиво поддерживал идею развода «по взаимному согласию» и усыновления, следует, конечно, объяснить прежде всего личными причинами. Наполеон уже тогда вынашивал планы основания собственной династии и с 1802 года путем референдума добился пожизненного консульства и права назначения преемника. С другой стороны, он знал, что у него не будет детей от брака с Жозефиной Богарне. И он видел выход в повторном браке и усыновлении, что позволяло надеяться на рождение наследника и преемника. О том, как высоко Наполеон оценивал свою роль в создании кодекса, свидетельствуют его знаменитые слова, которые он много лет спустя произнес в ссылке на острове Св. Елены: «Моя действительная слава заключается не в том, что я выиграл 40 сражений. Ватерлоо стерло в памяти все воспоминания о всех этих победах. Но что, несмотря ни на что, не сотрется в памяти, что будет жить вечно, так это мой гражданский кодекс».