Создание капиталом абсолютной прибавочной стоимости — создание большего количества овеществленного труда — имеет своим условием то, что круг обращения расширяется, и притом расширяется постоянно. Созданная в одном пункте прибавочная стоимость требует, чтобы в другом пункте была создана другая прибавочная стоимость, на которую могла бы быть обменена первая; требует сначала хотя бы только производства большего количества золота и серебра, большего количества денег, так что если прибавочная стоимость не может непосредственно снова стать капиталом, она существовала бы в форме денег как возможность нового капитала. Поэтому условием производства, основанного на капитале, является создание все расширяющегося круга обращения, все равно, расширяется ли этот круг непосредственно или же в большем количестве его пунктов создаются пункты производства.
Если вначале обращение выступало как величина данная, то здесь оно выступает как движущееся и расширяющееся посредством самого производства. Соответственно этому обращение уже само выступает как момент производства. Поэтому если капитал, с одной стороны, имеет тенденцию создавать все больше прибавочного труда, то он имеет также и дополнительную тенденцию создавать все больше пунктов обмена; здесь, с точки зрения абсолютной прибавочной стоимости или абсолютного прибавочного труда, это означает тенденцию вызывать к жизни все больше прибавочного труда в качестве дополнения к самому себе; au fond [cxxxv] это означает тенденцию повсюду распространять основанное на капитале производство, или соответствующий капиталу способ производства. Тенденция к созданию мирового рынка дана непосредственно в самом понятии капитала. Всякий предел выступает как подлежащее преодолению ограничение. Прежде всего [имеет место стремление] подчинить обмену каждый момент самого производства и уничтожить производство непосредственных, не вступающих в обмен, потребительных стоимостей; иными словами, на место прежних, с точки зрения капитала — первобытных, способов производства поставить производство, основанное на капитале. Торговля выступает здесь уже не как такая деятельность, которая совершается между самостоятельными производствами и служит для обмена их излишков, а как существенная всеохватывающая предпосылка и момент самого производства.
Разумеется, всякое производство, направленное на создание непосредственной потребительной стоимости, уменьшает как количество участников обмена, так и вообще сумму тех меновых стоимостей, которые бросаются в обращение, и прежде всего оно уменьшает производство прибавочных стоимостей. Отсюда тенденция капитала 1) постоянно расширять пределы обращения, 2) превращать производство во всех пунктах в такое производство, которое ведется капиталом.
С другой стороны, производство относительной прибавочной стоимости, т. е. производство прибавочной стоимости, основанное на увеличении и развитии производительных сил, требует производства нового потребления; требует, чтобы потребительский круг внутри обращения так же расширялся, как прежде [при производстве абсолютной прибавочной стоимости] расширялся производственный круг. Во-первых, требуется количественное расширение существующего потребления; во-вторых, — создание новых потребностей путем распространения уже существующих потребностей в более широком кругу; в-третьих, — производство новых потребностей, открытие и создание новых потребительных стоимостей. Иными словами, это означает, что полученный прибавочный труд не остается всего лишь количественной добавкой, но что тут вместе с тем постоянно увеличивается круг качественно различных видов труда (тем самым и прибавочного труда), что этот круг делается все многообразнее и становится все более дифференцированным внутри самого себя.
Например, если при удвоении производительной силы достаточно применять капитал в 50 талеров там, где ранее требовался капитал в 100 талеров, так что высвобождается капитал в 50 талеров и соответствующий ему необходимый труд, то [IV — 19] для высвободившихся капитала и труда должна быть создана новая, качественно отличная отрасль производства, которая удовлетворяет новую потребность и вызывает ее к жизни. Значение старой отрасли сохраняется тем путем, что при этом создается фонд для новой отрасли, где отношение между капиталом и трудом складывается в новой форме.
Стало быть, [предполагается] исследование всей природы с тем, чтобы открыть новые полезные свойства вещей; универсальный обмен продуктами всех чужих друг для друга климатов и стран; новые виды обработки (искусственной) природных предметов, посредством которой им придается новая потребительная стоимость {впоследствии сослаться на ту роль, которую предметы роскоши играли в древнем мире в отличие от современности}; всестороннее исследование земных недр, имеющее целью как открытие новых полезных ископаемых, так и выявление новых полезных свойств старых ископаемых, например новых их свойств как источников сырья и т. д.; отсюда развитие естествознания до наивысшей точки; точно так же открытие, создание и удовлетворение новых потребностей, порождаемых самим обществом. Культивирование всех свойств общественного человека и производство его как человека с возможно более богатыми свойствами и связями, а потому и потребностями, — производство человека как возможно более целостного и универсального продукта общества (ибо для того, чтобы пользоваться множеством вещей, человек должен быть способен к пользованию ими, т. е. он должен быть в высокой степени культурным человеком), — тоже являются условиями производства, основанного на капитале. Это создание новых отраслей производства, т. е. качественно нового прибавочного времени, представляет собой не только разделение труда, но и отталкивание от самого себя определенного производства в виде труда, имеющего новую потребительную стоимость; представляет собой развитие постоянно расширяющейся и все более всеобъемлющей системы видов труда, видов производства, которым соответствует постоянно расширяющаяся и все более богатая система потребностей.
Итак, если производство, основанное на капитале, с одной стороны, создает универсальную систему труда, — т. е. прибавочный труд, труд, создающий стоимость, — то, с другой стороны, оно создает систему всеобщей эксплуатации природных и человеческих свойств, систему всеобщей полезности; даже наука, точно так же как и все физические и духовные свойства человека, выступает лишь в качестве носителя этой системы всеобщей полезности, и нет ничего такого, что вне этого круга общественного производства и обмена выступало бы как нечто само по себе более высокое, как правомерное само по себе. Таким образом, только капитал создает буржуазное общество и универсальное присвоение членами общества как природы, так и самой общественной связи. Отсюда великое цивилизующее влияние капитала; создание им такой общественной ступени, по сравнению с которой все прежние выступают всего лишь как локальное развитие человечества и как суеверное поклонение природе. Только при капитализме природа становится всего лишь предметом для человека, всего лишь полезной вещью; ее перестают признавать самодовлеющей силой, а теоретическое познание ее собственных законов само выступает лишь как хитрость, имеющая целью подчинить природу человеческим потребностям, будь то в качестве предмета потребления или в качестве средства производства. Соответственно этой своей тенденции капитал преодолевает национальную ограниченность и национальные предрассудки, обожествление природы, традиционное, самодовольно замкнутое в определенных границах удовлетворение существующих потребностей и воспроизводство старого образа жизни. Капитал разрушителен по отношению ко всему этому, он постоянно все это революционизирует, сокрушает все преграды, которые тормозят развитие производительных сил, расширение потребностей, многообразие производства, эксплуатацию природных и духовных сил и обмен ими.
Однако из того, что всякую подобную границу капитал рассматривает как ограничение и поэтому идеально выходит за ее пределы, вовсе не следует, что капитал преодолел ее реально, а так как каждое подобное ограничение противоречит его назначению [Bestimmung], то капиталистическое производство движется в противоречиях, которые постоянно преодолеваются, но столь же постоянно полагаются. Более того. Та универсальность, к которой неудержимо стремится капитал, находит в его собственной природе такие границы, которые на определенной ступени капиталистического развития заставят осознать, что самым большим пределом для этой тенденции является сам капитал, и которые поэтому будут влечь людей к уничтожению капитала посредством самого капитала. Поэтому те экономисты, которые, подобно Рикардо, считают производство непосредственно тождественным с самовозрастанием стоимости капитала и которые, стало быть, не задумываясь ни о пределах потребления, ни о существующих пределах самого обращения, поскольку оно во всех пунктах должно выставлять эквиваленты, обращают внимание только на развитие производительных сил и на рост промышленного населения и рассматривают предложение безотносительно к спросу, — поняли положительную сущность капитала правильнее и глубже, чем те экономисты, которые, подобно Сисмонди, подчеркивают пределы потребления и существующего круга эквивалентов, хотя Сисмонди глубже понял ограниченность основанного на капитале производства, его отрицательную односторонность. Рикардо больше понял универсальную тенденцию капиталистического производства, Сисмонди — его специфическую ограниченность.
Весь спор о том, возможно ли и неизбежно ли при господстве капитала перепроизводство, вращается вокруг вопроса: обусловливает ли непосредственно процесс возрастания стоимости капитала в производстве реализацию его стоимости в обращении; является ли [IV—20] обусловленное процессом производства возрастание стоимости капитала реальным возрастанием его стоимости. Рикардо, конечно, тоже до некоторой степени подозревает, что меновая стоимость не является стоимостью вне обмена и лишь посредством обмена на деле доказывает, что она есть стоимость; но те пределы, на которые в результате этого наталкивается производство, Рикардо рассматривает как случайные, как такие пределы, которые преодолеваются. Таким образом, само преодолевание подобных пределов Рикардо включает в сущность капитала, хотя в своем изложении он часто впадает в абсурд. Между тем Сисмонди, наоборот, подчеркивает не только то, что производство наталкивается на предел, но и то, что предел этот создается самим капиталом, который таким образом запутывается в противоречиях; в связи с этим Сисмонди чувствует, что эти противоречия должны привести капитал к гибели. Вот почему ему хотелось бы путем обычая, закона и т. д. установить внешние пределы для производства, которые, однако, именно потому, что они являются всего лишь внешними и искусственными пределами, неизбежно были бы опрокинуты капиталом. С другой стороны, Рикардо и вся его школа никогда не понимали действительных современных кризисов, во время которых это противоречие капитала разражается в сильных бурях, все более и более угрожающих самому капиталу как основе общества и самого производства.
Попытки отрицать наступление в некоторый данный момент всеобщего перепроизводства, делавшиеся с ортодоксально-экономической точки зрения, поистине детски наивны. Либо — смотри, например, Мак-Куллоха[182] — для того чтобы спасти производство, основанное на капитале, отвлекаются от всех его специфических свойств, от определений его понятия и рассматривают его, наоборот, как простое производство ради непосредственной потребительной стоимости. Полностью абстрагируются от существенных отношений. В самом деле, для того чтобы капиталистическое производство очистить от противоречий, его существование прямо-таки отбрасывают и отрицают. Либо поступают более остроумно, как, например, Миллъ [183] (ему вторит пошлый Сэй): спрос и предложение объявляются тождественными и поэтому должны-де соответствовать друг другу; а именно, предложение, дескать, представляет собой спрос, измеряемый его [предложения] собственным количеством.
Здесь имеет место большая путаница: 1) эта тождественность спроса и предложения, так что последнее представляет собой спрос, измеряемый его [предложения] собственным количеством, существует в действительности лишь постольку, поскольку предложение является меновой стоимостью, равной определенному количеству овеществленного труда. Постольку предложение есть мера своего собственного спроса — в том, что касается стоимости. Но в качестве такой стоимости предложение реализуется лишь путем обмена на деньги, и как объект обмена на деньги оно зависит 2) от своей потребительной стоимости; в качестве же потребительной стоимости предложение зависит от количества существующих потребностей в нем, от степени нужды в нем. Однако в качестве потребительной стоимости предложение вовсе не измеряется овеществленным в нем рабочим временем, а к нему применяется такое мерило, которое лежит вне его природы как меновой стоимости.
Или, далее, утверждают, что само предложение есть спрос на определенный продукт определенной стоимости (выражающейся в требующемся количестве продукта). Таким образом, если предлагаемый продукт не может быть продан, то это доказывает, Что произведено слишком много предлагаемого товара и слишком мало того товара, на который имеется спрос со стороны предлагающего. Стало быть, налицо, мол, не всеобщее перепроизводство, а перепроизводство одного или нескольких товаров и недопроизводство других товаров. При этом вновь забывают, что то, чего требует производящий капитал, — это не какая-нибудь определенная потребительная стоимость, а самодовлеющая стоимость, т. е. деньги; деньги не в их определении средства обращения, а как всеобщая форма богатства, или, с одной стороны, как форма реализации капитала и как форма возвращения капитала в его первоначальное, дремлющее состояние, с другой стороны.
Утверждение же, будто производится слишком мало денег, в сущности означает не что иное, как утверждение, что производство не совпадает с увеличением стоимости и, следовательно, является перепроизводством, или — что то же самое — что оно является таким производством, продукт которого нельзя превратить в деньги, нельзя превратить в стоимость; является производством, не оправдывающим себя в обращении. Отсюда проистекает иллюзия денежных фокусников (также и Прудона и т. д.), будто вследствие дороговизны денег налицо недостаток средств обращения и поэтому следует искусственно создать больше денег. (Смотри также бирмингемцев, например «Близнецов» [184].)
Или говорят, что с общественной точки зрения производство и потребление представляют собой одно и то же и что, следовательно, никогда не может иметь место избыток одного над другим или несоответствие между ними. Под общественной точкой зрения здесь понимается такая абстракция, которая отвлекается как раз от определенной общественной структуры и от определенных общественных отношений, а потому также и от. тех противоречий, которые из них вытекают. Так, еще Шторх, возражая Сэю, очень правильно заметил, что значительная часть потребления не предполагает непосредственного использования [предметов личного потребления], а является потреблением в процессе производства, например потреблением машин, угля, масла, необходимых строений и т. д.[185]. Это потребление [IV—21] отнюдь не тождественно с тем потреблением, о котором здесь идет речь. Точно так жe Мальтус и Сисмонди правильно отметили, что, например, потребление рабочих отнюдь не есть то потребление, которое само по себе удовлетворяет капиталиста[186]. При отождествлении производства и потребления полностью выбрасывается момент увеличения стоимости, а производство и потребление просто противопоставляются друг другу, т. е. предполагается производство, базирующееся непосредственно на потребительной стоимости, а не на капитале.
Или же в социалистической формулировке: труд и обмен труда, т. е. производство и обмен продуктов (обращение) — вот в чем состоит весь процесс; раз это так, то может ли тут получиться какое-нибудь несоответствие иначе, чем из-за ошибки, из-за неправильного подсчета? Труд здесь рассматривается не как наемный труд, а капитал — не как капитал. С одной стороны, принимаются результаты производства, основанного на капитале; с другой стороны, отрицается предпосылка и условие этих результатов: необходимый труд как труд, полагаемый посредством прибавочного труда и ради него.
Или же утверждают — например, Рикардо [187], — что так как само производство регулируется издержками производства, то оно регулирует само себя, и если в какой-нибудь отрасли
производства не происходит увеличения стоимости, то определенное количество капитала извлекается оттуда и бросается в другое место, туда, где он нужен. Но даже если отвлечься от того, что необходимость такого выравнивания сама предполагает неравенство, дисгармонию, а потому и противоречие, — во всеобщем кризисе перепроизводства проявляется противоречие не между различными видами производительного капитала, а между промышленным и ссудным капиталом, между капиталом, прямо включенным в процесс производства, и таким капиталом, который в качестве денег самостоятельно (относительно самостоятельно) выступает вне процесса производства.
Наконец, предполагают просто пропорциональное производство (это заложено уже и у Рикардо и т. д.), [забывая о том, что] если капитал имеет тенденцию распределяться в правильных пропорциях, то точно такой же необходимой его тенденцией является выходить за пределы пропорциональности, так как капитал без всякой меры гонится за прибавочным трудом, за добавочной производительностью, за добавочным потреблением и т. д.
(В конкуренции эта внутренняя тенденция капитала выступает как принуждение, которое над ним производит чужой капитал и которое гонит его вперед за пределы правильной пропорции, беспрестанно требуя: марш! марш! Свободная конкуренция, как правильно подметил г-н Уэйкфилд в своем комментарии к Смиту[188], сколько бы о ней ни болтали, еще никогда не была проанализирована экономистами, хотя она и составляет основу всего буржуазного производства, покоящегося на капитале. Она понималась лишь отрицательно, т. е. как отрицание монополий, корпораций, законодательных регламентации и т. д., как отрицание феодального производства. Но ведь она должна быть еще чем-то для-себя -сущим, так как только ноль есть пустое отрицание, абстрагирование от предела, который, например в форме монополий, естественных монополий и т. д., тотчас возрождается вновь. По своему понятию конкуренция есть нечто иное, как внутренняя природа капитала, его существенное определение, проявляющееся и реализующееся во взаимном воздействии многих капиталов друг на друга, не что иное, как внутренняя тенденция, выступающая в форме внешней необходимости. Капитал существует и может существовать лишь в виде множества капиталов, и его самоопределение проявляется поэтому в виде взаимного воздействия капиталов друг на друга.)
Капитал в такой же мере является непрерывным полаганием пропорционального производства, как и его непрерывным снятием. Существующая пропорция всегда неизбежно снимается созданием прибавочных стоимостей и ростом производительных сил. А требование, чтобы производство расширялось одновременно и равномерно в одних и тех же пропорциях, налагает на капитал такие внешние правила поведения, которые отнюдь не вытекают из него самого; в то же время выход за пределы существующих пропорций в одной отрасли производства выталкивает за рамки этих пропорций все отрасли, и притом в неодинаковых соотношениях. Так как мы до сих пор еще не дошли до определения капитала как оборотного капитала и еще имеем на одной стороне обращение, а на другой — капитал, т. е. имеем производство как предпосылку обращения или как ту основу, из которой оно возникает, то уже с точки зрения производства обращение имеет отношение к потреблению и к производству — иными словами, прибавочный труд выступает как эквивалент, и происходит специализация труда во все более богатой форме.
В простом понятии капитала должны an sich [cxxxvi]содержаться его цивилизующие тенденции и т. д.; они должны выступать не в качестве всего лишь внешних следствий, как это делалось до сих пор в работах по политической экономии. Точно так же нужно показать, что уже в простом понятии капитала содержатся в скрытом виде те противоречия, которые позже выступают наружу.
До сих пор в процессе увеличения стоимости капитала мы отмечали лишь безразличие отдельных моментов по отношению друг к другу; то, что они внутренне обусловливают, а внешне ищут друг друга; однако при этом они могут найти друг друга или не найти, могут совпасть друг с другом или не совпасть, могут соответствовать друг другу или не соответствовать. Уже внутренняя необходимость взаимосвязанного целого и его существование в виде самостоятельных, безразличных друг к другу моментов представляют собой [IV—22] основу противоречий.
Однако это еще далеко не все. Противоречие между процессом производства и процессом увеличения стоимости — единством которых капитал является по своему понятию — должно быть сформулировано еще более имманентно, чем как всего лишь безразличное, мнимо независимое выступление отдельных моментов процесса, или, точнее, всей совокупности процессов, по отношению друг к другу.
Если подойти к делу ближе, то прежде всего имеется предел, присущий не производству вообще, а производству, основанному на капитале. Этот предел — двоякий, или, точнее, это один и тот же предел, но рассматриваемый в двух направлениях. Показать здесь, что капитал содержит в себе особое ограничение производства, — ограничение, противоречащее всеобщей тенденции капитала переступать всякую границу производства, — будет достаточно для того, чтобы обнаружить основу перепроизводства, основное противоречие развитого капитала; для того, чтобы вообще обнаружить, что капитал представляет собой не абсолютную форму развития производительных сил, как это полагают экономисты, что капитал так же не является абсолютной формой развития производительных сил, как не является он и такой формой богатства, которая абсолютно совпадала бы с развитием производительных сил.
Те ступени развития производства, которые предшествуют капиталу, с точки зрения капитала выступают как оковы для развития производительных сил. Сам же капитал, будучи правильно понят, выступает как условие развития производительных сил до тех пор, пока последние нуждаются во внешнем пришпоривании, которое вместе с тем является их обуздыванием: дисциплинированно производительных сил, которое на известной ступени их развития становится столь же излишним и обременительным, как [в свое время средневековые] корпорации и т. д. Эти имманентные границы должны совпадать с самой природой капитала, с существенными определениями его понятия. Такими необходимыми границами являются:
1) необходимый труд как граница меновой стоимости живой рабочей силы, или как предел заработной платы промышлен ного населения;
2) прибавочная стоимость как граница прибавочного ра бочего времени и, применительно к относительному прибавоч ному рабочему времени, как предел развития производитель ных сил;
3) что то же самое, — превращение в деньги, меновая стои мость вообще в качестве границы производства; иными словами, основанный на стоимости обмен, или основанная на обмене стоимость как граница производства. Это есть не что иное как
4) опять то же самое, не что иное как ограничение произ водства потребительных стоимостей меновой стоимостью; иными словами, для того чтобы вообще стать объектом произ водства, реальное богатство должно принять определенную, отличную от него самого, т. е. не абсолютно тождественную с ним форму.
С другой стороны, из всеобщей тенденции капитала вытекает (это же самое при простом обращении проявлялось таким образом, что деньги в качестве средства обращения выступали как нечто всего лишь мимолетное, лишенное самостоятельной необходимости, а потому не выступали как граница и предел [процесса производства]), что капитал забывает и абстрагируется от:
1) необходимого труда как границы меновой стоимости живой рабочей силы; 2) от прибавочной стоимости как границы прибавочного труда и развития производительных сил; 3) от денег как границы производства; 4) от ограничения производства потребительных стоимостей меновой стоимостью.
Hinc [cxxxvii] перепроизводство, т. е. внезапное напоминание о всех этих необходимых моментах производства, основанного на капитале; отсюда всеобщее обесценение вследствие забвения этих необходимых моментов. Вместе с тем это ставит перед капиталом задачу на более высоком уровне развития производительных сил и т. д. все снова и снова пытаться [осуществить этот выход за свои собственные пределы], каждый раз со все большим крушением его как капитала. Поэтому ясно, что чем выше развитие капитала, тем в большей степени он оказывается пределом производства, — а потому также и пределом потребления, — не говоря уже о других противоречиях, которые делают капитал обременительным пределом для производства и общения.
{Все кредитное дело, а также связанное с ним разбухание торговли, спекуляции и т. д., покоится на необходимости расширить пределы обращения и сферы обмена и перепрыгнуть через них. В отношениях между народами это проявляется в более грандиозных масштабах, более классически, чем в отношениях между индивидами. Так, например, англичане, для того чтобы иметь чужие нации своими покупателями, вынуждены их кредитовать. Аu fond [cxxxviii] английский капиталист дважды производит обмен с производительным английским капиталом: 1) как английский капиталист, 2) как янки и т. д. или в какой-либо иной форме, в которой он поместил свои деньги.}
{Намек на капитал как на предел производства имеется, например, у Годскина:
«При нынешнем состоянии [общества, при котором рабочие никогда не бывают собственниками капитала,] всякое накопление капитала увеличивает ту сумму прибыли, которая от них требуется, и делает невозможным всякий такой труд, который обеспечивал бы только то, что необходимо для приличного существования рабочего» [Thomas Hodgskin. Popular Political Economy. London, 1827, стр. 246 (Русский перевод, стр. 201)]. «Прибыль является ограничением производства» [189].
Благодаря внешней торговле расширяются границы сферы обмена, и для капиталистов создается возможность потреблять большее количество прибавочного труда:
«За ряд лет весь мир может взять у нас едва ли больше, чем мы берем у мира... Даже прибыли, получаемые нашими купцами от их внешней торговли, оплачиваются здешними потребителями тех товаров, которые ввозятся взамен вывезенных... Внешняя торговля есть лишь товарообмен ради удобств и удовольствий капиталиста. [IV—23] Но он может потреблять товары только до известного предела. Он обменивает хлопчатобумажные изделия и т. д. на вина и шелка других стран. Но эти вина и шелка точно так же представляют прибавочный труд нашего собственного населения, как и сукна и хлопчатобумажные изделия; и этим путем разрушительная сила капиталиста увеличивается безгранично. Так удается перехитрить природу» («The Source and Remedy of the National Difficulties, deduced from Principles of Political Economy, in a Letter to Lord John Russel». London, 1821, стр. 17—18).
О том, в какой мере переполнение рынка связано с существующими пределами необходимого труда:
«Увеличенный спрос [на получение работы] со стороны рабочих означает их готовность брать себе менее значительную долю продукта и оставлять более значительную его долю тем, кто их, рабочих, нанимает; и если говорят, что это сокращает потребление и тем самым увеличивает переполнение рынка, то я могу лишь заметить, что в таком случае переполнение рынка оказывается синонимом высокой прибыли»(«An Inquiry into those Principles, respecting the Nature of Demand and the Necessity of Consumption, lately advocated by Mr. Malthus». London, 1821, стр. 59).
В этих словах вполне выражена одна сторона противоречия [присущего капиталистическому производству].
«Практика [капитала], состоящая в том, что труд применяется капиталом только там и только тогда, где и когда он может произвести, сверх издержек на содержание рабочего, еще и прибыль для капиталиста, противоречит... естественным законам, регулирующим производство» (Годскин. Пит. соч., стр. 238) [Русский перевод, стр. 196].
«Чем больше капитал накопляет, тем больше возрастает вся та сумма прибыли, которую требует себе капиталист; тем самым создается искусственное препятствие [artificial check] для роста производства и населения» (там же, стр. 246) [Русский перевод, стр. 201].
Мальтус следующим образом формулирует противоречия между капиталом как орудием производства вообще и капиталом как орудием производства стоимости:
«Прибыли всегда измеряются стоимостью, но никогда не измеряются количеством [продукта]... Богатство страны зависит, с одной стороны, от количества продуктов, получаемых благодаря ее труду, а с другой стороны, от такого приспособления этого количества к потребностям и покупательной способности наличного населения, которое, как можно думать на основании расчетов, должно придать этому количеству продуктов стоимость. Нет более достоверного положения, чем то, что богатство не определяется одним только из этих факторов. Но, быть может, теснее всего богатство и стоимость связаны тем обстоятельством, что стоимость необходима для производства богатства... Ту стоимость, которая придается товарам, т. е. тот труд, который люди готовы принести в жертву для получения этих товаров, при настоящем положении вещей можно считать почти единственной причиной существования богатства... Потребление и спрос, имеющие место у рабочих, занятых производительным трудом, совершенно недостаточны для того, чтобы давать стимул к накоплению и применению капитала... Одни лишь производительные силы еще не обеспечивают создания соответствующей степени богатства, точно так же как этого не обеспечивает и рост населения... Для этого необходимо такое распределение продуктов и такое приспособление этих продуктов к потребностям тех, кто их потребляет, при котором меновая стоимость всей массы продуктов постоянно увеличивается;... иными словами, производительные силы в полной мере приводятся в действие только при наличии не встречающего препятствий спроса на все, что производится» («Principles of Political Economy», 2nd edition. London, 1836, стр. 266, 301, 302, 315, 361, 311, 361).
