Организм перестроился. Проснулась в семь ноль пять. Сама. Без побудки. Даже испугалась — долго и с недоумением рассматривала циферблат, подозревая подвох.
Мне нельзя вставать так рано — у меня сосуды, обмороки и вообще.
— Ты сама проснулась? — удивился муж. Конечно же, уже чисто выбритый, принявший душ, одетый и позавтракавший.
— Сама удивляюсь, — сказала я.
— Ничего удивительного — ты вчера в половине одиннадцатого уснула. — Муж всегда находит логическое объяснение моим странным поступкам и не менее странным желаниям.
— Неправда, я книжку читала, — возразила я.
— А потом уснула. Вообще-то это миф, что я «жаворонок», — вдруг грустно сказал он, — я — «сова». Просто жизнь такая.
Позавтракали — Вася зависал над тарелкой с хлопьями, и его приходилось будить криками: «Вася, ешь!» Вася дергался, обводил мутными глазами комнату, вспоминая, где он и чего от него хотят. Оделись, отвели в школу.
Пошла забирать… Во дворе уже стояли наши родительницы. Оказалось, что нужно принести свой стаканчик для воды — не стеклянный. Бойлер и одноразовые стаканчики купили, но бойлер сломался, а стаканчики уже закончились. Активистки родительского комитета сказали, что проще ходить со своими. Лучше всего, сказали, купить те, которые для рисования — дешево, красиво (они разноцветные) и не бьются. Желательно подписать, чтобы дети друг с другом не менялись.
— Как их подписать? На них не пишется! — сказала одна мама.
— А вы помните, как раньше было? Наклейте полоску обычного лейкопластыря и напишите на нем, — подсказала бабушка.
Еще дали задание купить пачку бумаги формата А4 и принести из дома по игрушке, пока наши дети на переменах друг друга не поубивали. Родительницы решили устроить детям в рекреации игровой уголок.
— А какие игрушки? — спросила бабушка.
— Развивающие, — строго сказала активистка родительского комитета. — Никаких пистолетов.
— А домино можно? — уточнила бабушка.
— Какое домино? Вы еще скажите карты… — возмутилась активистка. — Нужен палас. У кого есть ненужный палас? — обратилась она к нам.
— Не надо палас. Давайте купим ковролин, — предложила мама.
— Давайте. Кто купит ковролин? — спросила активистка.
Все уставились в землю.
— Не надо ковролин, — сказала бабушка, — в нем одна пыль и бактерии. А тем деткам, у кого аллергия, вообще смерть.
— Точно, совершенно верно, не надо ковролин, — загалдели все дружно.
— А давайте стеллаж для игрушек купим? — предложила мама, которую озарило про ковролин.
— Давайте. Кто купит стеллаж? — спросила активистка.
— Вон там папа стоит, — сказал кто-то.
Папе, который явно пришел забирать ребенка не по доброй воле, не повезло. Его окружили женщины и наперебой рассказывали про пластиковый стаканчик, бумагу для принтера, палас и стеллаж. Папа поглядывал куда-то вдаль, понимая, что сбежать и вырваться из этого круга невозможно. Чем кончилось дело — не знаю. Настя отвлекла.
Дети меня вообще за человека не держат. Вне зависимости от возраста.
— Привет, — дернула меня за кофту Настя, — а Васю позови. Пожалуйста.
— Привет. А почему ты сама не позовешь?
— Он там, с мальчишками, — презрительно и одновременно философски сказала Настя.
— Сейчас позову.
— Только побыстрее. А то меня сейчас заберут! — крикнула мне вслед Настя.
— Вася, — подошла я к детскому спортивному комплексу, на котором висели несколько мальчишек, — тебя Настя зовет.
— Зачем?
— Иди и спроси сам.
— Чего тебе? — нетерпеливо спросил Вася у Насти, когда подошел. Его ждали мальчишки.
— Я уезжаю. Пока, — сказала равнодушно девочка, как будто это не она минуту назад подпрыгивала от нетерпения.
— Пока, — сказал Вася и побежал к мальчишкам.
— А я, между прочим, на машине уезжаю, — сказала Настя.
Эта девочка явно сначала думала, а потом говорила. Я посмотрела на нее с уважением. Вася тут же затормозил, вернулся и пошел провожать Настю.
— А какая у тебя машина? — спросил Вася.
— Не знаю, — пожала плечиками Настя, — я в них не разбираюсь.
Эта девочка мне уже откровенно нравилась. Это ж надо уметь так разговаривать с мужчинами. И актриса! Я, конечно, актриса еще та, но эта малолетняя Брижит Бардо меня бы сделала. Так я и поверила, что она не знает марку машины! Все она знает!
— Так у тебя же «форд»! — воскликнул Вася со знанием дела.
— «Форд»? А ты еще какие машины знаешь? — хлопая ресницами, спросила Настя.
Нет, все, я уже просто млела от этой девчушки. Вася распрямил плечики и начал перечислять марки машин. Господи, какие мужчины наивные! Или они уже рождаются идиотами? Надо с Васей поговорить про женщин. Или еще рано? А может, не надо? Вот мой муж до сих пор пребывает в счастливом неведении относительно женского коварства и тоже верит, когда я вот так хлопаю ресницами. Нет, не буду я сына просвещать.
— Пока, — сказала Настя и впрыгнула в машину.
Вася стоял и махал ей ручкой в окошко. Настя делала вид, что не видит. Вася прилип к стеклу и кричал: «Настя, завтра увидимся!»
Сентября Отучились неделю
Приехала бабушка. Накупила внуку подарков, нажарила пышек.
— Маша, у Васи вши, — сказала мне мама вечером.
— Мама, какие вши? — Я приехала уставшая и голодная.
— Обычные. Он голову чешет. Ты что, не замечала?
— Мам, ночью комары были, мы даже включали в розетку эту антикомариную штуку. Укусил, наверное.
— Вши, — стояла на своем мама.
— Сама подумай, откуда? Двадцать первый век на дворе, школа приличная, дети все нормальные, дома — чисто.
— Ты все-таки посмотри.
— Ага, еще у него клопы, блохи и глисты.
Мама уехала.
Я все-таки решила посмотреть. Мама у меня слишком часто оказывается права. Точнее, всегда, и от этого я злюсь ужасно.
— Вася, иди сюда, — позвала я сына. Ну, действительно. Комариный укус. Помазала.
Суббота. Вася действительно расчесывал всю голову, а не только место укуса.
Вши. У всех были вши. У меня были. Но я тогда жила в деревне, и вши были не только у меня, а у всего класса. Регулярно. Мальчиков сразу брили налысо. Девочек, впрочем, тоже. Я тоже хотела быть лысой, но моя бабушка просто коротко меня подстригла. Даже фотография сохранилась — весь класс с одинаковым ежиком на голове, а у меня — жидкие волосенки до плеч. Как я тогда плакала!
Вшей тоже выводили все вместе. Я, например, с подружкой-соседкой Фатимой. Ее тоже почему-то налысо не брили. Так что страдали мы вместе.
Фатима приходила к нам с керосином. За керосин отвечала мама Фатимы. Наливала в консервную банку с недорезанной крышкой. Фатима несла банку за крышку, а мама ей вслед кричала: «Не расплескивай, на жука колорадского не хватит…» Моя бабушка была счастливой обладательницей частого гребня, огромного белого вафельного полотенца и — почти немыслимого сокровища — целлофана.
Бабушка мазала нам с Фатимой головы керосином, заматывала вокруг целлофан, велела не трогать руками и отправляла в огород — собирать с картошки колорадского жука и топить его в оставшемся керосине. Мы хихикали и поскребывались.
Потом нам смывали керосин водой с уксусом. Надо было наклонить голову над огромным старым эмалированным тазом.
— Глаза не открывать! — кричала бабушка.
Очень хотелось посмотреть. Именно в этот момент.
А потом мы сидели на стульях. На столе лежали вафельное полотенце и гребень. На полотенце надо было вычесываться. Мы с Фатимой хихикали, болтали… Приходила бабушка и бралась за наши космы. Было больно и все равно смешно.
Однажды после очередной мойки керосином мы с Фатимой побежали гулять в поле. Там паслась Фатимина корова — Зайка. Фатима от переизбытка чувств решила залезть на Зайку. Залезла. Ее ситцевый белый сарафанчик был весь облеплен черными точками.
— Попадет? — спросила Фатима, глядя на меня.
— Попадет.
Попало обеим, хоть я и не хватала Зайку.
— На вас керосину не напасешься, — ругалась мама Фатимы, помешивая в ведре кипяток с хлоркой для наших вещей.
Потом бабушка привезла из города такое специальное мыло — вонючее до ужаса. И нас мылили этим мылом.
Это было давно. В деревне. В прошлом веке.
Я как-то была не готова к тому, что вши заведутся у моего сына. То есть я готова была подумать на нервный тик, усиленную работу мозга — да что угодно…
Позвонила нашему домашнему врачу Ларисе.
— У нас вши, — вместо «здрасьте» сказала я.
— Пусть это будет самой большой вашей проблемой, — философски заметила Лариса.
— А что делать?
— Купить шампунь. И помыть голову.
— Надо прокипятить все, — сказал муж, — что-то я тоже стал чесаться.
— И я. Во всех местах.
— Может, нам тоже нужно этим шампунем? Откуда вши? Не понимаю.
— У кого-то в классе, — сказала я.
— Надо сказать учительнице!
Я представила эту картину. Стоим мы на школьном дворе, и учительница поставленным громовым голосом сообщает: «Товарищи родители, у одного мальчика педикулез. Обратите внимание». И все шушукаются: «У кого, у кого?» И ведь не докажешь, что это не у нас первых началось, а у кого-то другого.
— Нет, не будем говорить, — категорично заявила я.
— Интересно, а у кого в классе вши? — спросил муж.
Вот. Это-то меня и пугает. У нас одна мама какой-то чужой родительнице сказала, что с нас собрали деньги. И сумму озвучила. Чужая родительница сказала другой родительнице, а та сообщила своей учительнице. Учительница доложила завучу. Был скандал. Фамилию мамы никто не называл, но все откуда-то знали. Мама извинялась, оправдывалась, но ей никто не верил. Активистки родительского комитета с ней до сих пор не дружат. Мама, собственно, ничего плохого не имела в виду… так, разговор поддержала.
Васе мы тоже не сказали, что у него вши. Сказали — раздражение. Потому что Вася бы всем тут же об этом рассказал. И рассказывал бы еще полгода знакомым и незнакомым. В подробностях.
Кстати, в аптеке, куда я побежала за шампунем, мне полегчало. Около кассы стоял роскошный южный мужчина в дорогом костюме и пытался объяснить, что ему надо.
— Мазь для ушей? — не понимала провизор.
Мужчина сердился и краснел.
— Малэнкие такие, по голове бэгают, чесаться хочэтся, сын в школу пошел, — горячился мужчина и на себе показывал, как хочется чесаться.
— Шампунь от вшей, — перевела я провизору.
Мужчина взглянул на меня с благодарностью.
— И мне то же самое, — сказала я провизорше. Она чуть в обморок не грохнулась.
