Проблема оценки человеческой жизни •, -'. и риск чрезмерной компенсации

Отмечавшееся в первой главе смешение обывателем денежных и экономических убытков лежит в основе критики присуждения ком­пенсаций (зачастую весьма существенных) за боль, причинение уве­чья, утраты подвижности и другие формы страданий, порожденных несчастными случаями, даже если заработки жертвы не изменились. Подобные ущербы создают альтернативные издержки. Люди готовы платить, чтобы предотвратить их, и требуют платы за риск несения этих ущербов.

Компенсации за боль и страдания, даже когда они явно щедры, вполне могут оказаться недостаточными для жертв, получивших серьезные повреждения при несчастном случае. Поскольку потеря зрения или конечностей сокращает количество удовольствия, кото­рое может быть куплено за доллар,⁵⁰ зачастую необходима очень большая сумма денег, чтобы поместить жертву в то же положение относительного удовлетворения, которое она занимала до несчастно­го случая. Проблема является наиболее острой в случае смерти. Большинство людей не променяют свои жизни ни на что, меньшее бесконечно большой суммы денег, если обмен должен произойти немедленно, поскольку у них будет слишком мало времени, чтобы воспользоваться доходом от продажи. Тем не менее было бы непра­вильным утверждать, что надлежащая компенсация ущерба в слу­чае смерти должна быть бесконечно большой. Это подразумевало бы, что оптимальное число летальных несчастных случаев должно быть нулевым или очень близким к нулю (почему такая оговор­ка?). Ясно, что люди не склонны коллективно или индивидуально нести издержки, необходимые для столь значительного сокращения числа летальных несчастных случаев.

⁵⁰ Это пример того, как получение повреждений может сократить неде­нежные доходы от нерыночной деятельности. (См. п. 6.11.)

Компенсация ущерба от боли и страданий...

Суды решили неприятную проблему оценки жизни в основном путем игнорирования ее. Компенсация в случае смерти обычно сво­дится к компенсации денежного убытка оставшихся в живых (в неко­торых штатах — к компенсации стоимости имущества умершего) плюс медицинских расходов и любых болей и страданий, испытанных жертвой перед смертью. Денежный убыток оставшихся в живых близких представляет собой утраченные заработки жертвы минус ее расходы на жизнь. Оценка в данном случае аналогична оценке в случае нетрудоспособности, за исключением того, что, поскольку лич­ные расходы жертвы (на питание и т. д.) исчезают в результате смер­ти, а не нетрудоспособности, они вычитаются из суммы компенсации в случае смерти, но не вычитаются в случае нетрудоспособности. Имплицитно принимается допущение, что погибший человек не по­лучал полезности от жизни!⁵¹

Очень часто, когда человек погибает или становится нетрудоспо­собным, проигрывают не только его близкие, но и работодатель. Рабо­тодатели инвестируют средства в обучение своих работников, которые (средства) они надеются вернуть за счет повышения производительно­сти в результате обучения. Человеческий капитал, создаваемый та­ким образом, является столь же реальным активом работодателя, сколь и его оборудование, и его утрата связана со столь же реальными издержками. Некоторые иностранные суды косвенно признали это, присуждая компенсации работодателям при причинении ущерба ра­ботникам.⁵² Суды, руководствующиеся общим правом, обычно при­суждали такие компенсации, но теперь они этого не делают, ошибоч­но рассматривая подобные компенсации как подразумевающие, что работодатель является «собственником» работника.

Особенно трудной проблемой является оценка жизни ребенка. Хотя в данном случае может не быть отправной точки для оценки утраченных заработков, минимальной оценкой убытков родителей,

⁵¹ Однако наблюдается медленное движение, в основном в делах о фе­деральных гражданских правах, но не только в них, в сторону присуждения компенсации за утраченную полезность жизни («гедонистическая компенса­ция»). Обсуждение этого вопроса см. в работах Erin Ann O'Hara. Hedonic Damages for Wrongful Death: Are Tortfeasors Getting Away With Murder? 78 Geo. L.J. 1687 (1990); Thomas Havrilevsky. The Misapplication of the Hedonic Damages Concept to Wrongful Death and Personal Unjury Litigation, 4 J. Forensic Econ. 93 (1993); Richard A. Posner. Aging and Old Age 307-308 (1995); Sherwin Rosen, The Value of Changes in Life Expectancy, 1 J. Risk & Uncertainty 285 (1988).

⁵² Football Club de Metz c. Wiroth, 1956 Recueil Dalloz 723 (Cour d'Appel de Colmar); Camerlo c. Dassary et Demeyere, 1958 Recueil Dalloz 253 (Cour d'Appel de Lyon). Имеет ли значение, был ли у работника контракт фиксиро­ванной продолжительности с работодателем или он мог прервать работу в любой момент?

Законодательство о неумышленном причинении ущерба

которую можно использовать как основу для расчета компенсации им, являются их инвестиции денег и времени (последнее приводится к денежной форме посредством концепции рыночных альтернатив­ных издержек) в воспитание ребенка до момента его смерти.⁵³ Роди­тели не инвестировали бы, если бы ожидаемая ценность ребенка для них была меньше издержек инвестиций. Конечно, ценность ребенка могла быть намного больше, но выяснение полной ценности связано с серьезными трудностями.

Этот метод оценки становится менее надежным по мере того, как ребенок вырастает, поскольку родители компенсируют все боль­шую часть своих инвестиций в форме неосязаемых услуг (ребенок весел, сообразителен, ласков), оказываемых им ребенком. С другой стороны, чем старше ребенок, тем легче предсказать его рыночный заработок.

Проблема оценки в случае смерти может быть решена, если разделять ex ante и ex post изменения полезности, вызванные риско­ванной деятельностью. Если я неосторожно веду машину по улице, я создаю риск для жизни многих людей. Из исследований допол­нительных премий к заработной плате, которых требуют работни­ки, занятые рискованной деятельностью, и даже из ближе относя­щихся к делу исследований добровольного выбора людей между безопасностью и издержками, проявляющегося в готовности поку­пать индикаторы дыма, пользоваться автомобильными ремнями без­опасности и т. д., мы кое-что знаем об издержках, с которыми люди косвенно связывают несение рисков получения увечья или смер­ти.⁵⁴ Эти исследования можно использовать для оценки издержек моего опасного вождения, за которое я могу понести ответствен­ность независимо от того, нанес ли я этим вред кому-либо. Компен­сация ущерба, которую я должен буду выплачивать, не должна быть большей в случае, если моя машина действительно сбила кого-либо насмерть, так как по гипотезе жертва учитывала бы риск, если бы ей заплатили ex ante издержки моего опасного вождения; поэтому

⁶³ Wycko v. Gnodtke, 361 Mich. 331, 339, 105 N.W.2d 118, 122 (1960); Breckon v. Franklin Fuel Co., 383 Mich. 251, 268, 174 N.W.2d 836, 842 (1970).

⁵⁴ См., например, Richard Thaler & Sherwin Rosen. The Value of Saving a Liife: Evidence From the Labor Market, in Household Production and Consumption 265 (Nestor E. Terleckyj ed. 1975); W. Kip Viscusi. The Value of Risks to Life and Health, 31 J. Econ. Lit. 1912 (1993); Paul Lanoie, Carmen Pedro & Robert Latour. The Value of a Statistical Life: A Comparison of Two Approaches, 10 J. Risk & Uncertainty 235 (1995). Рискованная деятельность привлекает людей, которые имеют предпочтение опасности выше среднего (см. п. 6.6). Напро­тив, предпочтение опасности у людей, подвергающихся рискам, не связан­ным с деятельностью, как правило, является средним. Разумеется, всегда существует проблема того, что люди могут по незнанию недооценить (или переоценить!) небольшие риски. Подробнее об этом см. п. 13.4.

Компенсация ущерба от боли и страданий...

ее близкие, равно как и все остальные, кому нанесло вред мое вождение, будут иметь право на получение компенсации в размере этих издержек — и не более того.

Заметим, что сумма ущерба ex ante, подсчитанная таким обра­зом, не будет равна сумме ущерба пострадавшего, подсчитанной в системе общего права. Тот факт, что мое поведение могло подвергнуть каждого из 100 людей 1%-ному риску потери жизни, который в деле

0 неумышленном причинении ущерба при использовании традицион­ных методов оценки ущерба был бы оценен в 500 000 долл., не озна­чает, что каждый из 100 потребовал бы от меня лишь 5000 долл., чтобы компенсировать риск. Даже если оставить в стороне антипатию к риску, поскольку большинство людей получают как неденежные, так и денежные доходы от жизни, они будут запрашивать за несение риска смерти более высокую цену, чем чисто денежный убыток от смерти, который обычно пытается компенсировать система общего права.⁵⁵

Кроме того, существуют, по-видимому, непреодолимые практи­ческие трудности введения предлагаемого метода оценки ущерба в систему, в которой инициатива поиска правового возмещения при­надлежит жертве. Многие из жертв опасного поведения при примене­нии подхода ex ante даже не подозревают об опасности, и родственни­ки погибшего не будут иметь стимула подавать в суд, если все, что они смогут получить, это ex ante премия за несение риска погибшим, обычно небольшая сумма.

Еще одна возможность состоит в выведении издержек ex post из издержек ex ante. Предположим, мы знаем, что средний инди­вид требует 100 долл. за несение риска смерти величиной 0,0001. Можем ли мы из этого заключить, что он оценивает свою жизнь в

1 млн долл.? Можем, по крайней мере в целях подсчета надлежа­щей компенсации при несении маловероятного ущерба (т. е. при несчастных случаях), что и является нашей целью здесь. Если по­тенциальная жертва оценивает устранение этого риска в 100 долл., тогда любая мера предосторожности, которая исключит его с издерж­ками, меньшими 100 долл., будет эффективной. (Иными словами, PL составляет 100 долл.) Так как Р = 0.0001, величина L, которую можно подсчитать путем деления 100 долл. (PL) на 0.0001 (Р), должна составить 1 млн долл. Если это та сумма, которую винов­ник, не принявший мер предосторожности, которые устранили бы риск с издержками, меньшими 100 долл., должен заплатить в слу­чае, если его неосторожность стала причиной смерти, то будет иметь место правильная величина предотвращения. Так что 1 млн долл.

³⁵ Не подразумевает ли предложенный метод вычисления (наряду с ва­риантом, предложенным ниже) уместность присуждения гедонистической

компенсации (см. сноску 51 главы 6)?

Законодательство о неумышленном причинении ущерба

в данном случае будет правильной оценкой жизни для целей регу­лирования неумышленного причи­нения ущерба.

Но этот подход неприменим, когда вероятность смерти высока. Тот факт, что некто требует лишь 100долл., чтобы согласиться идти на риск смерти величиной 0.0001, не подразумевает, что этот индивид потребует лишь 100 000 долл., что­бы согласиться идти на риск смер­ти, равный 10%, или 1 млн долл., чтобы пойти на верную смерть. Как мы говорили раньше, большинство людей не согласятся ни на какую сумму денег в обмен на свою жизнь. Но если мы сделаем из этого вы­вод, что ценность жизни бесконеч­на, то PL также станет бесконеч­ным независимо от того, насколько мало Р. Это означает, что люди никогда не будут принимать никаких рисков — явно неадекватное описание человеческого поведения. По­этому, как представляется, ценность жизни (откладываемая по верти­кальной оси на рис. 6.3) растет быстрее риска смерти (на горизон­тальной оси). Если бы любое увеличение риска приводило к одному и тому же уменьшению полезности, кривая, связывающая отрица­тельную полезность с риском, была бы прямой. Но это не так. Ее форма говорит о том, что люди, чтобы нести большой риск, будут требовать намного больше того количества, которое подсчитано умно­жением суммы денег, требуемой при несении небольшого риска, на приращение риска. Таким образом, cd на рис. 6.3 намного больше ab, хотя увеличение риска, компенсируемое cd(p₄ — р₃), равно увеличе­нию риска, компенсируемому ab(p₂ — р^)-⁵⁶

Некоторые жертвы несчастных случаев получают мало полезно­сти или не получают вообще от компенсации ущерба. Умерший или впавший в перманентную кому не получает полезности; жертва, при­знанная quadriplegic, может получить очень мало. В этих и многих других случаях несчастный случай снижает предельную полезность дохода жертвы. Рациональный индивид хочет получить как можно

⁵⁶ Какой была бы форма кривой на рис. 6.3, если бы цена была бы не той ценой, которую принимающий риск требует за принятие риска, а ценой, которую он заплатил бы за предотвращение риска?

Правило побочных выгод (побочных источников)

больше за свой доллар и потому захочет переместить свой доход из периода после несчастного случая, когда его (дохода) предельная по­лезность низка, в период до несчастного случая, когда предельная полезность дохода высока.⁵⁷ Это можно сделать путем налогообложе­ния компенсаций в случае смерти или серьезной перманентной не­трудоспособности, поскольку налоговые поступления увеличат (воз­можно, позволив сократить другие налоги) располагаемый доход об­щества в целом, большинство членов которого, разумеется, еще не умерло и не потеряло трудоспособность. Почему этот метод должен быть лучше, чем установление потолка компенсационных выплат в подобных случаях? Почему он не должен уменьшить стимулы потен­циальных жертв несчастных случаев к принятию мер предосторожно­сти, а, напротив, усилить их?

Но эта дискуссия подразумевает, возможно неоправданно,⁵⁸ что надлежащей базой для определения предельной полезности дохода является состояние личности до несчастного случая. Если вместо этого пользоваться будущим состоянием нетрудоспособности, ста­новится ясно, что, если это будущее состояние не будет необратимо коматозным, оно вполне может приписывать большую предельную полезность доходу в нетрудоспособном состоянии, чем было бы до несчастного случая, и тем самым не придавать меньшую ценность расходам на потребление в состоянии до несчастного случая. Рас­сматриваемое с этой точки зрения право выступает в качестве опе­куна для личности в нетрудоспособном состоянии. Есть ли в эко­номической теории какие-либо возражения против анализа «мно­жественных личностей»?