Фигуры речи, фигуры мысли и тропы 4 страница

Когда используется оскорбляющая форма аргумента к человеку, то аргументатор при этом подразумевает, что нечестный (глупый, плохой и т. п.) человек, в принципе, не может аргументировать правильную точку зрения. В тех случаях, когда используют обстоятельственную форму аргумента к человеку, подразумевают, что личность аргументатора (его мировоззрение, принципы, интересы и т. п.) не могут не влиять на аргументируемую точку зрения. Анализ обстоятельственной формы аргумента к человеку на надежность показывает, что его логическим стержнем является рассуждение по аналогии. Для того, чтобы вскрыть ненадежность некоторого конкретного обстоятельственного аргумента к человеку на практике бывает достаточно показать, что он базируется на ложной аналогии. Ложной является, например, аналогия, в которой не учитываются причинно – следственные отношения между вещами.

Смысл возвратной формы аргумента к человеку неплохо раскрывается в его латинском имени tu quoqe – «сам такой» или «ты тоже». Выражение «сам такой» означает, что аргументатор не придерживается тех взглядов, которые он защищает. Возвратную разновидность аргумента к человеку можно представить в следующей форме: «Аргументатор утверждает ТЗ (аудитория должна делать ТЗ), но он сам не делает ТЗ, а делает неТЗ. ТЗ и неТЗ противоречат друг другу». Как показал канадский ученый Д. Уолтон, применение возвратной формы аргумента к человеку обычно означает сдвиг обязанностей аргументатора с защиты выдвинутой точки зрения на защиту своей собственной последовательности.

Если воспитатель сам не воспитан, если менеджер, наказывающий подчиненных за опоздания на работу, сам опаздывает, если преподаватель занижает студенту экзаменационную оценку за то, что тот был недисциплинированным в течение учебного года, – мы имеем дело с возвратной формой аргумента к человеку. Проверяя аргументы к человеку на надежность, следует пользоваться уже известной нам методикой проверки на надежность аргумента к авторитету и не забывать о том, что в некоторых контекстах общения другого источника информации, кроме мнения человека со всеми его эмоциями и недостатками у нас попросту нет.

Среди контекстуальных аргументов совершенно особое место занимает аргумент к смерти – апелляция к биологическим и (или) социальным пределам существования людей. Особое место среди контекстуальных аргументов аргумента к смерти объясняется просто, – смерть является уникальным контекстом бытия людей. Данный контекст является непознаваемым для оказывающегося в нем отдельного человека и экстремальным для его свидетелей. Не удивительно, что аргументация, помещаемая в контекст смерти, не может серьезно не модифицироваться – ее доказательность, убедительность, обоснованность обычно повышается, причем, даже безотносительно к активности и мастерству аргументатора. Важно обратить внимание на то, что использование аргумента к смерти с риторическими целями совершенно нечувствительно к логическим противоречиям и ошибкам, абсурду и нонсенсу. Например, мать, напутствующая ребенка, отправляющегося купаться в быстрой реке, может вполне серьезно сказать – «Если ты утонешь в этой реке, то домой можешь не приходить!» Риторика аргумента к смерти, как и риторика аргументов к силе и жалости, связана с отношением к аудитории аргументации не как к равноправному партнеру по коммуникации, а как к средству для достижения своих целей. Это, конечно, очень сильный аргумент, когда кто-либо заявляет – «Если Вы не выплатите мне зарплату, то я обреку себя на голодную смерть или покончу жизнь самоубийством». Обычно аудитория старается пойти навстречу аргументатору, использующему аргумент к смерти, рассматривая человеческую жизнь в качестве высшей ценности. Противоположностью смерти является жизнь, важнейшей ценностью и человеческим началом которой является любовь.

Совокупность представлений о содержании и роли любви как высшего чувства человека в коммуникации, вообще, в убеждении, в частности, называется аргументом к любви.

Содержание данного аргумента, фактически, раскрывалось уже в работах родоначальника риторики Эмпедокла, который исходил из того, что именно любовь (филотес) собирает «все вещи в одно и уничтожает космос распри (ненависти)», а как жизнеутверждающее начало мира она отличается от дружбы (филио) и степенной гармонии (лада), также играющих важную роль в межчеловеческих отношениях.

В современной философии любовь как форма и жажда жизни чаще всего противопоставляется смерти и рассматривается как модификация первооснов человеческой жизни – труда, познания, коммуникации.

Аргумент к любви в процессе убеждения играет особую роль, в силу того, что любовь является высшим базовым чувством человека, по выражению М.В. Ломоносова, «матерью всех эмоций и страстей». С этой точки зрения модификациями аргумента к любви являются аргументы к радости и скорби, горю и надежде, страху и возмущению, раскаянию, стыду и др.

Особая роль любви в коммуникации и убеждении объясняется тем известным обстоятельством, что многие, если не все другие чувства индивида являются ее конденсацией. Иначе говоря, любовь является как бы «свернутой» радостью и печалью, страхом, ненавистью, стыдом и жалостью и др. К сожалению, в силу известных внутренних особенностей русского языка, в котором не проводится общепринятое в англо – и франкоязычной риторической теории различение двух видов убеждающей коммуникации: эмоционального убеждения(persuasion) и рационального убеждения (conviction), на риторическую роль и значение аргумента к любви должного внимания до сих пор обычно не обращали. Даже гениальный М.В.Ломоносов, верно указавший особый статус любви в процессе риторической коммуникации, а также проницательный М.М. Сперанский, полагавший, что задача риторики состоит в управлении страстями, аргумент к любви специально не выделяли.

По сравнению с другими эмоционально – убедительными риторическими аргументами, аргумент к любви является, так сказать, наиболее, или супер убедительным и эффективным, поскольку «когда ритор сию страсть (любовь, – В.Ч.) в слушателях возбудит, то уже он в прочем над ними торжествовать будет» (Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию // Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. М. – Л., 1952. Т.7. С.176).

Объясняется это тем обстоятельством, что в аргументе к любви представлено оптимальное внутреннее единство авторитета (уважения), а также добра(дружбы), красоты (страсти) человека.

Раскрывая риторическое содержание аргумента к любви, следует указать несколько его свойств. Во-первых, его диалогическую возвратность, означающую, что использование данного аргумента «заведомо» обречено, по крайней мере, на минимально позитивную ответную со стороны аудитории аргументации реакцию. Сила данной реакции, во-вторых, является прямо пропорциональной вербальной экспрессии выражаемого чувства, при том, конечно, условии, что применяющий аргумент к любви аргументатор считается аудиторией честным человеком. Максимально негативной реакцией аудитории на применение данного аргумента, поэтому, может быть, либо сдержанно снисходительное неприятие данного аргумента, либо его благосклонное замалчивание. Однако, и в первом, и во втором случае даже, если мы сами кого-либо не любим по настоящему «мы любящих нас обыкновенно как бы любим».

Используя аргумент к любви, аргументатору, в – третьих, полезно напоминать своей аудитории об одинаковой модальности их эмоциональных реакций, предпочтений, чувств и интересов относительно определенного объекта. Обусловлено это тем, что в основе применения данного аргумента лежит следующий топ: «подобные подобных любят».

Если в аргументе к авторитету эмоциональное содержание убеждения было, как мы помним, минимальным из возможных, как бы в соответствии с правилом: «даже если умных не любят, то уж уважают наверняка», а в аргументах к человеку, к силе и, наконец, к смерти, эмоциональное содержание их убедительности постоянно увеличивалось, то в аргументе к любви концентрация эмоциональности является уже максимальной возможной. Если в любви, как иногда полагают, никакого рационального содержания нет, то не означает ли это, что аргумент к любви не может в принципе быть рациональным, т.е. изначально является абсолютно сухим, расчетливым и т.п. По – видимому, отчасти, все же прав был Ж.Ж. Руссо, утверждавший, что в каком – то смысле: «Любовь – самообман. Она создает себе, так сказать, другой мир, окружает себя предметами несуществующими, которым лишь она одна дает бытие; и так как она выражает все чувства образами, язык у нее всегда имеет фигуральный смысл» (Цит. По Манн де П. Аллегории чтения. Фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста. – Екатеринбург: Изд-во Ур-го ун-та, 1999. – С. 234).

Очень важно, не забывая о роли требования искренности в использовании аргумента к любви, обратить внимание на то, что данный аргумент имеет не только коммуникативные, а и познавательные аспекты (и в его когнитивном содержании можно выделить, например, обыденный(житейский), нравственно – этический, эстетический и др. уровни). Раскрывая, например, познавательный смысл эстетического уровня аргумента к любви, следует подчеркнуть, что его оптимальное и эффективное применение аргумента к любви тесно связано с использованием многообразных экспрессивных средств риторической аргументации – фигур речи, например, повторов («Да, да, люблю, люблю, люблю и т.п.), фигур мысли и тропов – гипербол (граничащих с откровенной лестью в адрес аудитории аргументации) и т.д. и т.п.

Завершая рассмотрение аргумента к любви подчеркнем, что его прямой противоположностью аргумента к любви является аргумент к ненависти, с помощью которого обычно подчеркиваются как недостатки и изъяны реального или воображаемого оппонента, так и отсутствия у аргументатора и его аудитории одинаковых отправных пунктов коммуникации.

Несмотря на то, что научиться оптимально эффективному применению аргумента к любви можно, лишь, уже обладая определенным опытом любви (ненависти), начинающему аргументатору полезно учитывать, что данный аргумент является коммуникативно открытым и сцепленным с другими аргументами и, следовательно, научиться ему можно также применяя эффективно аргументы к авторитету и силе, жалости, невежеству, радости и, ненависти.

Не претендуя на полный и исчерпывающий анализ всех риторических аргументов, в заключении следует отметить, что они не всегда являются логическими ошибками. Выполняя важную познавательную и коммуникативную аргументационную роль, они имеют специфические риторические свойства, знание которых является важным элементом общей культуры личности современного юриста, экономиста, менеджера, рядового государственного служащего и высокопоставленного государственного руководителя. Как показывает изучение содержание риторики, как науки об эффективной аргументации, всесторонне правильно и точно оценить какой-либо аргумент, можно, лишь используя совокупный арсенал логики, грамматики, риторики, а также диалектики (диалогики) аргументации.

 

 

Упражнения:

________________________________

 

1. Определите, чем фигурой – или тропом, а если тропом, то каким именно являются следующее выражения:

1. «Надо создать в коллективе атмосферу творчества, поиска, стремления к новому».

2. «Теперь себя я не обижу

Старею, горблюсь, – но коплю

Все, что так нежно ненавижу

И так язвительно люблю» (Владимир Ходасевич).

3. Богатый нищий.

«От города не отгороженное,

Пространство есть. Я вижу: там

Богатый нищий жрет мороженое

За килограммом килограмм» (Леонид Мартынов).

4. «С такой подготовкой и с таким авторитетом наш претендент был просто обречен на успех».

5. Оцените самостоятельно позицию современного российского ученого А. Волкова, который делил риторические фигуры на: фигуры выделения (различные повторы), фигуры соединения и перестановки слов; а также фигуры, развивающие мысль, фигуры полемические; фигуры, выражающие эмоции и фигуры диалогизма (См. подробнее: Риторические фигуры. – Саранск, 1993).