«Отторгают от сосцов сироту»;[246]
«…дети его да будут сиротами, и жена его — вдовою»;[247]
«…мы сделались сиротами, без отца; матери наши — как вдовы»[248]
и так далее, и так далее.
Другими словами, мы видим, что сирота — это, прежде всего, ребенок потерявший отца. Только это делает его обездоленным, лишает его защиты. Об этом свидетельствует бытописание оставленного Одиссеем дома. Об этом же говорит и плач Андромахи:
…а сын, злополучными нами рожденный,
Бедный и сирый младенец! Увы, ни ему ты не будешь
В жизни отрадою, Гектор,— ты пал! — ни тебе он не будет!
Ежели он и спасется в погибельной брани ахейской,
Труд беспрерывный его, бесконечное горе в грядущем
Ждут беспокровного: чуждый захватит сиротские нивы.[249]
Но все же главное здесь не лишение защиты, ибо охрану сироты берет на себя общество, древние законы, нравственные нормы.
О вдовах и сиротах лишившихся защиты мужа и отца, говорится уже в первых кодексах: «Чтобы сильный не притеснял слабого, чтобы оказать справедливость сироте и вдове <…> притесненному оказать справедливость, я начертал свои драгоценные слова»,— говорится в Законах Хаммурапи, в наставлениях королям (Не отнимать у сирот их добра, у вдов последний грош не вымогать»...)[250]
«Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба»,— поет Давид;[251]
Будет в чести и могила героя, отведают чести
Дети, и дети детей, и все потомство его
— как бы вторит ему Тиртей…
Недополучивший свою порцию материнской ласки, ребенок вырастает эмоциональным калекой, неспособным понять и считаться с чувствами другого.
Но и женщина не в состоянии дать маленькому человеку все, что потребуется ему в «большой» жизни. Главное состоит в том, что она не способна обеспечить нормальную социализацию ребенка. Это обусловлено тем, что система ценностей женщины радикально отличается от системы ценностей мужчины. С известной долей преувеличения можно сказать, что мать готова пожертвовать всем человечеством ради спасения своего ребенка, отец — ребенком ради спасения человечества.
Мир женщины ограничен тем кругом, который освещается и обогревается теплом домашнего очага. Все, что выходит за его пределы, имеет для нее незначительную ценность.
Мир мужчины — это мир социальных статусов, а значит, функциональных обязанностей, статусных прав и прав других лиц и социальных институтов по отношению к нему, ответственности перед другими и ответственности других перед ним. Жизнь мужчины немыслима без ниспровержения каких-то одних ценностей и навязывания социуму других, без умения повиноваться и властвовать. Словом, это мир, в котором очень слабо ориентируется женщина.
Но в мире «женских» приоритетов ребенок существует только первые годы своей жизни. Взрослея, он входит во второй. Поэтому в раннем детстве он не может обойтись без матери, и, лишаясь ее, недолюбленный ею, он, как недооблизанный зверек, на всю жизнь остается неполноценным человеком, которому трудно установить эмоциональный контакт даже с собственными детьми. Не случайно дети, выросшие в детском доме, в подавляющем большинстве не способны создать собственную семью.
И все же с годами для любого ребенка гораздо более значимой становится роль отца.
Для девочки — это школа понимания мужчины. То есть не только его долга по отношению к женщине, но и долга женщины по отношению к нему. Школа понимания того, что одной молодости и «неземной красоты» недостаточно для будущего союза. Школа понимания того мира, центральное место в котором занимает дело.
Для мальчика — это, прежде всего, школа повиновения и понимания того, что есть право и есть право воспользоваться им. Не научившийся первому и не усвоивший второе, он становится нравственным уродом.
Таким образом, неполная семья — это всегда рассадник эмоционально-психических и нравственных «мутантов». Разрывая союз, и мужчина, и женщина мстят не только, мелочно, друг другу (хотя и друг другу тоже), но, по-крупному, и всему социуму. Однако прежде всего и страшнее всего — своим собственным детям.
ПАТРИАРХАЛЬНАЯ СЕМЬЯ.
Важным для понимания семьи является исторический обзор ее развития.
В осмыслении существа этого древнего социального института необходимо прежде всего отрешиться от тех розовых представлений, согласно которым семья — это последнее прибежище человека, теплое облако любви и заботы, в котором он может укрыться от всех невзгод. История семьи со всей решительностью опровергает этот наивный идеалистический взгляд. Но вместе с тем дает возможность трезво взглянуть на его место в развитии как человека, так и его социума.
Вероятно, было бы правильней сказать, что семья как могущественный социальный институт имеет мало общего с тем маленьким союзом обязанных друг другу людей, что окружает появляющегося на свет ребенка. Инстинкты, присущие животному, разумеется же, наследуются и человеком. А следовательно, любовь и забота о своем потомстве остается свойственной и ему. Но при всем этом именно семья как подразделение огромного социального монстра долгое время оказывается самым средоточием всех его страданий.
Для того чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к свидетельствам истории.
Общий обзор
В древности семья существует как суверенное образование, в деятельность которого не вмешивается — и не вправе вмешаться — никто. Во многом это обусловлено тем, что сама семья, род — это и есть община, т.е. объединение высшей ступени организации.
На этой стадии семья самостоятельно обеспечивает свой суверенитет. Для этого она прежде всего обеспечивает свою способность к экономической автаркии, а также свое могущество, способность самостоятельно защитить себя от любого стороннего вмешательства.
Совокупное могущество рода — это прежде всего численность мужчин. И уже только потом быки, овцы, пальмовые деревья (позднее на месте этих конвертируемых во все блага начал окажутся сундуки с золотом), словом, все, что ассоциируется с материальным достатком… Что же касается мужчин, то их назначение состоит в том, чтобы приумножать и защищать богатство своего рода. А еще — заботиться о том, чтобы никто из посторонних не смог бы возвыситься до черты, за которой начинается иррадиация угрозы. Мужчины — залог могущества древних племен. Именно отсюда рождается идеал многочисленного, «как морской песок», «как звезды на небе» потомства.
Заметим, что и многоженство восточных народов во многом берет свое начало именно в этой парадигме древнего сознания. Кстати, собственное потомство любого родоначальника зачинается не только от законных жен, но и от рабынь-наложниц, поэтому вовсе не исключено, что семьсот жен и триста наложниц царя Соломона[252] — это все та же дань все тем же стандартам мышления самого священнописателя.
