Горная война прежде и теперь (статья вторая) 249

ности. Большие армии не могут существовать в высокогорных условиях и не могут размещать там свои главные оперативные базы и склады. Таковы некоторые причины того, что военные кампании в горных местностях всегда бывают весьма непро­должительны, если в них вовлекаются значительные силы. Поэтому швейцарцам нечего и думать об отступлении круп­ными силами в высокогорные районы, им следует как можно дольше держаться на более равнинной территории, где у них есть города со всеми их ресурсами и дороги, облегчающие передвижение. Если провести линию от того места, где Рона впадает в Женевское озеро у Вильнёва, к той точке, где Рейн впадает в озеро Констанца * около Рейнека, то она разделит Швейцарию на две части, из них северо-западная (не принимая во внимание Юры) составит Нижнюю Швейцарию, тогда как юго-восточная — Верхнюю, или высокогорную Швейцарию. Стратегия швейцарцев, таким образом, определяется четко. Их главные силы должны будут отступать вдоль линии Цюрих — Берн — Лозанна — Женева, обороняя пядь за пядью равнин­ную часть страны и оставив горы на юго-востоке под защитой тех частей армии, которые могут оказаться отрезанными, а также Landsturm ** и вольных стрелков, ведущих парти­занские боевые действия. Главным силам на линии отступле­ния послужили бы опорой все южные притоки Ааре, которые все текут параллельно Рейсу и Лиммату, а у Берна и сама Ааре, верхнее течение которой также направлено с востока на северо-запад. Если Ааре в верхнем течении будет форсиро­вана и Берн взят, у швейцарцев практически не останется никаких шансов завершить войну успешно, если только отря­дам горцев и вновь сформированным частям с юго-востока не удастся вновь занять часть Нижней Швейцарии, создав столь серьезную угрозу прусским тылам, что это повлекло бы за собой общее отступление. Но такой вариант можно вообще и не рассматривать.

Таким образом, у швейцарцев было бы несколько выгодных линий обороны: во-первых, по Ааре и Лиммату, затем по Ааре и Рейсу, в-третьих, по Ааре и Эмме (не говоря уже о промежу­точных, более мелких притоках Ааре) и, в-четвертых, по верх­нему течению Ааре, левый фланг [этой позиции] — за болотами, которые тянутся от Невшательского озера до этой реки.

Стратегия наступательных действий, как и оборони­тельных, зависит от рельефа местности. Если бы пруссаки

• — Боденское озеро Ред. ** — ополчения. Ред,

Ф. ЭНГЕЛЬС

были вынуждены переправить свои главные силы через Рейн выше Кобленца и атаковать позиции по Лиммату, то им приш­лось бы лезть на рожон; им не только пришлось бы атаковать позицию, которую Массена в 1799 г. так успешно защищал от австрийцев и русских, но, взяв ее, обнаружить через 5 миль такую же сильную линию обороны по Рейсу; затем через 2, 3 или 5 миль другой горный поток преградит им до­рогу, пока, в конце концов, после непрерывных остановок, битв и потерь они опять не наткнутся на позиции швейцарцев за Эмме, причем эта река представляет почти такую же серьез­ную преграду, как и Лиммат. Если не считать политических причин (их мы здесь совершенно не затрагиваем), которые заставят пруссаков оставаться на почтительном расстоянии от французской границы, этот путь наступления, следовательно, был бы абсолютно ошибочным. Верный путь в Швейцарию — это переход Рейна между Базелем и Кобленцем; или же, если бы часть армии пришлось переправлять выше Кобленца, необ­ходимо сразу наладить переправу через Ааре между Бруггом и Кобленцем, для того чтобы сконцентрировать главные силы на левом берегу этой реки. Прямое наступление по линии Ааре охватывает с флангов Лиммат и Рейс и дает воз­можность обойти с флангов также все небольшие южные притоки Ааре вплоть до Эмме. К тому же протяженность позиций по Лиммату невелика, их фронт, пригодный для атаки, от Цюриха до Бругга, составляет не больше 20 миль, в то время как линия Ааре, от Бругга до Золотурна, от­крывает возможность наступления на протяжении 36 миль, да и выше Золотурна также не защищена от лобовой атаки. Левый фланг позиции, между Золотурном и Аарбергом, является ее слабым местом; если она будет здесь прорвана, то швейцарцы не только потеряют эту линию обороны, но ока­жутся отрезанными от Берна, Лозанны и Женевы, и им оста­нется только отступать в высокогорные районы юго-востока. Однако здесь оборона обеспечивается тактическими препят­ствиями. Чем выше вы поднимаетесь вверх по Ааре к Золо-турну, тем ближе подходят к реке горные кряжи Юры, их свое­образные продольные долины, тянущиеся параллельно Ааре, затрудняют военные операции. Эти горные преграды вполне преодолимы, тем не менее концентрация крупных частей в таких условиях потребовала бы очень сложных маневров, всегда нежелательных на глазах противника и весьма неохотно про­водимых любым генералом, если только он твердо не уверен в себе и своем войске. Последнее качество не так уж часто встре­чается среди старых прусских генералов, можно утверждать,

ГОРНАЯ ВОЙНА ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ (СТАТЬЯ ВТОРАЯ) 251

что едва ли они принимали участие в каких-либо военных действиях после 1815 года. Вряд ли они рискнут на подоб­ный маневр и скорее прибегнут к полумерам на флангах и сконцентрируют свои главные усилия вдоль линии.

Написано Ф. Энгельсом Печатается по рукописной копии,

между 1 и 20 января 1857 г, сделанной К. Марксом

Перевод с английского

Публикуется впервые

252 ]

К. МАРКС

ВОЙНА ПРОТИВ ПЕРСИИ ³³³

I

Персидская война является повторением военно-диплома­тической драмы, впервые представленной лордом Пальмер-стоном лет 20 тому назад ³³⁴. Тогда, как и теперь, сигналом к войне послужило нападение Персии на Герат; тогда, как и теперь, виконт стремился, наказав Персию, покарать Россию. Он соизволил затем ввести в игру одно новшество: он претендо­вал не только на то, чтобы, наказав Персию, покарать Россию, но и на то, чтобы, нанеся удар по Кабулу или, скорее, по афган­скому правителю Д ост-Мухаммеду, поразить Персию. Мы видим, что на сей раз этот самый Дост-Мухаммед фигурирует в качестве его союзника и собрата по оружию, — роль, кото­рую в прошлом исполнял вождь сикхов Ранджит Сингх. В этом варианте' ощущалась крайняя нужда с тех самых пор, как Ранджит Сингх сошел со сцены, а земли, которыми он некогда управлял, перешли под власть Британской империи на Во­стоке ⁸⁸⁵.

Поскольку Пальмерстон любит заниматься плагиатом у са­мого себя, возникает необходимость познакомиться с первона­чальным вариантом персидского конфликта, дабы понять его повторение.

Прежде чем приступить к этому изучению, возможно, нелиш­не сделать несколько вступительных замечаний относительно современного положения соответственно Афганистана, Персиии Англии.

После того как афганские племена в различные времена наводняли Персию и Индию, Персия при Надир-шахе не только покорила Афганистан, но и победно прошла до Дели ^ззв. После

ВОЙНА ПРОТИВ ПЕРСИИ

смерти Надир-шаха под властью некоего Ахмед-шаха Дуррани возникло независимое афганское королевство, объединившее княжества Герат, Кабул, Кандагар, Пешавар и все сикхские земли *, которыми владели сикхи... Однако это лишь слабо сцементированное королевство рухнуло вместе со своим осно­вателем; после его смерти оно снова распалось на свои состав­ные части, на отдельные афганские племена с независимыми вождями, разделенные бесконечными междоусобицами и объ­единявшиеся лишь перед общей угрозой столкновения с Пер­сией.

Наряду с этим существует политический антагонизм между афганцами и персами, основанный на национальных различиях в сочетании с историческими традициями, поддерживаемый пограничными распрями и взаимными претензиями, которые обостряются религиозным антагонизмом: афганцы — это му­сульмане секты суннитов, то есть правоверные мусульмане, тогда как персы составляют главный оплот еретической секты шиитов.

Несмотря на этот острый и всеобщий антагонизм, у персов и афганцев все же была одна точка соприкосновения — их общая вражда к России. Россия вторглась в Персию еще при Петре Великом. Александр I после поражения Наполеона навязал ей Гюлистанский договор ^ш, лишив Персию 12 про­винций, всей территории, лежащей к югу от Кавказского хребта и принадлежащей сейчас России. В результате войны 1826— 1827 гг. и Туркманчайского договора ^8а8 Николай отнял у Пер­сии еще ряд областей, взвалил на нее бремя громадного долга и лишил ее (запретил ей) права навигации у ее собственных северных берегов на Каспийском море. Таким образом, память о захватах ее земель в прошлом, притеснения, которые Персия вынуждена терпеть в настоящем, и боязнь вторжения в буду­щем в одинаковой степени способствовали тому, чтобы вызвать у нее смертельную вражду к России. Афганцы, со своей сто­роны, хотя у них и не было никогда подлинных столкновений с Россией, привыкли считать ее извечным врагом своей рели­гии, неустанно злоумышляющим против их независимости: во-первых, из-за традиционных войн России против повелителя правоверных, во-вторых, из-за ее недавних кампаний против Туркестана^S39. Считая Россию своим естественным врагом, оба народа, и персы и афганцы, силой логики вынуждены счи­тать Англию своей естественной союзницей. Между Англией и этими азиатскими народами не возникало конфликтов (вражды),

* Далее в рукописи зачеркнуто: «впоследствии завладели». Рев.

К. МАРКС

а разве борьба между Англией и Россией не была неизбеж­ной, коль скоро она являлась результатом самого существова­ния Азиатской России и Британской Индии? Таким образом, популярность Англии у персов и афганцев была приобретена дешевой ценой, отнюдь не ее делами, а одним только фактом существования ее азиатских владений. Персы и афганцы ви­дели в Англии своего союзника, ибо она казалась врагом их врага.

Итак, по-видимому, ничто не могло быть более благоприят­ным и легче поддающимся контролю, чем политическое поло­жение Англии по отношению к Персии и Афганистану. Обе страны образовали естественный барьер, ограждавший Бри­танскую Индию от России, причем, в свою очередь, ни та, ни другая не могла стать опасной, так как они взаимно сдер­живали друг друга. Если Персия проявляла недовольство, Афганистан угрожал ей с фронта; если непокорным становился Афганистан, ему угрожала с тыла Персия. Персия прикры­вала Индию с запада; Афганистан не только защищал располо­женный в том же направлении Хайберский проход, ключ к Индии, но и препятствовал продвижению России на севере, в транскавказских районах. Это были азиатские плоскогорья, от обладания которыми всегда зависело господство на Востоке. Тогда как афганцы прибегли к помощи Англии в 1809 г., персы сделали это в 1801 г., с последними Англия действи­тельно заключила в 1814 г. оборонительный союз ³⁴⁰. Таким образом, для того чтобы сохранить свое господствующее влия­ние, Англии нужно было лишь разыгрывать роль благожела­тельного посредника между Персией и Афганистаном и высту­пать решительным противником вторжения русских. Показ­ная дружба, с одной стороны, и серьезная враждебность, с другой — ничего больше и не требовалось. Посмотрим теперь, как эта завидная ситуация была улучшена лордом Пальмер-стоном, диктатором Англии и грозой России.

II

Мы видели, как с того самого момента, когда Англия силой оружия посадила на персидский трон русского ставленника *, нападение на Герат подготовлялось открыто, и Пальмерстон не только не противился этому, но запретил протестовать и своим послам.

* — Мухаммед-шаха. Ред.

ВОЙНА ПРОТИВ ПЕРСИИ

В сентябре 1837 г. персидская армия наконец вторглась в Афганистан. Ряд побед открыл ей путь к Герату, перед кото­рым она расположилась лагерем и начала осадные операции под личным руководством графа Симонича, русского посла при персидском дворе. Однако, несмотря на очень длительную блокаду, атаки персов были отбиты, и 15 августа 1838 г. шах был принужден снять осаду и форсированным маршем отвести свою армию из страны, в которую он вторгся.

Теперь, разумеется, наступил период запугивания.

Мало того, что в течение всего времени, пока происходили эти враждебные действия, сэр Джон Мак-Нейл, английский посол, был связан по рукам и ногам противоречивыми инструк­циями. С одной стороны, Пальмерстон предписывал ему избе­гать обсуждения вопроса об отношениях Персии с Гератом ввиду того, что эти отношения будто бы не касались Англии; с другой — лорд Окленд, генерал-губернатор Индии, выражал желание, чтобы посол отговорил шаха продолжать военные действия. В самом начале этой военной экспедиции г-н Эллис отозвал британских офицеров, состоявших на службе в пер­сидской армии, но Пальмерстон вернул их обратно. Когда же правительство Индии снова приказало Мак-Нейлу отозвать английских офицеров, Пальмерстон опять отменил этот приказ. 8 марта 1838 г. Мак-Нейл отправился в лагерь под Гератом и предложил свое посредничество, но не от имени Англии, а от имени Индии. Шах, со своей стороны, заявил, что «он опа­сается нанести обиду русскому правительству, если отступится прежде, чем будет взят Герат», и в данный момент отвел бы войска лишь в случае непосредственной «угрозы со стороны Англии». Но оказалось, что добиться таких угроз от Паль-мерстона невозможно, последний развлекался тем, что на настой­чивые требования Мак-Нейла отвечал депешами объемом в 6 строк, главный смысл которых неизменно заключался в стерео­типной фразе: «Посылка дальнейших инструкций мною задер­живается».

Однако в конце мая 1838 г., предполагая, что Герат уже взят (с начала осады к этому времени прошло уже около 9 меся­цев), Пальмерстон воспользовался оскорблением, нанесенным груму Мак-Нейла, — инцидент, о котором Пальмерстон был осведомлен несколькими месяцами ранее и не обратил на него ни малейшего внимания, — чтобы отправить персидскому двору угрожающую депешу, в которой впервые выражал протест против событий в Герате и впервые всячески поносил «связь Персии с Россией». Одновременно с угрожающей депешей войска, посланные правительством Индии морем в Персидский

К. МАРКС

залив, захватили остров Харк. Несколько позже английский посол переехал из Тегерана в Эрзерум, а персидскому послу, направленному в Англию после военной неудачи под Гера­том, не было дано разрешения на въезд. Герат же и впрямь выстоял, несмотря на то, что Англия не оказала ему под­держки.

Будучи последовательным в повторении своего собственного прошлого, лорд Пальмерстон ухитрился дополнить второе изда­ние своей персидской войны вторым изданием своей китайской войны. Едва только телеграф сообщил о бомбардировке Кан­тона ³⁴¹, как «Times» с риском для себя бросилась сразу на защиту китайской войны Пальмерстона, хотя всего за день до того в статье о персидской войне лондонская «Times» рас­пространялась об историческом законе повторения событий через определенные промежутки времени и, подобно тому как мы это сделали выше, проводила несколько подозритель­ную параллель между персидской войной 1838 г. и персидской войной 1856 года ³⁴². Только она сделала вид, будто вабыла, что коль скоро события походят друг на друга, то и рука, направ­ляющая их, одна и та же, а изобретенный ею исторический закон смахивает сейчас на беззастенчивую апологию внешней политики лорда Пальмерстона. Однако даже «Times» не может не признать, что каким бы ни оказался результат персидской экспедиции, победой или поражением, и то и другое в равной степени губительно для Англии и в равной степени выгодно для России. Поражение обнаружило бы слабость Англии, престиж которой в Центральной Азии уже подорван сдачей Карса; победа ослабила бы Персию, еще больше подорвала бы ее уверенность в своих силах и поставила бы ее в полную зависимость от России. Если бы не удалось вапугать персид­ский двор и вынудить его на уступки, тогда пришлось бы по­спешить с английским вторжением в Южную Персию, что вызва­ло бы ответное вторжение русских в Северную Персию. А если бы персидский двор дал себя запугать, Персия стала бы без­гласной и, конечно, не могла бы служить серьезным барьером между Британской Индией и транскавказскими владениями русских. Такова дилемма, провозглашенная «Times». Вынуж­денная прийти к этому заключению, «Times» упускает из виду тот простой факт, что в 1856 г., как и в 1838 г., Пальмерстон поставил Англию перед этой опасной дилеммой, вознамерившись наказать персов за нападение на Герат после того, как оно уже произошло, вместо попытки его предотвратить. Перед своей первой персидской войной он прямо помог России, под­толкнув шаха к нападению на Герат. Разве свою вторую пер-

ВОИНА ПРОТИВ ПЕРСИИ

сидскую войну Пальмерстон не начал повторением испод­тишка той же коварной тактики, отозвав в критический момент английское посольство из Тегерана и тем самым преднамеренно уничтожая свое собственное влияние на персидский двор и уступая место неоспоримому контролю России под жалким предлогом нелепой личной ссоры между персидским визирем и английским посланником *? Если бы «Times» умышленно и внезапно не прекратила рассмотрение первых подвигов лорда Пальмерстона в Центральной Азии, ей не пришлось бы завершать свою вымученную статью искренним, по-видимому, вопросом: была ли Англия снова втянута в этот азиатский конфликт из-за обидчивости второстепенного дипломатического агента или же из-за ненасытной жажды завоеваний правитель­ства Индии? Ставя вопрос таким образом, она сбрасывает со счетов лорда Пальмерстона, тогда как, дай она только про­стор своим историческим реминисценциям, она обнаружила бы, что г-н Эмфи и лорд Каннинг — это всего лишь новые исполнители ролей старых dramatis personae **, что в 1856 г. они только играют роли, написанные лордом Пальмерстоном в 1838 г. для сэра Дж. Мак-Нейла и лорда Окленда.

Наоборот, ей пришлось бы признать, что они были всего только орудиями, которыми воспользовался лорд Пальмер-стон и которые лет 20 назад выступали под другими име­нами.

Мы снова повторяем: для того чтобы понять теперешнее повторение пальмерстоновского представления, необходимо по­знакомиться с его первоначальным спектаклем. Поэтому мы намерены закончить на этом обзор его первого конфликта в Цен­тральной Азии, который был начат нами в предыдущей статье.

Ш ФАКТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

16 июня 1838 г. в Лахоре между Ранджит Сингхом, шахом Шуджей и генерал-губернатором Индии был заключен договор. Этим договором Ранджит Сингх брал на себя обязательство помочь шаху Шудже отнять у Дост-Мухаммеда кабульский трон, но английские солдаты не должны были участвовать в замышляемом вторжении. Три с половиной месяца спустя, 1 октября 1838 г., лорд Окленд, генерал-губернатор Индии,

• — Ага-ханом Нури и Мэрреем. Ред. ** — действующих лиц. Рев,

К. МАРКС

[находясь] в Симле, объявил войну и заявил, что против Дост-Мухаммеда будут использованы 20 тысяч британских солдат. Еще через четыре с половиной месяца, 19 февраля 1839 г., эти войска в сопровождении сикхов наконец выступили, чтобы вторгнуться на афганскую территорию. Теперь следует обра­тить пристальное внимание на даты, когда были предприняты эти противоречивые шаги. 16 июня 1838 г., когда был заключен Лахорский договор, все еще существовала мнимая опасность: осада Герата персидской армией, действующей под русским влиянием. 1 октября 1838 г., когда война была объявлена, со снятием осады, поражением персидской армии и ее уходом с афганской территории эта опасность исчезла. 16 июня 1838 г., когда еще существовал повод для войны, британские войска не должны были использоваться против Дост-Мухаммеда. 1 октября 1838 г., когда этот повод исчез, было объявлено об использовании против Кабула 20 тысяч британских солдат. Но это еще не все. 1 октября 1838 г. мнимый заговор Дост-Мухаммеда с Персией и Россией был совершенно бесполезен, так как персидская армия оказалась неспособной подойти к Кандагару и Кабулу, а Россия, очевидно, смогла бы под­держать Афганистан лишь силами персидской армии.

Влияние России на персидский двор еще могло сохраниться, но оно, таким образом, потеряло свою остроту; противополож­ные политические взгляды с.-петербургского и лондонского кабинетов, которых они могли придерживаться в отношении Центральной Азии, стали объектом скорее умозрительного, чем непосредственного интереса. Таково было очевидное поло­жение дел на 1 октября 1838 года. 8 ноября 1838 г. генерал-губер­натор Индии получил от сэра Дж. Мак-Нейла сообщение о том, что неудача под Гератом полностью уничтожила русское влияние при персидском дворе, а к концу октября лорд Паль-мерстон сам получил от графа Нессельроде «в высшей степени удовлетворительное» «объяснение», полностью убедившее его в отсутствии у России «враждебных намерений».

«Если Россия, как утверждают, виновна, то почему мы напали не на эту страну, а на Афганистан? Его (лорда Пальмерстона) ответ на это замечание был таков: мы отправились в С.-Петербург, но без флота. Мы потребовали объяснения от русского правительства. Мы сообщили Рос­сии о характере полученной нами информации. Мы нарисовали картину подстрекательства русскими агентами соседних народов против нас. Русскому правительству был задан вопрос, делается ли это с его разре­шения. Если бы оно ответило утвердительно, то у правительства было бы время обратиться за содействием к парламенту; но русское правительство дезавуировало этих агентов. Выло сказано, что они действовали без раз­решения и их отзовут; на деле же Россия не питает враждебных намерений в отношении нашей страны. Как при таких обстоятельствах британское

ВОЙНА ПРОТИВ ПЕРСИИ

правительство могло послать флот в Балтийское море? Каким было пове­дение России после этого? Ее поведение было дружественным. Так было в то время, пока он находился у власти».

Такое заявление было сделано лордом Пальмерстоном в палате общин 1 марта 1843 г. во время дебатов по предложе­нию г-на Робака о назначении специальной комиссии для рас­следования афганской войны.

Объяснение русских, которое он называет совершенно удов­летворительным, датировано 20 октября 1838 года. Поэтому 19 февраля 1839 г.³⁴³ даже малейшая тень повода для войны против Дост-Мухаммеда по причине его отношений с Персией и Россией полностью исчезла, [это произошло] спустя три ме­сяца после того, как правительство Индии убедилось в падении русского влияния в Тегеране, и через четыре месяца после того, как лорд Пальмерстон сам выразил удовлетворение в связи с тем, что со стороны России нет никаких враждебных замыс­лов, которым следовало противодействовать в Центральной Азии. Однако в той мере, в какой становились слабее признан­ные поводы для афганской войны, в той же мере усиливались враждебные шаги правительства Индии и, после того как надуманные причины для военных действий перестали суще­ствовать, эти военные действия начались и вправду.