Пернатые, что в зелени вершин
Восход зари стоустно возвещают
И ведают, когда главы склоняют
Громады влажных туч на дно долин,
Что солнце снова на престол восходит, —
Так и поэты в стройном хороводе;
Их слово вольный ветер разнесет,
Он с вольным словом свяжет свой полет.
Певцы стоят не у дворцовых башен,
Дворцы в развалинах давно лежат;
С дубов, которым натиск бурь не страшен,
Они на солнце радостно глядят,
Хотя бы света луч, давно желанный,
Их ослепил, рассеявши туманы;
И я один из вольных тех певцов,
Дуб — это Берне, бывший мне поддержкой,
Когда гонители, в тисках оков,
Германию пятой сдавили дерзкой.
Да, я одна из этих смелых птах,
Плывущих в море вольного эфира;
Пусть воробьем я буду в их глазах,
Я лучше буду воробьем для мира,
Чем заключенным в клетку соловьем,
Для развлеченья взятым в барский дом.
Ф. ЭНГЕЛЬС
И все растенья страны переменят,
И пальма мира Север приоденет,
Украсит роза мерзлые поля;
Дуб устремит свой шаг на полдень ясный,
Он троны тяжкой сокрушит стопой,
Тому, кто мир вернул стране несчастной,
Он обовьет чело своей листвой.
Алоэ всюду даст могучий рост,
Ему подобен крепкий ум народа,
В нем та же неуклюжая порода,
И так же кряжист он, колюч и прост,
Пока, под грохот, сквозь преград, прорвется
Свободы пламя, что под спудом бьется,
И к богу донесет свой аромат
Быстрей, чем ладан, что льстецы кадят.
Лишь кипарис, былой лишенный славы,
Забыт останется среди дубравы.
Тогда любовь протянет мост незримый
От сердца к сердцу; пусть под ним ревет
Бегущих лет поток неудержимый,
Страстей кипящих пенный водомет,
Не дрогнет мост — алмазной он породы;
А в вышине горит штандарт свободы,
И человек идет; и мирный взор
Куда ни бросит он, куда ни станет,
Меж братских крыш, в гостеприимном стане,
Приют всегда найдет он с этих пор;
И если сонные смежит он очи,
Как дома будет и во мраке ночи.
И новый мост взлетит до облаков,
И человечество отныне твердо
Направит к небу шаг спокойно-гордый,
Чтоб созерцать прообраз всех духов.
Не из его ль возникли люди лона,
Не снова ль их в себя оно приемлет,
Как звенья цепи, духом укрепленной,
Что, вечная, материю объемлет!
И новое вино наполнит чаши, Вино свободы, крепкое вдвойне; Оно не затуманит чувства наши,
ВЕЧЕР
Тогда корабль сквозь волны повезет Не грузы богачу для накопленья, И не товар — купцу в обогащенье, А счастья и свободы сладкий плод. То — конь, задорно вставший на дыбы, Чей всадник смерть приносит лицемеру, То утешитель, возвестивший веру В свободу мысли, жизни и борьбы. Венчают флаг не королей гербы, Пред кем команда в страхе поникает, — Там облако, в котором расцветает, Когда рассеет молния его, Миротворящих радуг волшебство.
Ф. ЭЙГЕЛЬС
Но новый смысл придаст их глубине.
И ты уловишь слухом напряженным
Небесных сфер звучанье в тишине,
И заструится током просветленным
По жилам кровь, как пламенный эфир,
Что наполняет бесконечный мир.
Ты кинешь взор в предвечные пространства,
Ты покоришь созвездья в вышине,
И, как огней земных непостоянство,
Былые скорби вспомнишь лишь во сне.
Тогда восстанет новый Кальдерон 98,
Ловец жемчужин в море вдохновенья,
Чей голос мощный словно кедров стон
На жертвенном огне в часы моленья;
Чья песнь шумит, чьей арфы медный звон
Пророчит тираний ниспроверженье;
Внимают все победной песне той,
Приветствуя грядущий мир земной.
Он повествует, как, сквозь тучи пик,
Тиранов мощь разбил поток народа,
Как через мост мантиблъский * он проник
В обетованную страну свободы;
И как он стал, в порыве грозной мести,
Целителем своей народной чести **, —
Он, что давно, как мужественный князь ***,
Освобожденья ждал, в цепях томясь.
Тогда из царства горнего эфира,
Дочь воздуха ****, свобода низошла,-
И мощью чар ее звучала лира,
И жизнь вокруг, как сладкий сон *****, была
И, наполняя снова кубок мира,
Сверкающая влага потекла;
Вставало солнце, утра озаряя
Апреля нежного, златого мая ******_
* *
* *»
• ** *
*» w * *
La puente de Mantible. El médico de su horira. El principe constante. La hi Ja del aire. La vida es sueflo. Mafianas de Abrll y Mayo.
ВЕЧЕР
Когда же солнце новое взойдет И старый мир повергнется в руины? Мы созерцали старых солнц заход, Надолго ль ночь окутала долины? Унылый месяц смотрит на поля, Туманы на холмах лежат седые; В туманах спит усталая земля, Мы бодрствуем, но бродим, как слепые. Но тучи, скрывшие небесный свод, Уже спугнул восход зари веселый; Туманы, ускользающие в долы, — Лишь пробужденных духов хоровод. Звезда, танцуя, вспыхнула меж гор, Багряные лучи сквозь туч пробились, Ты видишь, как цветы уже раскрылись, Ты слышишь, как щебечет птичий хор! Полнеба в ослепительном сиянье, Горят алмазом снеговые грани; Златые тучи, в зареве огней, Как гривы буйных солнечных коней; Взгляни туда, где?кгучих стрел потоки, Младое солнце всходит на востоке!
Написано Ф. Энгельсом в июле 1840 г. Печатается по тексту журнала
| Напечатано в журнале «Telegraph Перевод с немецкого für Deutschland» AS 126, август 1840 г. |
Напечатано в журнале «telegraph ür Deutschland» AS 126, август 1840 г.
Подпись: Фридрих Освальд
92 ]
[КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ БРЕМЕНА]
ПОЕЗДКА В БРЕМЕРХАФЕН ™
Бремен, июль
В шесть часов утра «Роланд» должен был отплыть. Я стоял, прислонившись к штурвальному мостику, и искал знакомых в толпе людей, теснившихся у борта парохода. Ведь сегодня была организована воскресная увеселительная поездка в Бре-мерхафен, к тому же по пониженным ценам, поэтому каждый воспользовался случаем, чтобы поближе увидеть море и посмотреть на большие суда. Странно было, что жажда наживы, которая вообще всегда служит интересам денежной аристократии, на этот раз пошла на некоторые уступки демократии. Снижение цен позволило несостоятельным людям принять участие в поездке, к тому же была отменена разница в цене между каютами первого и второго класса, что очень много значит для Бремена, где «высшие сословия» ничего так не страшатся, как смешанного общества. Поэтому пароход был переполнен. Ядро общества составляли стопроцентные «бременские бюргеры», ни разу в жизни не выезжавшие за пределы вольного ганзейского города 10°, а теперь пожелавшие показать гавань своим семьям; много было также бондарей, эмигрантов, подмастерьев; то здесь, то там можно было видеть биржевика, который, как представитель хорошего общества, держался в стороне от толпы, и повсюду были конторские служащие — эти пешки на шахматной доске торгового города, всегда высылаемые вперед и подразделяющиеся, в свою очередь, на приказчиков, старших учеников и младших учеников. Приказчик воображает себя уже важной персоной, ему остался только шаг до самостоятельности; он — правая рука фирмы, знает насквозь все дела своего торгового дома, знаком с состоянием рынка, и на бирже
