Эдвард Зейденштикер, Япония. Нью-Йорк, 1962. Нет ничего хуже, чем сбиться с пути в путанице токийских переулков и

 

 

Нет ничего хуже, чем сбиться с пути в путанице токийских переулков и

тупиков. Даже для коренных жителей этот город остается загадочным

лабиринтом. Мало сказать, что его улицы не признают никакого плана -- они к

тому же анонимны.

В первые дни своей жизни в Токио я заметил на перекрестках оставшиеся

еще со времени американской оккупации столбы с указателями: "Авеню Д", "20-я

стрит". Тут же захотелось дать гневную отповедь бесцеремонным янки,

посмевшим переиначить на свой лад исконные японские названия.

Однако все мои попытки выяснить у прохожих подлинные имена улиц были

тщетны: я слышал в ответ названия трамвайных остановок. Оказывается,

Макартур ничего не переименовывал, а лишь предпринял первую и, надо сказать,

безуспешную попытку окрестить безымянные токийские улицы.

Лишь накануне Токийской олимпиады 1964 года сорока четырем магистралям

японской столицы были даны официальные названия, но при этом возникло

множество почти непреодолимых трудностей.

Так, например, Гиндза (Серебряный ряд) -- это целый

торгово-увеселительный район, прилегающий к самому оживленному перекрестку в

центре Токио. Владельцы здешних магазинов, ресторанов, кинотеатров наотрез

отказались менять свой респектабельный адрес. Но ведь нельзя же было дать

одно название двум перпендикулярно идущим улицам! Так и осталась на

пересечении Харуми-дори и Тюо-дори некая нейтральная зона: Гиндза западная и

Гиндза восточная, Гиндза пятый квартал и Гиндза второй квартал.

В этом городе без плана, в городе анонимных улиц к тому же отсутствует

еще и порядковая нумерация домов. Каждый адрес содержит какие-то цифры. Но

если вы ознакомитесь с картой в ближайшей полицейской будке, вы поймете,

что, во-первых, номера эти идут не по порядку, а отражают последовательность

застройки земельных участков, а во-вторых, нумеруются не сами дома, а

кварталы и околотки.

В переулке, где я поначалу жил в Токио, через несколько домов от меня

помещался портной, а за углом к нему примыкало здание профсоюза медсестер.

Первое время я никак не мог понять, почему мои бандероли с московскими

газетами нередко попадают в этот профсоюз.

Когда я воспользовался близостью портного, то был поражен, увидев на

подкладке костюма этикетку с моим собственным адресом.

Оказалось, что и у меня, и у моих соседей, и у портного, и у профсоюза

медсестер -- словом, у всех тех, чьи участки смыкаются друг с другом,

образуя околоток, который можно обойти по периметру, один и тот же адрес.

Когда находишься в счастливом неведении подобных сложностей и,

знакомясь с японцем, получаешь от него визитную карточку с телефоном и

адресом, кажется, что разыскать и встретить этого человека в нужный момент

-- дело простое.

В конце концов, если не сумеешь проехать сам, возьмешь такси и дашь

карточку с адресом шоферу. Но, увы, даже эти профессиональные знатоки города

могут ориентироваться в нем лишь зонально. Вместо адреса они в переводе на

московские понятия привыкли слышать примерно следующее: Замоскворечье,

Серпуховка, направо по трамвайным путям до остановки "Школа".

А дальше уже никакой адрес сам по себе ничего не дает. Дальше шофером

такси надо править как запряженной лошадью, говоря ему в нужных местах:

"направо", "налево", "прямо".

Эти три японских слова приезжий запоминает относительно быстро. Для

четвертой команды вполне годится международное слово "стоп". Беда, однако, в

том, что, помимо этих терминов, надо знать, куда ехать.

И тут уже никак не обойтись без карты. Вот почему каждый житель Токио,

сговариваясь о встрече, тут же непременно чертит на листке бумаги план: как

добраться до условленного места.

Люди, часто принимающие посетителей дома, обычно оставляют пачку

отпечатанных на ротаторе схем где-нибудь в табачном киоске у ближайшей

трамвайной остановки. Карты своего местоположения печатают на рекламных

спичечных коробках гостиницы, кинотеатры, бары, кафе. Такие графические

дополнения к адресу прилагаются даже к приглашениям на официальные приемы.

Но даже листок, собственноручно начертанный адресатом, не избавляет вас

от блужданий. Он приоткрывает тайну не больше, чем зашифрованная схема

подступов к кладу, спрятанному на необитаемом острове, и сулит столь же

богатые приключениями поиски.

Когда ведешь машину сам, благоразумнее всего передать роль штурмана

жене, чтобы ответственность за толкование карты лежала на ней. Если же такая

схема попадает в руки шофера такси, он никогда не утруждает дополнительными

расспросами ни своего пассажира, ни пешеходов на улице, а с завидной

уверенностью мчится куда-то вперед, пока не заедет в тупик.

Когда машина делает отчаянные попытки развернуться, сшибая цветочные

горшки и пластмассовые урны для мусора, вас вдруг осеняет: ведь, кроме

исполненного тайн чертежа и бесполезного адреса, на визитной карточке есть

еще и телефон. Уж тут-то не может быть загадок!

Вы отыскиваете в ближайшей лавочке автомат, с облегчением слышите в

трубке голос вашего знакомого, извиняетесь за опоздание и просите, чтобы он

сам, как японец японцу, в двух словах объяснил дорогу шоферу. Инструктаж,

однако, затягивается на целых полчаса, а потом вам приходится звонить из

разных мест еще, и еще, и еще, ибо объяснить, где в данный момент находится

машина, так же трудно, как, понять, куда надо ехать.

Лишь после опросов местных жителей и посещения двух-трех полицейских

будок выясняется, что вместо бензоколонки фирмы "Идемицу", возле которой

живет ваш знакомый и которая фигурировала в качестве главного ориентира на

его схеме, вы сделали правый поворот у другой, точно такой же бензоколонки

той же самой фирмы.

Добравшись в конце концов до места, вы испытываете даже некоторое

удивление. Наслушавшись тут же множество куда более страшных историй, вы в

назидание рассказываете токийским друзьям о чудесах древней планировки

Пекина, где все улицы пересекаются только под прямыми углами и направлены

строго по странам света.

Из-за этого у коренных жителей китайской столицы настолько развилось

чувство направления, что вместо слов "направо" или "налево" они говорят:

"Идите на север, а на третьем перекрестке поверните на запад". Утверждают

даже, что если пекинца с головой накрыть простыней, провезти его по

госпитальным коридорам и лифтам и положить на операционный стол, то на

вопрос хирурга: "Где болит?", он, не задумываясь, ответит: "На западной

стороне живота".

Японцы в таких случаях отшучиваются тем, что их адресная система

выдумана для того, чтобы сбивать с толку кредиторов.