Подход малых стран к перспективам многостороннего сотрудничества с лидерами

С приходом к власти первой администрации Р.Рейгана (1981-1984) в американской политике в Азии произошли изменения. Установка на свертывание американского военного участия в региональной политике была отвергнута. В конце 70-х годов вопрос о регионализме стал рассматриваться в контексте идеи тихоокеанского сообщества. Однако важно отметить, что с самого начала существовало два подхода к этому проекту. Первый, расширительный, был характерен для, так сказать, внешних по отношению к «пространственному ядру» держав - Соединенных Штатов, СССР, а в меньшей степени - Японии, Австралии и Канады. Суть его состояла в восприятии всего азиатско-тихоокеанского региона как некоей экономической и военно-политической общности, так или иначе включающей в себя бoльшую часть государств региона.

В таком контексте регионализм подразумевал формирование если не структур, то регулирующих механизмов. США стремились сделать таковые основой регионального сдерживания СССР, а возможно, и КНР; Советский Союз пытался нейтрализовать устремления США, помешав странам региона договориться с Вашингтоном. СССР, не оставлявший идеи «коллективной безопасности», усматривал в тихоокеанском сообществе американскую контр-идею и боролся против нее. И Вашингтон, и Москва неумеренно акцентировали военные аспекты регионального сотрудничества, считая их ключевыми. Конфронтация сверхдержав по вопросам тихоокеанского регионализма была обычной «биполярной» конкуренцией за союзников.

Расширительному подходу к тихоокеанскому сообществу, хотя не в явной форме, противостоял ограничительный. Малые и средние страны к началу 80-х годов осознали специфику своих национальных задач по сравнению с интересами лидеров, как минимум, в том, что касалось приоритетов национального развития. Расширение масштабов сотрудничества до всего азиатско-тихоокеанского ареала неизбежно должно было включить в сферу интересов регионализма весь объем практически неразрешимых политических противоречий, например, Японии с СССР, Тайваня с КНР, СССР с США, Японией и Китаем, Южной Кореи с КНДР, КНР, СССР и т.д.

Малые государства не имели возможности влиять на решение этих проблем. Интересам их хозяйственного развития более соответствовало избирательное сотрудничество. Причем избирательность должна была оказаться строгой, так как «регионализация» отношений даже с подконтрольной США в военной сфере Японией вызывала страхи молодых государств, стремившихся избежать не только политического, но и экономического доминирования любой державы. Малые страны выступали за кооперацию в первую очередь между государствами с сопоставимыми потенциалами. Практически речь могла идти о государствах АСЕАН, с которыми по этому признаку были совместимы Тайвань, Южная Корея и Гонконг, хотя последние вместе с Сингапуром существенно опережали Малайзию, Индонезию, Филиппины и Таиланд.

Конечно, экономическая регионализация, а ограничительный подход ориентировал в основном на нее, не мыслилась в отрыве от Японии и США как лидеров тихоокеанского района. Но заинтересованность в преференциальных отношениях с ними не вытесняла сознательного стремления стран зоны пространства оставить лидеров на «внешнем» рубеже регионализма, избежать включения их в восточно-азиатское региональное сотрудничество на правах и условиях, которые складывались постепенно между малыми и средними государствами. Иными словами, ограничительный подход подразумевал два уровня (внешний и внутренний) и две скорости (опережающую - для малых и средних стран и запаздывающую - для остальных) регионализации, твердо ориентируя на экономическое, а не военно-политическое взаимодействие.

Дискуссия о военно-политическом или экономическом векторе тихоокеанского регионального сотрудничества, показавшая преобладание сторонников второго, отражала новую реальность: на основе опережающих темпов роста (в 70-х годах в среднем темпы годового роста экономик стран Тихоокеанской Азии составляли 6-9%, в то время как европейских - 3-4%) в регионе возникли «новые индустриальные страны». Ими прежде всего стали четыре «тигра» Восточной Азии (Гонконг, Сингапур, Тайвань, Южная Корея), к которым «подтягивались» государства АСЕАН с официально присоединившимся к их организации в 1984 г. Брунеем.

В принципе США были заинтересованы в закреплении тенденции к экономической консолидации в Восточной Азии, так как успехи развития способствовали внутренней стабилизации местных консервативных режимов и укреплению их способности противостоять деструктивным воздействиям. Поэтому американская сторона выступала за регионализм в той или иной его форме. Но одновременно Вашингтон стремился приобрести возможно бoльшую степень контроля над региональными процессами, обеспечить их сопряженность с американскими военно-политическими задачами.

Речь шла о том, будет ли экономическая прото-интеграция в Восточной Азии основой для укрепления существующей структуры региональной безопасности, базирующейся на военных усилиях США; или же смысл взаимного тяготения стран региона по-прежнему состоит исключительно в развитии экономического сотрудничества. При первом сценарии США могли рассчитывать на роль универсального гегемона, при втором - они должны были оказаться, скорее, в роли спонсора. В обоих случаях Вашингтону отводилась существенная роль. Но в первом - США как военный лидер могли без усилий навязывать слабым партнерам свое видение региональных реалий, а во втором - влияние Соединенных Штатов могло уравновешиваться экономическим весом Японии, да отчасти и постепенно укреплявшимися возможностями малых и средних стран.

В перспективе экономический вариант регионализма позволял рассчитывать странам «пространства» на более равноправное положение в отношениях с лидерами. Но даже к этому варианту малые и средние страны на протяжении 80-х годов не были готовы - столь самоочевидными были их экономическая слабость и отставание. Поэтому, не отвергая идеи интеграции в ее экономической версии, они стремились отодвинуть ее сроки таким образом, чтобы лучше к ней подготовиться, отладить механизм взаимодействия и сотрудничества на внутреннем, асеановском, уровне с тем, чтобы в дальнейшем быть способными отстаивать свои интересы в отношениях с лидерами на коллективной основе. При совпадении принципиальных установок в отношении необходимости развития восточно-азиатского экономического сотрудничества это тактические расхождение на протяжении большей части 80-х годов оставалось источником трений между США, с одной стороны, и малыми и средними странами, с другой.

В 1980 г. накопленные инвестиции Японии в Восточной Азии достигли 8,643 млрд. долл., составив 27% японских прямых зарубежных инвестиций по сравнению с 26% - в США и Канаде и 18% - в государствах Латинской Америки. С 1980 г. Япония стала главным торговым партнером стран АСЕАН, поглощая 27% их экспорта и обеспечивая своими поставками 22% импорта. В негласном противостоянии США и малых стран японская сторона играла роль буфера, хотя сама она не претендовала на эту роль и местные страны ее к этому не призывали. Но, по сути дела, Токио, воздерживаясь от критики США, склонялся к экономическому сценарию интеграции, оправдывая свое «своеволие» ссылками на мирную конституцию и невозможность участия в региональном военно-политическом сотрудничестве. Более того, японское правительство осторожно пыталось воздействовать на США, стремясь убедить их в целесообразности согласиться с мнением малых стран, тем более что их невозможно было заставить его изменить. Переломным в этом смысле можно считать 1985 г., когда японской дипломатии впервые удалось убедить США официально согласиться с асеановским видением перспектив региональной интеграции как интеграции экономической. Приблизительно с этого времени инициатива в развитии регионального диалога по экономическим и политическим вопросам перешла к малым и средним странам, а лидеры, сохраняя возможности влиять на ситуацию, все же стали воздерживаться от попыток особенно явно направлять региональные тенденции.

Возможно, это было связано с опасениями США спровоцировать отчуждение с восточно-азиатскими странами, которое и без того нарастало в середине 80-х годов из-за несколько неожиданного и для США, и для СССР нарастания в регионе антиядерных тенденций. Отчасти они были «индуцированной реакцией» на нейтрализм Юго-Восточной Азии, так как в их основе тоже лежала идея дистанцирования от советско-американского противостояния, которое в начале 80-х годов казалось возможным источником реального конфликта. Важно, что усиление антиядерных тенденций происходило на фоне роста интереса СССР к островным государствам этой части мира. Советский Союз в 1987 г. заключил соглашения о рыболовстве с Вануату, что было расценено на Западе как шаг к попытке приобрести новую базу на Тихом океане, хотя через год это соглашение не было возобновлено ввиду его выявившейся нерентабельности. Не удались и попытки установления более тесных экономических связей с Кирибати, Тувалу, Западным Самоа и Соломоновыми островами.

В августе 1985 г. Австралия, Новая Зеландия и пять малых стран южной части Тихого океана подписали договор о создании безъядерной зоны в этой части мира (договор Роратонга вступил в силу в декабре 1986 г.). Этот договор запрещал странам-участницам производить, испытывать, разрабатывать, владеть и использовать ядерное оружие. Вопрос о запрете или разрешении заходов в свои порты иностранных кораблей с ядерным оружием на борту каждое государство должно было решать самостоятельно. Однако, как отмечает М.Мазарр, страны региона «боялись ядерной войны больше, чем советского авантюризма»¹¹ и поэтому стали уклоняться от военного сотрудничества с США. В особенно энергичной форме это проявилось в политике Новой Зеландии, которая запретила заходы в свои порты американских военных кораблей, чем вызвала решение США в 1987 г. заморозить оказание военной помощи Новой Зеландии и сотрудничество с ней по линии АНЗЮС.

После владивостокской речи М.С.Горбачева изменился подход СССР к странам зоны пространства. Советский Союз отказался от попыток расширить свое присутствие в южных районах Тихого океана. Зато стал возрастать интерес Москвы к нормализации отношений с Южной Кореей. Под давлением США в 1986-1987 гг. в этой стране началась либерализация. Глава режима, Чон Ду Хван, принял решение провести новые президентские выборы в 1987 г. и, предварительно назначив нового кандидата правящих сил, ушел в отставку. В декабре 1987 г. президентом был избран Ро Дэ У - бывший военный, ушедший со службы перед тем, как стать кандидатом на президентский пост. Это открыло путь к улучшению советско-южнокорейских отношений. В апреле 1989 г. были установлены торговые связи Москвы и Сеула, а в 1990 г. - дипломатические отношения. Со своей стороны, США объявили в январе 1990 г. о намерении сократить военное присутствие в Корее с 45 до 43 тыс. чел. Это решение привело к оживлению диалога между двумя частями Кореи, в центре которого оказалось превращение Корейского полуострова в безъядерную зону и заключение договора о ненападении между Пхеньяном и Сеулом (подписан в декабре 1991 г.). При этом стабилизация обстановки в Корее отвечала интересам обеих сверхдержав. Как отмечал корейский специалист Янг Рэ Ким, «избегая в Азии прямой конфронтации со своим главным военным соперником, Соединенными Штатами, Советский Союз стремился сохранить статус-кво в благоприятных для него международных условиях»¹².

Тенденция к демократизации стала распространяться и на другие страны региона. В 1986 г. под давлением населения, части военных кругов и США президент Филиппин Ф.Маркос был вынужден покинуть страну, и главой государства стала Карасон Акино. Новое руководство было заинтересовано в американской помощи, одним из негласных условий которой было сохранение американских баз на филиппинской территории. Правительство К.Акино подготовило компромиссный вариант договора о базах (срок старого истекал в 1991 г.), который отодвигал срок их перехода под филиппинский контроль на 10 лет - до 2001 г. Однако в сентябре 1991 г. сенат Филиппин большинством в один голос отказался ратифицировать этот договор. Впрочем, эвакуация американских вооруженных сил с Филиппин была ускорена стихийным бедствием - в результате извержения вулкана на о. Лусон авиабаза Кларк-Филд стала непригодной для использования. Военно-морские силы из Субик-Бэй было решено в течение трех лет частично передислоцировать в Сингапур, предложивший Соединенным Штатам свое содействие.

Установка СССР на нормализацию отношений с КНР, продвижение к урегулированию афганской проблемы и одностороннее сокращение советских войск на границах с КНР и в Монголии создали условия для компромисса по проблеме Камбоджи. Несмотря на военное преобладание Вьетнама на территории трех стран Индокитая, вьетнамские силы не могли подавить сопротивления «красных кхмеров». Страны АСЕАН поддерживали коалиционное правительство Демократической Кампучии во главе с Н.Сиануком, формулируя инициативы по урегулированию ситуации, которые отвергались Ханоем, выдвигавшим собственные предложения.

В 1988 г. по инициативе Индонезии в Богоре была проведена международная конференция по Камбодже, в ходе которой были осуждены одновременно все противостоящие группы и был инициирован мирный процесс. Эта попытка не принесла примирения. Только когда в январе 1989 г. вьетнамское руководство заявило о намерении вывести свои войска из Камбоджи к сентябрю 1989 г., открылся путь к созыву Парижской конференции по Камбодже с участием четырех камбоджийских сторон, Вьетнама, стран АСЕАН, СССР, США и КНР. Но и эта попытка не остановила гражданскую войну в стране: Китай продолжал поддерживать «красных кхмеров», а Вьетнам - правительство в Пномпене. Однако США и СССР уже пришли к пониманию необходимости добиться прекращения поддержки всех камбоджийских сторон извне. Соответственно, Москва стала свертывать свою помощь СРВ, а США - «красным кхмерам». Стремясь не оказаться в изоляции по камбоджийскому вопросу, начало оказывать давление на «красных кхмеров» и правительство КНР.

В результате в 1990 г. по инициативе Австралии и под эгидой ООН удалось создать из представителей всех камбоджийских сторон временный совет по прекращению огня и договориться о размещении в Камбодже миротворческих сил ООН для обеспечения условий проведения свободных выборов. В сентябре 1990 г. в Джакарте состоялась еще одна конференция по Камбодже, на которой, наконец, был принят сводный план камбоджийского урегулирования, предусматривавший проведение выборов в стране в 1993 г.

¹ Prospect for Regional Stability: Asia and the Pacific / Report Submitted by a Special Study Mission to Asia and the Pacific, January 2-27, 1978. Committee of International Relations, US House of Representatives. Washington: GPO, 1978. P. 1.
² Prospects for Regional Stability. P. 2.
³ Haas M. The Asian Way to Peace. A story of Regional Cooperation. New York: Praeger, 1989. P. 43.
⁴ Цит. по: Wilson R. The Neutralization of Southeast Asia. New York: Praeger, 1975. P. 4.
⁵ Haas M. Op. cit. P. 44.
⁶ Wilson R. Op. cit. P. 29.
⁷ Wilson R. Op. cit. P. 73.
⁸ Prospects for Regional Stability. P. 2.
⁹ Wanandi J., Hadisoesastro M. Indonesia’s Security and Threat Perceptions // Threats to Security in East Asia - Pacific. National and Regional Perceptions / Ed. by Charles Morrison. Lexington: Lexington Books, 1983. P. 99.
¹⁰ Clough R.N. Embattled Korea: The Rivalry for International Support. Boulder, 1987. Ch. 3, 7.
¹¹ Mazarr M. Op. cit. P. 155.
¹² Young Rae Kim. The Soviet Unions’s Shifting Policy Toward East Asia. P. 141.

Раздел IV. УПЛОТНЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА. СТАНОВЛЕНИЕ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ СТРУКТУРЫ СТАБИЛЬНОСТИ (1991-1995 ГГ.)

Кризис традиционного лидерства на региональном уровне, так же как и на глобальном, до 1991 г. носил относительный характер. Он не означал упадка военно-политической мощи США, Советского Союза и Китая до уровня, ставившего под вопрос способность каждой из этих держав энергично, в том числе вооруженным путем, отстаивать свои интересы. Ослабление лидерства выражалось, скорее, в падении морально-психологической готовности крупных держав поступать таким образом, то есть продолжать активную, наступательную региональную стратегию.

За ростом сомнений в ее целесообразности стояло, конечно, прежде всего сокращение финансово-экономических возможностей лидеров сохранять высокий уровень военных расходов без ущерба для национальных экономик. Но одновременно важным было и изменение внешнеполитических установок правящих элит наиболее мощных региональных держав: на протяжении второй половины 80-х годов характерные для предшествовавшего периода синдромы «внешних опасностей» постепенно преодолевались - прежде всего это относилось к отношениям СССР и США, а затем - СССР и КНР.

Однако со структурной точки зрения более значимым было не столько «самоограничение» лидерства и принижение его роли, сколько постепенное изменение типа взаимоотношений держав-лидеров со странами «зоны пространства» в сторону усвоения первыми черт и правил поведения последних. Именно это «опространствение» внешнеполитического поведения США, Японии, а затем и России, их отказ от типических принципов лидерской линии - таких, как примат односторонних действий, почти демонстративная иерархия предпочтений в отношениях с другими государствами, жесткость в отстаивании своих идей и предложений - характеризует движение региональной структуры к пространственному типу самоорганизации. Этот тип структуры, как уже отмечалось, не вполне определился - в той мере, например, как не вполне прояснились структурные последствия «ужатия» советского влияния в регионе до масштабов российского. Соответственно, вместо подробного описания всех его характеристик в последующем изложении придется ограничиваться, скорее, выделением и иллюстрацией его главных типологических черт.