Глава, по моим подсчетам, девятая 7 страница

– Делаешь очередную порцию омлета? Поделись! – Почувствовав дыхание на затылке, я резко обернулась.

Его лицо оказалось прямо передо мной. О, ужас. Берите в руки любовную историю, открывайте на любой странице и читайте вслух. Если я не ошибалась, а в таких вещах я перестала ошибаться в шестнадцать лет, Андрей был абсолютно готов. Такая страсть читалась в его глазах и такая сладкая нежность, что мне даже не по себе стало. Он осторожно дотронулся до моих губ, провел пальцем по подбородку и, коснувшись пальцем ямочки на шее, начал теребить верхнюю пуговицу моей блузки.

«А чего это я тут стою как соляной столп и не возмущаюсь, когда разные донжуаны соблазняют меня наглым образом и вдобавок так уверены в собственной неотразимости, что даже не боятся сопротивления?» – промелькнула мысль. И все же я позволила себе еще полсекунды удовольствия, и только. Еще полсекунды – и можно было бы не писать дальше и избавить читательниц от поисков описаний природы. Но чем я всегда гордилась, так это своей недюжинной силой воли.

– Руки прочь, развратник, – я спасла пуговицу от отрывания (каких трудов мне это стоило!) и, толкнув, усадила его на табуретку. Он послушно сел, ничего не предпринимая, только смотрел на меня так, что кружилась голова.

– Срочно по чашке крепкого кофе для оздоровления логики. Можно по две – закрепить результат.

– А так ли надо ее оздоравливать? – почти прошептал он, и у меня вновь отказали ноги.

– Андрюша, милый, надо, а то, я смотрю, у вас в районе ожога появилась какая-то странная опухоль плюс температура под сорок. Я тут читала газетку на досуге. Так, не поверите, все симптомы страшного заболевания СПИД.

– Ой, скажи это еще раз, – он умоляюще застонал.

– Про СПИД? Лучше газетку принесу.

– Нет, про милого Андрюшу. Когда ты так говоришь, мне уже все равно, СПИД это или что-то еще. Просто хочется взять сейчас тебя на руки и отнести в постель, а там уже выяснять, насколько страшны будут последствия поставленного только что диагноза. Может, попробуем?

– Тьфу на вас, Андрей! Все вам шуточки.

– Шуточки – это твое. Я серьезен как никогда, – он предусмотрительно забрал у меня большую горячую чашку и потянулся обнять меня за бедра. Я отпрыгнула от него в сторону, чуть не сбив горшок с пальмой, притулившийся в углу.

– Андрей, надевайте штаны, пейте кофе и прекращайте на меня ТАК глазеть. Я вам не благотворительный концерт. Ясно?

– Куда уж яснее…

– Пришли в себя? Слава богу!.. – выдохнула я, когда кофейник был опустошен, а шорты водворены на место.

Андрей сел передо мной на корточки и, обняв руками мои колени, заглядывал в лицо:

– Лариса, и все-таки, почему нет? Откуда такое сопротивление и упрямство? Насколько я понял, я не так уж тебе противен.

– Какой там противен? – Я хитро прищурилась. – Я от вас, Андрюша милый (просишь – получи), просто таю и теряю весь оставшийся разум, вы же не младенец и не слепец. Любая женщина была бы польщена вашим отношением, и я, как любая женщина, тоже. Мое слабое сердце выпрыгивает из груди, ноги подкашиваются, сознание затмевается, и хочется отдаться вам тут же на кухонном столе. Но, но, но… – Андрей походил на обласканного песика, которому только что преподнесли мозговую косточку. – Но боюсь, ваши многострадальные обугленные гениталии еще не готовы вынести необходимую в таких случаях нагрузку, и добровольно отказываюсь ради вашего же здоровья.

У сеттера отобрали кость.

– Что ты этим хочешь сказать? Ну я тебе сейчас покажу обугленные гениталии! Ты сейчас дождешься, только вот доберусь! – Андрей вскочил, опрокидывая табуретки, и собрался было меня схватить, но я опередила его на долю секунды и, запершись в туалете на задвижку, продолжала язвить:

– Ой, мамочка! Не надо больше ЭТОГО показывать. Было бы чем хвастаться! Никакого эстетического наслаждения – одни головешки. Меня и так уже тошнит от вида горелого мяса.

Он ломился в закрытую дверь еще минуты три, а затем уселся у порога, решительно заявив, что никуда не уйдет.

– Ну и сидите. У меня есть необходимая для нормального функционирования организма вода и удобное место для спанья, а вот вам придется справлять малую и большую нужду в целлофановые пакетики и швырять их в форточку. Нехорошо! Соседи могут не одобрить!

Мы поперекидывались фразами еще с полчаса и, устав наконец соревноваться в остроумии, заключили пакт о взаимном ненападении. Я боязливо выбралась из туалета и тут же получила в лоб ощутимый щелбан – за грубость.

* * *

А на ночь я осталась у Андрея, потому что, видите ли, резко подпрыгнула температура и возникла срочная необходимость в медобслуживании. Градусника мне никто не показал, но я и не настаивала, потому что, если честно, сама хотела остаться. Андрей больше не предпринимал попыток соблазнения, и я тоже вела себя достаточно осторожно и не провоцировала его. Поужинав, мы опять сидели допоздна, беседуя о разной ерунде, и я снова читала ему свои стихи, а он рассказывал истории из детства и студенческой жизни.

Мне было хорошо, спокойно и уютно, и я знала, ощущала всеми фибрами, что и ему тоже. И это чувство было гораздо опаснее того желания, которое овладевало мной от его прикосновений. Опаснее, потому что серьезнее, сильнее и нужнее. Мне приходилось напоминать самой себе, что я самодостаточный и сильный человечек и что не стоит привыкать к тому, к чему привыкать не стоит.

– Знаешь, Лариса, с тобой удивительно легко и радостно общаться, когда ты не устраиваешь клоунад, – сказал он.

– Порой бывает надо устроить клоунаду, – отбарабанила я, и он согласился. – С вами, Андрей, между прочим, тоже легко, когда вы не играете в Казанову. Ведь можете же быть человеком, когда захотите.

– Могу, конечно. Но это непросто, когда рядом находится красивая и очень соблазнительная барышня, да еще и с неадекватным чувством юмора. Поставь себя на мое место.

– Ну вот те раз! Пошли по кругу. Договорились же.

– А я и не претендую ни на что. Но я тебе порекомендую все же подумать на сон грядущий о том, что… Впрочем, забудь, – он прервал фразу, а мне почудилось, что он хотел произнести нечто для меня немаловажное.

Перед тем как расходиться на ночь, он вполголоса попросил:

– Эй, птеродактиль, поцеловать-то хоть можно, по-дружески?

– По-дружески? Точно? Тогда да. Но не перебарщивать с эротикой и не лишать меня здорового сна, – Андрей тихонько прикоснулся теплыми губами к моей щеке и задержался чуть дольше, чем требовал просто товарищеский поцелуй. – Эээй, тормозите. Не хочу чтобы меня преследовали ночные кошмары с уклоном в «Плейбой» с вашим участием. Пожалейте бедняжечку.

– Лариса, а тебе кто-нибудь говорил, что ты удивительный человек? – ни с того ни с сего поинтересовался Андрей.

– Угу. С утра до вечера нон-стоп об этом твердит моя семья. «Ты, – говорят они, – у нас просто удивительная, но нет рода без урода», – а братец, тот так и талдычит: «Смотрю на тебя, Хлорка, и непрерывно удивляюсь, но не бойся, сейчас все лечат!» Вот так. Пошла я баиньки!

– А сказку на ночь? – закапризничал сеттер.

– Не вопрос. «Камасутру» наизусть с одновременным визуальным рядом. Пойдет?

– Вполне! – Он попытался зацепить меня и усадить к себе на колени, но я пихнула его кулаком под дых и, пока он приходил в себя, смылась.

Я забаррикадировала дверь стульями, потому что знала, что мои внутренние баррикады сданы подчистую, и сидела всю ночь у окна, считая разные звезды, которые теперь казались вовсе не астрономическими объектами, как мне думалось раньше, а окошками, в которые подсматривают ангелы.

И было утро, и был день. И опять я никуда не делась, а, позвонив маме, грубо наврала, что сижу у бабули, и предупредила мою престарелую Лепореллу, что я, по легенде, сегодня у нее.

– Супружница-то его как? – Бабуле не надо было долго объяснять, где я.

– Ожила, подала на развод и ушла вместе с детьми, – не хотелось добавлять лишних жертв.

– Ну вот и славно, а насчет родителей ты не беспокойся, я улажу. Только, сладурка, пусть уж он «запорожец»-то свой поменяет.

– Передам, бусик. Веди себя хорошо. Не прелюбодействуй, – бабуля задумалась. День обещал быть забавным.

Глава двадцатая

(Лиричное начало и циничный конец. Но без нецензурных выражений и иных описаний. Между прочим, я имела в виду природу, а вы что?!)

Мы с Андреем провели чудесные выходные, съездили на Истру, наелись от пуза грязной клубники и подобрали бездомного котенка, который моментально обделал пол в машине, после чего заснул у меня на коленях. Весь день меня преследовало удивительное чувство, как будто я долгие годы существовала в ожидании этого воскресенья, и вот оно наконец наступило и оказалось даже лучше, чем я себе представляла. Глупо, но меня захватило, закружило и околдовало ощущение такого неимоверно огромного, спокойного счастья, что хотелось сотворить что-нибудь абсолютно безумное. Ну, например, пойти и спрыгнуть с Крымского моста или даже бросить курить. (Насчет бросить курить я, конечно, преувеличиваю, но это чтобы вам стало ясно, КАК все происходило.) Мне было хорошо настолько, что я даже не пыталась язвить, капризничать и сочинять скабрезные стихи, просто вовсю дышала этим волшебным днем. А почему бы и нет? Может ведь человек позволить себе однажды расслабиться, приоткрыть дверцу в стене недоверия. Не всегда – однажды, в такое вот нежданное воскресенье. Я прекрасно отдавала себе отчет, что все это ненадолго, даже меньше чем на двадцать четыре часа, и не тешила себя глупыми надеждами на «продолжение банкета» и тому подобное. Но было так славно не думать о последствиях, а просто жить. Рядом со мной был умный, очаровательный и отнюдь не безразличный мне человек, и, пусть для него я была не более чем забавная и немного смешная девчонка, очередная ничего не значащая страничка, меня это не беспокоило. Не в это воскресенье.

«Завтра, думать буду завтра, а сегодня хочу это прожить», – разрешила я себе и ничуть не жалела о том, что расслабилась.

Вечером мы сидели в каком-то загородном кабачке, пели серенькие птички (кажется, их зовут соловьями), на столах мерцали крохотные газовые светильнички, и пахло не то жасмином, не то классным туалетным спреем. В общем, было до идиотизма романтично и здорово. В любое другое время я бы обязательно посмеялась над собой и над светильничками, но в тот вечер все почему-то было к месту, по делу и вовсе не смешно, а даже приятно.

– Огромное тебе спасибо за этот чудесный день, – Андрей дотронулся до кончиков моих пальцев, и я не поспешила отдернуть руку.

– Вам спасибо, Андрей. Все было просто замечательно. Особенно клубника, надеюсь, дизентерии можно будет избежать.

– Даже если и нет, не волнуйся. Тогда я буду дежурить у твоей постели и отпаивать таблетками. Баш на баш, – пообещал он.

– Ага, а также раз в десять минут опустошать ночную вазу. Какое самопожертвование. Вас надо немедля канонизировать под именем Андрея Ассенизатора – Всехнедамского Угодника. Портретик в рамочку, под портретик лампадку, а на картинке вы с горшком в одной руке и пальмовой ветвью в другой.

– А зачем ветвь? – недоумевал Андрей.

– Отгонять любопытных мошек, – пояснила я.

– А почему это всехнедамского? Я, между прочим, весь день стараюсь угодить только одной-единственной даме, а она никак не хочет этого понять, – многозначительно произнес он.

– Дама поняла, оценила и уже выразила благодарность. Требуется что-то дополнительно?

– Несомненно. Во-первых, все-таки перейти на «ты», а во-вторых, – он слегка запнулся, – а во-вторых, перестать видеть во мне глупого, испорченного и эгоистичного щенка и наконец-то позволить и мне, и себе нормальные взрослые отношения, без всех этих взаимных издевательств, препирательств и сарказма. Тебе, кажется, не шестнадцать, и я уже не мальчик. И, знаешь что, давай наконец решимся и перейдем от теории и опереточных забав к тому, что неизбежно должно произойти. По-моему, я все ясно объяснил?

Я задумалась, взглянула в его лицо. Красивое, умное и любимое лицо. Он ждал ответа, и на мгновение мне показалось, что для него это важно, может быть, так же, как и для меня.

– О’кей. Пусть будет «ты», хотя мне претит такое явное нарушение субординации, а касательно второй части, я вовсе не думаю, что вы, прости, ты мальчик и глупый щенок, я уверена, что ты очень и очень взрослый, очень большой и смазливый, испорченный и эгоистичный кобель, – я выложила это на одном дыхании. Мне не хотелось его обижать, честно, особенно сегодня, но я просто обязана была это сделать либо рисковала ему поверить и пропасть ни за что.

– Таак. Значит, ты меня взяла и скоренько причислила к этому подвиду? – Он рассердился и сжал мою ладонь так, что что-то подозрительно хрустнуло.

– А что мне, позволь спросить, остается? После того как ты столько раз пробовал на мне свою неоригинальную методику укладывания в постель. А ведь я умоляла о партнерстве в чистом виде! Нет, ты, Андрей, принадлежишь к категории самцов-олимпийцев.

– То есть? – Он недоумевал.

– Ну то есть, если цель легко достижима, то это вам ни к чему, а вот если сопротивляется и бьет копытами, то надо во что бы то ни стало установить рекорд.

– Значит, так, да? – Мои бедненькие суставы уже хрустели вовсю. – А тебе не приходило в голову, что меня интересует не гипотетическое достижение цели, а сама цель? Ну то есть ты. Не задумывалась, что ты мне нравишься, и всё, а?

– Чушь! – Я все-таки сумела сохранить все кости в целости, выдернув у него свою руку. – Предложи эту сказку в «Спокойной ночи, малыши». «Ой, тетя Таня, расскажи Хрюше со Степашкой сказочку про белого бычка». Чушь! Такая, как я, не может представлять для тебя никакого интереса, кроме спортивного. Ты сейчас тут распинался насчет перехода к серьезным отношениям. Звучит очень красиво, просто идеально, но если отбросить лингвистические изыски и сказать по-человечески, то это значит: «Кончай выпендриваться, милая, и давай-ка в кроватку, побалуемся. Нечего корчить из себя королеву „Шантеклера“!» Разве не так? Мне уж точно не шестнадцать, и объективно я на себя смотреть научилась. Ты не для таких, как я. И это не низкая самооценка, а всего лишь понимание ситуации. Оставь меня в покое и ищи себе пару из своего круга и статуса. – Кстати, пока я выкладывала этот монолог, я сама себя накрутила и конкретно на Андрея обозлилась. Весь этот необыкновенный день пошел прахом. Я с яростью уставилась на него.

– К чертям собачьим! Такое впечатление, что я говорю с непроницаемой и непробиваемой стенкой! – Андрей стукнул кулаком по столу, так что светильник подпрыгнул и погас. Романтика закончилась.

– Точно. Я непроницаемая, но, слава богу, проницательная. И не надо больше напрягаться и впустую тратить силы. Так или иначе, я тебя вижу насквозь. Поэтому позволь еще раз подчеркнуть, что между нами ничего не будет, и поставить на этом точку. Давай потерпим общество друг друга чуть больше двух недель, поделим бабки и разбежимся навсегда. Да, не забудь составить смету затрат на «ухаживание». Не люблю быть в долгу.

Он промолчал. Так же, не проронив ни слова, довез меня до дома и, не попрощавшись, уехал.

Я стояла на тротуаре и смотрела ему вслед. Было жаль испорченного воскресенья и себя. И даже гордость за сохраненные с таким трудом честь и достоинство ничуть не заглушала одиночества и тупой такой, противной боли. Ненавижу! Ненавижу себя!

Глава двадцать первая

(Немного о высокой моде, о различных теориях брака, а также о том, на что способна женщина в ревности.)

Ленка вертелась перед высоким зеркалом, разглядывая свой худосочный зад, обтянутый Келвином Кляйном. Серый свитер висел на ней мешком. Рядом с ней Анечка напрасно пыталась придать новым джинсам потрепанный вид.

– Похоже, я становлюсь законодательницей мод в локальном масштабе. А вам идет, девочки. Джинсики, кстати, портят кирпичом, а свитерочек необходимо довести до кондиции следующим образом: стираешь в горячей воде и забываешь разложить. Когда он высохнет, будет точь-в-точь как у меня – мятый и бесформенный. Некрасиво, но стильно, аж жуть!

Девочки засмущались.

– Сегодня в «Ленкоме», типа, премьера, – Серега сунул мне под нос билеты. – Пойдем? – Бабла выкинул немерено.

Я обошла его справа и направилась к себе. Телефон трезвонил вовсю.

– Это я, ваш неповторимый Гальяно. Самый популярный нынче дизайнер женской одежды и проч. Але, – в ухе что-то загудело и запищало, а потом захрюкало моей лучшей подругой Инкой. – Хрю, хрю. Привет, Ларик. Это я!

– Аааа! – закричала я. – Привет, ты откуда? Поганая связь.

– Из Сиднея. Хрю. А я тебя хорошо слышу.

– Боже, что ты делаешь в этой стране аборигенов и утконосов? – Я искренне удивилась.

– А ты как – хрю – думаешь? – Инка засмеялась.

– Боже! Опять? Ты сошла с ума.

– Точно, хрю. Сошла. Но это детали. Ты приезжай ко мне. Я безумно соскучилась. Заодно познакомлю тебя с мужем. Хрю, хрю.

– Я больше этого не вынесу, лучше ты приезжай, и без мужа. Привези мне кенгуренка. Я обучу его носить в зубах хозяйственную сумку и буду самой крутой в столице. А можно большого кенгуру, тогда в сумке он будет носить меня. Очень неожиданно и пугает размахом фантазии.

– Хрю, хрю, – засмеялась она, – ты ничуть не меняешься. Как у тебя дела? Замуж не выскочила?

Мне не терпелось поделиться с ней новостями, но она перебила в самом начале и стала взахлеб рассказывать про своего супруга. Я положила трубку на стол и спокойно занялась своими делами.

«Глупо рожать двух детей от одного и того же мужа, – заявила она однажды. – Один брак – один младенец». Если бы она была последовательной, то на сегодня попала бы в книгу рекордов как мать-героиня. Инка сделала замужество своим хобби, причем хобби интернациональным. Первым ее супругом был американец, затем на смену пришел араб, затем она обручилась со страстным Джузеппе из Милана, потом появился финн, не помню как его звали, и так далее. Я не успевала следить за ее передвижениями по земному шару. Последний раз она звонила мне из Токио, и я побоялась спросить, как зовут ее нового благоверного (японские имена трудны в произношении). Теперь был Сидней. Я прислушалась. Хрюкало громко и настойчиво.

Инка, я тут влюбилась, как дурочка, хотелось сказать мне. Что мне делать, Инка? Как быть? Ну посоветуй, выслушай, пожалей – мне хотелось выплакаться, но вокруг были настороженные вражеские уши, и поэтому я удержалась от откровений. Мы слезно распрощались, поклявшись созвониться в ближайшие дни. Я достала из ящика стола историю бедной Марты, обманутой подлым Томасом, и, раскрыв книжку на середине, стала читать.

– Я уже, кажется, делал вам однажды замечание, Лариса, – а я и не заметила, когда Андрей подошел.

Я подняла голову и посмотрела на него. Когда наши взгляды встретились, у меня внутри что-то запрыгало, задрожало и оторвалось (хотелось верить, что не мочевой пузырь).

– Может быть, все-таки будете работать или как? – Он был суров и неприступен. – И не надо изображать из себя раскаявшуюся грешницу, не ваше амплуа, – заявил он в ответ на мои скромно потупленные в смирении очи.

– Простите-с, уже, уже. Видите, я тружусь, – я схватила в руки первую попавшуюся бумажку, оказавшуюся списком телефонов сотрудников, и с деловым видом начала ее изучать. – Взгляните, очень поучительно и, главное, расширяет кругозор, прямо ощущаю, как он расширяется и вылазит из ушей, поскольку не соответствует объему черепа.

Андрей фыркнул и, повысив голос, заметил:

– Боюсь, что еще один подобный случай – и вам придется искать себе новую работу. Будьте повнимательнее к вашим обязанностям, – он вышел, и после секундной паузы со всех сторон раздались «сочувственные» возгласы:

– Ну надо же! Каков подлец. Сначала воспользоваться, а затем выгнать с работы. Непорядочно, – Светлана Денисовна любила поразглагольствовать на тему морали. – А вы, Лариса, могли бы догадаться о последствиях. Недаром говорят, что дома и на работе…

– Не расстраивайся. Я чего-нибудь подыщу. Тут, типа, у моего кореша на фирме есть местечко. Я поспрошаю, – вылез добрый Серега с соболезнованиями.

– Чего там? Типичная история. Босс и секретарша. Классика. Возьми любой пример из художественной литературы и убедись, – вездесущий Митрич был тут как тут.

Серафима, случайно оказавшаяся свидетельницей происшедшего, тут же сунула мне под нос кусок торта, ее опыт подсказывал, что на сытый желудок любые жизненные трагедии пережить легче.

Я тут же набила рот сладким бисквитом. Значит, вот как они интерпретировали эту мизансцену. Босс и секретарша. Неудачный расклад! Надо было срочно исправлять ситуацию. Я обвела комнату недоумевающим взглядом и вздохнула, вложив в этот вздох тонну сексуальности.

– Вы это о чем, господа хорошие? Не понимаю. Ах да, Сережа, зайчик, ты не мог бы мне сегодня помочь с транспортом, – я потерлась о Серегино плечо ухом.

– Что за вопрос? Конечно. Типа, когда и куда хочешь, – Серега таял.

– Тогда после работы поедем сразу в Митино, я там соберу кой-какие свои вещички, и затем на Краснопресненскую набережную. Видите ли, я тут переезжаю к Андрею, а его машина в ремонте, – разъяснила я.

– Чтооо? Как это переезжаешь? Куда? – Митрич вылупился на меня во всю мощь своих лягушачьих очей.

– А что тебя удивляет? Разве это не нормально, что любящие люди хотят вести совместное хозяйство, сожительствовать и тому подобное. Не говори, что ты сторонник первой брачной ночи, это извращение. Ну так как, Сережик, ты согласен?

Серега замычал, заикал и согласился. Население офиса задумалось, а Серафима вздохнула. Ей было жаль не к месту пожертвованного бисквита.

* * *

В восемь вечера я выгрузила четыре тяжеленные сумки возле Андреева подъезда и отпустила Серегу восвояси. Правда, он пытался помочь мне донести багаж до квартиры, но я пресекла подобную благотворительность, объяснив это тем, что, возможно, Андрей не пожелает афишировать свою душевную привязанность, и так далее. Честно говоря, я опасалась, что Андрей спустит меня с лестницы вместе с барахлом, что было бы вполне естественной реакцией с его стороны после вчерашнего. Я дотащила сумки до двери и позвонила. Ни звука.

Нате вам! Выходит, мне придется тусоваться на половичке до его прихода. Ну вы сейчас скажете, что мне надо было развернуться и, взяв такси, поехать домой. А как же Серега? Я не была уверена, что он не стоит где-нибудь за углом в надежде разоблачить мой блеф. В общем, в очередной раз решив идти до конца, я удобно устроилась на сумке и открыла припасенную на всякий пожарный баночку с пивом.

Третья опустошенная баночка уютно устроилась рядом с подружками, когда я услышала звук открывающегося лифта и знакомый баритон:

– Конечно-конечно. Это гениальная вещь, да и вообще он неординарен в своей манере живописи. Выставка чудесная. Хотя мне все же примитивизм чужд.

– А как хорош тот эскиз! Какое мастерство! Какая палитра! Какое умение подбирать и смешивать тона, – писклявый, шепелявый и противный голосок мне не понравился. Во-первых, он явно принадлежал женщине, во-вторых, явно женщине хорошенькой или думающей, что она такая, а в-третьих, для меня это было неожиданностью. Я как-то не предусмотрела такой вариант. Я попыталась подняться на ноги, но баночки-сестрички привели мой вестибулярный аппарат в нерабочее состояние. Пока я предпринимала вторую попытку встать, держась за косяк, любители живописи возникли в конце коридора и приблизились на расстояние вытянутой руки. В глазах двоилось, но я сумела разобрать, что мой шотландский сеттер, разодетый в пух и прах, вышагивал под ручку с натурально-блондинистой фифой, как будто только сошедшей с подиума. Внутри у меня закипело и забурлило. Значит, я томлюсь на коврике возле закрытой двери уже целый час, а эта шотландско-сеттеровая свинья разгуливает где-то с размалеванными красотками и еще и домой их приволакивает, абсолютно понятно зачем. Даже если я и не предупредила заранее о переезде, это не оправдывает его развратного поведения. Во мне проснулся разъяренный собственник, и напрасно полупьяная, но все еще живая логика пыталась осадить мое взбешенное «я».

– Значит, опять за свое взялся, кобелище! – Уперев руки в боки и расставив ноги для устойчивости, я прочно вошла в образ обманутой супруги. – Стоит мне уехать на неделю, как ты начинаешь водить всяких разных. И ведь небось врет, что не женат, – я так зыркнула глазами на фифу, что та взвизгнула. – Хоть бы что приличное подобрал! Где ты их находишь, таких ободранных? По дешевке, что ли, на Курском вокзале? – Андрей не мог рта раскрыть, а девица потихонечку начала пятиться обратно. – Радует, что на сей раз ты придерживаешься нормальной ориентации, а то привел месяц назад этого восточного типа, который потом из кровати не хотел вылезать! – Андрей по скорости изменения цвета лица мог соперничать с хамелеоном: от нежно-зеленого он перешел к красному, а затем к багровому.

– Нет, я подам все-таки на развод, вот только рожу – и сразу в суд! – Я выпятила вперед живот, пиво создавало прочную иллюзию второго триместра беременности.

Андрей остолбенел, а фифа, допятившись до угла и взвизгнув в последний раз, испарилась, оставив после себя лишь флер дорогих духов.

– Хлебни разочек, – добрая я сунула в лицо Андрею баночку «Туборга», – и нечего стоять и пожирать меня глазами, можешь, если тебе будет легче, пнуть меня в любое место, хотя это не по-джентльменски. На, пинай.

– О, боже ты мой, сохрани меня от греха, – Андрей запустил руки в волосы и, застонав, мешком осел на половичок. Я пристроилась рядом.

– Ну что ты здесь делаешь, горе мое? Чего тебе еще надо? – Он взял «Туборг» из моих рук и сделал большой глоток.

– Я переехала. Насовсем, – мне стало жаль Андрея, уж так беззащитно он выглядел, и я погладила его по взъерошенной шевелюре. – Но ты не бойся, это «насовсем» не насовсем, а только на две неделечки, даже чуть меньше. А что, эта эльфообразная мадам – твоя нынешняя большая любовь? – Я достала еще одно пиво. – Хочешь, я ей сейчас позвоню и признаюсь во всем.

– Боюсь, это не спасет ни меня, ни тебя. Слушай, подруга, ты что, намерена свести меня в могилу? Может, это у тебя задание такое от конкурирующей фирмы? – Он почти плакал.

– Ох, малыш, неужели это все так печально? Не переживай, от долгого воздержания еще никто не помирал, а потом есть куча способов самоудовлетворения, могу дать письменные инструкции. Даже, если позволишь, прослежу за процессом и укажу на ошибки.

– Она еще и издевается. Нет, я этого больше не вынесу! На этом я прекращаю всякие наши отношения и отказываюсь от твоего тупейшего пари, – Андрей говорил на полном серьезе, и я в момент протрезвела: шуточки шуточками, а бабки пропадали немалые.

– Ты что?! Не выдумывай. Все уже почти закончилось. Клянусь больше ничегошеньки не вытворять и вести себя как пай-девочка. Я даже посуду буду мыть и завтраки тебе готовить, ну честное пионерское, – я застыла в пионерском салюте, но Андрей, невзирая на мои уверения, отрицательно покачал головой.

– Все, Лариса. Извини, но я – пас. Ищи себе другую жертву. А сейчас можешь идти куда тебе угодно.

– Не пойду я никуда, и не сумеешь ты так просто от меня отделаться, не мечтай, – я, немного поколебавшись, опрокинула себе на голову банку с пивом, липкая жидкость потекла по лицу вместе с тушью. – Буду спать здесь, и если меня не сожрут тараканы, то увидят соседи, и прощай твоя репутация. Уж я придумаю, чего им порассказать.

– Чудовище! Ну что мне делать? – Он в бессилии развел руками.

– Открыть дверь, втащить мои вещи вовнутрь и дать мне возможность принять душ, – скомандовала я.

– Можно подумать, ты оставила мне другой выбор, – он поступил в точном соответствии с моими инструкциями, и когда я, завернутая в его банный халат, выползла из ванной, то обнаружила Андрея в разгаре приятельской беседы с «Джонни Уокером» черным.

– Позволите к вам присоединиться?

Он молча кивнул на уже приготовленный бокал.

– Андрей, я, кажется, тебя чем-то огорчила? – Он не отвечал. – Ну прекрати дуться. Согласна, опять перебор. Но я же зверски взревновала, а женщина в такие моменты не думает. Измена в канун свадьбы – вещь тяжелая. Радуйся, что я не налетела на нее с кулаками, кстати, где это ты ее подцепил?

– Марина – художник и жена моего хорошего друга.

– Вот это номер! Подложить такую свинью другу. А выглядишь как порядочный человек.

– Он ставил машину на сигнализацию, должен был подняться следом. Представляю, что они обо мне сейчас думают.

Я присмотрелась к Андрею – он не врал. Похоже, я опять попала впросак и к тому же здорово подвела Андрея.

– Ну откуда же я могла знать? Поставь себя на мое место. Сидишь, ждешь любимого, выпиваешь потихонечку, и тут он возникает с манекенообразной мымрой. Естественно, я завелась. Ну не сердись, ты же знаешь, что у меня не все дома. Прими случившееся как факт. У тебя заодно поужинать ничего не найдется? Ну там, сосисок или супа какого-нибудь?

– Я и не сержусь, – он взял свой бокал, наполнил его до краев. – Просто думаю, что бы такое придумать в качестве реванша. Раз уж у меня нет шансов от тебя отвязаться, то хотя бы разок отомстить.

– Месть – недостойное сильных людей чувство, – заявила я, – а ты личность невероятно мощная.

– Ты уверена? – Он медленно поднял бокал над моей головой и перевернул его дном кверху. Второй раз за сегодняшний день я оказалась под алкогольным дождем. – Приятно порой быть слабеньким таким человечком.

Мне было мокро, холодно и мерзко, но я и вида не подала.