К критике прусских законов о печати 277

непочтительное осуждение или высмеивание законов страны и оскорбление величества. Как вскоре выяснится, законы эти сформулированы, между тем, столь неопределенно и подвер­жены, особенно по отношению к печати, столь широким и бе­зусловно произвольным толкованиям, что для суждения о них существенное значение должна иметь лишь судебная практи­ка. Ибо если верно предположение, что дух всякого законо­дательства воплощен в судейских чиновниках, то установив­шееся у них толкование отдельных постановлений должно стать существенным дополнительным моментом этого законодатель­ства, как и в действительности в сомнительных случаях су­ществующая до сих пор практика оказывает значительное вли­яние на судебное решение.

Пишущий эти строки в данном случае имеет возможность дополнить свое суждение относительно прусских законов о пе­чати имеющимся в его распоряжении подробно мотивирован­ным решением одного прусского судебного учреждения. Автор * одного напечатанного за пределами Пруссии сочинения о внут­ренних делах этой страны^ш был привлечен к суду по обви­нению во всех вышеперечисленных преступлениях. Хотя по обвинению в государственной измене он был совершенно оправ­дан, зато он был признан виновным в дерзком и непочтитель­ном осуждении и высмеивании законов страны и в оскорбле­нии величества.

Прусское уголовное право в § 92 следующим образом опре­деляет преступление, квалифицируемое как государственная измена:

«Государственной изменой называются действия, имеющие своей целью насильственное ниспровержение государственного строя или же покуше­ние на жизнь или свободу главы государства» ¹⁸⁰.

Можно предположить, что при нынешних условиях это законодательное определение будет всеми признано доста­точным. Но так как трудно ожидать, чтобы подобного рода действия совершались при посредстве печати и людьми, которые находятся в пределах досягаемости нашей юстиции, то этот пункт можно считать малозначительным для печати. Ясное слово «насильственный» достаточно ограждает от произвола или от предвзятого решения судьи. Напротив, важнейшее зна­чение для печати имеет другой пункт, именно тот, который трактует о недозволенном обсуждении законов страны. Опреде­ления закона по данному вопросу таковы (Уголовное цраво, § 151):

• — И. Якоби. Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС

«Кто дерзким, непочтительным осуждением или высмеиванием за­конов страны и правительственных постановлений вызовет недовольство, тот подлежит тюремному заключению или заключению в крепости на срок от 6 месяцев до 2 лот» ^ш.

Сюда же относится указ от 18 октября 1819 г., где в пара­графе XVI, № 2, говорится:

«что при наличии дерзкого, непочтительного осуждения и высмеива­ния законов страны и правительственных постановлений вышеуказанное наказание налагается не только и зависимости от того, вызвали ли яти дей­ствия неудовольствие и неудовлетворенность, а за сами подобные подле­жащие наказанию высказывания» ^т.

По сразу же бросается в глаза, насколько неопределенны и неудовлетворительны эти законодательные постановления. Что означают слова дерзкий и непочтительный? Очевидно, в соответствующем параграфе Уголовного права является излишней или первая часть его или вторая. Дерзкое осуж­дение или высмеивание законов страны признаются как бы синонимами подстрекательства к недовольству, а указ от 18 октября 1819 г. прямо говорит о совпадении этих понятий. Поэтому статью закона следовало бы понимать так: кто про­винился в дерзком, непочтительном осуждении или высмеива­нии законов страны и правительственных постановлений, тот пытался возбудить недовольство и неудовлетворенность ими и потому подлежит указанному наказанию.

Лить теперь мы можем ясно понять сущность закона. Со­поставление понятий дерзкий и непочтительный является ошибкой законодателя, которая может повлечь за собой серьез­нейшие недоразумения. Можно быть непочтительным, не будучи дерзким. Непочтительность — это некоторый промах, недоста­ток внимательности, результат торопливости, что может слу­читься с самым хорошим человеком; дерзость же предполагает animus injuriandi, злой умысел. А тут еще и высмеивание! Какая дистанция от «непочтительности» до «высмеивания»! И тем не менее и за то, и за другое полагается одинаковое нака­зание. Эти два понятия отличаются друг от друга не просто количественно. Это не просто различные степени одной и той же вещи, — они отличаются качественно, по существу, они прямо-таки несоизмеримы между собой. Если мне навстречу идет человек, которому я чем-либо обязан, если я замечаю его и уклоняюсь от встречи с ним, чтобы не поклониться ему, то это непочтительно; если я нагло смотрю ему в лицо, нахлобучи­ваю шляпу на лоб и, проходя мимо, толкаю его локтем в бок — это будет дерзко; но если я на его глазах показываю ему нос и строю гримасы — это высмеивание; некоторые люди даже считают уже непочтительным, если их це замечают. Можно ли