Например, в энтимеме: «Янка – белорус, следовательно, он толерантный человек» (толерантный, т. е. уважительно относящийся к чужим убеждениям, терпеливый, снисходительный) пропущена большая посылка – «Все белорусы – толерантные люди». Чтобы узнать, является ли некоторая энтимема логическим силлогизмом ее в этот силлогизм преобразовывают. Для этого, во-первых, определяют пропущенный элемент энтимемы, т. е. устанавливается, является ли он одной из посылок или заключением силлогизма; во-вторых, выясняется формулировка пропущенного элемента, для чего фиксируются термины силлогизма, его фигура и модус; в-третьих, образованный на базе энтимемы силлогизм проверяется стандартными методами формальной логики (с помощью кругов Эйлера, сличения со списком правильных модусов силлогизма и т.п.) на правильность.
В отличие от логических энтимем, которые используемых с целью доказывания некоторого тезиса, риторические энтимемы могут использоваться и с другими целями – убеждения, повышения степени привлекательности некоторой точки зрения и т.д. и т.п.. Убеждая кого-либо в чем-либо риторические энтимемы будут, по терминологии Аристотеля, показательными (демонстративными, или доказательными в известном смысле). Опровергая какую-либо точку зрения, риторические энтимемы будут, согласно Аристотелю, изобличительными. Секрет эффективности демонстративной риторической энтимемы заключается в том, что она, оставляя на долю аудитории труд по самостоятельному восстановлению пропущенного элемента силлогизма, через приобщение его к аргументируемой точке зрения, как бы гарантирует повышение убедительности рассуждения. Риторический аргументатор, чаще всего, исходит из предположения о том, что люди обычно выше ценят те убеждения, которые они сформировали у себя самостоятельно, чем убеждения, навязанные им уже в готовом для усвоения виде. Изобличительная риторическая энтимема является последовательностью противоположных суждений, которые, будучи расположенными рядом друг с другом, становятся и яснее, и убедительнее для аудитории. Например, изобличая ошибочность привлечения некоего Ификрата, еще ребенка по возрасту, но высокого ростом, к выполнению ответственных государственных дел, его отец говорил, что «если детей, высоких ростом, считать мужами, то это означает, что людей низкого роста надо признать детьми».
Следует иметь в виду, что используемые с целью убеждения аудитории энтимемы, например, в рекламе и маркетинге могут быть неправильными и предназначенными для введения в заблуждение их получателей.
Основной целью энтимемы используемой в рекламе обычно является побуждение покупателя приобрести некоторый товар. Составитель рекламы готовит сообщение, в котором, как правило, имплицитные (пропущенные) суждения являются такими, чтобы, с одной стороны, рекламодатель мог избежать ответственности за явный обман потребителя, а, с другой, – побудить его приобрести некоторый товар. В пропущенной в рекламе посылке нередко используются суждения с входящими в них так называемыми «хорьковыми словами», т. е. такими, которые дают возможность рекламодателю увернуться, подобно хорьку, от необходимости выполнения даваемого в рекламе обещания. Примерами таких слов являются «борется с запахом изо рта», что обычно означает, что рекламируемое средство все же не устраняет запах изо рта. Выражение «практически не оставляет пятен», – в рекламе может означать, что пятна при пользовании рекламируемым товаром все же остаются. Очевидно, что если бы рекламируемый товар действительно обладал каким – то уникальным свойством, в рекламе говорилось бы об этом прямо. Если же этого нет, тогда используются «хорьковые слова», и реклама – «Наши цены самые низкие» может означать, что цены на некоторый товар являются такими же, как у всех продавцов.
Хотя узнать подлинное намерение говорящего (пишущего) при использовании риторической энтимемы достаточно трудно, стремясь к этому, разумнее всего, придерживаться гуманных требований уместности, новизны, снисходительности к автору сообщения.
Сокращенными могут быть не только простые, но и сложные силлогизмы, или полисиллогизмы. Сложный силлогизм образуется в результате соединения нескольких простых. Если заключение простого силлогизма, которое является посылкой другого силлогизма, пропускается, то образуется сорит – сокращенный сложный силлогизм. Риторической разновидностью сложносокращенного силлогизма является эпихейрема (с греч. буквально – умозаключение). Эпихейремой называют силлогизм, в котором посылки рассуждения являются энтимемами.
Взяв вывод из уже рассмотренной нами энтимемы «Янка – белорус, следовательно, он толерантный человек» с целью превращения его в эпихейрему за отправную точку и добавляя к нему посылку: «Янка не является религиозным экстремистом», мы получаем эпихейрему. Хотя проверять эпихейрему на правильность, конечно, труднее, чем энтимему, последовательность шагов, которые необходимо при этом совершать, в принципе, аналогична шагам, предпринимаемым при восстановлении энтимемы. Убедитесь в этом самостоятельно, превращая следующую эпихейрему в силлогизм:
«Распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо измышлений уголовно наказуемо, т. к. является клеветой.
Действия Янки А. представляют собой распространение заведомо ложных, позорящих Стаса В. измышлений, т. к. они выразились в умышленном извращении фактов на гражданина
Стаса В.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
Действия Янки А. уголовно наказуемы».
Риторическая энтимема и эпихейрема – примеры дедуктивного убеждения. Дедуктивные умозаключения являются как бы визитной карточкой формальной логики, т. к., признав истинность их посылок, нельзя не придти к истинности заключения. Как мы уже знаем не все риторические силлогизмы могут быть восстановлены в виде правильных логических силлогизмов, т.к. некоторые из них являются неправильными (ошибочными), или только кажущимися правильными. Риторический силлогизм бывает двух видов: построенным из посылок, разделяемых аудиторией, и посылок, ею не разделяемых. Обычно посылки риторической энтимемы заимствуются из топики. В реальной жизни в топику входят не только поговорки, пословицы, изречения авторитетных людей, а и схемы рассуждений экспертов в той или иной области знаний.
Считается, что риторическая индукция более уместна в политической речи (которую в теории риторики называют также делиберативной, симбоулектической). Например, в речи, которая произносится в парламенте с целью склонить аудиторию к принятию некоторого законодательного решения. Что касается судебной речи, то в ней более уместен риторический силлогизм (энтимема), с помощью которой обвиняют или оправдывают, тогда как в торжественных, хвалебных (называемых также эпидейктическими, панегирическими) речами не рекомендуется использовать риторическую индукцию и дедукцию и следует, используя принципы поэтики, применять методы преувеличения и т.п.
Риторические аргументы
До недавнего времени риторические аргументы обычно рассматривались как логические ошибки. Лишь в 70-е гг. прошлого века, по предложению английского ученого С. Хэмблина, за ними стали признавать самостоятельное содержание, не сводимое к нарушению законов формальной логики. Абсолютно новым это предложение, однако, не было, т.к. еще в середине ХIХ века немецкий философ А. Шопенгауэр уже правильно отличал риторические аргументы от оснований доказательства, хотя при этом и не вполне точно полагал, что их единственной целью должно быть достижение победы в споре. Определив слишком узко цель риторических аргументов как победу над оппонентом, Шопенгауэр также не вполне точно назвал их уловками. На самом деле, как было показано в первом параграфе этой главы нашего пособия, риторическая аргументация выполняет множество функций – познания, управления, коммуникации и, следовательно, не любая победа, а лишь победа, завоеванная с помощью убедительных аргументов, является достойной аргументатора.
Несмотря на то, что аргумент, являющийся убедительным для одного человека, может, в принципе, быть неубедительным для другого, серьезных оснований, как это делал А. Шопенгауэр, считать все риторические аргументы разновидностями аргумента к человеку (argumentum ad hominem) все же нет. Как известно, риторические аргументатор и аудитория являются сторономи коммуникации особого статуса, т.к. убедительными для них являются аргументы не любого отдельного человека, а, лишь человека – знатока своего дела, т.е. эксперта, авторитетного специалиста. Сторонники понимания риторических аргументов как логических ошибок обычно исходят из того, что истинное знание не зависит от контекста коммуникации, т.к. является убедительным само по себе. С этой точки зрения познавательная специфика риторических аргументов определяется, в конечном счете, существом дела, или их соответствием объективному положению дел.
Для того чтобы заставить других считаться с познавательными аспектами риторических аргументов, в реальной жизни практически приходится действовать двояко. Либо наделять истинное знание статусом самостоятельно существующего предмета, т.е. совершать грамматическую ошибку гипостазирования знаний, либо соединять данное знание с совестью человека, его искренностью и моралью. Вместе с тем даже являющийся носителем истинного знания аргументатор не всегда по отношению к своей аудитории является морально ответственным субъектом. А истину, т.е. истинное знание в отличие от материальной вещи нельзя пощупать руками. Это означает, что, рассматривая природу риторических аргументов, нельзя не только их познавательное и коммуникативное содержание отрывать друг от друга, но гораздо правильнее и точнее рассматривать их как такое правдоподобное знание, которое имеет и для аргументатора, и для аудитории важное коммуникативное значение.
С этой точки зрения, риторические аргументы следует рассматривать не как видоизменения аргумента к человеку (т.к. в некоторых разновидностях данного аргумента познавательное содержание равно нулю), а как вариации на тему авторитета, или аргумента к авторитету, познавательное содержание которого, по определению, никогда не равно нулю и тесно связано с коммуникативными функциями убеждения.
Среди сторонников такого понимания природы риторических аргументов можно было бы указать еще Аристотеля, который исходил из того, что именно этос, или моральный авторитет аргументатора, является наиболее эффективным инструментом убеждения. Следуя не столько букве, сколько духу великого древнегреческого мыслителя, в основу системы риторических аргументов следует положить не аргумент к человеку, а аргумент к авторитету.
Рассмотрим аргумент к авторитету (на латыни он записывается, как «autos epta, ipse dixit»,что переводится, как «сам сказал», а также как ad verecundiam – против скромности) подробнее, учитывая его фундаментальную роль в риторической аргументации и системе риторических аргументов.
Как-то, выступая перед студентами на научной конференции с сообщением о том, что с точки зрения науки о структурах мысли аргумент к авторитету является логической ошибкой, автор получил упрек от одного из студентов в том, что дискредитация роли авторитета в образовании может привести к тому, что человеку, осваивающему новый и сложный для себя мир знания и вынужденному доверять мнениям авторитетных людей, будет не на что опереться и вообще не захочется учиться дальше. О логической ошибке аргумента к авторитету обычно говорят тогда, когда вместо доказательства какого – либо тезиса с помощью истинных аргументов ссылаются на то, что доказываемый тезис считается истинным лицом, пользующимся авторитетом. Быть богатым (здоровым, умным и т. п.) на деле, и только считаться, что ты богат и т. д. – вещи разные.
Авторитет является предметом особого рода – его нельзя пощупать руками, хотя он может иметь вполне осязаемые проявления, его трудно измерить, хотя мы и измеряем его, чуть ли не ежедневно и, заметим в скобках, небезуспешно, отдавая предпочтение одному и отвергая другое. Авторитет – духовная власть одного человека над другим. Человеческое общество без власти (управления, организации) так же невозможно, как природа без стихии и отбора. Иначе говоря, не использовать аргумент к авторитету, и в этом студент был абсолютно прав, общество не может. С одной стороны, люди не могут все знать, да и их жизнь является скоротечной. С другой стороны, решая те или иные проблемы, мы не можем не опираться на мнения других индивидов.
Доверяя другим людям, их авторитету, мы можем ошибаться вместе с ними, и опора на какой – либо авторитет еще не гарантирует от ошибок. Это означает, что нам следует научиться понимать не только логику, но и риторику и, попутно добавим, диалектику аргумента к авторитету. Сказанное, однако, не означает, что аргумент к авторитету, рассматриваемый только как ошибка в некоторых учебниках по формальной логики не может изучаться средствами неклассической, например, вероятностной логики, таким разделом последней, исходной точкой которого является высказывание – «А свидетельствует о том, что а». Очевидно, что это высказывание, по определению, не может быть логической ошибкой. Однако более интересна не логика, а риторика аргумента к авторитету.
Согласно американскому ученому Г. Кахане, риторическое применение аргумента к авторитету является оправданным в трех случаях. Во-первых, тогда, когда мы уверены в том, что какой – либо авторитет действительно обладает знанием (информацией), в котором мы нуждаемся. Во-вторых, тогда, когда мы уверены в том, что данный авторитет предоставляет нам объективную и беспристрастную и не затрагивающую его личные интересы информацию. В-третьих, тогда, когда у нас нет возможности, например, из – за отсутствия времени, предложить по какой-либо проблеме собственную аргументацию. Практически это означает следующее. Оценивая надежность аргумента к авторитету, мы должны выяснить для себя, а является ли некоторый авторитет подлинным авторитетом в конкретной области знания, действительно ли этот авторитет лично не заинтересован в некотором конкретном решении вопроса, и действительно ли отсутствие у нас времени не оставляет лучшей альтернативы, чем обратиться к чужой мудрости, мнению авторитета (эксперта, специалиста, профессионала). Если мы будет четко следовать этим рекомендациям на практике, то сможем лучше понять, что известная киноактриса, рекламирующая стиральный порошок или масло, разбирается в них не больше, чем вы сами, что спортсмен, рекламирующий прохладительный напиток, сам может его никогда не пробовать, т.е., что и кинозвезда, и спортсмен не являются подлинными авторитетами рекламируемых ими товарах.
Авторитет в одной области – кино или спорте – вовсе не является авторитетом в другой области – стиральном порошке или прохладительных напитках. Важной подсказкой о том, является ли некоторый авторитет подлинным авторитетом, выступает частота сбываемости его прогнозов. Как справедливо замечает Г. Кахане, выбирая наиболее авторитетного авторитета, следует поступать так, как принято в профессиональном спорте – в неопределенных ситуациях надо присоединяться к победителю. Иначе говоря, выбирая между авторитетами двух известных ученых – экономистов, разумно присоединиться к мнению того из них, чьи прогнозы в последнее время сбывались чаще.
В каждой сфере деятельности (зависимом поле аргументации) имеется множество экспертов (авторитетов) мнения которых могут даже противоречить друг другу. Как шутливо замечал по этому поводу венгерский ученый экономист Я. Корнаи, на десять ученых экономистов в среднем приходится двенадцать – тринадцать точек зрения по одной и той же проблеме. Это шутливое замечание иногда даже облекают в форму закона, как это сделал В. Дагган, который установил, что «на каждого доктора наук (Ph.d.) имеется такой же доктор наук, который утверждает прямо противоположное». Следовательно, доверяя подлинным авторитетам, следует развивать собственные навыки оценки и построения аргументации, совершенствовать риторическую культуру аргументации.
Важным звеном риторической культуры личности является умение различать надежные и ненадежные аргументы к авторитету. Для этих целей полезно пользоваться следующим алгоритмом анализа. Пусть А обозначает некоторого авторитета (эксперта, например, ученого экономиста). ТЗ – будет обозначением, выдвинутой этим авторитетом точки зрения (например, «темпы инфляции в Беларуси в этом году будут низкими»). С помощью ЗПА мы обозначим зависимое поле аргументации данного авторитета, или узкую область его знаний. Аргумент –»По мнению ученого экономиста А, темпы инфляции в Беларуси в этом году будут низкими» будет являться надежным тогда и только тогда, когда будут выполнены пять следующих условий:
А – подлинный авторитет (эксперт) в ЗПА (проблемах инфляции).
А – утверждает, что ТЗ (темпы инфляции в Беларуси в этом году будут низкими).
ТЗ (темпы инфляции…) находится внутри ЗПА (проблемы инфляции).
ТЗ совместима с ТЗ других авторитетов.
ТЗ совместима с другими доказательствами. Если пять этих условий выполнены, то тогда мы можем сделать надежный вывод.
Следовательно, ТЗ является надежной (правдоподобной, убедительной).
В живом общении аргумент к авторитету может видоизменяться, модифицироваться. Он может, например, «вырождаться» в аргумент к невежеству, ложную дилемму, аргумент к провинциализму, аргумент к силе (ad baculum – палке), утончаться до аргумента к жалости (ad miserecordiam), принимать обличье аргумента к человеку (ad hominem). Рассмотрим перечисленные аргументы подробнее.
Аргумент к невежеству (argumentum ad ignorantiam) при первом рассмотрении напоминает как бы вывернутый на изнанку аргумент к авторитету. Если человек, считающийся экспертом в некотором зависимом поле аргументации, оценивая относящуюся к данному полю точку зрения, будет апеллировать к собственному невежеству, он сделает большой шаг для того, чтобы убедить аудиторию в обратном. На это обратил внимание еще А. Шо-
пенгауэр, полагавший, что данным аргументом «можно пользоваться лишь в том случае, когда бываешь вполне уверен, что пользуешься в глазах слушателей большим авторитетом, чем противник, – например, когда спорят профессор со студентом». Заявление маститого профессора о том, что он ничего не смыслит в речах студента, будет убеждать аудиторию, что на самом деле в своей речи ничего не понимает студент. А для последнего коварные ссылки профессора на собственное невежество могут звучать как суровый приговор или недвусмысленное указание на невежество студента. Однако аргумент к невежеству связан не только с аргументом к авторитету, но с фундаментальными предпосылками получения нами знаний о мире и выработки у себя и других людей убеждений.
Мировоззренческим фундаментом аргумента к невежеству является следующий принцип (в реальной жизни озвучиваемый в отчетливой форме не так часто): не следует принимать на веру ничего из того, что было бы невозможно доказать или опровергнуть. Известный популяризатор и ученый-методолог XIX века Клиффорд в работе «Этика убеждений» это требование формировал так: «Для человека ошибочно всегда и везде быть убежденным в чем-либо, не имея на то надежных оснований».
Вместе с тем отсутствие доказательства или опровержения чего-либо само по себе еще не является свидетельством его ложности. Незнание доказательства или опровержения некоторой точки зрения в обыденной жизни людьми может скрываться. Иногда проще, ведь, бывает сказать о том, что знаком с какой – то книгой или теорией и, тем самым, как бы согласиться с развиваемыми в них точками зрения, чем открыто объявить о том, что с ними не знаком, т.е. расписаться в собственном невежестве. Важно, однако, помнить, что люди в отличие от богов, всего знать не могут. Вот почему иногда более рационально и разумно бывает стать на позиции скептицизма, т. е. мировоззрения в котором выражаются сомнения в возможности познания мира и (или) обосновании некоторой точки зрения, или даже агностицизма. Агностицизмом называется философское мировоззрение, согласно которому принципиально невозможно познать мир таким, каким он есть на самом деле и (или) оправдать некоторую точку зрения.
В истории философской мысли представителей скептицизма и агностицизма было не так много. И это не случайно, поскольку в практической жизни скептик и агностик оставляют решения проблем, волнующих людей, открытыми.
Аргументатора, апеллирующего к невежеству всегда уместно попросить раскрыть основания его доказательства более подробно, не забывая при этом о том, что отсутствие оснований, например, в ситуации на переднем крае науки, не должно вести к сворачиванию поисков истины. Отсутствие серьезных аргументов «за» или «против» какой – то точки зрения должно сигнализировать о том, что (если мы не хотим становиться скептиками или агностиками) нам необходимо удвоить исследовательскую энергию.
Аргумент к невежеству может использоваться не только аргументатором, но и аудиторией аргументации. Для этого аудитория должна перестать быть рациональным арбитром аргументов и начать переоценивать убедительность предлагаемых ей аргументов. В чем может состоять такая переоценка, рассмотрим на примере диалога, описанного голландскими учеными ван Эемереном и Грутендорстом:
«Ганс: Я собираюсь бросить курить, т. к. курение вызывает раковые заболевания.
Берт: То, что курение причина рака, еще не доказано, и поэтому ты можешь спокойно курить, выбросив мысль о раке из головы.
Ганс: Да, пожалуй, ты прав, и я закурю прямо сейчас».
В этом диалоге Берт применил аргумент к невежеству, а его собеседник Ганс согласился с этим аргументом и тем самым переоценил его убедительность.
В реальной жизни с аргументом к невежеству тесно связан аргумент ложной дилеммы. С его помощью аудитории предлагается принять какую-то точку зрения, т. к. если она не примет ее, то ей будет хуже. Если Вы сталкиваетесь с использованием этого аргумента, попробуйте спросить аргументатора, а почему Вам будет хуже и на самом ли деле существующий в реальной жизни выбор ограничивается только двумя указываемыми аргументатором альтернативами. При этом важно также не забывать о том, что альтернатива (противоположность), например: черный и белый являются такими крайностями, между которыми находится множество других цветов, тот же серый, к примеру.
Одной из особых разновидностей аргумента к невежеству является открытый нами аргумент к провинциализму. Его центральным элементом является понятие провинции.
Слово «провинция» в русский язык пришло из древней латыни, где оно означало управляемую из центра завоеванную территорию.
Под влиянием различных объективных причин и обстоятельств первоначальный смысл слова «провинция» видоизменялся в том направлении, что сегодня провинцией называют не только территорию, удаленную от центра государства, но и нечто отсталое, находящееся на более низкой ступеньке лестницы культуры, чем столица. Имя «провинция» в нашем отечестве сегодня соотносится с понятием «столица» не только в географическом, но и политико – культурном смысле.
Быть носителем провинциализма в политико – культурном отношении означает демонстрировать собственную политико – культурную недоразвитость и невежество. Для того, чтобы глубже понять смысл аргумента к провинциализму, давайте рассмотрим три случая его употребления. Представьте сначала себе пассажира нашего общественного транспорта в часы пик, который человеку, случайно наступившему ему в автобусной толчее на ногу, говорит: «Деревенщина, разве так ведут себя в общественном транспорте!». В этом случае аргумент к провинциализму принимает оскорбительную форму, а его целью является подчеркивание невежества кого – либо. Представим, однако, себе другую ситуацию, ученого выступающего с докладом на конференции. Если этот ученый не знаком с новейшими исследованиями по теме своего выступления, что легко можно определить с помощью его ответов на вопросы, то он открыто демонстрирует свое невежество. Если в автобусной толчее еще можно прикрыться ссылкой на свою провинциальность, сказав воспитанному пассажиру, посетовавшему Вам на то, что Вы наступили ему на ногу: «Простите, мы из деревни!» и это будет извинительная форма нашего аргумента, то в науке ссылки на собственную провинциальность будут вас не защищать, а дискредитировать. В науке нельзя быть провинциалом, т. к. не существует, к примеру, витебской или минской, белорусской или американской физики. Ученый-провинциал – это не ученый, а имитатор научной деятельности, а иногда и лжеученый, в том числе и в силу своей неинформированности. В этом отношении аргумент к провинциализму, который используется в научной дискуссии, является изобличительным.
Вообразим себе, наконец, третью ситуацию, в которой какой-либо журналист упрекает какого-либо политика в дремучей провинциальности. В отличие от науки, политика, как впрочем, и экономика, тесно связаны с местными условиями или, так сказать, провинциальностью. В политическом или экономическом споре апелляции к провинциальности могут означать попытку с помощью риторических средств подавить политическое инакомыслие или дискредитировать сложившуюся в некоторой местности систему хозяйствования. Точнее всего политическую форму аргумента к провинциализму назвать манипулятивной. Следовательно, аргумент к провинциализму является такой формой аргумента к невежеству, которая благодаря точному указанию контекста собственного употребления, позволяет четко различать семантические границы аргумента к невежеству.
Таким образом, в обыденной жизни аргумент к провинциализму принимает либо оскорбительную, либо извинительную форму. В науке он становится средством изобличения псевдоучености, а в политике (в том числе и в политизированной науке) средством манипулирования (чаще всего подавления) сознанием аудитории. Обвинения хорошего политика или хозяйственника в провинциальности тождественны по содержанию с попытками оказать на него силовое давление. В зависимых аргументационных полях политики и экономики аргумент к провинциализму переплетается с аргументом к силе.
Аргумент к силе, или палочный аргумент, может иметь разные формы. В грубой форме он обычно выражается такими словами, как: «Заткнись!», «Это не твоего ума дела». Мягкая форма аргумента к силе может иметь, например, такой вид – «Я Вам настоятельно рекомендую продумать все возможные последствия Вашего поступка». Риторической целью использования аргумента к силе является склонение аудитории к принятию некоторой точки зрения.
В наши дни арсенал насилия становится с каждым днем все богаче и изощреннее. Сегодня мы хорошо знаем об особенностях не только физического, но и этнического (геноцид), политического (тоталитаризм), экономического (колониализм) и многих других видов насилия. Если аргументатор, апеллируя к аудитории, использует палку, причем, не важно какую – деревянную или «атомную дубинку» и т.д. и т.п., ни о каком уважительном (ответственном, демократическом, гуманном и т.п.) его отношении к аудитории говорить не приходится. Аргумент к силе ту власть убеждения, которая содержится в аргументе к авторитету, освобождает от человеческих одежд и как бы выставляет напоказ в голом виде.
Аргумент к жалости, наоборот, связан с тем, что в нем всячески маскируется аргументационная власть его пользователя над аудиторией. Такая маскировка может, например, иметь вид сетований начальника подчиненному на трудность и обременительность лично для него, выполняемых им служебных обязанностей. Это значит, что менеджер (администратор), обращаясь к подчиненному, использует аргумент к жалости не прямо, а косвенно. И наоборот, подчиненный, апеллируя к начальнику, менеджер, обращаясь к своему руководителю, могут и часто используют аргумент к жалости в явном виде.
Жалость – сложное эмоциональное состояние человека, которое включает в себя и сострадание, и соболезнование, и печаль, и сожаление и многое другое. Сострадания и соболезнования, печаль и сожаление могут бурно проявляться в виде аффектов и отливаться в длительные, устойчивые эмоциональные состояния человека (настроения). Эти эмоции – субъективные (пристрастные, конкретные) реакции человека на внешний мир и собственные состояния могут играть и зачастую играют решающую роль в склонении аудитории к принятию некоторой точки зрения. Можно различать вербальные и невербальные формы применения аргумента к жалости. В его вербальных формах могут использоваться, к примеру, такие слова – «Если я по вашему предмету получу двойку, то меня – а) лишат стипендии, б) исключат из университета, в) не возьмут замуж». В реальной жизни аргумент к жалости может сопровождаться слезами, обмороками и т. п. Следует иметь в виду, что аргумент к жалости по своим риторическим целям представляет собой ни что иное, как вывернутый на изнанку аргумент к силе и так же, как и последний, не рассчитан на восприятие адресата аргументации в качестве свободного и ответственного партнера коммуникации. Аргументы к силе и к жалости основаны на соединении содержания и смысла аргументационного текста с личностью (этосом) аргументатора. Аргумент к человеку, наоборот, связан с отделением текста аргументации от его субъекта.
Можно выделить две основных риторических цели использования аргумента к человеку – цель прямой дискредитации личности аргументатора, например, через обвинение его в нечестности, невежестве, личной заинтересованности и т. п. и цель косвенной дискредитации личности аргументатора, через заявления о том, что аргументатор использует, к примеру, двойные стандарты морали, позволяет себе делать то, что осуждает в других и т.п. Голландские ученые Ф. Ван Эемерен и Р. Грутендорст различают три формы аргумента к человеку – оскорбляющую, обстоятельственную и возвратную (по латыни эта последняя форма записывается, как tu quoque, что переводится, как «сам такой» ).
